Львы — дети солнца, поэтому они всегда считают себя центром Вселенной. Они не могут жить без восхищенных зрителей, на которых можно произнести впечатление незаурядностью своей натуры.
— А сейчас, ребята, перед вами выступит поистине синтетическая[1] девочка — Лора Рябинина! — объявила организатор досуга учащихся интерната № 24 Нина Михайловна. — Давайте поприветствуем ее! — И женщина первой захлопала в ладоши.
Зал подхватил, сначала нехотя, но потом разошелся вовсю. Во-первых, потому что хлопать было весело. Некоторые из парней даже начали заодно притопывать и подсвистывать. Во-вторых, всем хотелось посмотреть, что же такого синтетического в девчонке, которая специально явилась сюда для того, чтобы перед ними выступить. Силикона, что ли, куда накачала! Конечно, когда денег девать некуда, все в силикон и идет.
Обрадованная горячим приемом, Лора с достоинством вышла на сцену. Она всегда вызывала у зрителей восхищение, а потому гвалт в небольшом интернатском зрительном зале был ей приятен. Ей нравилось, когда ее разглядывали, когда рукоплескали. Она прирожденная актриса. Хорошо, что и мама считает точно так же. Некоторые родители убеждены, что сначала надо получить качественное среднее образование, а потом уж приобретать какую-то специальность, а вот Лорина мама, с раннего детства угадав в дочери неординарную натуру, всю себя посвятила тому, чтобы развивать ее таланты. А с развившимися талантами Лоре, конечно же, гораздо легче будет поступать в театральный институт. Они только никак с мамой не решат, на какое отделение. Лора одинаково хорошо поет, танцует, играет на фортепиано и декламирует стихи. Может быть, она даже попробует поступить во ВГИК. Внешность у нее вполне кинематографическая: высокий рост, царственная осанка. Волосы у Лоры очень густые, тяжелые и абсолютно прямые. Струятся по спине до самого пояса сплошной шелковистой массой. Лицо тоже хорошее. Чистое, румяное, с полными яркими губами и удлиненными темно-серыми глазами.
Выступление в интернате Лора решила начать с пения. Мама предлагала сначала спеть «Соловья» Алябьева но девочка сразу отказалась. Что могут понимать в классической музыке заброшенные интернатские дети? Она для них подготовила несколько популярных песен, которые знает каждый подросток. Жаль только, что эти подростки никак не могут успокоиться… Конечно, она очень выигрышно смотрится со своими распущенными блестящими волосами, в бордовом концертном платье с открытыми плечами, но пора бы уже переходить, собственно к пению.
Лора с недоумением посмотрела на Нину Михайловну, полускрытую складками пыльного занавеса. Та мгновенно поняла немую просьбу девочки, выскочила на сцену и умело уняла не в меру разошедшихся подростков. Шум, топот и свист постепенно сошли на нет, и на Лору уставились десятки ждущих глаз. Это ей и было необходимо. Интерес к ее персоне всегда будто приподнимал ее над действительностью и вселял уверенность. Лора послала публике ослепительную улыбку, кивнула маме, которая была у нее еще и аккомпаниатором, и объявила:
— Песня из кинофильма «Игра»!
Пела она с подъемом. Впрочем, как всегда. Ей нравилось петь. Руки сами, будто крылья, раскидывались в стороны, когда того требовал особый драматизм песни. Сегодня ее голос звучал как-то по особенному звонко и сильно. И вся она, Лора Рябинина, чуть не улетала со сцены вверх, туда, откуда, точно маленькие солнца, лили на нее свой белый свет простенькие прожектора.
Аплодировали ей долго, но Лора уже знала, как утихомирить зрителей. Она выкрикнула в зал название еще одной популярной песни, и все мгновенно затихли. Потом она спела еще три. Зал рукоплескал. Лора купалась во всеобщем восторге и посылала в зал снисходительные улыбки. Они ведь еще не знают, что она сейчас им покажет. Она ведь не только поет. Она сейчас представит неискушенному вниманию зрителей удивительный танец, который с ней поставила учительница хореографии Алла Константиновна. Получилось нечто среднее между испанским фламенко и брейком. Никто еще такого не видел. Это только она, Лора, смогла придумать такую жгучую и, казалось бы, невозможную смесь. Учительница была против такой, как она выразилась, эклектики[2], но Лора настояла. Алле некуда было деваться. Еще бы! Лорина мать ей очень неплохо платит. И вот в результате настойчивости уверенной в себе ученицы родился танец, от которого все эти интернатские доходяги выпадут в полный осадок!
