Табакерка императора

Глава 12

Ева и Тоби оставались наедине в гостиной на первом этаже. В комнате горел только стоящий в углу торшер под желтым абажуром. Оба не стремились видеть лица друг друга.

Ева искала свою сумочку, бродя по комнате и по-несколько раз заглядывая в одно и то же место, но, когда она приблизилась к двери, Тоби преградил ей путь.

— Ты уходишь? — осведомился он.

— Мне нужна моя сумочка, — отозвалась Ева. — Здесь ее нет, значит, я должна выйти. Пожалуйста, отойди от двери.

— Но мы должны это обсудить!

— Что тут обсуждать?

— Полиция думает…

— Полиция, как ты слышал, собирается меня арестовать, — прервала Ева. — Поэтому я лучше пойду упаковывать чемодан. Надеюсь, мне это позволят.

На лице Тоби появилось озадаченное выражение. Он потер лоб рукой. Справедливость требует отметить, что Тоби не сознавал, каким благородным героем-мучеником он выглядит, выпятив подбородок, полный решимости поступить правильно, чего бы это ему ни стоило.

— Не сомневайся, что я буду на твоей стороне, — заверил Тоби.

— Спасибо.

Не почувствовав иронии, Тоби задумчиво уставился в пол.

— Что бы ни случилось, они не должны тебя арестовать. Сомневаюсь, что это входит в их намерения. Вероятно, они блефуют. Но вечером я повидаюсь с британским консулом. Видишь ли, если тебя арестуют… ну, банку это не понравится.

— Надеюсь, это не понравится никому из вас.

— Ты не разбираешься в таких вещах, Ева. Банк Хуксона — одно из старейших финансовых учреждений Англии. А жена Цезаря… и так далее, как я часто говорил раньше. Так что не упрекай меня, если я попытаюсь обезопасить наше положение.

Ева сдерживалась из последних сил.

— Ты веришь, что я убила твоего отца, Тоби?

Ее удивило проницательное выражение, которое она нечасто видела на флегматичном лице Тоби Лоза.

— Никого ты не убивала, — ответил он. — Я уверен, что за всем этим стоит твоя чертова горничная. Она…

— Что ты о ней знаешь?

— Ничего. — Он глубоко вздохнул, В его голосе послышались ворчливые нотки. — Но мне не слишком-то приятно, что, когда у нас с тобой все шло так хорошо, ты опять стала якшаться с этим Этвудом.

— Значит, ты этому веришь?

Тоби пребывал в отчаянии.

— А чему еще я могу верить? Будем говорить откровенно. Я не такой старомодный, как ты думаешь, несмотря на шуточки Дженис. Надеюсь, у меня достаточно широкие взгляды. Не знаю и не хочу знать ничего о твоей жизни до встречи со мной. Я могу все простить и забыть.

Ева молча уставилась на него.

— Но, черт побери, — горячо продолжал Тоби, — у мужчины есть определенные идеалы! И когда он собирается жениться, то ожидает, что его невеста будет соответствовать этим идеалам.

Ева наконец нашла свою сумочку. Она лежала на столике, на самом видном месте, и Ева удивлялась, что до сих пор не замечала ее. Подобрав сумочку, она открыла ее, машинально заглянула внутрь и направилась к двери.

— Пожалуйста, отойди. Я должна уйти.

— Послушай, ты не можешь уйти сейчас. Что, если ты наткнешься на полицейских, репортеров или еще кого-нибудь? В таком состоянии ты можешь наговорить что угодно.

— И банку Хуксона это не понравится?

— Ну, не стоит притворяться, что это не имеет значения. Мы должны быть реалистами, Ева. Вы, женщины, не желаете этого понимать.

— Уже почти обеденное время.

— Но я мог бы даже плюнуть на банк, если бы был уверен, что ты играешь со мной так же честно, как я с тобой. Ты опять связалась с Этвудом?

— Нет.

— Я тебе не верю.

— Тогда зачем снова и снова задавать мне один и тот же вопрос? Пожалуйста, дай мне пройти.

— Хорошо. — Тоби с видом оскорбленного достоинства скрестил руки на груди. — Если ты так к этому относишься…

Он шагнул в сторону, все еще выпячивая подбородок. Ева колебалась. Она любила Тоби и в другое время ободрила бы его, но сейчас его душевные страдания, вполне искренние, несмотря на всю свою цветистость, не могли ее тронуть. Она выбежала мимо него в холл и закрыла за собой дверь.

Яркий свет в холле на секунду ослепил Еву. Когда ее глаза привыкли к нему, она увидела дядю Бена Филлипса, который, покашливая, приближался к ней.

— Уходите? — осведомился дядя Бен.

«Еще один! Ради бога, только не это!»

Дядя Бен выглядел так, словно хотел незаметно подкрасться и выразить сочувствие. Одной рукой он почесывал седеющую голову, а в другой держал мятый конверт, словно не зная, что с ним делать.

— Э-э… совсем забыл, — добавил он. — Вам письмо.

— Мне?

