Сводные влюбленные

12

Макс, 10 мая, День матери

Я остановил мотоцикл у тротуара и снял шлем, заведомо натянув улыбку для Памелы. Девушка была крайне сосредоточенна на том, что ей говорили по телефону, а потому заметила меня, лишь когда я помахал рукой перед ее лицом. Она тут же сбросила звонок, прижимаясь ко мне в объятиях.

— Чего стоишь такая хмурая? — поинтересовался я, щурясь от яркого солнца.

— Да вот, поздравляла мамулю с праздником, — вздохнула блондинка, сопутствуя выпусканию воздуха опусканием плеч. — Ты свою поздравил, кстати?

— Буквально только что, — кивнул я.

Можно ли списать на совпадение то, что Этти не оказалось дома к моменту моего приезда? Во время двух из трех моих визитов после того злосчастного семейного ужина от сестрицы оставалась лишь выпечка. Отличительным, правда, стал раз, когда она повела Пон-Пона гулять (от роду такого не делала), как только я переступил порог дома.

Нет, пожалуй, совпадения тут исключены.

— Вот и молодец, — сказала Памела и начала пощипывать переносицу. — А мне надо было послать подарок почтой. У родителей очередной сеанс разгрома праздничного сервиза. Иногда мне кажется, они хранят его чисто для того, чтобы потом собирать осколки по кухне. Хотя сегодня они переместились в гостиную. Должно ведь в жизни быть разнообразие.

— Из-за чего на этот раз? — Я коснулся ее покрасневшего от пощипывания носа пальцем, приободряя.

— Из-за того, что мама не получила подарка от папы.

— Она же не его мать… — не понял я и тихо добавил: — Надеюсь.

— Нет, но она мать пятерых его детей. Детей рожать — не пирожки печь. Я бы ей вообще памятник при жизни поставила за такой подвиг.

Памела мотнула головой, будто подумала о чем-то неприятном, набрала полную грудь воздуха и на выдохе сказала:

— И все же они такой шум подняли, словно он ей шестого предложил завести. Может, это был лишь повод…

— Сочувствую, Пэм.

Девушка уткнулась лбом мне в грудь и забубнила в рубашку:

— Мэйбл до сих пор со мной не разговаривает, хотя с тем качком давно рассталась. Она забрала Талиту и Эбби из дурдома под симфонию бьющейся посуды, и сейчас они катаются на аттракционах без меня.

Я поглаживал спину подруги, пока она продолжала жаловаться, используя меня как опору и взмывая то одну, то другую руку в стороны.

— А теперь еще этот Клив! Он обещал встретиться со мной здесь полчаса назад, но мало того, что его нет, так он еще: «Привет, это Клив! — пародировала мужской голос на автоответчике Пэм. — Да, тот самый Клив, который вам зачем-то нужен. Я сейчас занят, оставьте сообщение после пиииии…»

— Как противно.

— Скажи! — охотно согласилась подруга, отлипая от моей рубашки.

— Я про «пиииии…» — пошутил я, и получил заслуженный шлепок по плечу.

Оно того стоило: на щеках Памелы как раз появились ямочки, когда в ее кармане заиграла песня «Everybody» группы Backstreet Boys. Блондинка закрыла мне рот рукой, предупредив:

— Знаю, знаю. Она засела у меня в голове. Ни слова. Алоу!

Спустя тридцать секунд последовательных «Угу», «Ага» и «Ясно», а также подпрыгиваний светлых бровей девушки, она сбросила звонок и выдала:

— К черту его. Раз хочет, пусть развлекается со своими салатами без меня.

— Вот это уже другое дело, — похвалил с улыбкой. — Может, я сопровожу тебя, куда должен был сопроводить он? С меня все еще причитается за фиаско с ужином.

Памела в очередной раз заверила, что не обиделась ни на меня, ни на Этти, и в извинениях нет необходимости. Новостью же стало то, что на днях моя сестрица звонила Пэм и признала свое поведение неподобающим, — это даже больше, чем то, на что я мог рассчитывать.

После непродолжительных уговоров Памела все же согласилась немного развеяться со мной. Мы зашли в первое попавшееся кафе, но ели по большей части молча, пока Пэм не спросила:

— Это она?

Не было необходимости уточнять, чье имя кроется под «она». Я уже знал это: понял по выражению миловидного лица напротив, по тому, как был задан вопрос. Но ответить на него не хватало духу.

— Полетт — та, из-за которой ты порвал с Керой? — повторила попытку достучаться до меня девушка.

Я не вымолвил ни слова, и Памела сдержанно кивнула.

Последующие три минуты тишины давили на меня с невообразимой силой. Щеки горели, а глаза отказывались подниматься на подругу.

О чем она думает? Что моя тяга к сестре значит для нее? Для нас? Для нашей дружбы? Все будет по-прежнему? Она не отгородится от меня как от конченного извращенца? А если отгородится? Или еще и Бадди в это все посвятит…

Так, спокойно. В любом случае можно все отрицать. Ответа я не дал, а значит, в щекотливой ситуации можно списать все на недопонимание, перевести в шутку, довести до абсурда и…

— Хочешь подкорректировать мою анкету на сайте знакомств? — бодро защебетала Памела, подбивая мою руку своей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я растерянно заморгал, выпадая из панических мыслей, оставил в покое тарелку, на которой (как оказалось) усердно выводил узоры вилкой, и встретился взглядом с большими зелеными глазами.

