Тайны жизненной энергии

Со времен глубокой древности до середины XX в. Тибет был наиболее загадочной страной для европейских исследователей. Ведь ненасильственная теократия тибетского государства, основным принципом и целью которой было формирование и поддержание социального уклада, основанного на гуманистических принципах буддизма, успешно справлялась со своими задачами на протяжении многих веков, вплоть до конца сороковых годов, то есть до аннексии Тибета Китаем. Как же случилось, что именно в Тибете семена буддизма дали наиболее богатые и полноценные всходы? Ведь одно дело исповедовать буддизм как религию индивидуально, и совсем другое — строить на его постулатах государственную политику? Возможно ли такое?

Оказывается, возможно. На протяжении многих веков тибетское государство даже смогло обходиться без армии, и, лишь столкнувшись с воинствующим атеизмом в лице коммунистического Китая, высоконравственный тибетский пацифизм оказался бессильным. Давайте попробуем разобраться в очень древней и весьма непростой истории Тибета.

Буддизму потребовалось полторы тысячи лет, чтобы перекочевать с горячих и пыльных равнин Индии в Гималаи, где он пустил глубокие корни, здесь, на самой высокой точке планеты. Ведь тибетское плато — одно нз самых унылых и неприветливых мест на земле. Казалось бы, здесь не могло бы выжить учение, основой которого являлись любовь и сострадание. Однако напротив, здесь оно процветало. В чем же секрет?

Быть может, именно суровость и аскетичность местности являются разгадкой — здесь, на высоте пяти с половиной тысяч метров над уровнем моря, на огромной пустынной равнине гималайского плато, люди чувствовали себя особенно беспомощными перед природной стихией. Они были кочевниками, и жизнь их была переменчива и непостоянна. И сама окружающая обстановка ни на минуту не давала забыть об их истинном месте в системе Мироздания.

Природа поражает своей грандиозностью и доминирует над человеком, заставляя почувствовать ничтожество и незначительность собственного «я». Это ощущение помогает легче приспосабливаться к новому месту обитания. Шестьдесят процентов тибетцев — кочевники. Один из основных факторов жизнестойкости этого народа — умение адаптироваться к незнакомой среде. Основа тибетских верований — идея непостоянства и переменчивости человеческого бытия. Эта идея впитывается сознанием тибетцев «с молодых ногтей», пронизывая всю их жизнь, — она в культуре, в народных традициях, в песнях, в поговорках и пословицах.

Тибетцы говорят: «Все изменяется, все приходит и уходит: страдание, радость». К примеру, тибетец-кочевник с северных равнин приезжает в Нью-Йорк. Его, несомненно, поразят достижения современной технологической мысли. Он подивится на Эмпайр Стойте Билдинг, однако он будет воспринимать все под определенным углом зрения. Ведь он знает: в конце концов, все это также непостоянно в круговороте жизни, и когда-то должно будет исчезнуть с лица земли, поэтому он застрахован от психологического шока.

Представления буддистов о конечности и изменчивости всего мирского уравновешиваются верой в возрождение и обновление. Здесь, на фоне сурового, но поразительно прекрасного пейзажа буддийская концепция непостоянства и переменчивости, несущественности собственного «я», перевоплощения и преемственности из абстрактной идеи превращается в повседневную реальность.

В VII веке, когда послание Будды о любви и сострадании было впервые услышано на Тибете, местные жители были такими же дикими и враждебными, как здешняя природа.

Ранние источники времен китайской династии Тан донесли до нас первые сведения о Тибете. Эти описания едва ли совпадают с нашими современными представлениями о мирной и богопослушной общине, которая возникла здесь позднее.

«Сотни и тысячи мужчин, готовые взять в руки оружие. Они созывают войско с помощью Золотой Стрелы. Луки и мечи никогда не покидают их. Они почитают физическую силу и презирают старость. Их общество подчиняется строгой военной дисциплине. Во время битвы задние ряды вступают в бой не раньше, чем передние шеренги уничтожены все, до последнего воина. Они славят смерть на поле брани и почитают за позор пасть жертвой болезни. Наказывая даже за ничтожную провинность, они вырезают глаза, отрезают ступни или нос, а также устраивают провинившемуся порку кожаным кнутом».

Перед тибетскими завоевателями трепетала вся Азия. Они пошатнули империю Тан, несколько раз взяв штурмом ее столицу. Они неоднократно одерживали победы над индийскими династиями, завоевывали опорные города Великого Шелкового пути, они разбили багдадского халифа в нескольких битвах. Это была огромная сила, как в первом тысячелетии нашей эры — легендарный Чингис-Хан.

Учитывая месторасположение Тибета, — Китай и Бирма — на востоке, Индия на юге, Россия на севере и арабские империи на западе — военная экспансия Тибета представляла серьезную угрозу.

Но тысячу лет спустя, к XVII веку, тибетская нация совершила то, что поставило ее в один ряд с величайшими цивилизациями нашего времени. Она демилитаризовалась. Отголоски некогда воинственного прошлого можно увидеть сегодня в национальных Тибетских видах спорта — поло и стрельбе из лука. Однако нация осознанно и самостоятельно избрала для себя иной путь развития.

Тибет — уникальная цивилизация. Ни одно общество на Земле не претерпело таких радикальных изменений и не повторило этот путь. Тибетская модель цивилизации — общество, в котором нет места насилию и где политические конфликты разрешаются путем мирных переговоров.

Из руин кровавого прошлого по всей стране восстали монастыри. На смену отрядам воинов пришли легионы монахов. К концу XVII века преобразование Тибета было завершено. Вместо мечей люди вооружились серпами, на месте крепостей выросли храмы. Вот так, наперекор исторически заданному пути, возникло мирное самодостаточное общество, чуждое насилию и нацеленное на поиск духовной мудрости. Это люди необычайной душевной широты, их единственное стремление совершенствоваться, продолжая постигать мудрость жизни.

В Тибете не было голода. Люди имели все необходимое, чтобы выжить. В этой жизни ты аристократ, в следующей, быть может, будешь крестьянином, все это не имело никакого значения. Были страдания, но страдания есть повсюду, где существует жизнь. Было неравенство, но неравенство есть в любом обществе. Но общая концепция жизни в Тибете была уникальной, это был своего рода эксперимент, в котором все жители принимали участие.

