Табакерка императора

Глава 14

— Послушай, — выпалил Тоби. — Мне чертовски жаль…

— Вот как?

— Я имею в виду, жаль, что ты об этом узнала.

— И ты боишься, что об этом узнают и в банке?

Тоби задумался.

— Нет, с этим все в порядке, — заверил он. Внезапно на его лице мелькнуло облегчение. — Значит, ты из-за этого беспокоилась?

— Возможно.

— Конечно, я тоже думал об этом, — вполне серьезно продолжал Тоби. — Но с банком все в порядке, пока не вовлекаешь его в открытый скандал. Этого они боятся, как чумы. А в остальном твоя личная жизнь их не касается. Между нами говоря… — он огляделся вокруг, — старик Дюфур, управляющий банка, ездит в Булонь к одной poule.[11] Факт! В банке все это знают. Разумеется, это строго между нами.

— Естественно.

Лицо Тоби снова покраснело.

— Больше всего, Ева, мне нравится то, что ты с ходу все понимаешь.

— Неужели?

— Да, — кивнул Тоби, избегая ее взгляда. — Нам незачем это обсуждать. О таких вещах я не хотел бы говорить ни с одной приличной женщиной, тем более с тобой. Но раз все стало известно… ну, ничего не поделаешь.

— Действительно.

— Большинство женщин устроили бы истерику. Ты не знаешь, каково мне приходилось последние недели, еще до папиной смерти. Возможно, ты заметила, что я был сам не свой. Эта маленькая сучка наверху — худшая головная боль, какая только была у меня в жизни. Ты и представить не можешь, чего я натерпелся.

— И это все, что ты хочешь мне сказать? — медленно спросила Ева.

Тоби заморгал.

— Все, что я хочу тебе сказать?

Ева Нил, как говорится, прошла хорошую школу. Но в то же время она была дочерью старого Джо Нила из Нилз-Миллз в Лумхолте, графство Ланкашир. Подобно старому Джо, некоторые вещи она могла терпеть до бесконечности а некоторые вовсе не могла выносить.

Когда Ева сидела в кресле мадемуазель Прю, ей казалось, будто комната плавает в туманной дымке. Она видела затылок Тоби, отражающийся в зеркале над камином и крошечную лысину, не более шестипенсовой монеты среди густых волос. Почему-то это зрелище стало для нас последней каплей.

Ева выпрямилась.

— Тебе никогда не приходило в голову, — осведомилась она, — что ты просто бесстыжий наглец?

Тоби выглядел так, словно не мог поверить своим ушам.

— Тебе не казалось забавным, — продолжала Ева, — что ты проповедовал мне высокие моральные принципы, изображая благородного сэра Галахада,[12] а сам держал на поводке эту девицу все время, как мы с тобой знакомы?

Тоби был в ужасе.

— Право, Ева! — пробормотал он, нервно озираясь, как будто боялся оказаться лицом к лицу с управляющим банком, месье Дюфуром.

— Да, право! — передразнила Ева. — Тьфу!

— Не ожидал услышать от тебя такие выражения.

— Выражения! А как насчет действий?

— Каких действий?

— Значит, ты можешь «простить и забыть» то, что делаю я? Еще бы, ты, лицемерный Урия Хип![13] А как же насчет твоих высоких идеалов, простодушный молодой человек со строгим моральным кодексом?

Тоби был не только озадачен, а изумлен такой реакцией. Он продолжал близоруко моргать, совсем как его мать.

— Но это совсем другое дело, — запротестовал он тоном взрослого человека, объясняющего ребенку очевидные вещи.

— Почему?

Тоби не находил слов. Казалось, от него требуют объяснить дюжиной фраз принципы строения Солнечной системы или всего мироздания.

— Моя дорогая Ева! У мужчины бывают… ну, импульсы.

— А у женщины, по-твоему, их не бывает?

— Вот как? — ощетинился Тоби. — Значит, ты признаешь?

— Что признаю?

— Что снова связалась с этой свиньей Этвудом?

— Я не говорила ничего подобного. Я сказала, что у женщины…

— О нет. — Тоби покачал головой с видом человека, который обладает знаниями, доступными лишь богам. — Не у приличной женщины. Вот в чем разница между нами. Если у женщины бывают такие импульсы, она не леди и не стоит того, чтобы ее идеализировали. Поэтому ты меня так удивила, Ева. Не возражаешь, если я выскажусь откровенно? Ты знаешь, что я ни за что на свете не стал бы тебя обижать. Но я не могу молчать о том, что у меня на душе. Этим вечером я увидел тебя в новом свете. Мне кажется…

Ева не прерывала его.

Она равнодушно отметила, что Тоби стоит слишком близко к огню, что серая ткань его брюк уже начинает морщиться и дымиться и что в следующую секунду ему обожжет ноги. Но эта перспектива ее не волновала.

