Глава 1 Дождалась, тварь!

Стрельцы — самоуверенные существа. Нет на свете такого дела, за которое они бы не брались охотно и радостно. Поручите им пасти стадо медведей, и они только деловито спросят, нужно ли их вечером подоить.

— Дождалась, тварь! — Анька, шипя от боли, допрыгала на одной ноге до дивана.

Тварь, притихнув, повисла наискосок на сломанной петле, приоткрыв черное нутро шкафа, из которого папины галстуки тут же разгильдяйски высунули разноцветные языки. Анька пальцем потрогала ободранную косточку на лодыжке. Больно.

— Будет теперь синячище. Экая пакость! И почему всегда на меня? В квартире полно народа, а ногу ломать — сразу мне? Ууу, зараза деревянная! — она погрозила шкафу кулачком.

Тварь, то есть сломанная дверца, скромно помалкивала. Девочка перестала ругаться, раздраженно смахнула с глаз рыжую челку, откинулась на спинку дивана, потирая ногу.

Определенно, жизнь катилась к закату.

Только-только, минуту назад, она с пыхтением ввалилась в квартиру, волоча за собой здоровенную дорожную сумку (пятый этаж стандартной блочки без лифта). Только-только облегченно свалила груз в коридоре. Прошла в комнату, покрутилась перед зеркалом, полезла в шкаф переодеться в домашнее…

И все накрылось проклятой дверью.

Иногда Аньке казалось, что мир играет с ней в бесконечную игру: «Невезучая». Развлекается. Нарочно подсовывает вещички, которые, соприкоснувшись с ней, немедля начинают падать, лопаться, трещать по швам и разваливаться на куски. Лампочки, обычные лампочки, превращались в электронных зомби. Они мигали и перегорали у нее над головой. А порой даже разлетались веером осколков.

Чашки с горячим чаем вываливались из рук — непременно на колени.

У кроссовок рвались подошвы и путались шнурки.

Джинсы сами собой цеплялись за торчащие гвозди.

Краны начинали хрипло плеваться ржавчиной, стоило ей протянуть руку за водой. Однажды, когда она набрала горячую ванну, из крана закапала черная мазутная жижа. Совсем чуть-чуть, как раз хватило, чтобы потом отдраивать ванну месяц.

А уж двери — коронный номер озверевшего мира! Они лупили ее по ногам в подъезде, толкали в спину, цепляли за лямки рюкзака, норовили с размаху накатить в лоб… а недавно вот повадились коварно на нее падать.

***

Хлопнула входная дверь, как людоед, разминающий челюсть перед обедом. Анька вздрогнула вместе с диваном, а в комнату деловито заглянул старший брат Валентин.

— И где ты была? — наехал он первым делом. — Я пятнадцать минут ждал тебя на остановке.

— Не свисти! Небось примчался на две секунды, когда автобус уже полчаса как отчалил. Мне как раз времени хватило сумку волоком по площади протащить.

— Звякнула бы, в чем проблема-то?

— Спасибо, звякнула бы, если б ты включил телефон. Я не телепат, из мозга в мозг не транслирую.

— Да? — Валик вытащил мобилу и хмыкнул. — Точно, отключился. А я и не заметил… Ну ладно, сама ведь дошла, все нормально? Тады я побежал. Скажешь предкам, что я тебя встретил, о’к?

Ане немедля захотелось чем-нибудь в него кинуть. Лучше тяжелым предметом. Стиральной машинкой или холодильником. Валька никогда не отличался обязательностью. Наверняка клятвенно обещал родителям, что поможет ей с вещами. И вот пожалуйста, опоздал. Лучше бы с самого начала отказался ее встречать, честное слово! Как так можно: сначала наобещать с три короба, а потом не сделать? Это же вранье!