Тибетский эксперимент чрезвычайно интересен, стержень его — религия; смысл его — в построении общества, основанного на идеалах просвещения, на идее альтруизма. Истинно альтруистическое общество, институты которого призваны служить этим идеалам, и воспитывать как можно больше людей в этом духе.

В системе западной цивилизации все как раз наоборот. Мы создаем институты и концептуальные схемы, в которые затем пытаемся втиснуть людей. Вместо того, чтобы взять за основу прекрасный идеал, а затем создавать институты и структуры для служения этому идеалу. Эксперимент тибетской цивилизации основан на абсолютном альтруизме: «Я делаю все для другого».

На рубеже двадцатого века в Тибете было более шести тысяч монастырей. Четверть населения страны добровольно вступило в религиозные ордена, дав пожизненный обет безбрачия и приверженности буддийскому учению. Каждая семья почитала за честь отдать хотя бы одного сына в услужение Богу, часто прежде, чем он достигал пятилетнего возраста.

Верховным религиозным и светским правителем Тибета является Далай-лама, верховный священник ламаистского культа. Согласно учению о переселении душ, считается, что в момент смерти душа покидает тело, чтобы потом вселиться в новорожденного младенца. Поисками младенца, могущего оказаться следующим земным воплощением как Далай-ламы, так и других Просветленных буддийских священников занимаются служители культа весьма высокого ранга.

Этот процесс не признает социальных границ. Например, нынешний правитель Тибета в изгнании Далай-лама XIV родился в семье погонщика мулов. А когда его нашли буддийские священники, он в одночасье переселился из убогой хижины во дворец с тысячью комнат, заполненных несметными сокровищами.

Готовясь надеть мантию верховного духовного лидера Тибета, Далай-лама проходит серьезный курс обучения, который включает логику, тибетское искусство, медицину, историю. Ему приходится учить наизусть тысячу страниц буддийской литературы и медитировать по четыре часа в день.

Семьдесят пять процентов тибетского бюджета шло на финансирование образования духовенства и содержание религиозных институтов. Монастыри являлись оплотом культуры, как храмы, в которых поклонялись богам, и высшие учебные заведения. Подобно Гарвардскому и Оксфордскому университетам, эти храмы были центрами образования, вмещавшими богатейшие библиотеки религиозной и научной литературы. Тысячи буддийских текстов были переведены, издавались новейшие трактаты по медицине, астрологии, психологии, которые затрагивали сложнейшие проблемы времени и пространства.

Однако при таком высоком уровне знаний, в Тибете все же не было печатных станков. Печать осуществлялась при помощи деревянных досок. Тибет ломает все традиционные представления о развитой цивилизации: высокоразвитое в интеллектуальном отношении и продвинутое духовно, во многих аспектах тибетское общество, несомненно, осталось крайне примитивным. Даже колесо, извечный символ прогресса, применялось здесь преимущественно в религиозных целях. Молитвенные мельницы — огромные и крохотные — безостановочно вращаются, посылая Богу одному ему понятные зашифрованные послания.

Вместо того чтобы защищать границы своего государства, тибетцы посвящали все свое время образованию и духовному совершенствованию. Вместо того чтобы вести завоевательные войны, они строили монастыри. Всю духовную и умственную энергию они направляли на размышления о сострадании, переменчивости бытия и смысле жизни и смерти. Люди, которые в прошлом готовы были воевать и сложить головы на поле брани, теперь всецело посвятили себя поиску духовной истины.

В те далекие времена вся торговля со странами Востока осуществлялась по суше. От Вены до Пекина по легендарному Шелковому пути шли караваны верблюдов, нагруженных заморскими диковинами, стеклянной посудой, мехами, зеркалами, розовыми кораллами, солью, шелком, приправами и коврами. Тибет располагался на пересечении основных торговых путей Центральной Азии, и его жители были вовлечены в активную торговлю. Они покупали и продавали все, что имело какую-либо ценность. Но бесспорным сокровищем Тибета оставались религия и сильный институт духовенства.

На протяжении восьмисот лет Тибет обходился без какой бы то ни было армии. Все это время тибетцы защищали свою территорию, религию и культуру исключительно с помощью духовной силы. Их ламы и первосвященники были самыми влиятельными и почитаемыми лицами в Центральной Азии. Правители соседних государств, в том числе китайские императоры и монгольские ханы, сделались учениками тибетских лам. Взамен они обещали защищать Тибет от посягательств внешних врагов.

Во все века тибетцы были отважными путешественниками, проявлявшими мужество и необычайную выносливость в дальних походах. Но для буддистов главное в жизни путешествие было то, которое они должны были совершить после смерти.

Тибет стал закрытой для иностранцев страной, после того как в 1873 — 74 гг. англичане предприняли первую неудачную попытку проникнуть туда с завоевательски-ми целями. Страна Снегов — территория весьма изолированная в географическом отношении, и эта изолированность природная в сочетании с изолированностью политической, способствовали рождению множества легенд и домыслов об этой неведомой для европейцев стране, ее народе, загадочных мудрецах-отшельниках, живущих в горах, о тибетских «тайных доктринах».

Конечно, все это не могло не привлечь внимания ученых, наиболее отважных миссионеров, авантюристов и агентов различных разведок, в первую очередь, английских и российских. Дело в том, что в этот период девятнадцатого века Россия и Великобритания вели «Большую Игру» по разделу сфер влияния на Дальнем Востоке.

Вот что пишет А. Бреславец в предисловии к книге Александры Дэви-Нил «Посвящения и посвященные в Тибете», Санкт-Петербург, 1994 г.:

«Существенную роль в последующих драматических для Тибета и России событиях сыграла программа, представленная 13 февраля 1893 г. царю Александру III в секретной докладной записке «О присоединении к России Китая, Тибета и Монголии». Автором записки и инициатором ее реализации был надворный советник Петр Александрович Бадмаев. Столь откровенные авантюрные намерения, подкрепляемые конкретными действиями российских военных и коммерческих кругов, направленные на захват огромной сырьевой базы и рынка сбыта Дальнего Востока, вскоре стали известны зарубежным спецслужбам и вызвали резкое противодействие не только Великобритании, но и других заинтересованных государств.

