Табакерка императора

Глава 13

— Это здесь?

— Да, мадам, — ответил шофер такси. — Рю де ла Арп, дом 17.

— Это частный дом?

— Нет, мадам, цветочный магазин.

Улица, как выяснилось, находилась в нефешенебельной части Ла-Банделетт, неподалеку от набережной. Большинство английских финансовых воротил, посещавших Ла-Банделетт, презирало этот район, так как он выглядел (и был) точной копией Уэстон-супер-Мер, Пейнтона или Фолкстоуна.[10]

Днем это был жужжащий улей из маленьких улочек и лавок, где бойко торговали сувенирами, игрушечными лопатками, ведерками и мельницами, пестрящий желтыми вывесками «кодака» и благопристойными семейными барами. Но осенними вечерами большая часть этих улочек становилась темными и сырыми. Рю де ла Арп, вьющаяся между высокими домами, поглотила такси. Когда машина остановилась у темного фасада магазина, Ева ощутила паническое нежелание выходить.

Она сидела, держа руку на полуоткрытой дверце и глядя на водителя при тусклом свете счетчика.

— Цветочный магазин? — переспросила Ева.

— Да, мадам. — Шофер указал на белую эмалированную надпись, едва видимую на темной витрине. «В „Райском саду“ большой выбор цветов». — Сейчас он закрыт.

— Вижу.

— Мадам желает, чтобы я отвез ее куда-нибудь еще?

— Нет. Этого достаточно. — Ева выбралась из автомобиля и задержалась. — Вы, случайно, не знаете, кому принадлежит этот магазин?

— Владельца я не знаю, — подумав, ответил водитель. — Но управляющую знаю очень хорошо. Ее зовут мадемуазель Латур — короче, мадемуазель Прю. Очень приятная молодая дама.

— Латур?

— Да. Мадам нехорошо?

— Нет. У нее есть родственница — сестра или тетя — по имени Иветт Латур?

Водитель уставился на нее.

— Честное слово, мадам, это уж чересчур! Сожалею, но я знаю только магазинчик — хорошенький, как сама мадемуазель Прю.

Ева почувствовала устремленный на нее в полумраке любопытный взгляд.

— Мадам желает, чтобы я подождал ее здесь?

— Нет. Хотя, возможно, лучше подождите.

Ева хотела задать следующий вопрос, но передумала. Круто повернувшись, она быстро направилась через тротуар к цветочному магазину.

«Лакомый кусочек, — думал шофер такси, глядя ей вслед, — и наверняка англичанка! Может быть, мадемуазель Прю завела шашни с ее дружком, и мадам приехала сюда отомстить? — В таком случае, старина Марсель, тебе лучше убраться отсюда поживей, пока в тебя не плеснули купоросом. Хотя, если подумать, англичане редко орудуют купоросом. Правда, они тоже бывают буйными, как я видел однажды, когда мистер напился, а миссис устроила ему головомойку. Да, пожалуй, здесь будет кое-что интересное и без смертельного исхода. Кроме того, она задолжала мне восемь франков и сорок су».

Мысли Евы были далеко не так просты.

Она остановилась у двери магазина. Рядом находилась чисто вымытое окно, сквозь которое мало что можно было разглядеть. Над темными крышами появился край луны, который отражался в окне, делая стекло непрозрачным.

«В любое время после десяти. Дверь открыта. Добро пожаловать».

Ева повернула ручку и открыла дверь. Звякнул колокольчик, но больше ничего не произошло. Внутри было темно и тихо. Оставив дверь распахнутой, она не без страха, но ободряемая мыслью о таксисте снаружи вошла в магазин.

На нее пахнуло влажной, ароматной прохладой. Лавка была небольшой. У окна справа свисала с потолка на цепочке накрытая тканью птичья клетка. Лунный свет падал на пол, демонстрируя лишь смутные очертания усыпанной цветами комнаты и отбрасывая на одну из стен тень похоронного венка.

Пройдя мимо прилавка и кассы, Ева заметила полоску желтого света под тяжелой портьерой, прикрывавшей проход в заднюю комнату. В тот же момент мелодичный девичий голос окликнул по-французски из-за портьеры:

— Кто там?

Шагнув вперед, Ева отодвинула занавесь.

