Восход на побережье Пикардии прохладным сентябрьским утром тянется вдоль горизонта красной линией, словно нарисованной карандашом, окрашивая воду, как будто в ней утопили ящик с алым лаком для ногтей. А когда солнце поднимается выше, огоньки играют на волнах Ла-Манша, которые нагоняет ветер с Па-де-Кале.
Справа тянулся Ла-Манш, а слева — песчаные дюны. Асфальтированная дорога, вьющаяся вдоль берега, блестела, как река. Когда по ней тарахтел открытый экипаж с терпеливым кучером на козлах и двумя пассажирами позади, каждый скрип колес, каждое звяканье упряжи и каждый стук лошадиных копыт четко звучали в залитой солнцем утренней тишине.
Бриз с Ла-Манша ерошил волосы Евы и темный мех ее накидки. Но, несмотря на тени под глазами, она смеялась.
— Вы сознаете, что заставили меня говорить всю ночь? — спросила Ева.
— Я к этому и стремился, — ответил Дермот.
Кучер в цилиндре не обернулся и ничего не сказал. Но его плечи поднялись почти до ушей.
— Кстати, где мы находимся? — продолжала Ева. — Должно быть, в пяти-шести милях от Ла-Банделетт!
Плечи кучера снова выразили согласие.
— Это не имеет значения, — заверил Дермот. — Теперь что касается вашей истории…
— Да?
— Я хочу, чтобы вы повторили ее слово в слово.
— Опять?
На сей раз кучерские плечи превысили уровень ушей, что было истинным акробатическим подвигом. Он щелкнул кнутом, и экипаж понесся по дороге, тряся пассажиров, когда они пытались посмотреть друг на друга.
— Но ведь я рассказывала вам ее уже четырежды, — запротестовала Ева. — Клянусь, я не упустила ни одной детали происшедшего той ночью. Я охрипла и, вероятно, выгляжу жутко. — Она откинула волосы назад, придерживая их обеими руками. Серые глаза, влажные от ветра, смотрели умоляюще. — Не могли бы мы, по крайней мере, отложить это на после завтрака?
Дермот ликовал.
Откинувшись на полинявшую обивку сиденья, он расправил плечи. Отсутствие сна и сделанное им открытие вызывало легкое головокружение. Дермот забыл о том, что нуждается в бритве и выглядит крайне непрезентабельно. В приливе радостного возбуждения он чувствовал себя способным поднять в воздух весь мир и бросить его вниз.
— Ну, возможно, нам удастся избавить вас от этого, — согласился Дермот. — В конце концов, теперь мне известны основные подробности. Понимаете, миссис Нил, вы поведали мне нечто очень важное.
— Что именно?
— Вы сообщили, кто убийца, — сказал Дермот.
Коляска, казалось, летела над землей, и Ева ухватилась за подпорку для откидного верха.
— Но я понятия об этом не имею! — возразила она.
— Знаю. Это и делает ваш отчет таким ценным. Если бы вы знали, что произошло… — Дермот искоса посмотрел на спутницу. — У меня мелькала мысль, что я двигаюсь не в том направлении. Но она оформилась окончательно, только когда вы начали рассказывать вашу историю за омлетом у папаши Руссе прошлой ночью.
— Кто из них сделал это, доктор Кинросс? — спросила Ева.
— Для вас это важно? Это что-то меняет здесь? — Он постучал себя по груди.
— Нет. Но… кто это сделал?
Дермот взглянул ей в глаза:
— Это я не собираюсь вам говорить.
Ева ощущала, что с нее довольно. Но, открыв рот для сердитого протеста, она поймала спокойный дружелюбный взгляд Дермота, полный почти обжигающего сочувствия.
— Слушайте, — продолжал он. — Я говорю это не как великий сыщик, с целью удивить слабоумных в последней главе. Я руководствуюсь лучшей причиной, какая может быть у психолога. Секрет этого дела здесь. — Дермот коснулся ее лба. — В вашем мозгу.