Анька не любила врать сама и не любила, когда обманывали ее. Она полагала, что вместо развешивания лапши по ушам человек всегда может промолчать. Никто ведь за язык не тянет, верно? А уж если наобещал с три короба, будь любезен выполнять. Валька же считал, что все нормальные люди врут по поводу и без повода, чем и пользовался в мелочах и по-крупному. Мало того, он частенько просил сестру соврать за него, полагая, что в этом нет ничего дурного.

— Сам говори!

— Не, ну ты просто подтверди, если спросят, будь человеком. Я совсем немножко опоздал, в следующий раз буду как штык. А я тебе, хочешь, домашку по физике решу? Ого, дверь опять свалилась?

Брат с интересом протянул руку к полуразвалившемуся шкафу.

— Второй раз падает, — отметил он наблюдательно. — В первый раз навернулась, когда ты супер-лягушку свою сфотала. Кстати, какой тебе приз дали?

— Какой дали, такой и дали, — проворчала сестра, оттаивая (злиться дольше пяти минут она не умела). — Книжку по фотографии и диплом.

— Короче, мы договорились? — хитрый Валик мигом уловил смену настроения.

— Короче, почини дверь! — в тон ему ответила Анька.

— Ага, вечером починю, — тут же непринужденно соврал Валик, убегая.

Надо было швырнуть ему вслед хотя бы тапку.

***

Захар медленно поднимался по лестнице. Медленно, потому что сзади, в рюкзаке, у него глухо булькала пятилитровая канистра с родниковой водой. А вторая оттягивала руку. Сверху раздался приближающийся топот, ясен пень, это летела соседка Анька Яблочкина. Не так чтобы совсем летела, на бреющем полете, а просто лихо перепрыгивала сразу через три ступеньки. Сразу понятно: не девчонка — коза. Опытный Захар прижался к стене. Анька уже почти пролетела мимо, но тут, на повороте, пола ее расстегнутой ветровки зацепилась за перила.

— Ой!

Соседку неумолимо дернуло назад, она взмахнула руками и повалилась на Захара. Канистра тяжело брякнулась на пол.

— Маньячка! — покачал головой пострадавший, не особенно удивившись. И отлепил от себя девчонку. — Сто раз тебе говорил: смотри, куда скачешь.

— Отстань, некогда! А ты — проспорил, ты — проспорил! Не забудь! — Анька рванула дальше, только перила загудели. — Корочезавтраднемкакдоговорились! — донеслось до Захара снизу.

— От, ненормальная! — Он сердито подобрал канистру. — Забудешь такое! Надеюсь, через сто лет ты перестанешь мне сниться в кошмарных снах…

С Анькой они жили на одной площадке дверь в дверь начиная с пятого класса. Хоть и дверь в дверь, а не сказать, что душа в душу. С одной стороны, соседство не было лишено приятности. Есть в кого снежком запульнуть зимой. Или репейником летом. Есть у кого домашку списать, и прочие радости.

С другой стороны, Яблочкина казалась ему на редкость бестолковым созданием. И как такие вообще выживают на белом свете? Вечно носится взад-вперед, гости — толпами, в комнате (как раз за стенкой) то музыка орет, то брякает чего-то, то грохочет. И ничего всерьез, главное, не принимает, что ни скажи — в ответ только улыбается. Захар сам видел, как она зимой провалилась по колено в незамерзшую лужу и хохотала на месте минут пять, вместо того чтобы в тепло бежать. Коза и есть коза, что с нее возьмешь?

Дома он первым делом перелил родниковую воду в ведро, набухал свеженькой вкусной водички в чайник. Хозяйственно приготовил здоровенный бутерброд. Ломоть хлеба, масла в палец, два толстых кругаля розовой колбасы. Налил пол-литровую кружку сладкого чая и переместился с этим добром в комнату, поближе к телевизору.

Коза Яблочкина никак не хотела вылезать у него из головы. Обосновалась там, как у себя дома. Чуть ли не гнездо свила!

