Танцор Ветра. Том 2

Глава 9

— Прекратить. — Голос которым это было произнесено звучал абсолютно спокойно, ровно. В нем не было ни капли эмоции, лишь внутренняя мощь и уверенность перед, которой хотелось склонить голову. Он не гремел, не давил, но ощущался как зачитываемый приговор.

Стражники замерли в тех же позах в, которых стояли. Один — с поднятым мечом. Второй — с занесенной ногой для удара. Двое других готовые встретить мою атаку. После приказа они были похожи на каменные изваяния.

Пространство застыло. А из густого тумана, стелющегося по полу, медленно выступила фигура.

Она не шла — скорее скользила над полом. Как будто сама каменная плита под ним двигалась навстречу. Ростом — чуть выше среднего. Худощавый, почти хрупкий, но его движения выдавали в нем опытного бойца.

Лицо внушало настоящий ужас. Не живое человеческое, но и не лицо мертвеца. Слишком гладкое, слишком правильное. Оно больше напоминало погребальную маска отлитую из воска и тщательно отполированную. А в прорезях глазниц горело чернильно-черное пламя.

Судя по одеждам он был чиновником. Серые, с тускло-синими вставками они говорили о том, что он принадлежит к Министерству Обрядов и Ритуалов. Широкие рукова с алым подкладом говорили, что его ранг никак не ниже шестого.

На груди висела потускневшая эмблема Управления Горных Тюрем как и штандарт, плывущий за его спиной. Одновременное подчинение двум столь разным ведомствам говорило о том, что его ранг должен быть выше чем обычно, это конечно если я правильно помню то, что написано в тех старых свитках наставника.

Он остановился напротив меня и выглядел так будто рассматривал интересное насекомое. От темного огня в его глазницах мне было попросту жутко, даже когда Фушэ превратился в искаженную тварь он меня пугал гораздо меньше.

Молчаливые стражники синхронно построились по парам прикрывая его с боков. Но это выглядела настолько смешно, что я не смог сдержать усмешки глядя на это представление, но порядок есть порядок.

Я, едва стоя на ногах, стиснул клевец, готовый пустить его в ход даже если это будет стоит мне жизни. Это существо было явно не из мира живых. И все же не был похож ни на одного из призраков, которых я встречал до этого. Он был… чем-то иным. Намного более могущественным даже чем тот надсмотрщик, которого я убил.

Он продолжал молча смотреть на меня. Долго. Пристально. Ощущения от него изменились и теперь он больше походил на судью, что внимательно изучает запутанное дело, пока предполагаемый преступник сидит перед ним.

Я ощущал, как этот тяжелый взгляд проникает под кожу. Измеряет мою силу. Мерит мои поступки. Взвешивает — не только то, что я сделал здесь, но и весь мой путь. Как будто его внутренние весы колебались между тем убить меня немедленно или же дать мне шанс.

Время тянулось, как капля чернил по рисовой бумаге. Вдоль позвоночника стекала струйка холодного пота. Как бы мне не хотелось заговорить с ним, чтобы хоть что-то понять, но этикет четко предписывал молчать пока старший по рангу не заговорит с тобой первым. Иначе с большой вероятностью лишишься головы.

По моим ощущениям прошли века прежде чем он, почти незаметно кивнул и властно задал вопрос:

— На тебе нет ни рабского клейма. Ни колодок каторжника. От тебя пахнет кровью, но ты не страж. Кто ты? Твое появление тут это нарушение устава.

Он замолчал. И это молчание было больше похоже на молчание горной гряды, чем на молчание человека. А я мысленно поблагодарил Фанга, который не стал надевать на меня колодки, в которые заковывают опасных преступников отправленных вниз.

Я почтительно склонился в поклоне сложив руки в виде орла расправившего крылья и прижал их к сердцу. Именно таким приветствием младший должен почтить старшего.

