Танец Огня

Глава 3 Орхидеи еще не зацвели…

Стрелец — миротворец. Он ненавидит свары и ссоры. При нем невозможно выяснять отношения, он тут же бросится разводить вас в разные стороны. Иногда Стрельцы так активно берутся мирить врагов, так увлекаются процессом, что ссора перерастает в небольшую миротворческую драку.

Как олень мчался он, как безумный лось, как бандитский кабан бородавочник, загоняющий целую стаю львов. Как девчонка при виде дикого медведя, как медведь при виде дикой девчонки, на пятках у которой висит африканский кабан.

Вот так он мчался.

Прыгая через камни, взлетая над лужами, обгоняя свою тень. Карабкался вверх, хватаясь за колючие ветки, спотыкался, рушился вниз.

А когда остановился — под ногами сухо потрескивал белый мох. Сосновый лес, продернутый золотыми солнечными нитями, насмешливо шумел. Впереди открывался просвет. Он сделал еще несколько шагов и увидел бесконечную зеленую чащу на крутом склоне, а за ней — снова зеленую чащу, и снова, и снова… Он стоял в центре дикой планеты, в центре дремучей тайги, по уши набитой гнусными жужжащими насекомыми, ядовитыми змеями, угрюмыми лосями, голодными медведями, отмороженными кабанами…

От бешеного бега дыхание рвалось, кровь гулко стучала в ушах, кружилась голова. На мгновение мир почернел, замигал зелеными звездочками, расплылся перед глазами, а потом из сумрака снова появились золотистые сосны, серые валуны, белые мхи… Он потряс головой. Опустился на каменный выступ. Потрогал пострадавшее горло. Насосавшийся слепень тяжело взлетел из-под пальцев. Даже на лету видно было, как просвечивает розовым светом его полное крови брюшко. Слепень удачно, с ветерком, прокатился и отлично позавтракал. Ему было хорошо-ооо…

— Ах ты! Я тебя! — взревел Ник, вскидываясь, но лесные дебри не удостоили его ответом. Он осторожно почесал опухший укус. Почесал сильнее. На самом деле чесаться хотелось до безумия, скрести пальцами, раздирать ногтями, чтобы проклятый зуд наконец прошел! Попадись ему сейчас этот кровопийца на расстоянии хорошего шлепка… Ник еще раз остервенело почесался и с усилием оторвал руку от горла.

Одно хорошо — слепень все-таки не змея. Да и укусил вовремя. Благодаря этому укусу гадюка его и не достала. Трудно достать, когда человек с воплем взлетает над молодыми елками. Не отпрыгни он, сейчас, может, отбрасывал одновременно кеды, рога и копыта.

— И никто не узнал бы, где могилка моя, — процитировал Ник для бодрости. Но бодрость к нему не спешила. Напротив. Сосны вверху терлись ветками, ветер гудел, что-то поскрипывало и шуршало… А в кустах наверняка затаились всякие гады. Ядовитые. Шипящие.

Эх, сейчас бы стрелялку, да выбрать базуку помощнее, да расколбасить всех в кровавые макароны!

Он повертел головой. Направо — лес. Налево — тоже лес, скалы. И сзади — лес. И никого. Совсем, совсем никого. Ни души.

Хоть бы слепень вернулся, что ли. Родное, можно сказать, существо. Он с ним, пока по лесу бегал, почти подружился.

Что же делать?

Что делать?!

Что делать человеку, венцу эволюции, в дремучем лесу, в окружении дремучих животных? Дарвина наизусть учить?

— Ау! — познал Ник пересохшими губами. — Люди!

Кажется, в таких случаях должно отзываться эхо?

Так вот — никто не отозвался. Эхо, очевидно, было из породы бесшумных ниндзя.

— Ау! — громче крикнул Ник. — Эй! Кто-нибудь! Эй! Грибники! Все сюда!

(Он твердо помнил, что на крик «ау!» прибегают люди с корзинками грибов.)

Контакт с цивилизацией не налаживался.