Лора опустила руки на пояс, отстегнула одной ей только видимые крючки и одним взмахом отбросила от себя длинную юбку. Зал взвыл от восторга. Лора не сомневалась, что так оно и будет. Она теперь была в бордовом топике, который только что составлял в комплекте с юбкой концертное платье, обтягивающих блестящих шортиках, колготках в крупную черную сеточку и красных лакированных туфлях на высоких каблуках.
Лора опять кивнула маме, и та включила магнитофон. Зал заполнила горячая испанская мелодия. Закончив первую часть танца гордой позой фламенко, девочка отбросила в сторону красные туфли и перешла к движениям брейка. Потом — опять фламенко, уже босиком, что смотрелось не менее эффектно. После снова брейк и — неожиданный финал: из очередной гордой позы испанского танца Лора опустилась в самый настоящий шпагат.
Некоторое время зал молчал, потом на нее опять обрушился шквал аплодисментов. Разгоряченная, румяная Лора принимала их как должное, гордо кивая головой. Она медленно поднялась и несколько раз поклонилась зрителям очень низко. Они, наверно, думали, что она им столь признательна за аплодисменты, но девочка так отдыхала. У Лоры оставалась еще одна часть концерта. Они с мамой договорились, что играть на рояле в интернате Лора не будет. Кто ее тут поймет-то? Она прочтет им стихи о любви. У нее это здорово получается. Мама во время ее чтения все время смахивает слезы. Да и другим тоже нравится.
Лора ловко впрыгнула в туфли и обернула вокруг талии поданный мамой кусок черной ткани, представ теперь перед зрителями в совершенно новом образе. В зале уже никто и не думал шуметь и переговариваться. Все ждали, что будет дальше. И Лора принялась декламировать о любви. Она очень верила в то, что читала. Ей казалось, что она сама сочинила эти строки, а потому они лились из нее очень искренне, с восторгом и абсолютной верой в то, что она произносит.
Как писали потом в газетах, после Лориного выступления аплодисменты долго не стихали и органично перешли в бурные и весьма продолжительные овации. Заведующая досугом учащихся интерната Нина Михайловна поблагодарила Лору с мамой, Антониной Борисовной, от лица всего коллектива воспитанников и педагогов, преподнесла пять заморенных гвоздичек и увела Лору и ее маму с собой в кабинет директора, где их уже ждал стол, сервированный для чаепития.
— Это потрясающе! Это просто удивительно! — воскликнула Нина Михайловна, соорудив на лице умильное выражение и сложив на груди руки, будто для молитвы. — Такой концерт! Такой концерт! Наши дети никогда не видели и не слышали ничего подобного!
Лора в этом и не сомневалась. Это ж надо поискать, чтобы один и тот же человек и пел, и танцевал почти с акробатическими номерами. Они еще ее игру на рояле не слышали. И «Соловья»…
Расчувствовавшаяся Антонина Борисовна тоже тут же вспомнила знаменитый романс Алябьева и сказала:
— А как Лорочка поет «Соловья»! Если бы вы слышали! Может быть… ты споешь нам, Лорочка! Ну, пожалуйста! Специально для этих прекрасных людей, которые отдали себя сиротам!
Прекрасные люди тут же откликнулись в один голос:
— Спойте нам, Лорочка, спойте! Просим! Просим!
Лору никогда не надо было долго уламывать. Зачем стесняться того, что она умеет делать хорошо? И лишняя порция восхищения не повредит. Восхищение — оно для Лоры как воздух.
И она спела. А капелла. Без музыкального сопровождения, что невероятно трудно. Но она справилась. Лишь на самых верхних нотах слегка сфальшивила. Вряд ли, конечно, кто-нибудь это заметил. Закончив, на всякий случай Лора сказала:
— Простите, но я уже устала…
— Конечно, конечно… — понеслось со всех сторон. — Такой концерт отработать! Тут не просто устанешь! С ног свалишься!
Потом юную артистку с мамой угощали пирогами, которые были испечены в столовой интерната. Антонина Борисовна, осчастливленная очередным успехом дочери, не умолкала:
— Можете себе представить, что Лорочка уже в два года пела совершенно чисто. Я сразу сказала Эдуарду Николаевичу… это мой муж, Лорочкин отец… что дочь у нас будет певицей. Ну а певице просто необходимо владеть инструментом. Мы сразу купили фортепиано. Не поверите, но Лорочка тут же за него уселась… Просто не могли оторвать… А потом выяснилось, что она еще и двигается прекрасно. Мы тут же нашли учительницу танцев. Потом — педагога по сценической речи. Ну… и фитнес само собой… бассейн… тренажёрный зал — обязательно… Здоровый образ жизни у нас на первом месте. Ну-у-у… и вы сами видите, каков результат!