Дело в том, что солидный человек Захар, твердый и надежный, как хороший топор для колки дров, проиграл Аньке спор. Да какой спор! Спорили не на пару слабосильных щелбанов, не на пачку жвачки и даже не на кукареканье с балкона. А на целое желание. Любое… Во попал!

Соседка, вдобавок к другим своим недостаткам, всегда и всех щелкала маленькой цифровой мыльницей. Захар фотографироваться терпеть ненавидел. Но просто по соседству частенько попадал в кадр, о чем вредная Яблочкина всегда сообщала ему по Интернету. И фотки присылала, как правило, совершенно дурацкие. Так вот, в один далеко не прекрасный день он увидел, как соседка с фотиком в руках на коленях ползает возле болотца, которое мирно соседствовало с главной городской площадью. Конечно, не удержался, подошел поближе. Оказалось, мыльница нацелилась на крошечного лягушонка. Тот важно плавал в детской ярко-оранжевой формочке по великанской, почти атлантической луже.

— Только не пугай его, Захарище! — зашипела Анька, изгибаясь под немыслимым углом. И лихорадочно защелкала: щелк, щелк, щелк!

Захар подождал, поглядел на лягушонка покровительственно, сверху вниз. Тот ответственно пучил глазенки. Щелк, щелк, щелк! — раздавалось без перерыва.

Наконец лягушонок не выдержал мировой славы, плюхнулся в тину и деловито погреб по своим лягушачьим делам. Ему еще предстояло вымахать в матерую квакуху. Анька распрямилась и тут же, довольная, принялась пересматривать на экранчике снятые фотографии. С коленок отваливалась грязь, одуванчиковый пух забился в рыжие волосы, серые глаза таращились, почти как у того лягушонка.

— И зачем тебе это надо? — снисходительно хмыкнул Захар, через ее плечо разглядывая картинки.

— На конкурс пошлю! — счастливо зажмурилась Анька. — В Петрозаводске фотоконкурс объявили: «Карелия — страна озер». Я в Интернете прочла.

Захар фыркнул. Нашлась тоже конкурсантка!

— Там же настоящие фотографы будут, балда! — счел он нужным предупредить глупышку. — У них техника, фотоаппараты, крутые объективы — и вообще… Куда ты со своей мыльницей лезешь?

— Конкурс открытый, — ничуть не смутилась Яблочкина. — Любой может поучаствовать. Хоть я, хоть ты. А фотка классная, в тему. Почему бы не попробовать?

— Потому что ты не фотограф, — начал раздражаться Захар.

— Почему это я не фотограф? — удивилась Анька. — Очень даже фотограф!

— По кочану! — отрезал сосед и замолчал.

Ну, как ей было объяснить? Любым делом должны заниматься профессионалы. А коза с фотоаппаратом на профессионала никак не тянула.

— Раз я фотографирую, значит, фотограф! — показала ему язык вредная девчонка. — Мне еще приз дадут, вот увидишь!

— Угу, догонят и еще раз дадут.

— Спорим?! — хихикнула Анька.

— Да че тут спорить?!

— Ага, боишься!

— Кто боится, я боюсь?! — рассвирепел Захар. — Да это я тебя жалею! Ладно, считай, ты меня довела! Спорим, только не на ерунду всякую…

— А на что?

— На желание!

— На какое?

— На любое!

Яблочкина глаза потаращила, покраснела…

Предупредила:

— Только без глупостей!

— Каких глупостей? — тут же заинтересовался он.

— Ну, там… без глупостей, короче, — упрямо помотала разлохматившейся головой. Потом серьезно протянула ладошку: — Ладно, спорим!

Разбили. Отступать было некуда.

— Ну гляди, Анька, — расхмылился Захар. Я себе такого нажелаю…

— Выиграй сначала! — независимо фыркнула та и ускакала. Небось торопилась создать художественную галерею из портретов всех окрестных жаб.

И что б вы думали? Пока Захар время от времени вспоминал о желании (которое, считай, было у него в кармане) и прикидывал, как бы эдак посмешнее выставить соседку (чтоб и ей не очень обидно, и ему польза), она взяла и выиграла на этом чертовом конкурсе приз!