Горло пересохло, хотелось пить, но воды не было. А сильнее всего хотелось домой. На родную улицу: к магазинам, круглосуточным ларькам, к рынку, к лавочке у остановки, к вечным бабушкам с кошелками, к темному подъезду, к уютной, заваленной разобранными процессорами комнате, к родным гоблинам, зомбикам, анимэшкам. Хотелось, чтобы под ногами расстилался твердый серый асфальт, на котором ни одна гадина…

— Не надо про гадин! — приказал сам себе Ник. — Тьфу-тьфу-тьфу, вдруг они подслушивают? Надо выбираться молча.

Но куда? И как?

Он еще раз огляделся. Лес со всех четырех сторон казался совершенно одинаковым. Впереди маячил провал, значит, это направление отпадало. Оттуда он точно прибежать не мог. А откуда мог? А леший его знает!

Все больше и больше хотелось пить. А еще сильнее — выть с перепугу, выть на высохшую серую сосну, на расколотые огромные валуны, на россыпи незрелой брусники… Он обхватил сам себя руками — чтобы не так страшно было, — и нащупал к нагрудном кармане некий угловатый предмет.

Мобильник!

Ну конечно же, мобильник!

Никогда он так не радовался средству связи. Сейчас он позвонит в МЧС…

Нет, постойте. А как МЧС его спасет? Он же на острове!

Ник наморщил лоб. Вряд ли у городских спасателей есть спасательные вертолеты. Вряд ли у них в городе вообще есть МЧС. Разве что пожарные да рыбнадзор, который по весне снимает ошалевших рыбаков с расколотых льдин. Катер у рыбнадзора, конечно, есть. Но, судя по тому, что Захар специально петлял между шхер, «чтоб на рыбнадзор не напороться», служили там потомственные живодеры. Да и номера он не знает — кто ж знал, что номер рыбнадзора следует заучить наизусть? Нет, так не пойдет. Должны быть другие пути спасения.

Он открыл телефонную книгу, и в голове зажегся путеводный фонарь. Левке надо звонить, вот кому! Он его сюда затащил, он пусть и вытаскивает!

Ник мигом отыскал номер, нетерпеливо прижал мобильник к уху.

— Абонент не отвечает или находится вне зоны доступа…

В голове всплыла картинка: мокрый Лев прыгает на одной ноге, пытаясь вытрясти воду из ушей. Вот ч-черт! Нашел, когда мобильник утопить! Лучший друг в лесу загибается, а он мобильники в воде полощет!

Ник быстро перелистал список контактов. Несколько одноклассников, родители, компьютерный клуб, компьютерный магазин, знакомые, которым он собирал компьютеры, приятели по клубу… Кого же попросить о помощи? Может, все-таки компьютерный клуб? Не родителям же звонить, в самом деле: папа и мама, снимите меня с острова, домой хочу! Нет, это совершенно немыслимо!

И тут телефон зазвонил сам.

Высветился незнакомый номер.

Ник, чувствуя сильное желание заплакать и поцеловать экран, торопливо ответил:

— Але, это кто? Помогите!!!

Белый хрустящий мох исчез, его сменили влажные зеленые моховые кочки. Анька несколько раз падала, при этом промочила оба колена. Не огорчившись (джинсы все равно были походные), она первая радостно сообщила всем:

— Началось болото!

— Надо же, все-таки оно есть, — Лев умел признавать свои ошибки, — никогда бы не подумал: скала, а на вершине — болото. Хотя там дальше вообще озеро.

— А полезно иногда думать, — вполголоса процедил Захар, шедший теперь позади всех, — нужный такой процесс. А то у некоторых голова для того, чтобы кепка не падала.

Анька, которая шлепала рядом, возмущенно наклонилась к Захару.

— Перестань! — зашипела она. — Ты просто знал, умник. А болото на вершине может представить только извращенец. А Лев— парень городской…

— Ага, первый городской парень на деревне. Озеро наверху, значит, есть, а болота быть не может. Так только придурки рассуждают.

— Он не придурок! — зло ткнула его в бок Анька. — Не будем показывать пальцем, но придурок тут только один…

Впереди раздался резкий недовольный голос Аллочки.