— Анкету? — переспросил тихо.

— Ее самую, — хихикнула блондинка. — Клив позади, сердце свободно — пора возобновлять поиски того, кто займет в нем место!

— Ты готова доверить мне такое ответственное дело? — несмело улыбнулся я, полный благодарности за то, как ловко подруга сменила тему.

— Ну, себе-то я больше не доверяю. Моими стараниями привлекаются какие-то крайне странные личности.

— Как скажешь. — Дышать разом стало как-то легче, и я улыбнулся теперь уже расслабленно, забирая протянутый смартфон с открытым профилем в тиндере [55].

— О! — спохватилась Пэм, спешно пережевывая кусок говядины. — Напиши там, что я терпеть не могу салаты!

Полетт, 19 мая

МакКензи обещал прийти ко мне с минуты на минуту. До тех пор моя попа зиждилась на полу, а я пыталась завязать бант на подарочной коробке так, чтобы он не казался делом рук эпилептика, и выслушивала причитания Грейс касательно именинницы:

— У Лоис центр массы в пятой точке — ее постоянно заносит, и она не может не сетовать на это.

Девушка сидела на моей кровати, а под мостиком из ее ног спал Пон-Пон — впервые они находились в одной комнате и при этом не угрожали друг другу расправой. Массивные черные ботинки Грейс стояли на полу, чему я была несказанно рада, так как чистотой они не отличались.

— Она справится, — защищала подругу я, — ей просто нужно больше времени.

— А у Бена дурная привычка подпевать, — стенала Кучеряшка, закатывая глаза. — И песню, главное, такую богатую на слова выбрали. Блевать хочется.

— Ладно, поищу им другого хореографа.

Резиновый мячик, который последние пятнадцать минут то и дело отскакивал от стены, врезался мне в плечо.

— Ауч! — с напором возмутилась я и прикрыла место ушиба.

— Танец мой и точка, — не признавала вины Грейс, сжимая пойманный мячик в ладони. — Просто было бы здорово, если бы они оба заткнулись и…

Синие глаза широко распахнулись и устремились куда-то сквозь меня.

— Земля вызывает Ларсен, — щелкала пальцами я, — прием!

— Они прогуляются по луне, — прошептала она все в том же далеком от связи с миром состоянии, а спустя пару взмахов ресниц вышла из него и указала на меня пальцем: — Танец за мной. И возмущения не принимаются, Косичка.

— Не называй меня так.

— Как скажешь, Плетенка.

Я покачала головой с едва сдерживаемой улыбкой; отодрала скотч, что прилип к кисти; склеила им две части банта и выдохнула: «Фух», приступая к оформлению открытки.

— Бантик отпад, — похвалила Грейс.

Я опасливо глянула на нее: как бы сейчас по нему своим мячиком не зарядила.

— Что?

— Ты умеешь говорить приятные вещи, — с недоверием отметила я.

— Особо не привыкай. И хотя бант зачетный, дни рождения все равно отстой.

Я не поверила своим ушам:

— Ты не любишь дни рождения? Даже свои?

— Это абсолютно идиотская традиция праздновать день, когда тебя выпихнули из чьей-то вагины, шлепнули по заднице и выпустили в мир, где до тебя никому нет дела. Очередной повод нажраться в хлам и убить десяток-другой клеток мозга, которыми все равно не пользуешься. А паршивее всего то, что такой повод внезапно появляется у всего твоего ближайшего окружения. Поэтому да. Дерьмо, а не праздник.

— Ясно, — протянула я, продолжая писать поздравления Лоис на открытке. — Сменим тему. Почему бы тебе не попробовать себя на «So you think you can dance» [56]? У тебя определенно есть все шансы пройти.

— Я была на кастинге, — скучающе ответила подруга, перекатывая мячик в руках. — Ты знала, что несовершеннолетних берут с дозволения родителей или опекунов? Мой дядя сказал: «Коль хочешь плясать, я найду тебе местечко получше».

— И почему в таком случае ты танцуешь стриптиз?

Вишневые кудри колыхнулись синхронно с наклоном головы, когда она ответила:

— А он управляющий в этом клубе. Формально моя ставка за ночь шла на мое же содержание: еда, иной раз медицинские расходы. Официально, понятное дело, этой ставки не существовало, потому что работала я нелегально. Но вот чаевые и половина с приватов доставались мне, как положено. Естественно, что-то перепадало на лапу дядюшке, неплохо на мне зарабатывал и клуб, но главное, что у меня была возможность обеспечить себя финансово. Я старалась зарабатывать и, следовательно, откладывать как можно больше, а потому не так давно собрала все свои немногочисленные манатки и съехала. Ты ведь знакома с Мэй? Кореянка, которая считает, что глиттера много не бывает. Она еще встречается с твоей подругой. Так вот я живу с ней в автобусе, а-ля дом на колесах, — единственной части наследства родителей, которая сохранилась до моего совершеннолетия.