— Но я не понимаю…
— Вы все знаете, но не осведомлены об этом. Если бы я рассказал вам, вы бы начали обдумывать все заново, искать другие объяснения и по-иному интерпретировать факты. А этого пока не должно происходить. Все — абсолютно все — зависит от того, что вы расскажете эту историю Горону и судебному следователю точно так же, как рассказали ее мне.
Ева беспокойно пошевелилась на сиденье.
— Позвольте проиллюстрировать. — Пошарив в жилетном кармане, Дермот достал часы и поднял их вверх. — Что это такое?
— Прошу прощения?
— Что у меня в руке?
— Часы, мистер фокусник.
— Откуда вы знаете? Дует сильный ветер. Вы не можете слышать тиканье.
— Но я могу видеть, что это часы!
— Совершенно верно. Это я и имею в виду. Мы также можем видеть, — добавил он более беспечным тоном, — что часы показывают двадцать минут шестого и вам нужно поспать… Кучер!
— Да, месье?
— Лучше возвращайтесь в город.
— Да, месье!
Казалось, терпеливого возницу коснулись волшебной палочкой. Он развернул коляску, как в ускоренной киносъемке, и они помчались назад по той же дороге в сопровождении криков чаек над серо-голубым Ла-Маншем.
— А теперь? — спросила Ева.
— Спать. После этого положитесь на вашего покорного слугу. Сегодня вам придется повидать месье Горона и судебного следователя.
— Полагаю, что да.
— Следователя зовут месье Вотур, и у него репутация пугала. Но не бойтесь его. Если он будет настаивать на своих правах, мне, вероятно, не позволят присутствовать при допросе…
— Вас там не будет? — воскликнула Ева.
— Я ведь не адвокат. Кстати, вам лучше нанять адвоката. Я пришлю к вам Соломона. — Он сделал паузу и добавил, глядя в спину кучеру: — Разве так важно, буду я там или нет?
— Очень важно. Я не поблагодарила вас за…
— О, все в порядке. Как я говорил, просто расскажите вашу историю с теми же деталями, что и мне. Как только она будет зафиксирована официально, я смогу действовать.
— А что вы собираетесь делать до того?
Дермот немного помолчал.
— Один человек может удостоверить личность убийцы, — сказал он. — Это Нед Этвуд. Но пока он для нас бесполезен. Однако я тоже остановился в отеле «Донжон» и на всякий случай повидаюсь с его врачом… Нет. — Он сделал очередную паузу. — Я отправлюсь в Лондон.
Ева выпрямилась.
— В Лондон?
— Только на день. Самолет вылетает отсюда в десять тридцать утра, а из Кройдона — под вечер, так что я вернусь к обеду. К этому времени у меня должны быть определенные новости, если мой план кампании сработает.
— Доктор Кинросс, к чему вам столько хлопот из-за меня?
— Не можем же мы допускать, чтобы наших соотечественников отправляли в кутузку.
— Не шутите!
— Разве я шутил? Если так, прошу прощения.
Но улыбка противоречила извинению. Ева не сводила глаз с его лица. Словно ощутив что-то при ярком солнечном свете, Дермот внезапно поднес руку к щеке — старая фобия дала о себе знать. Но Ева ничего не заметила. Устало ежась под короткой меховой накидкой, она думала о событиях прошлой ночи.
— Должно быть, я ужасно вам наскучила разговорами о своих любовных историях, — сказала Ева.
— Вы знаете, что это не так.
— Я исповедалась абсолютно незнакомому человеку, а теперь мне стыдно смотреть вам в глаза при дневном свете.
— Почему? Для этого я и здесь. Но могу я задать вам один вопрос: в первый раз?
— Конечно.
— Как вы собираетесь поступить с Тоби Лозом?
— А как поступили бы вы, если бы вам вежливо дали отставку? Меня ведь просто выставили за дверь, да еще при свидетелях.
— Вы все еще думаете, что влюблены в него? Я не спрашиваю, так ли это на самом деле.
Ева не ответила. Копыта лошадей громко цокали по дороге. Вскоре Ева засмеялась.
— Кажется, мне не слишком везет с мужчинами, не так ли?