— Ну-ну, — усмехнулся Захар, — только один, говоришь? Боюсь, придурков тут целая команда…

Анька плюнула с досады и побежала вперед.

Все-таки Захар своим упрямством мог кого угодно довести до белого, а потом и бардового каления. Аньке в таком раздраженном состоянии прям хотелось взять и укусить его за коленку. Или пересчитать им ближайшие сосны. Или заткнуть ему рот книжкой «Война и мир». Послушать его, так жизнь состоит из сплошных недостатков. Лето кончается в июне, человек произошел не от обезьяны, а от долбоносика, яблоко представляет собой сплошной огрызок. Теперь будет талдычить себе под нос: «Придурки, придурки…» — как минимум до конца недели. Лучше бы улыбнулся Леву, ведь, поссорившимся или помирившимся, им все равно вместе еще топать и топать.

— Я не могу лезть в эту лужу! — верещала Аллочка. — Там глубоко! И грязно! И вообще! Я вам что — нанималась по лужам лазить?

— Не нанималась, шуруй назад, — отодвинул ее подошедший Захар, — тут всего одна тропа, не заблудишься.

Аллочка прикусила язык.

Впереди разливался коричневый широкий ручей, от которого пахло ржавой водой, перепревшими мхами, тиной. Через ручей горбился мостик, три кривых бревна, небрежно стянутые проволокой.

— Алла, давай я первая пройду, — вышла вперед Яна (и это была ее вторая фраза с начала подъема).

— Подожди, я тебе помогу! — тут же откликнулся Лев.

Он, балансируя, удачно перешел по бревнам, ухватился на том берегу за небольшую сосенку — и протянул Яне руку. Та вполне благополучно перешла мостик. Захар выразительно закатил глаза к небесам — мол, каков джентльмен! — но промолчал. Аллочка надула губки:

— А я?!

— Давай руку! — потянулся с того берега Лев.

— Я не могу, я на каблуках!

— Сними их, — предложил Захар.

— Босиком я тоже не могу! — отвергла капризная девица.

— Хочешь, я тебе свои хаки отдам? — издевательски предложил Захар. — От сердца, можно сказать, оторву.

— Не надо тут ничего отрывать. Ты ботинки снимешь, а твоими носками небось медведей можно травить. Я не люблю газовые атаки.

Пока они препирались, Лев перебрался обратно.

— Хорошо, давай я тебя понесу, — вздохнул он и подхватил Аллочку на руки. Та немедленно вальяжно обхватила его за шею.

«Ишь, развалилась, — с неприязнью подумала Анька. — Прям как на диване!»

И тут же ей стало стыдно. Лев такой благородный, вон — пыхтит, но тащит, а она злобствует…

— Чтоб ты споткнулся! — напутствовал парочку Захар, но Лев уже поставил блондинку на сухой пригорок. Аллочка шепнула что-то ему на ухо, рассмеялась и победно сверкнула глазами на Яну.

Герой рок-н-ролла, однако, тут же повернулся именно к Яне

— Янка, в следующий раз с тебя начну, — пообещал он.

— Я тяжелая, — предупредила та.

— Отлично! Заодно и подкачаюсь. Может, тебя каждую репетицию на руках носить? Если от ДК по лестнице бегать вверх-вниз, то никакой качалки не надо.

Аллочка хмуро свела выщипанные бровки.

Яна, против обыкновения, не стала утыкаться в книгу, а что-то ответила. Лев рассмеялся. Пока они болтали, Анька, замирая, ждала: вдруг он повернется к ней, вдруг скажет что-то вроде: «Давай, Аня, я тебя тоже перенесу…»

— Вали, коза, — подтолкнул в спину бесчувственный Захар, — видишь, у мальчика светский раут. Не до тебя ему.

От обиды защипало в носу. Кажется, Захар был прав.

— Или хочешь, я тебя перенесу? — предложил он вдруг.

— Обойдусь! — отрубила Анька и мигом перебежала по бревнам.

Лев с Яной отошли в сторонку. Краем уха Анька слышала, что они говорят о песнях, но все равно сердце замирало. Конечно, он с самою начала оповестил всех, что они просто друзья… Но неужели Лев совсем в Яну не влюблен? Она ведь такая красавица!