Ее дурацкая фотография с дурацким названием. «Пролетая над гнездом квакушки» была отмечена грамотой!

Нет, определенно на этом фотоконкурсе грамоты раздавали кому попало!

В начале августа родители разрешили Аньке съездить на недельку в Петрозаводск — погостить у бабушки, а заодно побывать на финальной фотовыставке и хлебнуть свою долю фотографической славы. А теперь она вернулась. На его голову.

Поэтому, сами понимаете, Захар встрече на лестнице не особо обрадовался. Он уже знал, что проспорил. И что завтра ему предстоит…

Нет, конечно, могло быть и хуже… Спасибо, голым, без штанов, бегать не заставила (тут он в сотый раз мысленно пообещал себе никогда больше не спорить на желания). Но коза, она и есть коза. И желания у нее дурацкие, как обгрызенный кочан капусты.

***

Нику на лоб следовало бы привинтить табличку с одним словом: «Гений». Но, увы. Такой таблички у него на лбу не было. И о гениальности его догадывались только немногие избранные.

На первый взгляд ничего особенного не было в этом немного сутулом темноволосом подростке с покрасневшими от вечного недосыпа глазами.

Аллочка, наблюдавшая за работой Ника, тихонько фыркнула. Какими все-таки разными бывают парни, ужас просто! Взять этого компьютерщика. Джинсы — мешком, футболка дурацкая, рюкзак без всяких прибамбасов… И весь он дурацкий какой-то. Не модный. Не гламурный. Все время бурчит под нос. Одним словом пролетарий.

Сказать по секрету, Аллочка была искренне уверена, что слово «пролетарий» образовалось прямиком от слова «пролететь». То есть «быть в пролете». Как фанера над Парижем.

Сама Аллочка пролетарием не была. Слава богу, папа у нее был при деньгах, в бизнесе крутился. И обеспечивал все доченькины капризы. Капризов было много, но и денег у папика пока хватало.

Ник вытащил из-под стола старый системный блок и принялся подключать новый. Провода перепутались, и он, чертыхаясь, снова полез под стол.

— Долго еще? — спросила Аллочка у его торчащих наружу ног.

— Да все, — он выбрался окончательно.

Аллочка фыркнула еще раз. Джинсы компьютерного гения облепила пыль, волосы торчали дыбом. Нет, представить рядом с собой такое чучело было совершенно невозможно. Интересно, у него девушка-то хоть есть? Такая же отстойная, пролетарская, или еще хуже?

Ник включил компьютер, подождал, пока он загрузится, пощелкал мышкой.

— Пашет.

— Ага, вери гуд, — по-английски, светски, поблагодарила продвинутая Аллочка.

Ник погладил старый системный блок.

— Хорошая штука, — отметил он, — память большая…

— Фу, отстой! — поморщилась Аллочка. — У меня теперь двухъядерный! А этот был одноядерный.

Ник покосился на счастливую обладательницу двух ядер, но промолчал.

— Как там Лев поживает? — Аллочка спросила это как бы между делом. Упертый компьютерщик Ник ничем, кроме своих компьютеров, по жизни не интересовался. Все остальное человечество ему заменял один-единственный друг Женька Левин, солист школьной рок-группы «Сумерки». Впрочем, Женька вполне мог бы заменить собой и два человечества, и три.

— Нормально поживает, — прозвучал меланхоличный ответ.

Такой ответ Аллочку не устроил. Женька Левин интересовал ее очень живо. Она уже несколько месяцев представляла, как эффектно появится с ним на ночной дискотеке в клубе «Кирпич». Ползала как минимум умрет от зависти. А что? Чем они не пара? Она — блондинка, он — блондин. Она — красавица, он — симпатяшка. Она — богатая, он — звезда. Прямо хоть в «Доме-2» снимайся!