Она больше ничего не сказала, и Дермот не стал развивать эту тему. Было почти шесть утра, когда они доехали до белых, чисто подметенных улиц Ла-Банделетт, пока еще безлюдных, за исключением нескольких любителей утренней верховой езды. Когда коляска свернула на рю дез Анж, Ева слегка побледнела и закусила губу. Дермот помог ей сойти с коляски перед ее виллой.
Ева бросила быстрый взгляд через дорогу на виллу «Бонер». Дом казался пустым и безжизненным, за исключением одного окна спальни на втором этаже, где ставни были открыты. Хелена Лоз в экзотическом кимоно и пенсне на переносице неподвижно стояла у этого окна, глядя на них.
Голоса на тихой улице звучали так громко, что Ева инстинктивно перешла на шепот:
— Посмотрите назад. Видите окно наверху?
— Да.
— Мне следует обратить на него внимание?
— Нет.
В голосе Евы послышалось отчаяние:
— Не могли бы вы хотя бы намекнуть мне, кто…
— Нет. Я скажу вам только одно. Вас намеренно избрали жертвой в самом изощренном, хладнокровном и жестоком плане, с каким мне приходилось сталкиваться. Человек, придумавший его, не заслуживает милосердия. Увидимся вечером. И тогда, с Божьей помощью, мы разрушим этот план.
— Как бы то ни было, спасибо, — сказала Ева.
Стиснув руку Дермота, она открыла калитку и побежала по дорожке к парадной двери. Кучер вздохнул с облегчением, а Дермот, простояв на тротуаре и глядя на виллу Евы так долго, что у возницы вновь появились опасения, наконец сел в коляску.
— Отель «Донжон», приятель. Там ваши труды будут завершены.
У отеля Дермот расплатился с кучером, добавив огромные чаевые, и поднялся по ступенькам к входу под аккомпанемент эпического потока благодарностей. «Донжон», чей вестибюль пытался воспроизвести холл средневекового замка, только что пробудился.
Войдя в свой номер, Дермот достал из кармана ожерелье из бриллиантов и бирюзы, которое позаимствовал у месье Горона, вложил его в заказную бандероль для отправки префекту и добавил записку с объяснением сегодняшнего отсутствия. Потом он побрился, принял холодный душ, чтобы прояснились мысли, и, одеваясь, заказал завтрак.
Зрелище профессиональной карточки Дермота произвело впечатление на доктора Буте. Тем не менее он проявил некоторое раздражение, стоя в тускло освещенном коридоре у двери спальни.
— Нет, месье Этвуд еще без сознания. Двадцать раз в день кто-то приходит из префектуры полиции и задает тот же вопрос.
— Естественно, нет никаких гарантий, что он когда-нибудь придет в себя. С другой стороны, это может произойти в любой момент?
— Да, судя по характеру травмы. Я покажу вам рентгеновские снимки.
— Буду вам очень признателен. Думаете, у него есть шанс?
— По-моему, да.
— Он сказал хоть что-нибудь? Может быть, в бреду?
— Иногда он смеется, но это все. В любом случае я не так часто нахожусь рядом с ним. Лучше задать этот вопрос сиделке.
— Могу я его видеть?
— Да, конечно.
Человек, знающий тайну, лежал как труп в затемненной комнате. Сиделка была монахиней из какого-то религиозного ордена — ее массивный головной убор вырисовывался силуэтом на фоне белых штор.
Дермот внимательно разглядывал больного. «Красивый дьявол», — с горечью подумал он. Первая любовь Евы Нил, а может быть… Он спешно отогнал неприятную мысль. Если Ева все еще влюблена в этого парня — пусть даже подсознательно, — ничего не поделаешь. Он пощупал пульс Неда — тиканье его часов нарушало тишину. Доктор Буте показал ему снимки — по его мнению, то, что пациент до сих пор жив, было настоящим чудом.
— Говорит ли он что-нибудь, месье? — отозвалась сиделка на вопрос Дермота. — Да, иногда бормочет.
— Что именно?
— Он говорит по-английски, а я не понимаю этот язык. Часто он смеется и произносит чье-то имя.
Дермот, уже направившийся к двери, быстро повернулся:
— Какое имя?
— Тише! — зашипел доктор Буте.