Грейс вернулась к метанию мяча, абсолютно не заинтересованная моей реакцией на сказанное. Резиновый шарик пролетал мимо меня, то и дело ритмично отскакивая от воображаемой мишени на стене и неизменно попадая в руки девушки.

— Какой ужас, — наконец выдавила я.

— Если под ужасом ты имеешь в виду жизнь в автобусе, то она просто зашибись, — не согласилась с моей категоричностью девушка. — Куча зеленых на апгрейд — и вуаля! — комфортабельное жилище в разы дешевле прочих. Если пилон, то танцы есть танцы и, пока меня не лапают, я довольна. У нас хорошие девчонки. Некоторые работники бара и охраны — тоже ничего. Да и на мой текущий заработок можно нормально жить.

— А твои… Вернее, я соболезную… потере родителей… — Вот тут должен появиться МакКензи со своим: «Комар!». — Но как же так вышло, что наследство…

Грейс прервала мой неловкий лепет:

— У меня был брат. Старше меня на десять лет. На момент смерти родителей ему стукнуло двадцать два. Я была под его опекой следующие два года. Он совмещал учебу с работой — получалось не очень. Из-за задолженностей по ипотеке дом изъяли, но у нас оставался списанный автобус, который купили родители. Айзек разгреб хлам, затащил туда раскладушки, обогреватель и даже сделал подобие кухни. Ванной комнаты как таковой не было, но школьные и университетские душевые никто не отменял.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мяч продолжал отскакивать от стены, но звуки его ударов не мешали повисшему молчанию действовать мне на нервы.

— А вскоре после этого, — завершив паузу, тише сказала Грейс, — Айзек заигрался тем, что сам толкал, и прокурил оставшиеся извилины. Был брат — и нет брата.

Зуб даю, под нос она пробурчала: «Гусеница несчастная». И прозвучало это до того печально, что я направилась к ней с раскрытыми для объятий руками. Они должны были быть липкими от скотча, зато теплыми от сердца.

— Я рассказала это не для того, чтобы ты меня жалела, — заявила Грейс, выставляя ладонь в останавливающем жесте. — Прибереги эти нежности для своего нездорово-любимого братца или той сволочи, которую зовешь Пон-Поном.

Будто понимая, что речь идет о нем, кот повернул морду на девушку, и я решила вступиться за пушистого:

— Он не любит тебя, потому что от тебя пахнет псиной и сигаретами.

Грейс хмыкнула и пригрозила коту своими когтями, на что он дружелюбно зашипел.

— Кстати, Косичка, не слишком ли самовлюбленно? — спросила Грейс, указывая на подаренный Максом портрет на стене.

— Недостаточно, — ответила подруге я и поцеловала нарисованную себя, отчего Кучеряшка громко так, не по девичьи, засмеялась. И даже хрюкнула на радостях, побуждая на хихоньки уже меня.

Сперва я хотела выкинуть все подарки Макса, порвать фотки. Может, еще пару рубашек его ножницами порезать… Но потом решила не быть столь радикальной.

Да, сейчас мне больно, но МакКензи был прав: планета все еще вертится. Однажды мне станет легче и подаренный портрет будет радовать так же, как тогда, на Рождество. Сейчас же остается лишь делать вид, что это правда так, и ждать, когда притворяться больше не будет нужды.

Макс, 9 июня

Покидая штат Теннеси, я заехал в автомастерскую. Скорее для того, чтобы повидать старого знакомого, нежели по техническим причинам.

Чарли Вуд, как всегда, был чумаз, растрепан и приветлив. Третий пункт быстро перераспределился в число минусов, так как после крепкого рукопожатия моя рука была от и до в машинном масле.

— Каким ветром тебя сюда занесло, Макс?

— Предлагали работу неподалеку. Вот, решил заглянуть к тебе по пути домой.

Чарли трепал в руках грязное полотенце (надо полагать, руки вытирал) и интересовался, приму ли я предложение.

— Не уверен. — Я почесал затылок и тут же пожалел об этом: волосы стали липкими и, вероятно, далекими от чистоты.

— На вот, держи, — протянул мне серый комок парень. — С работой и правда все не так просто. Если тебе есть из чего выбирать, не пори горячку.

Выбор у меня действительно имеется. Помимо должности в Ноксвилле, вакантное место дизайнера может стать моим также в Джексонвилле, штат Флорида. Ближайшее к дому предложение работы для меня есть в городе Шарлотт.

— А сам-то в Каролину возвращаться не планируешь?

Не уверен, действительно ли Чарли не расслышал моего вопроса из-за шума вокруг или намеренно пропустил его мимо ушей, но он направил разговор в иное русло:

— Рад, что ты заехал, дружище. Думал, мы с тобой встретимся только на школьном вручении дипломов, а тут такая приятная неожиданность.

Мое затянувшееся «Эм» вызвало у Чарли улыбку:

— Кевин МакКензи сын брата моего отца и сестры моей мачехи.

— Серьезно? — удивился я, что механику показалось весьма забавным.

— Да, он приводил мисс «я-разнесу-твою-мастерскую» на Рождество.

Чарли сел на бампер ремонтируемой ранее машины и облокотился на нее руками.