Монолог прервала мадемуазель Прю, которая вошла, постучав в дверь, и поспешила к столу с виноватым видом.

— Мои нитки, — объяснила она. — Я ищу еще одну катушку.

Прю начала рыться в корзине с рукоделием, покуда Тоби подпрыгнул от боли, когда ткань обожгла ему икры, а душа Евы танцевала сарабанду при виде этого.

— Дорогой Тоби, и вы, мадам, — продолжала мадемуазель Прю. — Могу Я попросить вас не кричать так громко? Мы здесь ведем себя респектабельно, и шум побеспокоит соседей.

— Разве мы кричали?

— Еще как. Я не могла разобрать слова, так как не понимаю по-английски. Но это звучало скверно. — Она достала катушку красных ниток и поднесла ее к свету. — Надеюсь, у вас нет разногласий по поводу… компенсации?

— Есть, — сказала Ева.

— Мадам?

— Я не хочу выкупать у вас вашего любовника, — продолжала дочь старого Джо Нила, таким образом четко давая Тоби отставку. Справедливость требует отметить, что этот аспект дела сердил Тоби не меньше, чем Еву. — Но могу сделать вам предложение. Я заплачу вам двойную компенсацию, если вы убедите вашу сестру Иветт признаться полиции, что она заперла передо мной заднюю дверь моего дома ночью, когда был убит сэр Морис Лоз.

Прю слегка побледнела, поэтому ее розовые губы и темные ресницы стали выделяться еще рельефнее.

— Я не знаю, чем занимается моя сестра.

— Вы не знаете, к примеру, что она подводит меня под арест? Очевидно, в надежде, что тогда месье Лоз женится на вас?

— Мадам! — воскликнула Прю.

Кажется, она действительно этого не знает, подумала Ева.

— Не беспокойся насчет ареста, — проворчал Тоби. — Они блефуют.

— Вот как? Полдюжины полицейских явились в мой дом, чтобы забрать меня в тюрьму. Я убежала от них и отправилась сюда.

Тоби дернул себя за воротник. Хотя Ева говорила по-английски, Прю, несомненно, поняла смысл. Она обследовала еще одну катушку и поставила ее на стол.

— Полиция придет сюда?

— Меня бы это не удивило, — ответила Ева.

Прю дрожащими пальцами рылась в корзине, вытаскивая оттуда всевозможные предметы, которые, быстро осмотрев, бросала на стол. Еще несколько катушек. Булавки. Ножницы. Далее таинственным образом появились обувной рожок, гибкий сантиметр и сетка для волос, в которой запуталось кольцо.

— У вашей сестры есть один пунктик, — сказала Ева. — Но я не догадывалась, что это вы.

— Благодарю, мадам.

— Однако ничего не выйдет. Месье Лоз не хочет жениться на вас, о чем, должно быть, говорил вам сам. С другой стороны, моей жизни угрожает вполне серьезная опасность, и ваша сестра в состоянии избавить меня от нее.

— Не понимаю, о чем вы. Иветт считает меня глупой и ничего мне не рассказывает.

— Пожалуйста, выслушайте меня! Ваша сестра отлично знает, что происходило той ночью. Она может сказать полиции, что месье Этвуд все время находился в моей спальне. Если они не поверят ему, то наверняка поверят ей. Но так как единственная причина, по которой она желает моего ареста, пунктик насчет вас, то… — Ева оборвала фразу, от удивления поднявшись с кресла.

Прю почти опорожнила корзину. Ее последняя находка, которую она с презрением швырнула среди булавок и катушек, могла быть дешевой безделушкой, но не обязательно. Это было ожерелье старинной формы из мелких прозрачных граненых камешков, чередующихся с голубыми и оправленными в металл. Когда ожерелье свернулось змейкой там, куда Прю бросила его, камни начали мерцать при свете лампы.

— Где вы его взяли? — спросила Ева.

Прю подняла брови.

— Это? Оно ничего не стоит, мадам.

— Ничего не стоит? — Ева подхватила ожерелье за кончик и поднесла его к лампе. — Бриллианты и бирюза. Это ожерелье мадам де Ламбаль! Если я не обезумела окончательно, то последний раз я видела его в коллекции сэра Мориса Лоза в шкафчике слева от двери кабинета.

— Бриллианты и бирюза? Мадам ошибается, — не без горечи сказала Прю. — Вы в этом сомневаетесь? Пусть мадам отнесет ожерелье в магазин месье Вейля недалеко отсюда и спросит, во сколько он его оценивает.

— Да, — странным тоном заговорил Тоби. — Но где ты взяла его, малютка?

Прю переводила взгляд с него на Еву.