Дядя Бен кивнул в сторону парадной двери:

— Нашел в почтовом ящике десять минут назад. Очевидно, его бросил туда отправитель. На конверте ваше имя. — Мягкий взгляд голубых глазах устремился на нее. — Может быть, это важно.

Еву не заботило, важно это или нет. Она взяла письмо, взглянула на имя, написанное на конверте, и спрятала его в сумочку. Дядя Бен сунул в рот пустую трубку и стал шумно ее посасывать — казалось, он собирается с духом, прежде чем заговорить.

— Я мало что значу в этом доме, — внезапно произнес он. — Но… я на вашей стороне.

— Спасибо.

Но когда старик протянул к ней руку, Ева инстинктивно отпрянула, и он застыл, как будто она ударила его по лицу.

— Что-нибудь не так, дорогая?

— Нет. Простите.

— Вроде перчаток, а?

— Каких перчаток?

Дядя Бен снова обратил на нее свой мягкий взгляд:

— Когда я возился с машиной, на мне были коричневые перчатки. Меня удивило, что это вас встревожило.

Ева повернулась и выбежала из дома.

На улице было темно. Мягкий сентябрьский вечер бодрил сильнее, чем весенний. Бледный свет фонарей проникал сквозь листву каштанов. Ева словно вырвалась на волю после удушливой атмосферы виллы «Бонер». Но ей вряд ли было суждено долго оставаться на свободе.

Коричневые перчатки. Коричневые перчатки. Коричневые перчатки…

Ева прошла через калитку и остановилась в тени ограды. Ей хотелось побыть одной — вдали от вкрадчивых голосов и пытливых глаз, — запереться в темном ящике, где никто не сможет ее видеть.

«Ты дура, — сказала себе Ева. — Почему ты не рассказала им о том, что видела? Почему не рассказала, что кто-то в этом доме, носящий коричневые перчатки, гнусный лицемер? Из-за лояльности к ним? Из страха, что они еще сильнее отшатнутся от тебя при таком обвинении? Или всего лишь из-за преданности Тоби, который при всех своих недостатках, по крайней мере, честен и прям? Но теперь ты больше не обязана проявлять к ним ни капли лояльности, Ева Нил».

Наибольшее отвращение у нее вызывали крокодиловы слезы. Конечно, нельзя винить всю семью. Все, кроме одного, были так же, как она, потрясены и ошеломлены. Но кто-то, с укором смотревший на Еву, смог совершить убийство столь же хладнокровно, как смешать салат.

И все Лозы — если смотреть в корень, то именно это пробуждало самый жгучий гнев в душе Евы — были готовы поверить, что она — обычная проститутка, которую они, будучи чертовски широко мыслящими, готовы милостиво простить. Конечно, они были расстроены, имея на это все основания. Но Ева ненавидела покровительственное отношение к себе.

А тем временем что ее ожидает?

Вероятно, тюрьма.

Не может быть! Этого не могло произойти!

Только два человека, случайно или намеренно, проявили достоинство, вызывающее у нее теплое чувство к ним. Одним из них был ничтожный повеса Нед Этвуд, который никогда не пытался быть «приятным», но который, теряя сознание, произнес ложь, полагая, что это поможет ей. Другим был этот доктор. Ева не могла вспомнить ни его имя, ни то, как он выглядит. Но она помнила выражение его лица, темные глаза, блестящие ненавистью к лицемерию, острый ум и ироничный голос, вызывавший в гостиной Лозов эффект, подобный взрыву бомбы.

Вопрос в том, поверит ли полиция Неду Этвуду, когда он скажет чистую правду.

Нед был болен и без сознания. «Он вряд ли поправится». Из-за грозящей ей опасности она забыла об этом. Будет ли какая-нибудь польза, если она бросит вызов всему племени Лозов и отправится к Неду? Ведь сейчас она не может ни позвонить ему, ни отправить письмо…

Письмо…

Стоя в прохладной тени на рю дез Анж, Ева открыла сумочку и уставилась на скомканный конверт. Потом она твердым шагом пересекла улицу, остановилась под фонарем неподалеку от калитки своего дома и обследовала запечатанный серый конверт с ее именем, написанным мелким почерком по-французски, доставленный неизвестно кем и брошенный в почтовый ящик дома, где она не проживала. Обычный с виду конверт не выглядел зловещим. Тем не менее, вскрывая его, Ева чувствовала сердцебиение и сухость в горле. Внутри находилась краткая записка по-французски и без подписи:

«Если мадам желает узнать кое-что важное для нее в ее теперешнем затруднительном положении, пусть придет в дом номер 17 на рю де ла Арп в любое время после десяти. Дверь открыта. Добро пожаловать».

Над головой шелестели листья, отбрасывая на серую бумагу дрожащие тени.

Ева подняла взгляд. Перед ней была ее собственная вилла, где ждала Иветт Латур, чтобы приготовить ей обед в отсутствие кухарки. Ева сложила записку и спрятала ее в сумочку.

Она едва коснулась кнопки звонка, когда Иветт, деловитая и бесстрастная, как обычно, открыла дверь изнутри.

— Обед мадам готов уже полчаса, — сказала Иветт.

— Я не хочу никакого обеда.

— Но мадам должна пообедать. Это необходимо для поддержания сил.