— Знаю, у вас с ним свои разборки. Не горю желанием встревать. Надеюсь, в дальнейшем и не потребуется, но так как Кевин сам этого не скажет, скажу я: кроха Коллинз ему как сестра, которой у него никогда не было, понимаешь?

Я хмыкнул: знал бы он, как иронично это звучит в данной ситуации.

— Братец стоит горой за тех, кто ему дорог, и Полетт определенно попадает в их число. Это должно вас объединять, но, насколько я понял, именно это и мешает вам не дробить друг другу руки. — Парень помахал ладонью, подбивая воздух к своему носу: — Чуешь? Логикой и не пахнет.

Да, пахнет железом и бензином. Попутно проходить техосмотр как-то разом перехотелось.

— Наверное, — повел бровями я, надевая шлем. — Ладно, был рад повидаться и…

— Как бы там ни было, вам пора завязывать с этим детским садом, Макс. Хотя бы ради Полетт.

Я коротко кивнул, завел двигатель и, попрощавшись, поехал на прием к доктору Карр.

По дороге то и дело в голове всплывала Этти, льнущая к побитому МакКензи, прожигающая меня негодующим взглядом. Эта картинка сменялась все той же сестрицей на вручении дипломов. Этти обнимала меня, поздравляла, хвалила, но я не мог отделаться от чувства, словно что-то между нами сломалось.

Возможно, Чарли прав и этим чем-то были пальцы МакКензи. Возможно, я порчу наши с ней отношения неспособностью переварить их отношения с этим заносчивым хмырем. И, возможно, мне стоит задуматься о смене психотерапевта.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Полетт, 13 июня, вручение дипломов в старшей школе

Максу мантия шла больше. Лоис подогнала размер, но ощущение, что я в ней утону, никуда не делось.

Скрываясь под шапочками выпускников от палящего солнца, мы с Грейс ждали МакКензи неподалеку от подготовленной для торжественной части трибуны и смеялись над предстоящей речью Клариссы.

— Ницше говорил, — Грейс пародировала Бернар, делая голос раздражающе писклявым, — «Всякое добро исходит от зла». Так вот, это ложь. Я-то знаю, потому что сама являюсь чистейшим злом и все, что из меня исходит, — это желчь.

Я показала палец вверх и сделала свой ход:

— Свобода — это не то, что вам дали. Это то, что у вас нельзя отнять. Но я все же попытаюсь.

— Первая часть — Вольтер? — угадала Грейс. — Не дурно.

Она достала пачку сигарет и хитро улыбнулась, явно придумав очередную альтернативную версию напутственной речи «золотой девочки».

— Я часть той силы, что вечно хочет зла… [57]

Ларсен замолчала, недовольно откидывая с лица непослушные кудри, чтобы зажечь сигарету.

— И закончим на этом, — завершила я за нее, чтобы мы вновь засмеялись.

МакКензи возник между нами, отмахиваясь от сигаретного дыма и стараясь разглядеть что-то в телефоне. Компания парней в черных мантиях, гогоча и толкаясь, пронеслась неподалеку. Выпускницы крутились, создавая темные вихри ткани, и хихикали, используя кисточки шапочек как кисти для макияжа. Мы с Грейс разбавили свой стенд-ап еще парой шуток, а МакКензи по-прежнему торчал в телефоне. Кучеряшка перегнулась через плечо парня так, чтобы читать его сообщения, и ее проколотые пирсингом брови поползли к корням волос.

— До чего технологии дошли: Косичка уже телепатически тебе сообщения строчит, — сказала она на ухо МакКензи и сделала затяжку.

— Я подписал МакКуина твоим именем, — поспешил пояснить мне парень. — Моя мама как-то увидела его сообщение. Безобидное, но я решил перестраховаться на будущее. Ты не против?

Грейс выдохнула облако дыма ему в лицо:

— Знаешь, Кевин, на людях ты охренеть как круто строишь из себя мачо при том, что являешься скрытым геем, который целовался лишь трижды в жизни, и то с Косичкой. — Она указала на меня сигаретой.

— Грейс! — возмутилась я.

— Плетенкой. Нет, ну правда, ты вылитый натурал. С большим опытом общения с девушками. Если вы понимаете, о каком общении идет речь.

МакКензи покачал головой:

— Пожалуй, о некоторых вещах все же стоило умолчать. Для справки: мне не нужно обцеловывать половину города, чтобы хорошо держаться. А в силу того, что фанатики веры моих родителей таких, как я, именуют антихристами, признаться им сложнее, чем кажется. Вот в колледже буду открытым геем. Возможно.

Я постаралась проигнорировать последнее неуверенное дополнение. Долгие сомнения все же заставили МакКензи остановиться на университете Чапел-Хилла, но это не значит, что он должен вечно притворяться другим в угоду родителям. Однажды мне удастся подвести его к этой мысли, а пока лучше с щекотливой темы съехать. Я хитро улыбнулась, играя с его шляпой, и сказала:

— Думаю, и после отъезда тебе не стоит ставить рекорды по обцеловыванию половины города. Или хотя бы остановись на обцеловывании. Я была в венерическом диспансере — спасибо тебе, к слову, за оперативное восстановление памяти — там отвратно.

— И дорого, — поддакнула Грейс.