— Может быть, я глупая, как говорит моя сестра. — Самоуверенное личико сморщилось. — Может быть, моя идея никуда не годилась. Господи, если я ошиблась, сестра убьет меня! Вы пытаетесь меня обмануть. Я вам не верю. Больше я не стану отвечать на ваши вопросы. Сейчас я позвоню сестре…

Произнеся эту страшную угрозу, Прю так быстро выбежала из комнаты, что они не могли бы ее остановить, даже если бы хотели. Они слышали, как ее каблучки стучат по лестнице за дверью. Ева бросила ожерелье на стол.

— Ты дал его ей, Тоби?

— Конечно нет!

— Ты уверен?

— Разумеется. Кроме того, — добавил Тоби, повернувшись к Еве спиной таким образом, что теперь его лицо смотрело на нее из зеркала, — то ожерелье не исчезло. Оно по-прежнему в шкафчике слева от двери. По крайней мере, было там, когда я уходил из дому час назад. Помню, Дженис обратила на него мое внимание.

— Тоби, — спросила Ева, — на ком были коричневые перчатки?

Зеркало, слегка поврежденное пятнами ржавчины, искажало лицо Тоби.

— Когда полиция допрашивала меня днем, — продолжала Ева, чувствуя, что каждый нерв в ее теле напряжен до предела, — я не рассказала им всю правду. Нед Этвуд видел человека, который убил твоего отца. А я почти видела его. Некто в коричневых перчатках вошел в кабинет, разбил табакерку и убил сэра Мориса. Если Нед не умрет… — глаза Тоби в зеркале начали бегать, — он расскажет, что видел. Я могу сообщить тебе лишь то, что это был один из членов твоей милой семейки.

— Это грязная ложь, — негромко сказал Тоби.

— Можешь думать так, если хочешь.

— Что видел твой… твой дружок?

Ева объяснила ему.

— И ты ничего не рассказала об этом Горону? — Казалось, у Тоби пересохло в горле.

— Нет. И знаешь почему?

— Понятия не имею. Разве только чтобы не упоминать о пылких объятиях с…

— Тоби Лоз, ты хочешь, чтобы я дала тебе пощечину?

— Так-так. Кажется, мы становимся вульгарными?

— И ты еще говоришь о вульгарности?

— Прости. — Тоби закрыл глаза и сжал кулаки. — Но ты не понимаешь, Ева. Это последняя соломинка. Я не могу допустить, чтобы мою мать или сестру упоминали в связи с этим!

— Кто сказал о твоей матери и сестре? Я только рассказываю о том, что может удостоверить Нед и, вероятно, Иветт Латур. А я, как дура, молчала об этом, боясь повредить тебе! Ты выглядел таким благородным и прямодушным…

Тоби указал на потолок:

— Ты злишься на меня из-за нее?

— Я вообще на тебя не злюсь.

— Ревнуешь, а? — осведомился Тоби.

Ева задумалась.

— Самое забавное, что, пожалуй, нет. — Она засмеялась. — Если бы ты видел свое лицо, когда я вошла сюда! Это было бы очень весело, если бы за мной не гналась полиция. А теперь мы нашли у мадемуазель Прю ожерелье, которое выглядит точь-в-точь как…

Портьера, отделяющая гостиную от лавки, была изготовлена из плотной коричневой синели. Чья-то рука отодвинула ее. Ева увидела кривую улыбку — как будто со ртом было не все в порядке — на лице высокого мужчины в старом спортивном костюме, который снял шляпу, войдя в гостиную.

— Извините за вторжение, — сказал Дермот Кинросс, — но не мог бы я взглянуть на это ожерелье?

Тоби круто повернулся.

Подойдя к столу, Дермот положил на него шляпу, подобрал ожерелье из прозрачных и голубых камешков, поднес его к лампе и пропустил сквозь пальцы. Достав из кармана ювелирную линзу, он неловко вставил ее в правый глаз и стал разглядывать ожерелье.

— Да, — сказал Дермот, облегченно вздохнув. — Все в порядке. Оно не настоящее.

Он бросил ожерелье и спрятал линзу в карман.

Ева обрела голос:

— Вы с полицией! Они…

— Следуют за вами? Нет, — улыбнулся Дермот. — Я пришел на рю де ла Арп повидать антиквара — месье Вейля. Хочу услышать его мнение об этом…

Он вынул из внутреннего кармана какой-то предмет, завернутый в папиросную бумагу. Развернув его и держа за кончик, он продемонстрировал второе ожерелье из поблескивающих прозрачных и голубых камешков. Внешне оно настолько походило на ожерелье на столе, что Ева несколько мгновений недоуменно переводила взгляд с одного на другое.