Как бы не замечая огромного напряжения втянутых в «Игру» сил, надворный советник продолжает действовать и фантазировать. В очередном докладе Николаю II Бадмаев пишет:

«Нужно отдать в мое распоряжение бурят-казаков; необходимо разрешить мне давать обещания тем монгольским, китайским и тибетским князьям и знаменитым гэгэнам и ламам, которые помогут мне, что будут пожалованы им соответствующие их настоящему положению звания с некоторыми преимуществами;…Тибет, как самое высокое плоскогорье в Азии, господствующее над азиатским материком, непременно должен находиться в руках России. Владея этим пунктом, Россия, наверное, сможет принудить Англию быть сговорчивой».

Со времен императриц Елизаветы и Екатерины II буддисты: буряты, монголы, а в конце XIX века и тибетцы почитали русских царей как воплощение Белой Тары, бодхисаттвы-защитницы религии, страны и человека.

Военный министр А.Н.Куропаткин посылает в Тибет очередного агента, подъесаула Уланова с целью оперативного сбора военных данных и с рекомендацией Николая П постараться «разжечь тибетцев против англичан».

Через три недели «неожиданно» начинается русско-японская война, а чтобы окончательно пресечь российскую авантюру, 18 марта 1904 г. британский экспедиционный корпус вторгается в пределы Тибета и буквально расстреливает тысячную тибетскую армию во главе с генералом Лхавангом.

России теперь уже не до решения «Тибетского вопроса». XIII Далай-лама Тибета спешно покидает Лхасу, стремясь прорваться в Россию, но принужден остановиться в Урге (ныне — Улан-Батор) фактически под полным китайским контролем. Его дальнейшие попытки найти убежище и понимание на территории России пресекаются безразличием уже к «тибетскому вопросу» российского царя, «воплощения Белой Тары». Последняя просьба Далай-ламы от 24 ноября 1905 г. к Николаю П: «Великий Государь, как не оставлял ранее своим покровительством, так и впредь не оставляй покорного Тибета», — оседает незамеченной в архивах.

31 августа 1907 года Англия и Россия подписывают договор, в соответствии с которым Тибет «представляет сферу интересов Великобритании, а Монголия — России. После китайской революции 1911 г. Монголия и Тибет объявляют в 1912 г. о своей независимости от Китая, что подтверждает международная конференция юристов в Симле.

В двадцатые годы Советское правительство делало попытки установления дипломатических отношений с Тибетом, послав туда несколько секретных миссий, но недоверие тибетского правительства, во многом обусловленное ростом воинствующего атеизма в России, с одной стороны, противодействие британских колониальных властей — с другой, и, наконец, с начала 30-х гг. — ставка сталинского правительства на Мао Цзэдуна, который считал Тибет неотъемлемой частью Китая, окончательно прекратили эти попытки».

ТРАГЕДИЯ ТИБЕТА

Всю жизнь буддисты проводят в подготовке к смерти, в этом выражаются их представления о временности и изменчивости бытия. Вот так же Тибет испо-кон веков предвидел неизбежную гибель собственной цивилизации. На земной рай — Шангри Ла — обрушился геноцид. Страшная трагедия нарушила покой и разорвала тишину на земле, которая до сих пор не знала никаких громких звуков, кроме звучания рожков и раскатов грома.

Страна, мирно покоившаяся в историческом уголке безвременья, была разбужена ото сна, чтобы наяву увидеть свой самый страшный ночной кошмар. Год 1949-й, Китай, — государство с самым многочисленным населением в мире. Его армия, закаленная в боях и вооруженная по последнему слову техники, нападает на беззащитного соседа.

Ссылаясь на давние территориальные претензии, Китай без труда быстро завоевывает страну, которую сами китайцы называют «Сокровищницей Запада». На протяжении длительного времени тибетские монахи успешно отводили угрозу китайской агрессии, щедро делясь духовной силой и мудростью, в обмен на мир и безопасность. Однако в пылу революции, подчиняясь новому, коммунистическому порядку, Китай вдруг решает, что религия — это яд, а Тибет — отсталая страна, где люди находятся во власти суеверий и нуждаются в переобучении.

В 1933 г., за шестнадцать лет до вторжения китайских завоевателей, Далай-лама XIII предсказал гибель уникальной многообразной культуры Тибета:

«Если мы не отважимся защитить свою территорию, наши духовные лидеры погибнут, имущество и власть наших перевоплощенных лам и монахов будут отняты; наша политическая система будет разрушена до основания, собственность всех тибетцев — богатых и бедных, достанется врагу, а сами они будут обращены в рабов. Все наши люди станут жить в нескончаемых страданиях и страхе. Такое время настанет».

На сегодняшний день нет практически никакой информации о том, что в действительности произошло в Тибете. Геноцид в этой стране не был похож на нацистский. Данные о том, что случилось с евреями, о том, что происходило в лагерях смерти, были получены, в основном, после войны, когда появилась возможность изучать архивы рейха, когда союзнические войска освободили лагеря и были вскрыты могилы. В Тибете не было ничего подобного.

Как свидетельствует Ани Падче, тибетская монахиня, одна из немногих, кому удалось вырваться из застенков китайского оккупационного режима:

«Те, кто, рискуя жизнью, пытались отстоять Тибет и его религию, были убиты или арестованы. Монастыри были разрушены, серебряные и золотые статуи отправлены в Китай. Из монастырей унесли все до последнего камня. Меня избивали палками, но я ничего не сказала. От нас требовали, чтобы мы сознались в преступлениях против новой власти. Людей пытали и подвешивали за ноги к потолку. Больше года мои ноги были закованы в кандалы, мне ничего не давали есть, я была так слаба, что то и дело теряла сознание. Некоторые узники говорили, что еще немного, и они станут есть собственные экскременты, — до такой степени морального и физического истощения их довели в тюрьме. Теперь я старая женщина, а когда меня бросили за решетку, мне было всего 25. Вышла я уже старухой. Вся моя жизнь прошла в тюрьме».

Мы не располагаем точными данными о погибших. Называется цифра в один миллион двести тысяч человек. Во всяком случае, реальный масштаб убийств, бесчинств, голода и горя ужасающе огромен.