— Позволь приветствовать тебя, достопочтимый господин. Мое имя — Фэн Лао. Вынужден признаться, что прибыл сюда без разрешения, ведомый не столько дерзостью, сколько необходимостью.

Чиновник не шелохнулся. Только брови чуть приподнялись. Его голос вновь прозвучал, будто вписанный в воздух чернильной кистью:

— Какая необходимость могла привести живого в чертог мертвых? — Я не чувствовал в его голосе угрозу, но прекрасно понимал, что если ему не понравится моя версия, то я труп. В голове с бешенной скоростью мелькали все знания, что я помнил о правилах и законах старой династии. А еще о призраках. И о вторых говорилось, что высшим врать крайне опасно. Так что спасибо тебе наставник, что заставлял меня все это изучать и прости дурака, что огрызался на твои уроки.

— Господин, — Я вновь поклонился. — Старший Фанг отправил меня добыть кусок живого нефрита для дом Изумрудного Кедра в этих шахтах. — Увидев немой вопрос, я поспешил на него ответить. — К сожалению, младший очень не сдержан и покалечил стражника, именно поэтому меня отправили в провал. — Похоже это чудовище удовлетворил мой ответ. — Но когда я наткнулся на кусок живого нефрита на меня набросились духи-каторжники и мне пришлось дать им бой.

— И ты уничтожил их всех. Чем спровоцировал прибытие моего подчиненного, который решил тебя наказать. — А вот тут требовалось вклиниться в нить его разговора. Я вновь прижал ладони к сердцу и поклонился.

— Господин, прошу меня простить за дерзость. Но у надсмотрщика не было права меня наказывать. Поэтому его смерть была самозащитой. — На бесстрастном восковом лице едва заметно дрогнули губы, показывая тень улыбки и призрак кивнул соглашаясь с моими словами.

— По имперским законам ты прав. Но ты пролил кровь в стенах святилища этого святилища. Ты активировал ключ. Ты нарушил покой этого места. Почему?

— Потому что истина… — я поднял взгляд и решил ответить в духе древних авторов, — всегда скрыта за запертой дверью. Ибо лишь тот, кто рискует жизнью, имеет право задать вопрос.

Тишина. Он словно взвешивал каждую мою интонацию. Потом медленно кивнул.

— Ты говоришь как человек, которому было даровано воспитание. А не просто выживание. Я чувствую в тебе кровь драконорожденного… пусть и еще слабую, но уже пробудившуюся.

Я склонил голову еще ниже и продолжил говорить в том же духе.

— Благородная кровь не делает сердце благородным. Но наставник научил меня уважать иерархию и долг. Простите господин, если мое присутствие — скверна в этом священном месте. Я не знал, что здесь служит дух столь высокой добродетели.

— Здесь не служат, — перебил он спокойно. — Здесь продолжают служить. Ибо приказ о смене не был получен. А приказ — святыня. Закон не умирает, если существует тот, кто служит.

Он обернулся к пустому залу и обвел это место рукой.

— Тысячу лет я охранял порядок, подчиняясь Министерству Обрядов и Управлению Горных Тюрем. Эти шахты были опасны для живых, но необходимы для Империи. Лишь заключенные и добровольцы могли добывать нефрит в таких глубинах. Только драконорожденный имел право возглавить такую тюрьму. И тысячу лет здесь не было ни одного.

Он повернулся ко мне вновь. Его взгляд больше не пронзал — он обнимал. Его темный огонь стал таким теплым, что я удивился.

— И вот ты. Молод, ранен, дерзок. Но ты не дрогнул. Ты не только владеешь оружием. Еще твой ум остер как бритва. Я вижу в тебе того, кто может удержать незыблемый порядок. Кто не посмеет пренебречь Уставом, но и не даст ему стать петлей на шее. Но согласно закону, если приемника официально не назначили, а управляющий уже не может справляться со своими обязанностями, то он он может передать печать. Согласно закону, это происходит согласно ритуалу.