Антонина Борисовна рукой с куском пирога описала вокруг дочери овал. Персонал интерната опять дружно зааплодировал. Лора снисходительно улыбнулась. Как она уже устала от восхищения этих сереньких людишек. Ей хочется на настоящую сцену, чтобы перед ней был тысячный зрительный зал. Она мечтала о рукоплесканиях залов настоящих театров с белой лепниной под потолком и бархатными складчатыми занавесами. Но мама права: сначала надо завоевать низы, а уж потом покорять высоты.
А Антонина Борисовна между тем продолжала:
— Лорочка прямо нарасхват. Ее дни расписаны по минутам на месяц вперед. Мы уже начали отказывать. Девочка одна, а желающих много! Завтра мы с ней едем в пансионат «Балтийский ветер». Ее попросили выступить перед отдыхающими. Представляете, Лорочкина слава уже бежит впереди нее! На прошлой неделе она выступила в санатории «Лазурный берег», и тут же позвонили из «Балтийского ветра» и «Петербургской жемчужины». «Жемчужине» мы пока отказали. Девочке нужен отдых. Ну а потом, конечно, обязательно… и туда… раз люди просят…
— А как же Лорочке удается совмещать такую серьезную концертную деятельность с учебой? — умудрилась встрять в мамин монолог Нина Михайловна.
— У нее все получается! — очень обрадовалась нужному вопросу Антонина Борисовна. — Она учится прекрасно! Просто прекрасно! Главное ведь — правильно организовать время. У нас все продумано до мелочей. Жизнь Лорочки посвещена искусству! Но мы понимаем, что без хорошего аттестата…
На этом месте Лора отключилась. Она наизусть знала все мамины монологи. Да, она с раннего детства занималась пением, музыкой, танцами и обязательно спортом. Но это действительно не сказывалось отрицательно на учебе. Ей легко давались все предметы. Не все нравились, но она одинаково хорошо справлялась и с математикой, и с литературой, и с английским языком. Конечно, у Лоры не было того, что называют свободным временем. Но она искренне не понимала, зачем оно нужно. Для ничегонеделанья? Но это же скучно! Лора даже телевизор смотрела редко, потому что телезритель пассивен, а она всегда была активным человеком. Ей необходимо постоянно что-то делать.
Лора не посещала и молодежные тусовки, не ходила на дискотеки, в клубы. Толпа — это не для нее. Она индивидуум. И тусовки скоро будут создаваться вокруг нее. Она добьется этого. Она будет выступать перед толпой. Она будет царить на сцене, а остальные пусть давятся в очереди за билетами и на вход в модный клуб, который и модным-то станет только из-за того, что она там будет выступать.
На болтовню с подружками Лора тоже времени не тратит. У нее их просто нет. Зачем они ей нужны? Чтобы завидовали и строили козни? И так целый класс, в котором она учится, полон завистниц. Лора каждый день видит поджатые рты и зло прищуренные глаза. Одноклассницы думают, что она переживает по этому поводу. А это не так. Ей, Лоре, глубоко безразлично то, что они о ней думают. Она приходит в школу учиться, а не сплетничать и не строить глазки парням. Да и кому там строить-то? Бессмысленные, пустые лица. То ли дело — Максим Тахтаев, сын маминой приятельницы тети Эльвиры. Ему, конечно, уже двадцать, но мама говорит, что они с тетей Эльвирой договорились, что их дети обязательно поженятся, когда придет срок. Лора не имеет ничего против. Максим ей нравится. Он высок, строен, красив и, главное, неглуп. Лора несколько раз видела его в обнимку с девчонками, но это ее не очень беспокоит. Во-первых, девчонки каждый раз были разными, что говорило о том, что Макс к ним не привязан. Во-вторых, она привыкла верить матери. Раз Антонина Борисовна сказала, что они поженятся, значит, так и будет. Еще ни разу не было такого, чтобы мама не выполнила своих обещаний. Да и тете Эльвире Лора нравится. Сам Макс тоже очень хорошо к ней относится, называет невестушкой и сочно целует в щеку при встрече. Таким образом, в Лориной жизни есть все, что ей необходимо, и больше ни в ком и ни в чем она не нуждается.
— Лорочка! Я добилась того, что ты будешь выступать в доме ветеранов сцены! — заявила Антонина Борисовна за ужином на следующий день после выступления в интернате.
— Тоня, ты совсем с ума сошла! — заявил Лорин отец, Эдуард Николаевич. — Ну зачем тащить девчонку в такое грустное место?