Парень цокнул языком:

— А ведь я планировал заработать звание «жигало». Насколько было бы иронично: сын священника — жигало.

— Настолько, что твою маму хватил бы удар, — засмеялась я. — Она мне нравится, давай оставим ее в живых.

Пробегающие мимо выпускники задели Грейс, и она выронила сигарету. Обрушивая на них шквал ругательств, от которого вяли не только уши, девушка подняла окурок, выкинула его в мусорный бак и потянулась за новой сигаретой.

— Ты ж изначально уходил с братом созвониться, — напомнила она МакКензи, потряхивая зажигалку.

Мой комментарий о том, что в дымовыделении Грейс могла бы обойти паровоз, остался без внимания. Как, впрочем, ранее проигнорировано было и замечание МакКензи о брани, превосходящей нецензурщину парней из команды по лакроссу [58].

— Технически Чарли мой кузен. И да, я созвонился. Он повез деда в больницу.

— Мистер Вуд болен? — поинтересовалась состоянием здоровья босса Грейс.

— Сердце схватило, но он уже под капельницей и уже уламывает любимого внука сбежать из палаты и выпить по кружке пива. Так что все образуется. Только вот на вручении их, понятное дело, не будет. Но Чарли пообещал отпраздновать со мной на неделе.

Я улыбнулась. Все же хорошо, что этот заносчивый механик может быть таким надежным другом для МакКензи. Даже ближе — старшим братом.

Интересно, где носит моего? Вся родня собралась, а он где-то шляется. Впрочем, если он притащит с собой Маклин, то пусть лучше оба катятся к чертовой бабушке.

— Ах да, Коллинз, — прервал мое мысленное возмущение друг, — Чарли говорит, чтобы мы заканчивали игры в кошки-мышки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Так и говорит? — усмехнулась Грейс, выпуская облако серого дыма вверх. — Сколько твоему кузену? Пять?

— Накинь двадцатку сверху. Если хотела совратить, то слегка опоздала.

Грейс закатила глаза, а я поинтересовалась:

— О какой игре идет речь?

— Нужно рассказать Максу правду, — дал мне словесную пощечину МакКензи.

— Еще чего!

— Тут угроза в основном для меня. Чем больше людей знает о моей ориентации, тем выше риск, что информация дойдет до родителей раньше… Что она до них вообще дойдет.

— Вот и давай не будем рисковать.

— Нет, будем. Макс должен знать, что мы с тобой просто друзья и что из твоей жизнь ему меня не выбить. В прямом и переносном смыслах.

— Может, всем вообще расскажем? Так удачно тут сегодня вся школа собралась, — ехидничала я.

Но на мой выпад брюнет лишь пожал плечами:

— Учеба окончена, мы скоро переедем в кампус и все равно прекратим притворяться парой.

— Можем притворяться до тех пор, пока ты не соберешься с духом, чтобы рассказать правду всем, — решительно заявила я. — Мне, например, все равно пока не с кем строить настоящие отношения, а ты свои планируешь скрывать и вдобавок моим именем прикрываться.

— Слушай, я не меньше твоего хочу и дальше проводить с тобой время, но желания стоять при этом на прицеле у Макса у меня нет. Раз вы еще не скоро признаетесь, что ваше собственничество не братское, а наши «отношения», — состроил кавычки друг, — катализатором в этом не выступают, уж лучше пусть он знает правду.

— Ну да, пусть позлорадствует, как же. Фиг ему! И с его стороны собственничество исключительно братское. Пока ты допускаешь вероятность обратного, мне тяжелее подавить собственные чувства.

МакКензи поджал губы, а Грейс фыркнула. Я отмахнулась от последней рукой:

— Помню-помню, ты находишь мою тягу к брату тошнотворной и плевать тебе, что он приемный. Но я не могу это просто выключить. И да, мне не плевать, что он думает.

— Кажется, я уже говорила, что если у вас обоих эта шиза начнется, то вперед и с песней, — возразила Кучеряшка. — Плюс, если Кевин прав и Макс такой же чокнутый, как ты, он будет слишком рад, чтобы злорадствовать. Я вот этой зимой общалась с чудиком, который ставил «люблю» и «сестра» в одном предложении. Причем любовь эта была, попрошу заметить, из разряда «давай заделаем ляльку».

Я скорчила гримасу:

— Мой брат тоже много чего говорит, но всегда прибавляет вот это «сестренка». Нет чтобы сказать: «Я люблю тебя, Этти. Давай соединим наши губы в страстном поцелуе…»

— Пусть наши сердца бьются в одном ритме… — театрально продолжил МакКензи, прикладывая ладонь к сердцу.

— Пульс учащается…

— Расстояние между телами сокращается…

— Вас бы да в немецкий кинематограф, — хлопала в ладоши Грейс. — Серьезно, импровизированная порнушка с неплохой завязкой. Хвалю и охотно послушаю продолжение, но спрошу пока не забыла — Этти?

Я кивнула:

— Сокращенно от «Полетт».

— Чтоб меня не вилкой в глаз!

— Это абсолютно новый уровень описания эмоций, — не без смешка заметил МакКензи.

Даже Ева так странно не выражается, а ведь иногда она говорит на другом языке.