Беда только, что Женьку Левина постоянно окружали влюбленные дуры-старшеклассницы. И на нее, Аллочку, всячески ему подходившую, он не обращал никакого внимания.

Никакого.

Ужас просто.

— У него же сегодня репетильник? — уточнила Аллочка, прекрасно знавшая расписание репетиций на месяц вперед. — И завтра тоже?

— Не-а, завтра не будет, — Нику уже надоело болтать, его тянуло домой, к своему драгоценному компьютерному «железу». — Он завтра на остров едет. Сбылась мечта идиота.

— На остров? — насторожилась Аллочка. — На какой остров?

— На Серебряный, какой же еще. Сокровища искать. Какой-то чувак его на катере отвезти обещал.

В тишине раздался громкий скрип.

Это скрипели Аллочкины мозги.

Значится, Лев едет на остров… И будет там целый день… Совершенно один… Искать доисторические сокровища (она смутно припомнила замшелые городские байки). Какой прекрасный случай ненавязчиво остаться с ним наедине!

— А ты? — взволнованно подскочила она к Нику. — Тоже с ним?

— Я больной, что ли? — изумился тот. — Охота ему по скалам лазать, пусть лазает. А я не горный козел.

Но Аллочка уже завелась.

— Ты должен быть рядом с ним! — вцепилась она Нику в рукав и для пущего эффекта несколько раз тряхнула. — Ты его лучший друг! А вдруг с ним что-нибудь случится?! Ты что, про Серебряный не слышал?

Про Серебряный слышали все. Сто лет назад там работал настоящий рудник, добывали серебро, ходила специальная баржа, перевозившая руду. В начале двадцатого века рудник забросили, серебряная жила иссякла, но жутковатые истории про сокровища продолжали плодиться и размножаться.

— Короче, так. Позвони ему! Мы едем с ним, ты и я!

— Еще одна больная, — сделал вывод Ник, отцепляя наманикюренную лапку от своей футболки. — До свидания!

— Стой! — Аллочка постучала розовым ноготком по старому системнику. — Хочешь, подарю?

Ник замер.

— Скажи Леву, что мы за компанию завтра поедем, — и забирай!

Ник заколебался. С одной стороны — в гробу он видал остров Серебряный и все его сокровища, тем более в придачу с гламурной дурой Аллочкой. С другой стороны — мощная память, новая видеокарта…

— А то на помойку выкину! — пригрозила блондинка и снова постучала ноготком по крышке. — И молотком перед этим раздолбаю.

Ник помрачнел.

Представлять, как богатая дура крушит хорошую вещь, было невыносимо.

— Забирай прямо сейчас, — поднажала Аллочка, — только Левину позвони!

Ник буркнул что-то вроде «страна непуганых дятлов» и вытащил мобилу.

***

Женька Левин по кличке Лев бежал в Дом культуры. Бежал, потому что неслабо опаздывал. Хорошо, хоть репетиции сегодня он отменил, так что опаздывал совершенно в другое место. Что, впрочем, все равно было плохо.

На репетиции он опаздывал строго два раза в неделю. В среду и в четверг. Иногда и в субботу тоже. В другие дни недели у них просто не было репетиций.

Нынешнюю репетицию он отменил из-за событий чрезвычайной важности. А бежал за мобильником, который забыл в ДК накануне.

Лев взлетел по лестнице, прогалопировал мимо дежурной бабушки, просвистел коридор и ввалился наконец в комнату, уставленную по углам блестящими трубами духового оркестра. Там, среди труб, на стуле сидела Яна и читала книгу.

Про Яну можно сказать одно — мальчишки с нее вешались. Выражаясь фигурально. А если бы буквально, то с каждого дерева вокруг ДК гроздьями свисало бы человек по десять.

Яна была красавица. Высокая — ростом с Лева, светленькая, с тонкими запястьями и карими глазами, блестящими, чуть раскосыми, в стрелах черных ресниц. Похожая на эльфийскую принцессу, которая отчего-то переселилась в маленький провинциальный городок. Вдобавок она еще и пела.