Он медленно подплыл ко мне нарушая обычную дистанцию меу старшим и младшим.

— Ты драконорожденный. Твоя кровь дает тебе возможность получить мою печать. Но не освобождает от испытания. Чтобы стать преемником — ты готов пройти испытание Тела, Разума и Духа. Как завещали предки?

Он вытянул руку. На его ладони вспыхнули пять тусклых символов — Дерево, Огонь, Земля, Металл, Вода. Каждый — мерцал, будто тлел на границе миров. А потом они встроились в великую триаду составляющую саму суть нашей империи — Единство, Дисциплину, Силу

— Пройди их — и я исполню долг. Отдам печать и исчезну. Не ради покоя — ради завершения службы.

Он опустил руку, и комната снова замерла.

— Готов ли ты? Или вернешься наверх и позволишь хаосу снова обвить корни порядка?

Я медленно выпрямился понимая, что это мой шанс. Боль в теле не утихала, но голос звучал твердо:

— Я пришел за выживанием. Но, кажется, нашел смысл. Если это — мой путь, то я его приму. И пройду.

Чиновник не ответил. Но я впервые заметил, как в глубине его чернильных глаз на миг дрогнул свет.

Я стоял посреди кабинета, наполненного тишиной, тяжелой, как свинец. Призрачные стражи расступились по взмаху его руки. Отныне я не нарушитель, отныне я часть иерархии.

В задумчивости чиновник наблюдал за мной, молчаливый, величественный, одетый в одеяние, чье полотно колебалось от потоков мертвой эссенции.

— Ты не первый, кто спускается, — произнес он наконец, голосом, в котором слышались пергамент, чернила и колокольный звон.

— Но, быть может, первый, кого вы удостоили беседы, достопочтенный, — отозвался я, склоняя голову и переходя на архаичный, отточенный язык, которому учил меня Наставник. — Кровь моя не подделка, и я слышу зов долга. Отныне я готов внимать знанию старших.

Он кивнул. И это было началом.

— Закон требует смены, — сказал он. — Ты — первый драконорожденный, ступивший в эти залы за тысячу лет. Моя душа связана контрактом службы. Чтобы я мог уйти, ты должен доказать, что достоин. Не словом, ибо они прах, — делом. Первое испытание будет Силы.

Пол под моими ногами исчез. Или, может, просто растворился в пустоте. Я падал — не вниз, а внутрь. Мир распался, как треснувшее зеркало, и вновь собрался, но теперь — в другом облике.

Я стоял в зале суда.

Высокий потолок исчезал во мраке. Передо мной — массивное кресло судьи, вырезанное из черного камня, на спинке которого сиял знак министерства горных тюрем. На полу — две дорожки из мозаики, ведущие к помосту. Слева — дверь, за которой стояли узники. Справа — дверь, откуда могли выйти воины. А между ними — весы.

Я понял, в чем суть.

Сила — ничто, если не умеешь ее направить. Власть — яд без меры. Чиновник не обязательно должен быть воином, но он должен уметь применять силу. Это испытание было не про бой. Это был суд.

— Перед тобой трое, — раздался голос призрака, но уже не из зала, а прямо из моего сознания. — Один убил, но защищая другого. Второй — солгал, чтобы спасти свою жизнь. Третий — украл, чтобы выжить. Один должен умереть. Один — быть прощен. Один — отправлен в каторгу. Реши. Но знай: выбор твой изменит тебя. И ты не сможешь угадать, кто кто.

Передо мной появились трое. Лица их были закрыты черными платками. Я не чувствовал от них зла — лишь страх. И ожидание. Молчаливое, как у статуй.

Я пытался заглянуть в их суть, интуицией, памятью, нутром. В каждом — жизнь. В каждом — вина. И все же — никто не сказал ни слова.