Единственное слово, которым можно было охарактеризовать представившуюся ей сцену, было «уютная». Маленькая аккуратная гостиная с довольно безвкусными обоями буквально дышала уютом.

Над камином висело зеркало, окруженное деревянными полочками, а в очаге ярко горели круглые угли, называемые французами boulets. На центральном столе стояла лампа под абажуром с бахромой. На диване красовались куклы. Семейная фотография в рамке висела над пианино.

В кресле возле лампы сидела мадемуазель Прю собственной персоной. Ева никогда не видела ее раньше, но месье Горон и Дермот Кинросс узнали бы ее сразу. Она была одета со вкусом и выглядела приятной и дружелюбной. Скромный взгляд больших темных глаз был устремлен на Еву. На столе перед ней стояла корзина с рукоделием, а в данный момент девушка перекусывала нитку, зашивая розовый эластичный пояс для подвязок. Эта деталь более всего создавала непринужденную домашнюю атмосферу.

Напротив сидел Тоби Лоз.

Мадемуазель Прю поднялась, отложив иголку, нитку и пояс.

— Значит, вы получили мою записку, мадам? — сказала она. — Очень хорошо. Пожалуйста, входите.

Последовало долгое молчание.

Следует с сожалением признать, что первым побуждением Евы было рассмеяться Тоби в лицо. Но это не казалось смешным.

Тоби сидел неподвижно. Он как зачарованный уставился на Еву, будучи не в силах отвести взгляд. Его лицо медленно заливал багровый румянец — казалось, оно вот-вот лопнет. Оно так явственно выражало угрызения совести, что, глядя на Тоби, казалось невозможным не испытывать к нему жалость.

«Я в любую минуту могу сорваться, — думала Ева. — Но сейчас этого нельзя допустить».

— Вы написали эту записку? — услышала она собственный голос.

— Очень сожалею, — ответила Прю с печальной улыбкой. — Но, мадам, приходится быть практичной.

Подойдя к Тоби, она чмокнула его в лоб.

— Бедняжка Тоби. Я так долго была просто его маленькой подружкой и до сих пор не смогла заставить его понять… А теперь нужно говорить откровенно, не так ли?

— Да, — кивнула Ева. — Безусловно.

Хорошенькое личико Прю вновь стало спокойным и сдержанным.

— Уверяю вас, мадам, я не какая-нибудь потаскушка. Я девушка из хорошей семьи. — Она указала на фотографию над пианино. — Это мой папа. Это моя мама. Это мой дядя Арсен. А это моя сестра Иветт. Если я поддалась слабости — что ж. Разве это не привилегия каждой женщины, которая считает себя человеческим существом?

Ева посмотрела на Тоби. Он начал подниматься, но снова сел.

— Но по простоте душевной, — продолжала Прю, — я думала, что у месье Лоза честные намерения, предполагающие брак. А потом объявляют о его помолвке с вами. Нет, нет, нет! — В ее голосе послышался упрек. — Я спрашиваю вас. Разве это честно? Разве это порядочно? Разве это достойно? — Она пожала плечами. — Моя сестра Иветт в ярости. Она говорит, что найдет способ не допустить этот брак и вернуть меня в объятия месье Лоза.

— В самом деле? — отозвалась Ева, начиная многое понимать.

— Но я не такая. Я за мужчинами не гоняюсь. Плевать мне на них! В море хватает рыбы и без Тоби. Но мадам, как женщина, согласится со мной, что по справедливости мне полагается маленькая компенсация за потерю времени и насилие над моими природными чувствами.

Тоби наконец обрел дар речи.

— Ты написала эту записку… — начал он.

Прю не обратила на него внимания, ограничившись рассеянной улыбкой. Ее куда больше интересовала Ева.

— Я попросила у него эту компенсацию, чтобы мы могли расстаться друзьями. Я желала ему добра и даже поздравила с будущим браком. Но он отказал мне, заявив, что пребывает в стесненных обстоятельствах. — Взгляд Прю свидетельствовал, что она об этом думает. — Потом умер его папа. Это очень печально… — Прю казалась искренне огорченной, — поэтому я не беспокоила Тоби целую неделю, только выражая ему сочувствие. Кроме того, он говорил, что, став наследником своего папы, сможет быть щедрым со мной. Однако вчера он сказал, что дела его папы в беспорядке, денег осталось немного, а мой сосед месье Вейль, антиквар, требует платы за разбитую табакерку стоимостью — можете себе представить? — в семьсот пятьдесят тысяч франков!