СУДЬБА МОНАРХОВ И МОНАСТЫРЕЙ

Согласно данным бюллетеня отдела информации и публикаций Далай-ламы в июне 1975 г., в ходе так на-зываемой «культурной революции» 1966–1969 гг. в Тибете буквально стерты с лица земли многие древние монастыри, бесценные предметы культа конфискованы и продаются китайцами на рынках Непала.

Манускрипты и глиняные изображения, изготовленные из смеси глины, бумаги, ткани, специальных трав и ароматических листьев, либо сожжены, либо используются как удобрения.

В 1959 г. в различных районах Тибета было 2300 монастырей, а число монахов составляло около 3 % всего населения, то есть около 200 000 человек. Теперь в Тибете практически не осталось монахов. По сведениям из Лхасы, в знаменитом монастыре Дрепунг, основанном в 1416 г. и насчитывавшем в 1959 г. 8300 монахов, осталось теперь 5 или 6 монахов.

В монастыре Сэра, основанном в 1419 году и насчитывавшем 6500 монахов в 1959 году, как полагают, живут теперь 55 монахов. Недавно поступили новые сведения, согласно которым Сэра ныне превращен в армейские казармы, а его восточный двор, — где обычно происходили собрания монахов и диспуты, — переоборудован в баскетбольную и волейбольную площадки.

Монастырь Гандан, основанный в 1409 году и насчитывавший в 1955 году 4000 человек, китайцы полностью сравняли с землей. Джо Кханг, известный также как Цугла Кханг, центральный храм Лхасы, воздвигнутый еще в VII веке, в 55 помещениях которого хранились тысячи драгоценных и редких предметов культа, полностью опустошен, за исключением образа Джо (Будды). Однако столь же бесценное изображение одиннадцатиглавого Авалокитешвары было разбито и выброшено на улицу. Некоторым тибетцам удалось с невероятными трудностями вынести из Тибета два фрагмента скульптуры с изображениями лиц Авалокитешвары в 1967 г. Годом позднее удалось вынести еще один фрагмент и лик Амитабхи.

Другой древний собор, Рамоне, построенный в VII веке, серьезно пострадал при артобстреле, все его религиозные предметы уничтожены. Этот собор используется ныне под китайское учреждение. О положении внутри Поталы — бывшей резиденции Далай-ламы — ничего не известно, поскольку ни один тибетец внутрь не допускается. Повреждения фасада Поталы при артобстреле устранены, реконструирован и Джо Кханг.

Вход в Летний Парк (Норбулинка) запрещен. Однако после того как Парк переименовали в Народный Парк в 1966 г., один раз в год там устраиваются народные гуляния.

Доступ тибетцев в Ташилхунпо, бывшую резиденцию Панчен Лам, запрещен, недавние беженцы из Тибета говорят, что они видели на территории монастыря Ташилхунпо около 5000 человек, военизированных китайских кадров. Из других источников известно, что в этом монастыре осталось только два иди три буддийских изображения.

РЕПРЕССИИ КИТАЙСКИХ ОККУПАНТОВ ПРОТИВ ДРУГИХ СЛОЕВ НАСЕЛЕНИЯ ТИБЕТА

Из сообщения Кезанг Тензин, тибетской беженки, прибывшей в Гангток в апреле 1976 года:

Каждую осень основная часть урожая, собранного коммуной, изымается китайскими властями под видом так называемой «Государственной Зерновой Таксы», и т. п. Некоторая часть зерна «оплачивается», но не деньгами, а помещением указанной суммы в Народный Банк, однако никто из членов коммуны потом этих денег и не видит. В результате, для пропитания работающему члену коммуны остается в год 20 килограммов зерна, то есть около трехсот граммов в день. В ее районе, в провинции Цэн, разрешено на десять человек иметь одну овцу, на 250 человек — одного яка, и 650 граммов масла на двоих в год, то есть менее двух граммов в день на человека.

При самой строгой экономии продуктов хватает лишь на три месяца. А что же потом?

«Весной мы питаемся собранным диким картофелем, — говорит сорокалетняя женщина, оставившая в Тибете всех своих родственников. — Летом мы собираем созревшие дикие плоды, а осенью — коренья и другое съестное.

Надо вставать с рассветом на работу. Есть один часовой перерыв, в 10 утра, и второй — в 5 дня, затем опять работа до заката. Таково обычное расписание. Однако могут призвать и на ночные работы, что часто случается по весне, когда бывают иногда целые дни без отдыха.

В нашем районе всего два китайских чиновника, остальные — это подготовленные китайцами чиновники из числа тибетского населения. Вечером, после окончания работ, все должны собраться для политзанятий, где рассматривается бесконечная классовая борьба, методы повышения производительности труда и тому подобное».

«Китайцы постоянно повторяют, что все дети из неимущих классов должны посещать школу. Действительно, в нашей коммуне есть маленькое здание для школы, но нет ни одного учителя. И в случае болезни некому оказывать помощь, у нас нет врача. Если кто-нибудь умирает, его иногда даже некогда похоронить, все заняты на работах».

«В 1961 году мой отец, все высшие ламы и другие известные люди нашего селения, всего тридцать человек, были заключены в тюрьму, точнее, в часовню местного монастыря. Они были объявлены реакционерами. Там уже сидели еще тридцать человек, которых объявили принадлежащими к «высшему сословию». Заключенных много раз подряд вытаскивали на публичные «осуждения», где их нещадно избивали. После одного из таких судилищ их увезли куда-то, и о них никому не известно».

«В 1961 году объявили свободу вероисповедания, но одновременно обязали всех монахов и монахинь к работе. Поскольку работа длится целый день, и большую часть вечера, то времени для религиозной практики совершенно не остается.

Я помню, как в 1963 году пастух Лобзанг Цултим был арестован китайцами по обвинению в практике религии. Он и его сестра были обвинены в том, что «они своей религией вводят людей в заблуждение и сосут их кровь». Все их имущество было конфисковано, а они на очередном судилище были забиты до полусмерти».

«Я лично видела, как были разрушены монастыри Шанг Гачо, Панканг Гон и другие в нашем районе. Разрушение сопровождалось грабежом и уничтожением предметов культа, книги и изображения сжигались, металлические скульптуры разбивались и разламывались».

«Глава одной общины Джалунг Тамдин, не угодивший китайцам, был забит камнями у стены монастыря Голак. Его жену допрашивали несколько дней подряд, и она, не вынеся пыток, покончила с собой, утопившись в реке. Покончила с собой и ее сестра.