И тогда я понял: это не про них. Это про меня. С точки зрения империи они все прах. Но судья должен понять кого он судит. Я закрыл глаза.

Наставник говорил: «Мир нельзя изменить, но ты можешь выбрать, каким будет твой след». Я вдохнул и сделал шаг вперед.

Теперь они стояли прямо предо мной, а на моих плечах была вся тяжесть выбора.

Три души.

Три греха.

Три судьбы.

И закон, который требовал не справедливости, но порядка.

Первый — дрожал. Его руки, покрытые шрамами, сжимались и разжимались, будто даже сейчас он готов был вцепиться в лопату, в нож, в что угодно, лишь бы выжить. Рабочий. Тот, кто привык к труду, к боли, к молчанию. Он не просил пощады. Не оправдывался. Лишь ждал удара, как ждал его всю жизнь.

— Ты украл, чтобы выжить, — сказал я. Его глаза расширились. Не от страха — от удивления. — Каторга. Ты будешь работать. Но ты останешься жив.

Второй стоял, как клинок, вонзенный в землю. Его спина была прямой, а подбородок вздернут. Он не просил, не молил и самое главное не опускал взгляда. Солдат? Преступник? Фанатик? Неважно. В его молчании была правда — та, что режет глубже лжи.

— Ты убил, защищая другого. — Он не кивнул. Не подтвердил. Но в его глазах мелькнуло что-то — воспоминание? — Прощен.

Третий шептал. Его губы двигались, бормоча что-то — то ли молитву, то ли заклинание, то ли просто слова, которыми он пытался убедить себя, что все еще чист. Его голова была низко опущена, но я видел — его пальцы сжимались, будто в них уже был нож, монета, фальшивая печать…

— Ты солгал, чтобы спасти себя. — Он вздрогнул. Его шепот оборвался. — И за это — смерть.

Почему я сделал такой выбор? Потому что вор может искупить вину трудом.

Потому что убийца, защищавший другого, — уже не убийца. Но лжец? Лжец разъедает самую суть закона. Он превращает порядок в хаос, правду — в пыль под ногами. И если оставить его безнаказанным — следующий раз он солжет не только за себя. Он солжет за всех. И империя падет.

Я протянул руку и в моих руках материализовался меч палача. Шаг, и я сделал то, чего требовало испытание. Лезвие прошло сквозь плоть, как сквозь воду. Не было ни крика ни крови лишь ощущения, что я исполнил приговор.

Комната растворилась.

И я стоял снова в уже знакомом зале, перед призраком-чиновником. Его взгляд был все таким же спокойным, но в нем появилось иное: уважение.

— Ты выбрал. И сделал это не сердцем, не страхом, но рассудком. — Он подошел ближе. — Испытание Силы пройдено. Следующее будет Единство.

А мне оставалось идти дальше. Второе испытание ждало впереди.

Туман рассеивался. Призрачные стражники растворялись в воздухе, словно восковые фигуры под солнцем. А я все стоял в центре пустого зала, ощупывая взглядом пространство, которое, казалось, изменилось. Стало тихо, очень тихо.

— Второе испытание, — раздался голос чиновника-призрака. — Началось…

Я не успел ответить. Пол под ногами дрогнул, и зеркальная гладь серого камня сменилась водной гладью. Прямо посреди зала возникла арка, невысокая, но украшенная теми же иероглифами, что я видел в зале с мандалами — древние символы, означающие «вспоминать», «принимать» и «оставлять».

Я шагнул в арку.

Вода не хлюпнула, не омыла. Она впустила меня — и вдруг исчезла. Я стоял в знакомой комнате. Слишком знакомой.

Тепло. Свет. Книги, свитки, мягкий ковер, чернила с резким запахом — комната наставника.