— Это, — объяснил Дермот, постучав по ожерелью, которое достал из кармана, — ожерелье мадам де Ламбалъ из коллекции сэра Мориса Лоза. Как вы помните, после преступления его нашли на полу под шкафчиком.

— Ну? — спросила Ева.

— Меня заинтересовало почему. Это настоящие бриллианты и бирюза. — Он снова притронулся к ним. — Месье Вейль только что заверил меня в этом. Но оказывается, существует второе ожерелье — точная имитация. Возникает предположение, что…

Дермот сделал паузу, во время которой смотрел в пустоту, потом кивнул, тщательно завернул подлинное ожерелье в папиросную бумагу и спрятал его в карман.

— Может, объясните, что, черт побери, вы тут делаете? — рявкнул Тоби.

— Я вторгся в ваш дом, сэр?

— Вы знаете, что я имею в виду. И прекратите вежливо именовать меня «сэр». Это звучит, как будто…

— Да?

— Как будто вы насмехаетесь надо мной!

Дермот повернулся к Еве:

— Я видел, как вы вошли. Шофер такси сказал мне, что вы еще здесь, а входная дверь была открыта настежь. Я хотел сказать вам, что вы можете больше не беспокоиться. Полиция пока что не собирается вас арестовывать.

— Но они пришли в мой дом!

— Ну, у них такая привычка. Теперь они постоянно будут на волоске от вас. Но могу сообщить по секрету, что куда больше они хотели повидать Иветт Латур, которая так радушно их приняла. И если этой злобной старой деве в данный момент не приходится худо, то я ничего не знаю о французском характере… Так что успокойтесь.

— Я… со мной все в порядке.

— Вы обедали?

— Н-нет.

— Так я и думал. Эту оплошность надо исправить. Уже двенадцатый час, но какой-нибудь ресторан можно найти в любое время. Идея вот в чем. Наш друг Горон слегка заколебался после того, как кое-кто указал ему, что один из членов семьи Лоз намеренно солгал.

При зловещих словах «семья Лоз» атмосфера снова изменилась. Тоби шагнул вперед:

— Вы тоже участвуете в этом заговоре?

— Заговор имел место, сэр. Но это не моя работа.

— Когда вы подслушивали под дверью, — Тоби подчеркнул третье слово, — вы слышали о коричневых перчатках и прочем?

— Да.

— Вас это удивило?

— Не сказал бы.

Тоби, тяжело дыша, сердито смотрел на Дермота и Еву. Потом он коснулся черной траурной повязки на левом рукаве.

— Послушайте. Я не из тех, кто полощет семейное белье на людях. Но я спрашиваю вас, как разумного человека: разве со мной не обошлись скверно?

Ева начала говорить.

— Погоди! — остановил ее Тоби. — Признаю, что обстоятельства позволяют заподозрить всякое. Но сама мысль о том, что один из нас убил отца, настолько нелепа, что выглядит заговором. И это исходит от нее, уверяю вас! — Он указал на Еву. — От женщины, которой я доверял и которую обожал. Я уже говорил ей, что увидел ее в новом свете. И клянусь Богом, так оно и есть! Она фактически признает, что снова связалась с этим Этвудом, как будто мало от него натерпелась. А когда я говорю ей об этом, она использует выражения, которые не слишком подобают женщине, на которой я собирался жениться. А почему? Все из-за этой девчонки, Прю. Признаю, что был не прав. Но парень иногда может позволить себе развлечься, верно? Он не ожидает, что это воспримут серьезно. — Тоби повысил голос. — Однако женщина, которая помолвлена, — другое дело. Даже если у нее ничего не было с этой свиньей Этвудом — я готов это допустить, — все же она принимала его в своей спальне, не так ли? Я респектабельный бизнесмен и не могу допустить, чтобы люди сплетничали о том, как вела себя моя жена — по крайней мере, после объявления о нашей помолвке. Не важно, как сильно я люблю ее. Я думал, она изменилась, и всегда ее поддерживал. Но если она так со мной обращается, я не уверен… я думаю, нам следует разорвать помолвку.

Здесь честный Тоби сделал паузу, так как Ева заплакала. Причиной были всего лишь гнев и нервная реакция. Но Тоби этого не знал.

— Я все равно очень к тебе привязан, — утешил он ее.

Около десяти секунд, во время которых царила такая тишина, что можно было слышать, как мадемуазель Прю говорит наверху по телефону, Дермот Кинросс стоял, затаив дыхание. Ему казалось, что, если он выдохнет, произойдет взрыв. В его уме, опаленном болью и унижениями, из которых рождается мудрость, всплывали жуткие видения: он сам в роли кровавого убийцы.

Но Дермот всего лишь коснулся руки Евы.

— Пойдемте отсюда, — мягко произнес он. — Вы заслуживаете лучшего.