— Так это ты Этти-конфе́тти, — все с тем же шоком на лице заявила Грейс.

— Не знаю, о чем ты, — мотнула головой я. — Только брат зовет меня «Этти».

— А твой брат такой… дылда блондин?

— Та-а-ак, — протянул МакКензи, — вот это уже интересней.

— Ты что, не видела его на фотках у меня дома? — удивилась я.

— Я не рассматриваю чужие семейные фото, — сказала кучерявая с таким выражением лица, словно я предположила, что она по ночам пьет кровь младенцев.

Решила не спорить и указала на МакКензи:

— Чертами на него хоть отдаленно похож?

Грейс пробежалась взглядом по лицу друга и после пары секунд задумчивости кивнула:

— Что-то есть. Но не такой смазливый.

— Эй! — возмутился МакКензи.

— Где ты видела Макса? — спросила, придвигаясь к Ларсен чуть ли не вплотную.

Пару часов спустя

Макс

Когда после церемонии вручения дипломов Этти засветила всеми своими двадцатью восьмью зубами (мудрой она стала рановато — ортодонту это не понравилось) и охотно согласилась прогуляться со мной, я насторожился. Еще больше подозрительности во мне поселилось, когда сестрица спросила, почему бы нам не поехать в парк аттракционов на мотоцикле.

Да предложи это я, она бы не упустила возможности покапать мне на мозги красочными описаниями меня же, только размазанного по асфальту!

— Ты ведь не взяла самокрутку у того парня с ирокезом, который тут шатался? — покосился на Этти я. — А то он только выглядит дружелюбно, знаешь ли.

Девушка засмеялась, а после вела себя несвойственно спокойно всю дорогу до парка. Ее покрытая шлемом голова лежала на моей спине, руки крепко сжимали торс и поглаживали его, когда мы останавливались на светофорах. Тогда я решил: вероятно, это мне самому хватило того, что парень с ирокезом на меня подышал.

Однако стоп-сигнал все же замельтешил красным перед моими глазами, когда уже во время пешей прогулки Этти с ангельским личиком начала расспрашивать, как обстоят дела у нас с Памелой.

— Мы вот с МакКензи расстались, — получил я признание в ответ на собственные увиливания.

Мои брови взмыли к корням волос, глаза увеличились до размеров тарелок, а сестренка лишь пожала плечами:

— Решили остаться друзьями.

— Серьезно? — все еще не верил в услышанное я. — Друзьями с бывшим парнем? Так не должно быть.

— Почему?

— Если однажды сошлись, легко вернуться на прежнюю тропу.

— А как на счет вас с Пэм?

— Так мы и не…

Этти вопросительно изогнула бровь, и я попытался исправить положение. Пришлось сказать, что наши отношения закончились, не успев начаться, поэтому тут все обстоит иначе. Сестренка с этим не согласилась.

— Знаешь, думаю, я должна тебе кое-что рассказать о нас с МакКензи.

— Может, поговоришь об этом с мамой? — поморщился я, опасаясь, что сейчас она начнет рассказывать о моментах их близости, которые мне потом не удастся выкинуть из головы.

— Это важно, Макс, послушай.

— Прошу, Этти, я не хочу знать. Давай лучше пойдем на русские горки, ты ведь любишь…

— Все было не по-настоящему, — громче сказала она, сжимая мою руку и возвращая внимание к себе.

— Что?

— Мы никогда не встречались с МакКензи.

Единственной реакцией на столь абсурдное заявление у меня был смех. Этти же не стала смеяться со мной, поэтому пришлось посерьезнеть:

— Ты же шутишь, да?

— Отнюдь. — Она сложила руки перед собой, как особа королевских кровей, и подняла голову повыше. — Мы всегда были друзьями, ими и останемся сейчас.

— Если ты переживала, что упустила возможность разыграть меня на первое апреля, то можешь считать, твоя миссия выполнена. Ты меня подловила. Пошли кататься.

Этти не позволила утащить ее к билетной кассе: уперлась пятками в землю и наклонила корпус в противоположную от меня сторону.

— Почему ты мне не веришь? — хмурилась она.

— Потому что это бред сивой кобылы. — Я прекратил попытки сопротивления ее воле. — Хочешь сказать, что почти девять месяцев притворялась девушкой МакКензи? Да как это вообще возможно?

— Легко. Легче, чем все это время притворяться беременной.

Шутки я не оценил, и сестрица цокнула языком.

— Ты же знаешь, я всегда говорю тебе правду.

— Ага. Особенно, когда утверждаешь, что девять месяцев врала.

Этти замешкалась, и я решил задать пару наводящих вопросов, пока она пребывает в этом шатком состоянии.

— Вы оба только изображали пару?

— Да.

— Зачем?

— Сложно объяснить. — Девушка потянулась к косе. — Все немного запутано…

— Это было спланировано с самого начала? — продолжал бомбардировку вопросами я.

— Что именно?

— То, что вы будете делать вид, будто встречаетесь.

— Не совсем.

— А точнее?

— Ну-у, сначала мы правда встречались, но не целовались. Разве что в щечку.

— А когда вам вдруг взбрендило начать делать все понарошку, больше даже так не целовались?