Он сидел на подушке, спиной ко мне. Чертил что-то кистью на длинной полосе бумаги, а я, юный, — я вдруг понял, что я снова юный, — стоял сзади, ожидая, когда он закончит. Я помнил этот день. Это было в тот день, когда он дал мне первую настоящую задачу — украсть печать торгового гильдмастера и подменить приказ о поставке. Я тогда думал, что это просто тренировка. Думал…

Я шагнул ближе — и картинка дрогнула. Наставник повернулся. Но его лицо было другим. Не тем, что я знал.

Это было мое лицо. Взрослое, испуганное. Искаженное болью.

— Что ты забыл? — спросил он.

— Что?.. — я отшатнулся, но голос был мягким, почти отеческим. И это делало больнее.

— Что ты забыл из того, чему я тебя учил?

Из ниоткуда появились образы. Пылающие здания. Кровь. Убийства. Мой кинжал в чьем-то горле. Крик. Шепот. Страх. Приказы, которые я не понимал. Приказы, которые я выполнял.

— Ты стал сильным, Фэн Лао. Но знаешь ли ты, для чего? — продолжал он. — Ты можешь ломать кости, но знаешь ли ты, как не сломать душу?

Я хотел закричать, но не мог. Грудь не слушалась. Я хотел убежать, но ноги вросли в землю.

— Это вода, — произнес голос наставника, теперь уже с оттенком чиновничьего холода. — Вода не убивает. Вода запоминает. Она течет сквозь века, и если в ней гниль — она ее уносит. Но если в ней истина — она ее хранит. Что течет в тебе, Фэн Лао?

Передо мной всплыли образы моего пути. Подвалы. Воровские норы. Тайная канцелярия. Шахты. Духи. Кровь. Глифы. И где-то в этом — мои мысли, мои сомнения, мой страх быть никем, даже с силой драконорожденного.

— Я… — голос дрогнул. — Я не знаю. Я не уверен.

Образ наставника кивнул.

— Принято.

Все исчезло.

Я оказался снова в зале. Камень был влажный. Ладони дрожали. В висках стучало. Но сердце… сердце стало легче.

Передо мной стоял призрак-чиновник. Его лицо было серьезным, но в нем больше не было холода. Он смотрел на меня, как смотрят на ответившего правильно ученика.

— Ты прошел второе испытание. Ты не оттолкнул свою тень. Не попытался забыть. Не солгал себе.

Он замолчал, а затем добавил:

— Осталось последнее. Я в тебя верю Фэн Лао.

Я ждал, что будет снова туман. Снова искаженная память или обман. Но этого не случилось. Каменный пол под моими ногами зазвенел, как железо, и с глухим щелчком открылся вниз, уводя меня в новое помещение. Я спустился, и за спиной тут же сомкнулась дверь.

Это место было другим.

Я оказался в Зале Порядка и Дисциплины.

Не мрачном и не величественном — а безупречно правильном. Прямоугольное пространство, идеально выверенное до последнего цуня. Каждый камень пола подогнан, каждый стык отполирован. Стены увешаны печатями и приказами. Я видел таблички, расписанные древними знаками — символы суда, повиновения, наследия, закона. А в самом центре зала — две вещи.

Весы.

И трон.

Весы были старинные, из черненого металла, покрытого письменами. Чаша слева была пуста, как пустота в душе. Чаша справа — сияла, наполненная крошечными, почти незаметными знаками. Капли воли. Частицы долга. Резонанс чужих решений, принятых и исполненных. В них была тяжесть тысяч судеб.

Трон — из кости и железа. И на нем сидел никто.

Я понял без слов.

Третье испытание — сделать выбор. Принять власть.

Я сделал шаг вперед, и голос — голос уже не призрака, а самого Долга, заговорил в голове:

— Ты прошел путь вора, шпиона, убийцы. Ты познал Силу, ты выдержал Единство, но теперь — иное. Теперь ты должен решить.

— Здесь, в этом месте, власть — это не привилегия. Это ярмо. Это долг без конца. Эта шахта, наполненная мертвыми и обреченными, не освободит тебя, если ты примешь трон.

