Пронзительный звонок звучал обвиняюще и не желал умолкнуть. Оба испуганно заговорили шепотом, словно телефон мог их подслушать.
— Не бери трубку, Ева.
— Отпусти меня. Что, если это…
— Чепуха. Пускай звонит.
— Но если они видели…
Ева и Нед стояли неподалеку от телефонного столика. Инстинктивно Ева протянула руку, чтобы снять трубку, но Нед помешал ей, схватив ее за запястье. В результате возни трубка слетела с рычага и упала на столик. Звонки прекратились, но в тишине четко послышался голос Тоби Лоза:
— Алло! Ева?
Нед отпустил руку Евы и шагнул назад. Он сразу догадался, кому принадлежит этот голос, хотя никогда не слышал его раньше.
— Алло!
Ева схватила соскальзывающую со стола трубку и стукнула ею об стену, прежде чем смогла поднести к уху. Ее прерывистое дыхание стало ровнее. Любой беспристрастный наблюдатель восхитился бы самообладанием Евы. Когда она заговорила, ее голос звучал спокойно и почти беспечно:
— Да? Это ты, Тоби?
Тоби Лоз говорил медленно. Оба четко слышали каждый слог, звучащий в трубке.
— Прости, что разбудил тебя среди ночи. Но я не мог заснуть и должен был позвонить тебе. Ты не возражаешь?
Нед Этвуд отошел к туалетному столику и зажег лампу.
Можно было предполагать, что после этого Ева сердито уставится на него, но она не сделала ничего подобного. Бросив быстрый взгляд на окна и убедившись, что портьеры задернуты, Ева словно забыла о Неде. Судя по виноватому, но веселому голосу Тоби, ей нечего было опасаться. При этом Тоби говорил с такой нежностью, что эгоцентричному Неду, который не мог себе представить, что любой мужчина, кроме него самого, способен так говорить, это казалось нелепым и гротескным.
Нед начал усмехаться. Но кое-что быстро стерло ухмылку с его лица.
— Тоби, дорогой! — воскликнула Ева.
Ошибки быть не могло. Это был голос влюбленной женщины или женщины, считающей себя таковой. Лицо Евы сияло, словно излучая облегчение и благодарность.
— Ты не возражаешь, что я позвонил? — снова спросил Тоби.
— Конечно нет! Как… как ты поживаешь?
— Превосходно. Только не могу заснуть.
— Я хотела сказать — где ты?
— Внизу в гостиной, — ответил мистер Лоз, явно не услышавший ничего странного в этом вопросе. — Я был наверху в моей спальне, но все время думал, какая ты красивая, и решил тебе позвонить.
— Тоби, милый!
— Что за вздор! — фыркнул Нед Этвуд.
В лицезрении чьих-либо эмоций всегда есть нечто нелепое, даже если вы сами их разделяете.
— Ева, — продолжал Тоби, — тебе понравилась пьеса, которую представляла сегодня английская труппа?
— И он звонит в такое время, чтобы обсуждать пьесу? — ужаснулся Нед. — Скажи этому придурку, чтобы он заткнулся!
— Я ею наслаждалась, Тоби. По-моему, Шоу очарователен.
— Шоу очарователен! — простонал Нед. — О боже!
Однако при виде выражения лица Евы ему снова расхотелось насмехаться.
— Хотя кое-что в ней показалось мне не вполне приличным, — с беспокойством продолжал Тоби. — Ты не была шокирована?
— Просто поверить не могу! — пробормотал Нед, выпучив глаза и уставясь на телефон.
— Мама, Дженис и дядя Бен пьесу одобрили. Но я не знаю… — Тоби принадлежал к тем людям, которых взгляды мистера Шоу повергали в недоумение, если не в отчаяние. — Может быть, я немного старомоден, но мне кажется, женщинам — я имею в виду, хорошо воспитанным женщинам — о некоторых вещах знать незачем.
— Я не была шокирована, Тоби.
— Ну… — Тоби заколебался. Можно было себе представить, как он теребит телефонную трубку на другом конце провода. — В общем, это все, что я хотел сказать.
— Ни дать ни взять, поэт-кавалер![4] — прокомментировал Нед.
Но Тоби этим не ограничился:
— Ты помнишь, что мы завтра отправляемся на пикник? Погода должна быть чудесной. Да, кстати. Отец получил новую безделушку для своей коллекции. Он радуется, как ребенок.
— Да, — ухмыльнулся Нед, — мы видели, как старый козел разглядывал ее минуту назад.
— Да, Тоби, мы видели… — Ева не договорила, поняв, что едва не допустила жуткий промах. Ее вновь охватила паника. Бросив взгляд на Неда, она увидела на его лице кривую улыбку, которая в иные моменты могла быть очаровательной, а в других ситуациях — отвратительной. — Она с трудом заставила себя окончить фразу: — Мы видели очень интересную пьесу.
— Верно, — согласился Тоби. — Ну, не буду мешать тебе спать. Доброй ночи, дорогая.
— Доброй ночи, Тоби. Ты никогда не догадаешься, как я рада была тебя услышать.