— Не знаю, месье. Для меня все слоги звучат одинаково. К сожалению, я не могу вам повторить. — Глаза сиделки беспокойно поблескивали в полумраке. — Если вы настаиваете, когда он в следующий раз назовет это имя, я попытаюсь записать, как оно звучит.
Большего добиться не удалось. Дермот задал еще несколько вопросов в барах отеля. Один из официантов с энтузиазмом говорил о «маленькой мисс» Дженис Лоз. Оказалось, что сэр Морис заходил в шумный задний бар в день смерти, удивив бармена и официантов.
— Какой у него был свирепый взгляд! — восклицал бармен. — После этого Жюль Сезнек видел его в зоологическом саду, возле обезьянника, разговаривающим с кем-то, кого Жюль не мог разглядеть, так как тот человек скрывался за кустом.
Дермот успел позвонить мэтру Соломону, своему другу-адвокату из фирмы «Соломон и Коэн», прежде чем он заказал билет на самолет компании «Империал эруэйз», вылетающий из аэропорта Ла-Банделетт в половине одиннадцатого.
Остальная часть дня запомнилась ему как кошмарный сон. В самолете Дермот дремал, сберегая силы для более важной части путешествия. Поездка в автобусе из Кройдона казалась бесконечной, а Лондон после нескольких дней на курорте выглядел задыхающимся от сажи и выхлопных газов. Дермот отправился в такси по определенному адресу. Спустя полчаса он мог праздновать триумф.
Дермот доказал то, что хотел доказать. Садясь под желтым вечерним небом в самолет, который должен был доставить его назад в Ла-Банделетт, он уже не чувствовал себя усталым. Ревели моторы, ветер пригибал к земле траву, когда самолет выруливал на взлетную полосу, а Ева была в безопасности. Дермот с портфелем на коленях откинулся на спинку сиденья, покуда вентиляторы жужжали в душном салоне, наблюдая, как Англия превращается сначала в красные и серые крыши, а потом в движущуюся карту.
Ева была в безопасности, и Дермот строил планы. Он все еще занимался этим незадолго до темноты, когда самолет нырнул к аэропорту. В городе мерцали огни. Проезжая мимо рядов тесно посаженных деревьев, вдыхая в сумерках запах сосен, Дермот позволил себе отвлечься от нынешних треволнений и подумать о будущем, когда…
У отеля «Донжон» играл оркестр. В вестибюле было светло и шумно. Когда Дермот проходил мимо регистрационного столика, клерк окликнул его:
— Вас спрашивали весь день, доктор Кинросс. Одну минуту! Кажется, вас и сейчас ожидают два человека.
— Кто именно?
— Месье Соломон, — ответил клерк, заглянув в блокнот, — и мадемуазель Лоз.
— Где они?
— Где-то в вестибюле, месье. — Клерк позвонил в колокольчик. — Вас проводят к ним.
Сопровождаемый коридорным, Дермот нашел Дженис Лоз и мэтра Пьера Соломона в одном из альковов так называемого «Готического» вестибюля. Стены алькова, неловко отделанные под камень, были увешаны оружием, столь же неуклюже имитирующим старинное. Вдоль стен тянулась скамья с мягким сиденьем и столиком посредине. Дженис и мэтр Соломон сидели на солидном расстоянии друг от друга, как будто каждый был поглощен собственными огорчениями. Но оба встали при виде Дермота, которого удивило выражение упрека на их лицах.
Мэтр Соломон был крупным, толстым мужчиной с импозантными манерами, оливковой кожей и глубоким басом.
— Так вы вернулись, друг мой, — произнес он замогильным голосом, устремив на Дермота странный взгляд.
— Естественно! Ведь я предупредил, чтобы вы меня ожидали. Где миссис Нил?
Адвокат обследовал ногти на руке, вертя ее в разные стороны. Потом ответил:
— Она в ратуше, друг мой.
— В ратуше? До сих пор? Они так долго держат ее там?
Лицо мэтра Соломона стало мрачным.
— Она заперта в камере, — ответил он, — и боюсь, старина, останется там на куда более долгий срок. Мадам Нил арестовали по обвинению в убийстве.