— Примешь ли ты вес чужих жизней? Примешь ли печать власти, если за нее никто не похлопает по плечу, если никто не скажет: «молодец»? Если власть — это одиночество, боль и служение?

Передо мной на пьедестале вспыхнула печать чиновника шестого ранга, украшенная знаками пяти драконов. Вокруг — цепи из света, что тянулись к трону.

Я стоял. Молчал. Смотрел. И думал.

Я — не герой. Не святой. Я вор. Я убийца.

Но кто освободит эти души, если не я?

Если я уйду, власть снова возьмут мертвецы, и снова будет литься кровь. Я не святой. Но я жив. И я умею делать выбор.

— Я приму, — сказал я.

Я подошел к трону. Коснулся печати. Цепи света рванулись ко мне и сомкнулись на запястьях.

Это было больно. Не физически — гораздо глубже.

Я чувствовал, как в меня вплетается чужая власть. Чужая структура. Сотни протоколов, имен, правил. Тысячи голосов. Все ждали приказа. Я мог их отпустить. Мог приказывать. Мог судить.

На весах слева загорелся свет — моя воля.

И баланс сместился.

Весы дрогнули. И замерли.

Голос прогремел:

— Вес уравновешен. Ты признан. Отныне ты — исполняющий обязанности управляющего Печати Заточения. Служи. Или исчезни.

Я сел. Трон не обжигал. Он просто принимал. Меня — таким, каков я есть.

И в этот миг, за спиной, я услышал шаги.

Чиновник-призрак, теперь преклонивший голову.

— Добро пожаловать, преемник.

Когда последние слова старого духа стихли, и его облик начал тускнеть, я все еще сидел на троне. Его взгляд был тяжелым, но спокойным. Он кивнул мне в последний раз — не как враг, не как наставник, а как предшественник, исполнивший долг.

И исчез.

Все вокруг стало тише. Даже факелы будто уменьшили пламя. Казалось, само подземелье затаило дыхание.

А меня захватило странное вдохновение, я поднялся с трона и подошел к столу. Взяв кисть и чистый лист бумаги, я начал писать. Да я не знаю как это делать по всем правилам канцелярий, но я чувствовал, что должен издать указ и подтвердить его своей печатью.

Во имя Закона, по праву крови Драконорожденных

и по воле духа, передавшего Печать. Я, Фэн Лао,

исполняющий обязанности Хранителя Порядка в Горных Тюрьмах,

повелеваю:

Пусть души, что присягнули Империи и отдали ей службу — освободятся от пут, и вернутся в Великую Реку Перерождения с честью, как положено тем, кто исполнил долг.

Пусть души заключенных, что приковали себя к этим камням страстью, страхом и виной, — будут освобождены. Пусть их пребывание здесь будет зачтено Небесной Канцелярией как срок службы и искупления, и суд над ними свершится по заслугам.

Да растворится печать над этим местом, и покой вернется туда, где был крик и железо.

Да будет так. Пока жив я — таков мой приказ. А если паду — пусть его завершит тот, кто примет Печать.

Иероглифы ложились ровными столбцами один за другим, а когда я закончил, то почувствовал как незримый поток ветра толкнул меня в спину призывая завершить указ. Надрезав палец я капнул кровь на белоснежный лист бумаги и сделал оттиск печати завершая начатое. Стоило мне ее оторвать от бумаги, как в этот миг комната содрогнулось.

Кровавый оттиск печати вспыхнул алым пламенем и уже через мгновение сгорел весь документ. Сквозь стены я услышал тысячи шепотков, а потом они пришли.

Души привязанные к этой шахте. Они рядами стояли передо мной. Кто-то с гордо поднятой головой и осознанием исполненного долга. Другие склонив головы. Третьи без малейшего проблеска сознания, но все как один ожидающие.