Она положила трубку, и наступило молчание.
Ева сидела на краю кровати, положив одну руку на телефон, а другой придерживая на груди пеньюар. Подняв голову, она посмотрела на Неда. Ее щеки покраснели; длинные шелковистые волосы, обрамляющие точеное лицо, были растрепаны. Ева подняла руку, чтобы пригладить их. Розовые ногти контрастировали с белизной пальцев. Близкая и в то же время отчужденная, полная сдерживаемой, но будоражащей кровь страсти, она была достаточно прекрасной, чтобы свести с ума любого мужчину.
Нед наблюдал за ней. Достав из кармана сигареты и зажигалку, он закурил, глубоко затянувшись. Пламя зажигалки дрожало в его руке, прежде чем он его погасил. Нервы у него были напряжены, хотя он старался это не показывать. Тяжелое молчание не нарушало даже тиканье часов.
Нед явно не торопился.
— Ладно, — заговорил он наконец, прочистив горло. — Скажи это.
— Сказать что?
— «Забирай свою шляпу и уходи».
— Забирай свою шляпу и уходи, — спокойно повторила Ева.
— Понятно. — Нед снова затянулся и выпустил облачко дыма. — Тебя мучит совесть, не так ли?
В этом была всего лишь крупица правды, но ее оказалось достаточно, чтобы лицо Евы вспыхнуло. Сосредоточенно изучая кончик своей сигареты, Нед продолжал, побуждаемый дьявольскими детективными инстинктами:
— Скажи, моя сладкая ведьмочка, тебя никогда не одолевали сомнения?
— Сомнения насчет чего?
— Насчет жизни в семействе Лоз.
— Ты просто не в состоянии понять, Нед.
— Я не настолько утончен, как этот олух в доме напротив?
Ева поднялась, поправляя пеньюар. Он был завязан на талии лентой из розового атласа, которая постоянно развязывалась.
— Ты производил бы куда лучшее впечатление, — сказала она, — если бы пореже разговаривал как обиженный ребенок.
— Зато твой стиль разговора с Тоби меня просто удручает.
— В самом деле?
— Да. Ты же умная женщина.
— Благодарю.
— Но когда ты говоришь с Тоби Лозом, то как будто стараешься опустить свой интеллект до его уровня. Что за лепет! «Шоу очарователен»! В конце концов, ты начнешь убеждать себя в том, что так же глупа, как он. Если ты так разговариваешь с этим парнем до свадьбы, то что будет после? Неужели у тебя нет никаких сомнений?
«Черт бы тебя побрал!» — подумала Ева.
— В чем дело? — осведомился Нед, выпустив очередное облачко табачного дыма. — Не осмеливаешься прислушаться к адвокату дьявола?
— Я тебя не боюсь!
— Что вообще ты знаешь об этих Лозах?
— А что я знала о тебе до того, как мы поженились? Что я знала о твоей жизни до нашего знакомства, коли на то пошло? Кроме того, что ты эгоистичен…
— Согласен.
— Груб…
— Ева, дорогая, мы говорим о Лозах. Что тебя в них привлекло? Их респектабельность?
— Конечно, я хочу быть респектабельной, как и любая женщина. Но они мне просто нравятся — и мама Лоз, и папа Лоз, и Тоби, и Дженис, и дядя Бен. Они славные люди — очень респектабельные, но совсем не скучные. И они такие… — она помедлила, подыскивая нужное слово, — благоразумные.
— А папе Лозу нравится твой банковский счет.
— Не смей так говорить!
— Я не могу это доказать. Но однажды…
Нед сделал паузу и провел по лбу тыльной стороной ладони. Ева могла поклясться, что он смотрит на нее с искренней привязанностью, — это озадачивало и приводило в отчаяние.
— Ева, — снова заговорил Нед, — я не собираюсь позволить тебе сделать это.
— Сделать что?
— Совершить такую ошибку.
Когда он отошел погасить сигарету в пепельнице на туалетном столике, Ева вся напряглась. Глядя ему вслед и хорошо его зная, она чувствовала, что в душе он ликует. Нед зажег другую сигарету и повернулся к ней. На его лбу под жесткими светлыми волосами обозначились горизонтальные морщинки.
— Сегодня, Ева, я кое-что узнал в «Донжоне».
— Ну?
— Папа Лоз, — продолжал Нед, пуская дым и кивая в сторону окон, — туговат на ухо. Но если я раздвину портьеры и крикну ему, спрашивая, как он поживает…
Снова молчание.
Ева ощущала физическую боль, зародившуюся где-то в животе и распространявшуюся по всему телу, даже затуманивая зрение. Все выглядело не вполне реальным. Едкий сигаретный дым наполнял душную комнату. Она видела глаза Неда, смотрящие на нее сквозь дымную пелену, и слышала собственный голос, звучащий словно издалека.
— Ты не способен на такой грязный трюк!
— Я?
— Даже ты!
— Но разве это грязный трюк? — Нед указал на нее пальцем. — А что ты сделала? Ты считаешь себя абсолютно невинной?
— Да.