— Эм-м, — протянула Этти, быстрее перебирая пальцами плетение волос. — Ну, было один раз с языком. Но только один…

— Ясно, — замотал головой я. — Достаточно. Вы хоть правда расстались?

— Да мы и не встречались! — встрепенулась девушка.

Ее же слова полминуты назад сыграли с ней злую шутку. Понятия не имею, к чему был весь этот сыр-бор, но в итоге на меня махнули рукой, мол, верь во что хочешь. И, честно говоря, рассказ сестрицы был слишком хорош, чтобы в него не хотелось поверить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍После русских горок (на пару минут оглох от воплей Этти — нелегко Бадди живется), колеса обозрения (чуть не навернулись, когда сестрица решила поймать светлячка) и трех порций мороженного (как бы мама потом не сокрушалась, что нельзя есть его в таких количествах, когда у вас хронический тонзиллит), на меня перестали дуться, и мы остановились у вагончика со сладкой ватой.

— Одну, пожалуйста. — Я протянул купюру продавцу, вновь дивуясь, как в одну маленькую Этти влезает столько сладкого.

Солнце уже начало садиться, но мы продолжали бесцельно бродить по парку. Первое время Этти кусала свое розовое лакомство, а затем начала отщипывать кусочки руками. Словом, съев лишь половину, она сама уже была вся липкая и надумала сделать таким же меня.

Я отбивался как мог, но проиграл. Это был тот исключительный случай, когда утешительный приз в сотню раз лучше победного кубка: Этти посмеялась над моими возмущениями и забрала прилипший к моей щеке кусок ваты. Своим ртом!

— Выглядишь так, словно тебе снова пятнадцать и родители поймали тебя с поличным за мониторингом сайтов для взрослых, — поддразнила Этти, облизывая клейкие губы. — Все нормально?

Я прокашлялся:

— Да, более чем.

И это «более чем» выпирало, поэтому я намерен был направиться в темнейший участок парка. Наши с Этти планы расходились: она преградила мне путь, протягивая еще один кусочек сладкой ваты. На этот раз сестрица держала его возле моего лица, но не старалась запихнуть в рот.

— Хоть попробуй, — уговаривала она.

— Я даже твоих пальцев не вижу, — отмазывался я. — Укушу ведь.

— А ты обхвати губами или пройдись языком.

— Это негигиенично, — замотал головой, когда внутри все содрогнулось.

— Да брось, — строила глазки девушка, — всего разок. Ты ведь хочешь.

— Не особо люблю сладкое.

— А меня?

Никогда прежде не колебался перед ответом на этот вопрос. Сложно сказать, что сбивало с толку в большей мере: то, что сам я весь вечер решался признаться в истинных чувствах, или то, какой подтекст нашел в ее махинациях со сладкой ватой. Однако играющая на всю площадь песня «Tell Her You Love Her» [59] группы Echosmith призывала к действиям.

Этти придвинулась ближе ко мне. Так, что ее грудь касалась моего живота. Вырез на платье, которое она продемонстрировала еще перед отъездом, сняв черный балахон, был настолько глубок, что в него можно было собрать мои слюни. И текли бы они вовсе не от желания поскорее вкусить сладкой ваты.

— Конечно, я хочу… вернее, люблю! Люблю тебя.

— Тогда не медли, возьми.

— Кого? — в очередной раз оговорился по Фрейду я.

— Вату, — улыбнулась Этти, и положила ее на свои губы.

Я чувствовал себя полным кретином. Она хочет, чтобы я ее поцеловал? Или дело действительно в вате, а я веду себя как озабоченный подросток? Почему нельзя говорить обо всем прямо?

Помедлив, наверное, целую вечность, я забрал предложенный мне кусок ваты рукой и, быстро проглотив, сказал:

— Действительно вкусно.

Сестрица открыла глаза и свела брови у переносицы.

— И это все?

— Да, спасибо, остальное доешь сама, — проявил учтивость я.

Этти скрестила руки на груди. Теперь уж точно, где ее не коснись — прилипнешь, как к скотчу.

— Я знаю, что ты не встречался с Памелой и вообще любишь другую, — выдала она, словно зачитывала обвинение в суде. — Ту, с которой якобы не можешь быть вместе и которая тебе как сестра. Кто она?

Мне потребовалось время, чтобы переварить услышанное и сопоставить винные кудри девушки, стоявшей рядом с сестренкой на церемонии, с волосами барменши из клуба, которой я так опрометчиво выложил всю подноготную.

— Вишенка, — сокрушенно подытожил ход мыслей.

— Что?

— Девушка из клуба. Сначала я думал, она барменша, но оказалось она танцует стриптиз…

— Ты любишь стриптизершу?

— Нет, не ее, — мотнул головой и, пока накопленная за долгие месяцы решимость не покинула меня, выдал: — Я люблю тебя, Этти.

Сказать это оказалось проще, чем я думал. А вот ждать ответа было мучительно тяжко. Я словно прыгнул с вышки вниз головой, но забыл посмотреть, наполнен ли бассейн водой. Теперь либо нырну, либо расшибу голову, но вернуться назад возможности нет — мы оба знаем, о какой именно любви шла речь.