Анька всегда влюблялась в красоту. А еще — в тайну. Ей нравились загадочные истории, мистика, дома с привидениями, оборотни, вампиры… Настоящие вампиры, конечно же, а не какие-нибудь банальные кровососы, банальный кровосос — это Захар, когда у него настроение плохое. Он не только всю кровь, но и весь мозг способен высосать своими дурацкими придирками.

Тут Захар, по обыкновению, заорал из подлеска:

— Двигаем, двигаем, не расслабляться!

— Ой, мне камешек в туфлю попал! — всплеснула руками Аллочка. — Погодите, я вытрясу. Пять сек!

Она, страдальчески подволакивая ногу, добралась до сухого бревна, сняла туфлю, долго трясла ею, потом увлеченно зарылась в рюкзачок… Захар ушел вперед, на разведку. Яна, пользуясь перерывом, все-таки уткнулась в книгу. Анька подобралась поближе к Леву. Надо просто заговорить с ним. Ну что такого? Сейчас подойдет и попросит: «Расскажи мне о Серебряном…»

Тут у Аллочки зазвонил телефон.

— Аллоу, — пропела она. — Ник? Что ты говоришь! Какой ужас! Отстой полный! Во невезуха. Аллес, я тащусь! Бедненький… Да не вопрос, конечно! Сейчас скажу, о’к!

И замахала руками, созывая остальных:

— Все сюда! Ник звонил! Он, короче, упал и разбился, прикиньте?

— Насмерть? — растерянно спросила Анька и тут же поняла, какую глупость сморозила. Насмерть — так, наверно, не звонил бы. Покойники, как известно, не пользуются мобильной связью.

— Не, еще жив, — утешила Аллочка, — короче, он там свалился откуда-то… или куда-то… короче, говорит, что ногу поранил.

— Я возвращаюсь, — нахмурился Лев.

— Ну, типа, он не очень сильно поранил, — осадила его Аллочка, — слегка так поранил… поцарапал чуток. Кровь, говорит, только идет.

— Надо срочно! — подпрыгнула Анька. — Вдруг перелом, надо в больницу сразу!

— Да нет у него перелома! — начала раздражаться Аллочка. — Он же сказал — царапина. Но кровь, типа, течет…

— Что опять случилось? — вернулся на крик Захар.

— Ник ногу сломал, — пояснила Анька.

— ! — Захар, по всему видать, хотел сказать многое, но только энергично сплюнул: — Надо возвращаться.

— Да не надо возвращаться! — перебила Аллочка. — Ничего он не сломал! Че ты гонишь, какую ногу?! Он так и сказал — не смейте из-за меня возвращаться! Пусть, говорит, только Янка вернется.

— А Яна ему зачем? — удивился Лев.

— Ну, она же тут главный Айболит, у нее аптечка. Я, кстати, крови ужас как боюсь, даже палец когда колют, боюсь. А Янка, типа, ничего, она его вылечит.

— Давайте перезвоним, — предложила рассудительная Яна, — если просто царапина, то я одна спущусь. А если перелом или сильное кровотечение — тогда всем надо, а Ника — в больницу.

— Да нет у него перелома, дурдом какой! — фыркнула Аллочка. — Он же по-человечески сказал: ца-ра-пи-на!

— Ты откуда знаешь? — хмуро повернулся к ней Захар.

— Да я ж с ним разговаривала! И че ему снова звонить? Выдумали тоже — звонить! Пусть ему Янка аптечку притащит — и все дела.

— Нет, надо звякнуть, — покачал головой Лев, — я уже ничего не понимаю. То перелом, то царапина. Это все равно что насморк и свиной грипп перепутать. Яну зачем-то требует. Такое ощущение, что он головой стукнулся, а не ногой. — Лев привычно полез в карман за телефоном, но застыл на середине движения. — Я же свою мобилу в лодке оставил, — вспомнил он, — она ж мокрая.

Яна достала маленькую аккуратную черную трубку:

— Диктуй номер.

— Э… номер? — поскреб в затылке Лев. — А у тебя в памяти нету, что ли?