Конечно, Женька Левин был в группе звездой номер один. Он сочинял песни, он их исполнял, а для пущего эффекта еще и подыгрывал себе на гитаре. А Янка только подпевала ему глубоким печальным голосом, от которого невольно хотелось то ли смотреть на звезды, то ли выть на луну, то ли обрывать нежный белый шиповник в колючих зарослях возле ДК и охапками швырять ей под ноги.

Когда она только-только пришла в группу, Лев и сам повешался от нее немного. Но быстро прекратил. Дело в том, что Янка была абсолютно, невозможно спокойна! Спокойна, как танк. Как бульдозер. Как носорог. Как Кремлевская стена. Лев же был стремителен и порывист, вроде бабочки, присевшей отдохнуть на рог носорога. Эльфийская принцесса с замашками танка ему не очень подходила.

— Привет! — кивнула Яна, не поднимая головы.

— Хэллоу! — отозвался Лев. — А ты здесь чего?

— Ключ дома забыла, дверь захлопнула, — она с хрустом раскусила красное яблоко. — А родители на работе. Яблочко хочешь?

— Хочу, — кивнул Лев. — Так ты чего теперь… до вечера тут будешь сидеть?

— Угу, — кивнула Яна, — все равно скоро репетиция.

— Какая репетиция? — удивился лидер группы. — Я же всех предупредил!

— О чем?

— Что ее не будет!

Яна подняла наконец голову и невозмутимо глянула на него загадочными темными глазами (так, должно быть, носорог смотрит на вспорхнувшую с его могучего загривка бабочку). Потом пожала плечами:

— Меня не предупредил.

— Да? — почесал затылок Лев, смутно припоминая, что Яне он вчера действительно не дозвонился. Потому что Яниного домашнего телефона не знал, а у парней спросить не догадался. Забегался, вылетело из головы. А мобильный со всеми номерами как раз забыл здесь. Вон он, на подоконнике валяется.

— Если бы ты сказал, что репетиции не будет, я бы уехала со своей сестрой Полиной, — Яна не осуждала, просто размышляла вслух. — Они на лесное озеро собрались, купаться, на Шестерку. Меня звали.

Леву немедленно стало стыдно. Не иначе как совесть проснулась и принялась точить когти о его трепетную ранимую душу.

— Яна, извини! — искренне покаялся он. — Я тебе вчера не дозвонился! А так я всех наших предупредил, что сегодня отбой.

— Меня не предупредил, — отметила Яна еще раз, утыкаясь обратно в книгу.

Ни упрека, ни раздражения.

Женькина совесть совсем распоясалась.

— Так ты чего… так и будешь здесь сидеть?

— Буду сидеть, — кивнула Яна.

Лев вздохнул. Она будет сидеть в темной каморке, а он — мчаться навстречу приключениям. Нехорошо.

— Слышь, поехали с нами!

— Куда?

— На лодке кататься.

— Мне и тут неплохо.

— Брось, Яна, — Лев вытащил книжку у нее из рук, — айда со мной. А то я из-за тебя страдать буду. Тебе что, меня ни капельки не жалко?

— Не-а, — ответила бессердечная бэк-вокалистка, — ни капельки.

— А мне жалко! — с некоторым упреком отметил Женька. — Вместо того чтобы думать о приключениях, я буду думать о тебе, такой одинокой… Так что не порть мне поездку. Представь, что я — твоя сестра Полина. Сама говоришь, что она тебя на пляж звала. И я почти на пляж еду.

Яна задумчиво поглядела на него, видимо, в душе прикидывая: отстанет или нет? И поняла: нет, не отстанет, проще уступить.

— Ладно, — она с сожалением покосилась на книгу и убрала ее в маленький рюкзачок, — куда хоть едем-то, сестра Полина?