Ну же, скажи что-нибудь…

Этти молчала — мое сердце тоже. Сколько ударов оно пропустило? Сколько вздохов я уже должен был сделать? Внутренние часы сбились. Держу пари, виной тому мысли, которые носились в голове как неугомонные. Закидывали вариантами того, какие абстрактные картины красным появятся на пустом бассейне, когда моя голова с ним соприкоснется.

— Макс, — прошептала Этти на выдохе и, ухватившись за футболку, потянула меня на себя.

Выжил. Нырнул. И получил лучшее, что только мог получить, — поцелуй девушки, которая давно стала частью моей души.

Полетт

Губы у меня были в сладкой вате, поэтому к Максу я прилепилась в прямом смысле этого слова. Касаться его было приятно. Пускай слюняво и неловко, зато упоительно и долгожданно. Я лапала все, до чего могла дотянуться, и молила (за месяцы богослужений с МакКензи знатно в этом поднаторела), чтобы сердце не выскочило из груди.

Макс

Вы знаете, как целуются телята? Думаю, со стороны наш поцелуй выглядел так же. Но меня это мало волновало.

Губы Этти были для меня как вода в пустыне. Я нуждался в них. Я жаждал их. И я впился в них. Слишком сильно.

— Ай, — отпрянула она, улыбаясь и слизывая капельку крови.

Незамедлительно извинился за укус, но девушка лишь чмокнула меня. И еще раз, и еще. И так пока смеяться не начали оба.

— Значит, ты тоже любишь меня… иначе?

— Твои чувства взаимны, Макс, — кивнула Этти, продолжая висеть у меня на шее.

Я мог бы стоять так вечно. Пребывать в нескончаемой эйфории взаимности чувств — что может быть лучше? Но внезапно девушка завертела головой и начала указывать рукой куда-то в толпу у тира.

— Гляди! — чуть ли не подпрыгивала она. — Говорила же! Видишь? Ему и без меня весело.

Я проследил за рукой Этти и увидел Кевина МакКензи. Он улыбался девушке, лицо которой было мне не знакомо.

— Теперь веришь?

— Что он двигается дальше? Определенно.

И пока Этти в свою очередь делает то же самое со мной, я более чем доволен.

— Только пусть это останется между нами, — заговорщицки шептала она. — Он должен рассказать обо всем сам.

Согласился, не понимая, кому вообще могу рассказать о том, что парень, с которым мы (мягко скажем) не в ладах, гуляет с девушкой, которую я знать не знаю. К тому же, неподалеку от парочки мною был замечен профессор МакКуин. Встреча с ним никак не прельщала, поэтому я воспользовался правилом комендантского часа и поспешил отвезти Этти домой.

Полетт

Надевая шлем, я мыслями то и дело возвращалась… Нет, не к поцелую, что было бы куда логичнее. Но к нему я возвращалась губами, поэтому меня можно понять.

Мне никак не давало покоя то, как МакКензи одернул руку МакКуина и во всю зубоскалил Миранде. И ладно если бы так было только при знакомой (которая, к слову, особо ничего сделать не может, так как со школой мы сегодня распрощались). Но нет же, стоило девушке отойти, как МакКензи начал оглядываться по сторонам, будто, позволь он их с МакКуином пальцам сплестись, его тут же повяжет SWAT [60].

— Чего такая хмурая? — Макс поправил ремешок на моем шлеме.

— Предвкушаю, как эта хреновина будет впиваться в мои мягкие места на поворотах.

— Оу, ты вернулась к оскорблению моего транспорта. Все становится на свои места.

Я умостилась на сиденье за ним и покрепче обняла руками.

— Что скажем родителям, если спросят, почему у меня губы распухли?

А они действительно стали похожими на пончик. Даже губы Грейс (и без того пухлые, и по обыкновению накрашенные так, словно нацелованные) не идут в сравнение.

— Что ты увлеклась сладкой ватой и зажевала губы вместе с ней? — с улыбкой предложил мой любимый блондин.

— Или нашла пылесос и подумала: «Хей, а ведь если его включить и использовать как насадку на губы, возможно, выйдет увеличить их без хирургического вмешательства!».

В любом случае это лучше, чем ошарашить родителей правдой, когда мы сами-то еще из состояния потрясения не вышли.

[55] Tinder — это приложение для знакомств, популярное среди студентов и молодежи в США.

[56] «So you think you can dance» (с англ. «Значит, ты умеешь танцевать?») — американское телевизионное танцевальное шоу.

[57] Начало цитаты из философской драмы «Фауст» Иоганна Вольфганга Гете.

[58] Лакросс (от фр. la crosse — клюшка) — контактная спортивная игра между двумя командами, с использованием небольшого резинового мяча и клюшки с длинной рукояткой, называющейся стик.

[59] Название песни «Tell Her You Love Her» с англ. «Скажи ей, что любишь ее».

[60] SWAT (Special Weapons And Tactics — специальное оружие и тактика) — подразделения в американских правоохранительных органах, которые используют легкое вооружение армейского типа и специальные тактики в операциях с высоким риском, в которых требуются способности и навыки, выходящие за рамки возможностей обычных полицейских.

В их задачи входит спасение заложников; спасение полицейских и гражданских, попавших под обстрел; контртеррористические операции в городах США и тому подобное.