— Он же твой лучший друг, не мой.

— Номер, номер… ммм… номер… так. Восемь, — уверенно начал Лев, — восемь, потом девять… восемь-девять… Яна, я не помню! Он, эээ… симку недавно сменил.

Яна понимающе покачала головой. Наверно, хотела сказать: «Недавно — это лет десять назад? Когда вы только-только вырвались в большую жизнь из детского садика?» — но промолчала. Да и что толку говорить, ведь Лев и ее номера не помнил. Он и свой номер тоже не запоминал. И вообще терял телефон в конце каждой репетиции. Тогда Яна его набирала, и все слушали, где играет. Играло обычно у Левина в заднем кармане. Такой вот был забывчивый мальчик.

— Алла, подскажи номер, — повернулась Яна к блондинке.

Та открыла свою красную раскладушку:

— Ой, он сдох! — ахнула. — То есть Ник не сдох, телефон сдох! Зарядка села.

— У кого есть номер Ника? — повернулась Яна к остальным.

Анька помотала головой. У Захара можно было не спрашивать, у него точно не было.

— Значит, все-таки ноги в руки и все возвращаемся, — подытожил Лев.

— Зачем всем-то? — возразила Яна. — Я схожу одна, раз Ник меня звал. Отнесу ему аптечку, если там вправду царапина… а если что посерьезней — позвоню, вы спуститесь.

Все посмотрели на Захара, а Захар посмотрел на Яну.

— Нет, тебе одной нельзя, — решил он, — я с тобой спущусь.

— Зачем? — изумилась та. — Обратную тропу я помню, вниз легче, чем вверх. В конце концов, дорогу до рудника знаешь только ты один.

— Я тоже знаю, — встрял Лев, — теоретически. Я читал!

— Практически дорогу до рудника знаешь только ты, — уточнила Яна, — тут ведь еще три человека, их тоже довести надо. И каждый может заблудиться, провалиться, поцарапаться… Всем возвращаться сейчас глупо. Если б все было серьезно, кровь фонтаном лилась — он бы так и сказал, верно?

— Да! — встряла Аллочка. — Мне вообще показалось, что он там тупо заскучал.

— Хочешь сказать, что он развлекается?

— Да он вообще какой-то странный, — наябедничала Аллочка, — я это сразу поняла. По ногам. Ну, в смысле — штаны у него отстойные.

Лев посопел — друг все-таки, — но возражать не стал. Штаны Ника ему самому не нравились.

Захар заколебался.

— Да не парься, я девчонок доведу! — успокоил его Лев.

— Ладно… давай одна, — помедлив, решил Захар, — ты права, ничего страшного тут нет. Номер свой оставь. И вы, — он кивнул Леву с Аллочкой, — тоже.

Все быстро обменялись номерами, Захар перевел Яну через мостки (переносить не стал, но руку подал), немножко проводил ее по тропе и вернулся.

— Лучше б я все кирпичи из Кирпички в зубах перетаскал, чем с вами связался! — Он пристроился рядом с Анькой. — Один в озеро падает, второй че-то ломает, сам не знает че. Третья комаров боится. В цирк начали принимать сумасшедших, адназначна, у нас первые гастроли. Смертельный номер: психи показывают своих тараканов.

— Да все нормально, что ты ворчишь? Все живы!

— Пока все. Но че-то я не уверен…

Сердитый, он быстро обогнал ее и ушел вперед.

За болотом начинался дремучий, даже не медвежий, а лешачий какой-то бурелом. Как будто нечистая сила веселилась всю зиму, раскидывая и сцепляя между собой деревья. На два метра вверх громоздились завалы сухих еловых стволов, голых, с ободранной корой, изъеденных жучками, с острыми обломанными сучьями. Вывороченные корни сцеплялись друг с другом в какие-то совсем непролазные дебри. Огромные стволы стояли на растопыренных ветках, словно вымершие динозавры. Иногда попадались трухлявые мертвые бревна, в моховых подушках, в наростах древесных грибов, они легко подламывались под ногами, разлетаясь облаком коричневой трухи.