— Повторяю снова: ты образец добродетели, а я злодей из пьесы. Я проник сюда силой, хотя у меня был ключ. — Он продемонстрировал его. — Допустим, я подниму шум. Чего тебе бояться?
У Евы пересохли губы. Казалось, воздух вокруг разрядился.
— Я прохвост, которого нужно отдубасить, если Тоби Лоз в состоянии это сделать. Ты пыталась меня вышвырнуть, не так ли? Конечно, твои друзья знают тебя и поверят каждому твоему слову. Ладно, обещаю, что не буду опровергать твою историю. Если ты действительно ненавидишь и презираешь меня и если эти люди таковы, какими ты их описываешь, почему бы тебе не закричать самой вместо того, чтобы впадать в истерику, когда я угрожаю это сделать?
— Нед, я не могу это объяснить…
— Почему?
— Потому что ты не поймешь.
— Не пойму?
Ева беспомощно всплеснула руками. Как объяснить весь мир полудюжиной слов?
— Могу сказать только одно. — Ева говорила спокойно, хотя ее глаза наполнились слезами. — Я бы скорее умерла, чем позволила кому-нибудь знать, что ты был здесь этой ночью.
Мгновение Нед молча смотрел на нее.
— Вот как? — Повернувшись, он быстро шагнул к окнам.
Первым порывом Евы было выключить свет. Она побежала к туалетному столику, путаясь в складках пеньюара, чей атласный пояс снова развязался. Впоследствии Ева не помнила, кричала ли она на Неда. Споткнувшись о табурет, Ева подняла руку к выключателю, нащупала его и едва не вскрикнула от облегчения, когда комната погрузилась в темноту.
Можно сомневаться в том, действительно ли Нед — даже в таком состоянии — намеревался окликнуть через улицу сэра Мориса Лоза. Но в любом случае это ничего бы не изменило.
Нед смотрел на находящиеся менее чем в пятидесяти футах освещенные окна кабинета сэра Мориса. Это были окна от потолка до пола, во французском стиле. Они выходили на маленький каменный балкон с чугунными перилами, нависающий над парадной дверью. Окна были приоткрыты, стальные ставни распахнуты, а портьеры раздвинуты.
Но кабинет за окнами выглядел не так, как несколько минут назад, когда Нед впервые заглянул туда.
— Нед! — испуганно окликнула Ева.
Ответа не последовало.
— Нед! В чем дело?
Он указал рукой на дом напротив, и этого было достаточно.
Они видели квадратную комнату среднего размера, со стенами, уставленными застекленными шкафчиками причудливой формы, где хранились предметы коллекции. Через два окна можно было рассмотреть почти все помещение. Один-два книжных шкафа прерывали ряд шкафчиков с редкостями. Мебель украшали парча и позолота, выделяющиеся на фоне белых стен и серого ковра. Когда Нед заглядывал в кабинет в прошлый раз, там горела только настольная лампа. Теперь же, с ужасающей четкостью, невыносимой для обоих зрителей, сцену освещала люстра.
Через окно слева они видели большой письменный стол сэра Мориса Лоза, стоящий у левой стены, а через окно справа — белый мраморный камин в правой стене. В задней стене кабинета виднелась дверь на лестницу к верхнему коридору.
Кто-то осторожно закрывал эту дверь.
Они видели, как она двигалась, когда этот человек выскальзывал из кабинета. Ева подошла слишком поздно, чтобы разглядеть лицо, которое преследовало бы ее по ночам, но Нед смог это сделать.
Скрытый закрывающейся дверью человек просунул в комнату руку — казавшуюся маленькой на таком расстоянии — в коричневой перчатке. Рука коснулась выключателя у двери. Согнутый палец надавил на кнопку выключателя, погасив люстру. После этого высокая белая дверь с металлической ручкой бесшумно закрылась.
Теперь только настольная лампа под зеленым стеклянным колпаком отбрасывала тусклый свет на большой письменный стол у левой стены и придвинутое к нему вращающееся кресло. Сэр Морис Лоз, которого они видели в профиль, по-прежнему сидел в нем. Но он уже не держал в руке лупу, и ему было не суждено держать ее снова.
Лупа лежала на промокательной бумаге, прикрывающей стол. На этой бумаге — по всей поверхности стола — были разбросаны прозрачные осколки какого-то разбитого предмета, поблескивающие при свете лампы, словно розовый снег. Среди осколков виднелось что-то золотое, возможно, еще какие-то яркие вкрапления. Но цвета было трудно различить из-за брызг крови на столе и даже на стене.
Ева Нил впоследствии не могла вспомнить, сколько времени она простояла неподвижно, как загипнотизированная, чувствуя подступающую к горлу тошноту и все же отказываясь верить своим глазам.
— Нед, меня сейчас…
— Тихо!
Голова сэра Мориса Лоза была разбита несколькими ударами каким-то орудием, находящимся вне поля зрения. Колени, просунутые между тумбами стола, помешали телу соскользнуть с кресла. Подбородок опустился на грудь; руки безвольно повисли. Кровь, стекающая по щеке к кончику носа, образовала красную шапку на неподвижной голове.