Один из жителей пытался прятать у себя предметы культа и книги, но китайцы, узнав об этом, отправили его в тюрьму, а его жена, не вынеся издевательств, покончила с собой».

ЕВРОПЕЙСКИЕ ИССЛЕДОВАТЕЛИ ТИБЕТА, АЛЕКСАНДРА ДЭВИ-НИЛ

Европейцы продолжали исследования Тибета вплоть до конца 40-х годов, то есть до аннексии Китаем этой независимой страны. В Тибет неоднократно направлялись организованные экспедиции, которые, в частности, снаряжали Н.Рерих, П.Козлов, Свен Гендинг, Дж. Туччи и другие исследователи. Но также в Страну Снегов отправлялись и отважные одиночки. В их числе была и Александра Дэви-Нил, первая европейская женщина, достигшая Лхасы. Ее самостоятельные исследовательские маршруты, подробно описанные в двадцати пяти книгах, во множестве статей и заметок и доложенные на многочисленных конференциях и возвращении в Европу, показывают глубокое знание изученных ею народностей, их территории и религиозно-философских убеждений.

Женская Атлетическая Ассоциация наградила ее в 1927 году почетной медалью за беспрецедентный поход в Лхасу, хотя физические данные Александры гораздо скромнее накопленного ею научного потенциала. Она в совершенстве овладела санскритом и тибетским языком, чем завоевала к себе заслуженное уважение тибетских и индийских ученых. Ее дерзость и, в чем-то, тщеславность с лихвой перекрываются необычным, если не уникальным, подходом к изучению всего, что попадало в круг ее интересов, и в первую очередь — тибетского буддизма.

А. Дэви-Нил удалось в своих трудах, при прочной опоре на европейскую культуру, связать свое знание востока с ценностями Запада. Когда современные тибетские ученые знакомятся с ее трудами, их поражает широта ее начитанности в тибетских текстах и вызывает огромный интерес содержание ее переписки с Далай-ламой XIII и Панчен Ламой. Эти материалы, остающиеся до сих пор не опубликованными и представляющие исключительный научный интерес, хранятся в научно-мемориальном фонде А. Дэви-Нил в Дине, во Франции, в стране, где отважная исследовательница и путешественница родилась и после возвращения из многолетних странствий, умерла.

Александра Дэви-Нил родилась близ Парижа в местечке Сан Монд 24 октября 1868 года. В двадцать лет она уехала в Лондон, где прожила несколько лет в центре «Высший Гнозис». Члены этой ассоциации изучали различные религиозные традиции, преимущественно восточного направления. После этого А. Дэви-Нил вернулась в Париж и изучала там курс санскрита, кроме того, она слушала там лекции самого Клода Бернара. Обладая весьма широким спектром интересов, госпожа Дэви-Нил изучала также музыку в академиях Брюсселя и Парижа — у нее было превосходное сопрано.

Постигая основы европейского научного мировоззрения, и при этом весьма живо интересуясь восточными философско-мистическими взглядами, Александра еще в молодости начала ощущать их глубинное единство, что в то время было непонятно подавляющему большинству ее современников.

«Все имеющее в какой-то мере отношение к явлениям человеческой психики — к духовной деятельности человека вообще — следует изучать таким же образом, как и всякую другую общественную дисциплину. Здесь нет никаких чудес, ничего сверхъестественного, что могло бы порождать и питать суеверие. Наблюдения подтверждают: систематическая, научно поставленная тренировка психики обычно приводит к определенным результатам, заранее намеченным. Именно поэтому все собираемые при такой тренировке сведения представляют собой достойные внимания ценные материалы даже в том случае, когда упражнения проводятся эмпирически и основаны на теориях, с которыми мы не всегда можем согласиться».

«Я хочу показать то, чему была очевидцем, то, что я знаю об азиатских учениях из личного опыта, как единственного способа, которым знание передается среди азиатов. Это ни в малейшей мере не напоминает то, что утверждают наши ученые, интересы которых не идут дальше грамматических корней и исторических дат, и которые не имеют ни малейшего представления об обсуждаемых ими теориях».

Эти два приведенных выше высказывания А. Дэви-Нил свидетельствуют о незашоренности ее взглядов на многие проблемы, к решению которых современная наука только приближается, опять-таки призвав в помощники многовековой опыт восточной культуры.

Главная поездка А. Дэви-Нил по Тибету продлилась ни много ни мало пятнадцать лет, с 1910-го по 1925 год. Путешественнице повезло. Она успела застать ту самую культуру и жизненный уклад тибетцев, которому они следовали на протяжении веков и которые через несколько десятилетий должны были быть сметены безжалостным нашествием оккупантов. А. Дэви-Нил была лично знакома с Далай-ламой XIII Тибета и со многими другими буддийскими священниками, в том числе и с весьма высокопоставленными. Познавая «изнутри» культуру Тибета и духовный опыт тибетских лам, она приобрела поистине бесценный опыт, похвастаться которым не может ни один путешественник ни до, ни после нее.

Предлагаемый очерк, описывающий сравнительно недавнее прошлое Тибета составлен нами на основе воспоминаний Александры Дэви-Нил, в частности, книг «Мистики и маги Тибета», Ростов-на-Дону, 1991 г., и «Посвящения и посвященные в Тибете», Санкт-Петербург, 1994 г.

ЛАМАИСТСКИЕ «ПРОВОДЫ» ДУШИ УМЕРШЕГО

«Западные авторы именуют ламами всех представителей ламаистского духовенства без различия. В Тибете дело обстоит иначе. На титул ламы (верховного владыки) имеют право исключительно сановники культа, как-то: тулку — настоятели больших монастырей и лица из духовенства, обладающие высокими учеными степенями. Все остальные монахи, даже удостоенные высшего посвящения в сан гелонга, — только простые трапа, то есть ученики. Однако принято из вежливости при непосредственном общении в разговоре относить титул лама ко всем монахам зрелого возраста.

Главным источником доходов для всех монахов является отправление религиозных церемоний. Как известно, чистый буддизм запрещает все религиозные обряды. Ученые ламаисты с готовностью признают собственную бесполезность во всем, что относится к духовному просветлению ближних: последнее достигается только духовной тренировкой (усилием духа). Несмотря на это, большинство из них одобряет некоторые обрядовые церемонии, преследующие другие цели, например, исцеление недугов, материальное благосостояние, подчинение злых духов и руководство душами умерших на том свете.