— Эта записка… — снова начал Тоби.

Но Прю опять обратилась к Еве.

— Да, я ее написала, — признала она. — Моя сестра Иветт об этом не знает. Это моя собственная идея.

— Почему вы написали ее? — осведомилась Ева.

— Нужно ли об этом спрашивать, мадам?

— Нужно.

— Но это должно быть очевидно каждому разумному человеку, — укоризненно промолвила Прю. Наклонившись, она погладила Тоби по голове. — Я очень люблю бедняжку Тоби…

Упомянутый джентльмен вскочил на ноги.

— К тому же я не богата. Хотя, думаю, вы согласитесь, — Прю встала на цыпочки, чтобы полюбоваться собой в зеркале над камином, — что я, несмотря на все это, недурно выгляжу.

— Выглядите вы превосходно.

— Ну, мадам весьма состоятельна — во всяком случае, мне так говорили. Разумные и воспитанные люди должны понимать такие вещи без объяснений.

— Тем не менее я не…

— Мадам хочет выйти замуж за моего бедного Тоби. Мне жаль терять его, но я, как у вас говорят, умею проигрывать. Я независима. Я не вмешиваюсь ни в чьи дела. Но нужно быть практичной. Поэтому, если мадам согласится выплатить мне маленькую компенсацию, все можно будет уладить с наилучшими последствиями для всех.

Снова наступила долгая пауза.

— Почему мадам смеется? — осведомилась Прю куда более резким тоном.

— Прошу прошения. Я не смеюсь. Могу я сесть?

— Ну конечно. Я забыла о хороших манерах! Присаживайтесь — это любимое кресло Тоби.

Лицо Тоби уже не было багровым от стыда и унижения. Он больше не являл собой жалкую картину измочаленного боксера в конце пятнадцатого раунда, столь униженного, что хотелось похлопать его по спине и сказать: «Все в порядке, старина».

Тоби все еще держался скованно, но гнев и притворство уже заявляли о себе. Человеческая натура всегда остается таковой, нравится нам это или нет. Он попал в неловкое положение и хотел взвалить вину за это на кого-то другого — быть может, на всех.

— Убирайся, — приказал он Прю.

— Месье?

— Я сказал, убирайся!

— Ты не забыл, — вмешалась Ева так хладнокровно, что Тоби опешил, — что это дом мадемуазель Латур?

— Мне плевать, чей это дом. Пусть она… — С усилием сдержавшись, Тоби провел рукой по волосам и выпрямился, тяжело дыша. — Пожалуйста, выйди отсюда, — снова обратился он к Прю. — Я хочу поговорить с мадам.

Лицо Прю сразу прояснилось.

— Мадам, несомненно, хочет обсудить размер компенсации? — спросила она с сочувствием.

— Что-то вроде этого, — согласилась Ева.

— Я все понимаю, — промолвила Прю. — Поверьте, я рада, что мадам воспринимает все это с таким благородством. Должна признаться, что на какой-то момент я забеспокоилась. Сейчас я уйду, но буду наверху. Когда вы захотите меня видеть, постучите в потолок этой шваброй, и я спущусь. До свидания, мадам. До свидания, Тоби.

Подобрав со стола пояс, иголку и нитку, Прю направилась к двери в задней стене гостиной, дружелюбно кивнула и выплыла в цветочном аромате, тщательно закрыв за собой дверь.

Ева молча опустилась в кресло у стола.

Тоби отошел и оперся локтем на камин. Предгрозовую атмосферу в комнатке позади цветочного магазина мог бы ощутить даже менее чуткий человек, чем Тоби Лоз.

Немногим женщинам выпадала такая возможность, как Еве. После пережитых мучений она могла обрушить на Тоби всю накопившуюся ярость и боль. Любой посторонний наблюдатель подстрекал бы ее с радостными криками устремиться на врага. Но посторонним легко говорить.

Молчание затягивалось. Тоби, втягивая голову в плечи и теребя усы, время от времени бросал на Еву косые взгляды, дабы проверить, как она воспринимает ситуацию.

Ева произнесла только одно слово:

— Ну?