Каждый из них почувствовал зову печати и явился. Сглотнув я смотрел на них, а потом наконец-то набравшись храбрости начал говорить:

— Слушайте мою волю. Служившие Империи, охранявшие порядок, добывавшие нефрит во имя Закона — ваша вахта окончена. Я освобождаю вас. Покой ваш — заслужен. Вы можете вернуться в Реку Перерождений с чистыми именами.

Ветхий мастер с пробитой каской в руках медленно кивнул, и тело его рассыпалось в пыль из света.

А я продолжил говорить следуя духу своего приказа:

— Каторжники. Я не знаю ваших имен. Не знаю ваших дел. Но вы были здесь. Под камнем. В цепях. Я — признал вашу боль. Да будет ваше пребывание в этих глубинах зачтено Небесной Канцелярией. Да судят вас — не страх и не тень, но Закон. Да освободится то, что держит вас. Да возродится то, что было утрачено.

Один из призраков закрыл лицо руками и исчез, не выдержав.

— Пусть святилище это — отныне не будет узилищем. Пусть здесь — будет тишина, не крик. Покой, а не кандалы. Я подписал. Я поставил Печать. И я — исполню.

Свет охватил святилище и через пару ударов сердца здесь не осталось ни единой души, кроме меня. Печать в моих руках на мгновение потускнела — и тут же вспыхнула вновь.

Глубоко вздохнув я посмотрел на свои дрожащие пальцы. Похоже я каким-то чудом прошел по столь тонкому льду, что как только у меня появится возможность надо будет принести щедрые дары в храм великих драконов.

Донг. Донг. Донг.

Где-то вдалеке звонил судебный колокол, который выкинул меня из моих мыслей. А буквально через несколько ударов сердца из воздуха возникло нечто. Высокий, со строгим лицом и длинными свисающими усами, с головным убором, похожим на выточенную из обсидиана табличку. Его мантия сверкала белыми и черными всполохами, и от его фигуры разило столь мощной аурой силы, что мне хотелось упасть на колени, но я сумел устоять.

Он не смотрел на меня — он оценивал.

— Предыдущий управляющий передал свои дела, — произнес он, как будто объявляя смену погоды. — Согласно Уложению о службе в зоне Отчуждения Душ, подпункт восемьдесят девятый, о смене замещающего, в случае выявления нового обладателя крови Дракона, подтвержденного ритуалом и правом древней службы.

Он сделал паузу и поднял на вытянутой руке свиток.

— Фэн Лао, признанным наследником линии, обладающим подтвержденной боевой мощью и способностью к административному управлению, предоставлен временный сан восьмого ранга в рамках структуры Призрачной Канцелярии.

Раскрыв свиток, он начал читать.

— Указ Призрачной Канцелярии:

В связи с истечением срока пребывания предыдущего управляющего, отсутствием других кандидатов, а также ввиду проявления должных качеств, признать Фэн Лао, из крови Дракона, исполняющим обязанности чиновника по надзору, контролю и регулированию. Присвоить ему восьмой ранг, со статусом временный и с возможностью перехода в действующий по завершении испытательного срока. При прохождении испытательного срока рекомендовать в качестве сянь вэйя. Предоставить доступ к архивам зоны, командованию над спектральными стражами, праву подписи в свитках службы и ограниченному распоряжению ресурсами. Настоящий указ вступает в силу с момента зачтения.

Подписано: Юнь Ли, регистратор ранга второго, ведомство Пограничного Надзора.

Свиток исчез, словно его никогда и не было, а мое тело пронзила острая боль.

— Ты теперь в реестре, Фэн Лао. Назад дороги нет, — произнес он, не угрожая, но и не успокаивая.

Он наклонился на секунду, ровно настолько, чтобы это было формальным уважением и тут же исчез.

Факелы вспыхнули ярче. Дышать стало гораздо легче, а в моей голове билась лишь одна мысль:

— В какое дерьмо ты вляпался, брат?