Отправление погребальных церемоний — основное служение горных монахов в Гималаях. Нужно сказать, что они относятся к своим обязанностям очень ревностно, с усердием, даже с удовольствием.

Дело в том, что похоронные обряды включают одно или два пиршества, предлагаемые всей братии монастыря, прихожанином которого покойный был при жизни. Кроме того, трапа, отправляющие обряд в доме покойника, получают в качестве гонорара подарки деньгами и натурой. Крестьяне-священнослужители в лесных монастырях — бедняки и обычно недоедают. Порой им трудно бывает сдержать радостную дрожь при известии о смерти какого-нибудь местного богача, обещающей несколько дней роскошной жизни.

Людям, умудренным опытом, в подобных случаях удается скрывать свои чувства, но простодушие мальчуганов-послушников, стерегущих стада в лесах, бывает очень забавным.

Однажды я села полдничать поблизости от группы монашков-пастушков. Вдруг до нас донеслось тягучее завывание трубы, значительно ослабленное расстоянием.

В мгновение ока занятые игрой мальчишки замерли и насторожились — неподвижные, внимательные. Снова раздался тот же звук. Дети поняли.

— Похоронные трубы, — сказал один из них.

— Кто-то умер, — заметил другой.

Они замолчали, переглядываясь. Их глаза сияли. Они улыбались с понимающим видом.

— Будем есть мясо, — пробормотал один из малышей.

Счастливая случайность помогла мне узнать, каким образом священнодействующий лама извлекает души из тел умерших и направляет их на том свете на путь праведный.

В тот день, возвращаясь с прогулки через лес, я вдруг услышала отрывистый пронзительный звук, не похожий на крик ни одного из известных мне животных. Через несколько минут тот же звук повторился еще два раза. Я пошла, потихоньку в том направлении, откуда он доносился.

Я увидела двух монахов. Они сидели на земле под деревьями с опущенными долу глазами, в позе глубокой медитации.

— Хик! — закричал один из них необыкновенно пронзительной фистулой. — Хик! — через несколько мгновений повторил другой.

И они продолжали кричать, не разговаривая, не шевелясь, делая между выкриками долгие паузы. Монахи издавали этот вопль с очевидным усилием, будто поднимая его из самой глубины своей утробы. Через некоторое время один из них поднял руку к своему горлу.

Его лицо выражало страдание. Он отвернулся и выхаркнул струйку крови. Его товарищ сказал несколько слов, которые я не расслышала.

Ничего не отвечая, монах встал и направился к шалашу. Тогда я заметила у него на темени в шевелюре длинную, торчащую дыбом соломинку. Что означало это украшение?

Едва завидев Давасандюпа (переводчик А. Дэви-Нил, прикомандированный к ней самим Далай-ламой XIII), я засыпала его вопросами: что делали эти люди, почему они издавали такой странный звук.

— Этот вопль, — объяснил мне толмач, — ритуальное восклицание. Его издает священнодействующий лама возле только что испустившего дух покойника, чтобы освободить его душу и заставить покинуть тело через отверстие, образуемое на темени в результате магического словосочетания.

— Только лама, перенявший от опытного учителя умение произносить «хик» с надлежащей интонацией и энергией, может действовать успешно. Совершая обряд перед трупом, он добавляет еще «пхет» после «хик». Но ему нужно очень остерегаться произносить «пхет», когда он только упражняется, как те монахи в лесу. Соединение этих двух словосочетаний влечет за собой необратимое отделение от тела, и, стало быть, если лама правильно произнесет их в одиночестве, он немедленно умрет. Во время настоящего священнодействия опасность ему не угрожает, потому что он выступает от лица мертвеца, просто ссужая ему свой голос. Влиянию магического звукосочетания подвергается не лама, а покойник.

После того как опытный наставник передал ученикам учение извлекать дух из телесной оболочки, им остается только выучиться издавать звук «хик» с правильной интонацией. Эту цель можно считать достигнутой, если воткнутая в голову соломинка стоит прямо и не падает в течение какого угодно времени. И действительно, правильное произношение «хик» образует небольшое отверстие на темени черепа, куда и вставляется соломинка. У мертвеца это отверстие бывает гораздо больше, иногда в него можно даже засунуть мизинец».

О «ПЕРЕСЕЛЕНИИ ДУШ»

Как правило, невежды думают, будто буддисты верят в перевоплощение, даже в метемпсихоз (то есть в переселение душ из одного тела в другое). Но они заблуждаются. На самом деле буддизм учит, что энергия, полученная в результате духовной и физической деятельности какого-либо существа, порождает после его смерти новые явления духовного и физического порядка.

На эту тему существует множество хитроумных теорий, и, по-видимому, мистики Тибета трактуют вопрос о смерти глубже, чем большинство других буддистов.

Философское мировоззрение доступно только избранным. Эта истина не требует подтверждений. Что касается толпы, то сколько бы ни повторяла она ортодоксальный символ веры: «Все соединения непостоянны, никакого «Я» не существует» — она продолжает цепляться за более простое верование в неопределенную сущность, странствующую из мира в мир, перевоплощаясь в различные формы.

Но тем не менее, ламаисты представляют себе условия этих странствий своеобразно, значительно расходясь во взглядах с единоверцами южных стран: Цейлона, Бирмы и т. д. По их мнению, проходит более или менее длительный период времени между смертью и мгновением, когда умерший возрождается среди того или иного из шести признаваемых ими видов живых существ.

Эти шесть видов соответственно следующие: 1) боги, 2) существа небожественного происхождения, подобные Титанам, 3) люди, 4) другие существа — добрые или злые — включая сюда гениев, духов, фей и пр., 5) животные, 6) идаги — чудовища, вечно терзаемые голодом, жаждой, и обитатели различных чистилищ, подвергаемые там различным мучениям.

Ни одно из указанных состояний не бывает вечным. Смерть настигает всех — как богов, так и стенающих в чистилище горемык, а за смертью следует возрождение либо среди существ прежней категории, либо в новой среде.