— Ничего себе! — Анька бегала вдоль завала, выискивая удачный ракурс. — Тут что, табун снежных людей резвился?

— Не табун, а косяк, — поправила Аллочка,

— Угу, — обрадовался Лев, — только не снежных людей, а бобров. Эго ведь бобры деревья валят? Косяк бешеных бобров. Иду как-то по осени — смотрю, бобры косяками в теплые края потянулись… и крякают с высоты так жалобно.

— Шквал тут был, с Ладоги прилетел, — просто пояснил Захар, не включаясь в соревнование по остроумию, — бывает.

— Суровые места, — уважительно оценил Лев, осторожно пробираясь по стволу, — собаки Баскервилей только не хватает. Чтоб зловеще выла.

— Так орхидеи еще не зацвели, — улыбнулась Анька, которая тоже любила Шерлока Холмса.

— Вы вааще о чем? — Аллочка не терпела, когда кто-то перетягивал на себя внимание.

— Забей! — великодушно разрешила ей Анька. — Мы о высокой литературе, тебе не понять. Комиксы про Холмса еще не нарисовали, а книжку ты вряд ли читала.

Раньше она никогда не стала бы обрывать ту на ровном месте, но раздражение, которое копилось внутри, искало выхода. И уж если задираться, то, конечно, с достойным противником. Аллочка привыкла выступать, вот пусть и почувствует, каково это, на собственной шкуре.

Блондинка онемела от такой наглости, ступила мимо ствола — и ветка, за которую она держалась, подломилась с сухим треском. Лев успел подхватить девчонку за лямку рюкзачка.

— Осторожней!

— Ненавижу лес! — рассвирепела Аллочка. — Ненавижу сучья, деревья, камни, шишки, болота, сапоги… все ненавижу!!!

— Зато комары местные тебя с ходу полюбили. А ты их давишь, как садистка. Может, они тебе в ухо жужжат: почувствуй, как говорится, нашу любовь! — Анька снова не смогла удержаться от подколки. Хоть и понимала, что блондинку лучше не злить.

— Ты че тут, самая умная… — начала ответную атаку Аллочка, но впереди раздался могучий треск. Там, где кончался бурелом, густо росли молодые, однако высокие елочки, высохшие снизу почти до макушек, в рыжей болезненной хвое, с длинными бородами серых мохнатых лишайников. В одном месте вершины елок энергично раскачивались. Потом одна из них повалилась.

— Ничего себе! — присвистнул Лев. — Захар-то, по ходу, дерево уронил.

— Голыми руками! — восхитилась Анька. — Во дает!

— Может наконец он костер разожжет? — измученная Аллочка подлезла под ствол, уже не заботясь о кремовых брючках. — Может, ему дрова нужны?

Лев оглянулся на необъятную груду сухих стволов, через которую они только что перебрались.

— Знаешь, солнце, дров тут и без него хватает.

Аллочка встрепенулась. Солнце! Он назвал ее «солнце»! А жизнь-то начала налаживаться. Она, как могла, отряхнула колени, вытерла потное лицо платочком и даже быстренько мазнула блеском по губам. Благо он всегда был под рукой, в боковом карманчике. Комплимент — это хорошо, это вери гуд! Сначала — солнце, потом — котенок, а потом… в воображении немедля возник разноцветный мигающий танцпол, завистливые шепотки девчонок, каменные лица бывших поклонников… Вот только эта вредная Анька, папарацци фигова! Что-то больно много стала вякать. Шла бы лесом вместе с дылдой Яночкой, не путалась бы под ногами у взрослых людей.

Захар еще потрещал в отдалении, а минут через пять неожиданно вынырнул из подлеска:

— Ну ты крут! — одобрил Лев. — Целую сосну заломал. Прям Николай Валуев на утренней пробежке. Может, ты и банки с тушенкой зубами вскрываешь?

— Угу, а потом поедаю вместе с банками, — хмыкнул Зaxap. — Сосну я по-любому заломать не мог. Кругом одни елки.

— А… Ну, Дед Мороз их разберет, похожи очень, колючие все.

И тут зазвенел телефон у Захара.