— Секрет! — Лев от нетерпения слегка подтолкнул ее в спину. — На месте скажу!

Яна, не проявив к секрету ни малейшего интереса, вышла из комнаты.

***

Солнце припекало. По площади носилась стайка восторженной малышни, волоча за собой воздушного змея Бэтмена. Супергерой простирал черные крылья, воспарял метра на три, а потом, обмякнув, тяжело рушился детишкам на головы. Те счастливо визжали.

«Хорошо, ветра нет, — думал Захар, наблюдая эти печальные летательные маневры, — на Ладоге штиль… Хоть в этом повезло».

Он покосился на Аньку и сплюнул. Соседка выглядела так, словно с утра ей приземлился на голову самый настоящий Бэтмен. Весом килограмм в сто. С двумя пыльными мешками под мышками.

Захар сплюнул еще раз. Бензина в лодке — в обрез. Только-только туда-обратно сгонять. Спасательных жилетов ни одного. А тащиться то придется далековато. Серебряный — не ближний свет, не дай бог, рыбнадзор встретится, а отвечать — ему.

По Анькиному лицу бродила бессмысленная улыбка Буратино, обнаружившего тропу в страну говорящих бревен. Они сидели на скамейке под огромной сосной. Над ними всматривался в светлое будущее памятник Ленину, прозванный в народе чупа-чупсом.

— И где он? — угрюмо подал голос Захар.

— Сейчас, сейчас будет!

Анька волновалась. Хотя бы потому, что Захар подавал голос уже во второй раз. Вместо третьего раза железобетонный сосед мог просто встать, развернуться и уйти. Нет чтобы сидеть и спокойно вглядываться в светлое будущее. Проспорил желание — сиди смирно…

Анькин характер представлял собой странную смесь активности и покорности судьбе. Она охотно верила гороскопам, но только если гороскопы предсказывали ей что-нибудь хорошее. Если гороскоп пророчил гром, молнии и прочие катаклизмы, она мгновенно выкидывала его из головы. Зачем, спрашивается, запоминать всякие гадости? И в каждом событии, которое с ней случалось, Анька старалась увидеть прежде всего хорошую сторону. Если ей случалось наступить на грабли, она радовалась, что грабли наконец нашлись. Ей даже нравилось то, что она родилась в конце ноября, в самое глухое, темное и пасмурное время на границе зимы. Ведь чем холоднее зима, тем больше радуешься будущему теплу.

Вот и Захару почему бы не порадоваться? Какой чудесный день у него впереди! Поездка на свежем воздухе, да в хорошей компании, да по легендарным местам… Если бы не она, Анька, сосед в жизни бы туда не выбрался. Она же ему своими руками дарит настоящее приключение. Понимать надо такое, радоваться надо. А он недовольными плевками голубей на лету сшибает.

Тут она снова перевела взгляд на площадь и возбужденно подскочила:

— Вижу!

Одуванчики разом склонили летучие головы и выпустили в небо сотню танцующих парашютиков. Бэтмен приветственно взмыл вверх, малыши завизжали громче, гранитный Ленин, казалось, чуть повернул голову и прищурил суровый глаз. Даже ленивая собака Атас перестала чесаться, вскочила на ноги и потрусила в сторону приближавшегося героя рок-н-ролла. Женька-Лев помахал им с лестницы Дома культуры, и у Аньки во рту разом пересохло, а сердце рвануло вперед, набирая разгон, словно дикая скифская лошадь,

— Вон он идет! Ой, только, кажется, с ним еще кто-то…

Лев быстро шагал по площади, а чуть позади шла очень красивая девчонка. Со стороны их можно было принять за брата с сестрой: оба высокие, светловолосые, большеглазые. Лев счастливо белозубо улыбался. Девушка невозмутимо доедала яблоко.

— Анюта, привет! — подошедший парень чуть ли не на лету чмокнул Аньку в щеку и крепко тряхнул руку Захару.

— Женька, можно Лев!

— Захар.