По народным верованиям, условия, в которых возрождается умерший, зависят от совершенных им при жизни добрых или злых дел. Более просвещенные ламы учат, что человек или какое-нибудь другое существо своими мыслями и действиями развивает в себе свойства, приводящие его естественным путем к возрождению в соответствующих этим свойствам условиях. Наконец, по мнению других лам, существо своими поступками, главным образом, своей духовной деятельностью, изменяет природу составляющего его вещества и таким образом само превращает себя в бога, в животное, в осужденного на мучения духа и т. д.

Здесь следует отметить, что ламаисты придают изворотливости и сметливости еще большее значение, чем некоторые буддийские секты махаянистов.

«Сметливый человек проживет с комфортом даже в преисподней», — очень популярная поговорка в Тибете. Она лучше всяких объяснений выражает взгляды ламаистов.

Итак, между тем как большинство их единоверцев убеждены, что судьба умершего с математической точностью определяется его моральной сущностью, ламаисты полагают, что для ловкого человека (того, «кто знает, как нужно за это взяться») остается возможность изменить и улучшить свою судьбу после смерти, возродиться в благоприятных условиях.

Хотя несмотря на все надежды, «ловкость рук», бремя свершенных поступков, по их верованиям, все же остается довлеющей силой, иногда настолько значительной, что все ухищрения покойного или даже старания принимающего участие в его судьбе чудотворца-святого бессильны удержать дух от перевоплощения в бедственных условиях.

ЧТО ЧУВСТВУЕТ В «ЗАГРОБНОМ МИРЕ» МАТЕРИАЛИСТ?

Верования ученых лам и в еще большей степени ламаистов-созерцателей, относящиеся к судьбе духа на том свете, очень отличаются от верований невежественных масс. Прежде всего, они считают многочисленные дорожные приключения духа в Бардо («загробный мир» — прим, составителя) явлениями субъективного порядка. По их мнению, характер загробных видений определяется нашими взглядами и представлениями. Райские обители, преисподняя, суд над мертвыми и проч, являются за гробом только тем, кто в них верил при жизни.

Один гомштен (отшельник-созерцатель) из Восточного Тибета рассказал мне по этому поводу следующую историю.

Специальностью одного художника была роспись стен храмов. Среди прочих фигур он писал фантастические существа с человеческим туловищем и головою животного — условное обозначение подручного судьи над душами. Пока он работал, его маленький сын часто играл возле него. Ребенка забавляло смотреть, как рождаются на фресках чудовищные образы. Случилось так, что мальчик умер. Попав в Бардо, он встретил там разных страшилищ и узнал своих старых знакомых. Ребенок радостно засмеялся. «О, — сказал он, — я вас всех знаю, это вас мой папа рисует на стене», — и мальчик захотел поиграть с ними.

Однажды я спросила ламу из Энше, какие видения после смерти могут быть у материалистов, считавших смерть абсолютным уничтожением личности.

— Возможно, посмертные видения такого человека, — ответил лама, — соответствуют религиозным верованиям его детства и окружающей его среды. В той степени, в которой позволяют ему его умственные способности, развитие и ясность мышления после смерти, он наблюдает и анализирует все, что видит. Перед ним возникают факты и собственные его рассуждения, на основе которых он всю жизнь отрицал реальность этих фактов. Таким образом, он мог бы прийти к выводу, что спит и видит сон.

У человека с менее развитым умом вера в полное уничтожение после смерти скорее результат безразличия, умственной лени, чем убеждения, он может и совсем ничего не увидеть. Но это нисколько не помешает энергии, порожденной его прежними поступками, следовать своим путем и проявиться в новых формах. Выражаясь иным языком, все это не помешает новому оплошению материалиста.

О ЧЕМ СЛЕДУЕТ МОЛИТЬСЯ ПЕРЕД СТАТУЕЙ БУДДЫ?

Поскольку совершение магических обрядов преследует личные цели, медитации и мистические упражнения совершаются в индивидуальном порядке. За исключением духовного руководителя, никто не имеет права вмешиваться, тем более никто не имеет права требовать от монаха-ламаиста отчета о его религиозных и философских воззрениях. Он может исповедовать какое угодно учение и даже быть абсолютно неверующим — это его сугубо личное дело.

В тибетских монастырях нет ни храмов, ни часовен. Монастырские лха-кханги — «дома богов» — просто считаются частными жилищами богов и более или менее исторических героев. Всякий желающий может нанести визит вежливости скульптурным изображениям божественных особ. Он зажигает перед ними светильники или сжигает в их честь благовония. Затем, отдав троекратный поклон, удаляется.

Пред изображениями Будды вообще никогда ни о чем не молятся, потому что Будда переселился за пределы мира, вернее, за пределы всех миров. Но все же посетители дают обеты, выражают свои чаяния, принимают решения. Например, гость мысленно произносит: «Ах, как хорошо было бы в этой жизни и в дальнейших моих су-ществованиях^иметь много денег, чтобы раздавать щедрую милостыню и сделать многих счастливыми». Или же: «Если бы я мог вполне постигнуть откровение Будды й жить по его заповедям!»

Тех, кто, вознеся ритуальным жестом маленький зажженный светильник перед изображением Будды, жаждет только духовного просветления, гораздо больше, чем думают. Пусть они часто не делают никаких усилий, чтобы достигнуть его, все же мистический идеал спасения через познание продолжает жить среди тибетцев.

Полная духовная свобода, предоставленная монахам-ламаистам, сочетается с почти такой же материальной самостоятельностью.

Члены монастырской братии не живут общиной. Каждый живет отдельно в своем доме или отведенном ему помещении и на собственные средства. Добровольная бедность, обязательная когда-то для последователей буддизма древнего, уставом не предписывается. Я даже уверена, что лама, давший обет бедности, встретил бы всеобщее порицание. Одни только отшельники могут позволить себе подобную «эксцентричность».

Предания о «сыновьях из хороших семейств», променявших богатство и роскошь на жизнь нищего подвижника, и более конкретно — история Будды, бежавшего с трона магараджи, всегда находит благоговейных и неподдельно восхищенных слушателей. Но такие истории о делах давно минувших дней кажутся им сказаниями о мире ином, не имеющем ни малейшего отношения к миру, в котором живут их высокочтимые пышные ламы.