— Почему? — осведомилась Ева.

Пройдя мимо горничной, она повернула к лестнице через маленький холл с его часами и зеркалами и сделала несколько шагов, прежде чем повернуться и задать вопрос. Еще никогда Ева не ощущала так остро, что в доме нет никого, кроме нее и Иветт.

— Я спросила почему? — повторила Ева.

— Нам всем необходимо поддерживать силы, — с неожиданным добродушием ответила Иветт. — Не так ли, мадам?

— Почему вы заперли заднюю дверь у меня перед носом в ночь, когда убили сэра Мориса Лоза?

Теперь можно было четко расслышать тиканье часов.

— Мадам?

— Вы меня слышали.

— Слышала, мадам, но не поняла.

— Что вы рассказали обо мне полиции? — Ева чувствовала, как сжалось ее сердце, а щеки начали краснеть.

— Мадам?

— Почему мой белый кружевной пеньюар не вернулся из чистки?

— Увы, мадам, не знаю. Иногда они принимают вещи на неопределенный срок… Когда мадам будет обедать?

Брошенный вызов разбился, как одно из фарфоровых блюд сэра Мориса Лоза.

— Я уже сказала, что не хочу обедать, — сказала Ева, шагнув на первую ступеньку. — Я буду у себя.

— Может быть, принести мадам сандвичи?

— Да, пожалуй. И кофе.

— Хорошо. Мадам будет выходить снова этим вечером?

— Возможно. Не знаю. — И Ева побежала наверх.

Камчатные занавеси в ее спальне были задернуты, а над туалетным столом горел свет. Ева закрыла дверь. Она запыхалась, чувствуя пустоту в груди; у нее подгибались колени, а кровь, казалось, приливала скорее к голове, чем к щекам. Опустившись в кресло, она попыталась расслабиться.

«Дом номер 17 по рю де ла Арп. Дом номер 17 по рю де ла Арп. Дом номер 17 по рю де ла Арп…»

В спальне не было часов. Ева выскользнула в коридор и принесла часы из соседней комнаты. Они тикали зловеще, как бомба с часовым механизмом. Ева поставила их на комод и отправилась в ванную вымыть руки и лицо. Когда она вернулась, тарелка с сандвичами и кофейник уже стояли на боковом столике. Ева не могла ничего есть, но она выпила немного кофе и выкурила множество сигарет, покуда стрелки часов ползли от половины девятого к девяти, половине десятого и десяти.

Однажды в Париже Ева посетила процесс по делу об убийстве. Нед повел ее туда, считая это забавным развлечением. Больше всего Еву удивил непрекращающийся крик в зале. Несколько судей в мантиях и шапочках с плоским верхом орали на подсудимого не меньше обвинителя, вынуждая его признаться.

Тогда все это действительно казалось какой-то неприятной иностранной забавой. Но для мрачного человека, впивавшегося грязными ногтями в края скамьи подсудимых и кричащего в ответ, это отнюдь не было забавой. Когда его приводили в зал суда, два замка звякнули на двери в коридор, пахнувший креозотом. Ева вновь ощутила этот запах. Он напомнил о том, что может произойти с ней. Ева была так поглощена этими видениями, что едва слышала звуки на улице.

Но она услышала звонок в дверь.

Внизу забормотали голоса. Потом Ева услышала быстрые шаги Иветт по ковру, устилающему лестницу. Горничная постучала в дверь спальни.

— Внизу много полицейских, мадам, — сообщила она. В ее голосе слышалось удовлетворение как после выполнения нелегкой задачи, от которого у Евы пересохло во рту. — Сказать им, что мадам сейчас спустится?

Голос звенел в ушах Евы несколько секунд после того, как Иветт умолкла.

— Проводите их в переднюю гостиную, — услышала Ева собственный голос. — Я спущусь через несколько минут.

— Хорошо, мадам.

Когда дверь закрылась, Ева встала, подошла к гардеробу и достала короткую меховую накидку, которую застегнула на шее. Потом она заглянула в сумочку убедиться, что там есть деньги, погасила свет и выскользнула в коридор.

Стараясь не коснуться ненадежного лестничного прута, Ева побежала вниз так легко, что никто ее не слышал. Она точно рассчитала все движения Иветт, как будто могла представить их себе. Бормотание голосов теперь доносилось из передней гостиной — дверь была приоткрыта, и Ева увидела спину Иветт, которая подняла руку гостеприимным жестом, обращаясь к представителям закона. Хотя Ева разглядела усы и глаз одного из полицейских, они едва ли могли ее заметить. Через две секунды она прошла через темную столовую в еще более темную кухню.

Снова, как и в ночь убийства, Ева отперла пружинный замок задней двери, но на сей раз закрыла ее за собой. Поднявшись по ступенькам в пахнувший росой задний сад, покуда луч маяка шарил у нее над головой, она поспешила по дорожке к задней калитке. Спустя еще три минуты, никого не потревожив, кроме собаки, сидящей на цепи в одном из соседних садов, она остановила такси на бульваре дю Казино.

Рю де ла Арп, дом 17, — сказала водителю Ева.