— А что ж, ветеранам только друг на друга и смотреть?
— Нет, конечно, но, думаю, к ним приезжают люди постарше. Лоре всего пятнадцать!
— Правда, мама, мне совсем не хочется там выступать, — поддержала отца Лора.
— Ну что ты, Лорочка! Это же не простые ветераны, а ветераны сцены! Вдруг кто-нибудь тебя заметит, замолвит слово! Сейчас без связей — никуда!
— Антонина! Там брошенные всеми старики! Какие у них связи! — возмутился Эдуард Николаевич. — Те, кто нужен своим детям, живут с ними, а не в домах ветеранов, пусть даже и сцены! Хотите там выступить — выступайте, но не смейте что-нибудь для себя урвать!
— Одно другому не мешает, — совершенно не обиделась на резкий тон мужа Антонина Борисовна. Она налила себе чаю. — А Лорочке надо учиться выступать перед любой аудиторией.
— Лорочке давно пора завести себе молодежную компанию! — Эдуард Николаевич резко отбросил от себя газету, которую намеревался просмотреть. — Хватит таскать ее по богоугодным заведениям! Молодость имеет обыкновение проходить! Лорка не успеет оглянуться, как уже семья, дети, проблемы, а она так и не вкусила беспечности молодости!
— Папа! Меня совершенно не интересуют компании! Ты же знаешь! — отозвалась Лора, отрезая себе кусок сыра.
— Ну и напрасно! Тебе уже пора на свидания бегать и с парнями целоваться, а ты… прости меня, конечно… вертишь задом перед скучающими тетками в санаториях и домах отдыха!
— Нет! Вы только посмотрите на него! — Антонина Борисовна всплеснула руками. — Другие отцы не знают, как своих дочерей домой загнать, а этому не нравится, что его дочь не шляется по злачным местам!
— Не надо передергивать, Тоня! Я говорю не про злачные места, а про обыкновенные прогулки с друзьями. Вот скажи, Лорка, ты в свои пятнадцать лет хоть в кого-нибудь влюблялась?
— Ну… мне нравится Макс… и этого достаточно, — быстро сказала Лора.
— Нет! Вы посмотрите на нее! — вскричал Эдуард Николаевич в стиле собственной жены. — Джульетта, которая была, между прочим, моложе ее, покончила с собой из-за смерти возлюбленного, а моя дочь говорит, что ей достаточно того, что ей нравится Макс! Это же черт знает что такое! Макс женится — вы и не заметите! Ты, Лорка, должна сгорать от любви к своему сверстнику! Почему ты не сгораешь?! Вот объясни! Это же нонсенс[3]!
Лора бросила недоеденный бутерброд с сыром на стол, шмякнула чашкой о блюдце, демонстративно покинула кухню, прошла в свою комнату и упала лицом в подушку на тахте. Она слышала, как в кухне перебраниваются родители. Это ее не очень беспокоило. Она знала, что отец с мамой очень любят друг друга, а потому их ссора никогда не перерастет в затяжной конфликт. Лора размышляла над словами отца. Он, конечно, прав в том, что она в свои пятнадцать лет так ни разу и не удосужилась влюбиться. Почему-то она в любом коллективе всегда была сама по себе, всегда — над всеми. Ей не только влюбляться, ей даже и смотреть-то ни на кого не хотелось. И потом, она всегда была занята делом. Одноклассники занимались какой-то ерундой: чем-то менялись, играли в дурацкие бестолковые игры, перебрасывались глупыми записочками, устраивали примитивные КВНы, викторины. Лора настолько легко побеждала в них, что постепенно утратила к ним всякий интерес.
Последнее время девчонки в классе трещали только о парнях, косметике и тряпках. Лоре эти разговоры тоже были неинтересны. Отец хорошо зарабатывал, а потому она имела ту одежду, которую хотела. Косметики у нее тоже было столько и таких хороших фирм, что разговаривать об этом было как-то глупо и ненужно. Кроме того, Лора была яркой от природы, а потому красилась только на сцену. В обычной жизни ей хватало бесцветного блеска для губ.
Она прикинула, могла бы она покончить с собой, как Джульетта, если бы вдруг Макс погиб или женился на другой. По всему выходило, что не могла бы. Ей так много всего хочется получить от жизни, что без Макса она как-нибудь проживет. Хотела бы она с ним целоваться? Кажется, этого хотел от нее отец…
Лора представила, как Максим склоняется к ней и целует в губы. Ну и что? Ну целует… Она спокойно живет и без его поцелуев в губы! Ей хватает его поцелуев в щеку. В конце концов, какая разница, куда целовать: в щеки, в губы — никакой разницы…