— Отлично! Сейчас еще двое подойдут — и вперед!

Захар сплюнул.

«Начина-ается…» — мрачно подумал он.

Лев чутко уловил в воздухе сгустившееся напряжение, но ни капельки не смутился:

— Познакомьтесь, это Яна, наша бэк-вокалистка. Ей идти некуда, я ее с собой пригласил. А сейчас еще Ник подойдет, мой друг. Тоже со своей девушкой. И вперед, на поиски приключений! Вместе ведь прикольней, правда, народ? Вот и я так думаю.

Поначалу, когда Анька увидела Лева с девушкой, то слегка растерялась. И — будем честными — капельку расстроилась. Но теперь радость вспыхивала в ней маленькими горячими искрами. Ей хотелось раскинуть руки, закружиться по площади, защекотать малышей, влезть на сосну, обнять Ленина, растормошить собаку Атаса и чмокнуть хмурого Захара прямо в холодный нос. Она была за народ двумя руками и двумя ногами. Будь у нее четыре руки и ноги — она проголосовала бы всеми конечностями с огромной охотой. Вместе действительно веселей, это даже ежу понятно! Женька прав, никак нельзя было бросить Яну (которую она прекрасно знала по концертам группы «Сумерки») на произвол судьбы. Он ведь не сказал: «Это моя девушка» (ползал, ползал среди фанаток такой нехороший слушок). Он сказал: «Это наша бэк-вокалистка… ей некуда идти». Значит, если б ей было куда идти, он бы ее с собой не взял. Значит, они просто друзья. А Лев просто до ужаса благородный. И веселый. Анька сама любила большие шумные сборища. Раз Лев решил ехать в компании — они поедут в компании!

Вот только как на это посмотрит Захар?

Она покосилась на соседа, отметила, как закаменели у него скулы. Похоже, он к шумным сборищам относился без оптимизма. Анька поскорей отвернулась от неприятного зрелища.

С другой стороны площади к ним торопилась вторая парочка. Впереди решительно цокала каблучками симпатичная блондинка. Отстав от нее метра на три, следом тащился сутулый парень с таким кислым лицом, словно, выйдя из дома, он сунул в рот лимон и сейчас дожевывал последнюю корочку.

— Ник! — представился кислый. — А это, типа, Алла.

— Аллочка, — поправила блондинка, церемонно поджав накрашенные розовые губки. Она внимательно оглядела всех, особо задержавшись взглядом на невозмутимой Яне.

— Все в сборе! — подвел итог Лев. — Можем двигать.

Захар сплюнул.

«Всю площадь заплевал, зараза! — про себя подумала Анька. — Сейчас начнется!»

Захар повернулся к ней. Глянул исподлобья, как тигр, который выбирает, что откусить у добычи для начала — ногу или голову?

— Точно все в сборе? — издевательски уточнил он, глядя исключительно на нее. — Может, еще кто подвалит? Чьи-нибудь друзья, девушки, братья, сестры? Другие родственники? Тети, дяди, бабушки, дедушки? Двоюродные племянники? Кошки, собаки? Говорите, не стесняйтесь! Весь табор с собой возьмем!

Все озадаченно переглянулись, а Лев охотно разулыбался, будто в жизни не слышал ничего смешнее. От возмущения Анька даже кроссовкой притопнула, но промолчала.

Конечно, раз Захар ей проспорил, то должен выполнять желание, это святое. И, коли уж она пожелала поехать на Серебряный, надо брать в зубы лодочный мотор и выполнять. Правда, поначалу она сказала: «Хочу поехать с другом». Кто ж знал, что «друг» захочет прихватить еще троих? Но подумаешь, могла бы с самого начала сказать «с друзьями», они ведь таких условий не обговаривали. Катер у Захара здоровый, небось все влезут. В тесноте, да не в обиде.

— Ладно, пошли, — сплюнул Захар в последний раз, — а то до вечера не управимся.

Загрузка...