Управление большим монастырем так же сложно, как и администрирование большого города. Помимо заселяющей обитель многотысячной монашеской братии, монастырь распространяет свое покровительство на полчища арендаторов-полуарабов, но зато он властен творить над ними суд и расправу. На избираемых монастырским советом чиновников возложено вершение всех мирских дел. Они справляются с ними с помощью штата конторщиков и небольшого отряда полицейских.

Об этих стражах порядка — добдобах — следует сказать несколько слов особо. Их вербуют среди неграмотных, наглых силачей с умственными способностями солдафонов, попавших в монастырь по воле родителей еще мальчишками, между тем как самым подходящим местом для них была бы казарма.

Отважные бессознательной звериной отвагой, эти хвастливые бездельники — средневековые головорезы — вечно затевают склоки или какие-нибудь скверные проделки. Их форменным самовольно присвоенным мундиром можно считать обильно покрывающую их грязь. Эти доблестные витязи никогда не моются: по их мнению, чистых храбрецов не бывает, и грязь — отличительный признак героев.

Им этого мало: они натирают себе тело жирной сажей, налипающей на дно кастрюль, до тех пор пока не превратятся в настоящих негров. Добдоб часто разгуливает в лохмотьях, но это результат собственных его ухищрений: он сам кромсает монашеское одеяние, стремясь придать еще больше свирепости своему и без того ужасному облику. Когда ему приходится надевать новое платье, он прежде всего стремится получше его запачкать — этого требует традиция. Как бы дорого ни стоила ткань одежды, добдоб разминает в своих грязных руках масло и намазывает его густым слоем на обновку. Высшая степень элегантности для этих джентльменов, когда их платье и тога регулярно, со знанием дела, пропитываются жиром и принимают темный бархатистый налет и стоят торчком, не сгибаясь, как железные доспехи.

БЕГУНЫ ЛУНГ-ГОМ-ПА

«Под общим названием «лунг-гом» тибетцы объединяют многочисленные упражнения, преследующие различные цели: одни — духовные достижения, другие — физические. Упражнения эти комбинируют концентрацию мысли с разнообразной дыхательной гимнастикой. Но название лунг-гом применяется преимущественно для обозначения особого вида полудуховной-полуфизической тренировки, развивавшей сверхнормальную скорость и легкость движений. Звания лунг-гом-па удостаивается атлет, способный пробегать с необыкновенной быстротой большие дистанции, нигде не отдыхая и ничем не подкрепляясь в пути.

Следует отметить — для подвигов лунг-гом-па нужна скорее необычайная выносливость, чем быстрота хода в течение определенного отрезка времени. Задача состоит не в пробеге с максимальной скоростью дистанции в 12–15 км, как в наптих спортивных состязаниях, но, как уже говорилось, в безостановочных переходах в несколько сот километров ровным, необычайно быстрым шагом.

Моя первая встреча с лунг-гом-па произошла в пустыне трав на севере Тибета. На склоне дня мы медленно ехали по обширному плато. Вдруг далеко впереди я заметила крошечное черное пятнышко, при рассмотрении в бинокль оказавшееся человеком.

Продолжая смотреть в бинокль, я заметила, что человек передвигался удивительно быстро и какой-то очень странной поступью. Я передала бинокль слугам. Один из них посмотрел в него в течение нескольких минут и пробормотал: «Лама лунг-гом-па чиг да» (по-видимому, это лама лунг-гом-па)!

Человек приближался и становился все заметнее — так быстро он шел. Мне хотелось рассмотреть его поближе, поговорить с ним, расспросить и даже сфотографировать… Но стоило мне только об этом заикнуться, как слуга, первый узнавший в путнике лунг-гом-па, воскликнул:

— Почтенная госпожа, вы не остановите ламу и не заговорите с ним! Ведь он умер бы от этого. Этим ламам нельзя прерывать медитацию во время ходьбы. Если лама перестанет повторять магические формулы, вселившееся в него божество ускользает и, выходя раньше положенного срока, так сильно сотрясает тело ламы, что убивает его.

Предостережением, выраженным в подобной форме, пренебрегать не следовало, хотя по содержанию оно и казалось абсурдным. Из того, что мне было известно о явлении лунг-гом, я могла предположить, что человек этот шел в состоянии транса. Значит, вполне вероятно, если внезапно и насильственно вывести его из этого своеобразного состояния, он, хотя и не умрет, но испытает мучительный нервный шок. В какой степени это потрясение окажется опасным для его жизни — мне было неизвестно. Я не хотела делать ламу объектом эксперимента, может быть, жестокого, поскольку последствий я не могла предугадать.

Путешественник подошел к нам совсем близко. Уже можно было отчетливо различить его бесстрастное лицо с широко раскрытыми глазами, устремленными ввысь на какую-то точку в пространстве. Нельзя было сказать, что лама бежал: казалось, будто при каждом шаге он взмывал в воздух и двигался скачками, как упругий мяч. На нем было обычное монашеское облачение и тога — и то и другое порядком потрепанное.

Левой рукой, наполовину скрытой тканью одёжды, лама держался за складки тоги, в правой был зажат ритуальный кинжал. Монах на ходу слегка заносил вперед правую руку с кинжалом, ритмически соизмеряя шаг, и казалось, будто он острием высоко поднятого ножа на самом деле касался земли и опирался на кинжал, как на тросточку.

Слуги сошли с лошадей, и, когда лама проходил мимо, распростерлись на земле лицом вниз. Но он не остановился и, очевидно, совсем нас не заметил».

Вот что А. Дэви-Нил сообщает о методике этой необычной динамической медитации: «Идущий должен хранить молчание, ни о чем не думать и не смотреть по сторонам. Он должен устремить свой взгляд на какой-нибудь один отдаленный предмет и не отвлекаться от него ни в коем случае, что бы ни случилось.

В состоянии транса нормальное сознание в значительной степени отключается, но все же остается достаточно активным, чтобы преодолевать встречающиеся на пути препятствия и сохранять направление движения к цели. Впрочем, и то и другое происходит механически, не пробуждая никаких процессов мышления в пребывающем в трансе субъекте.

Пустынные просторы, равнина, сумерки считаются благоприятными для лунг-гом условиями. На закате состояние транса достигается очень легко даже при утомлении после длинного дневного перехода.

В трансе ощущение усталости проходит, и путник может пройти еще много километров.

Первые утренние часы также благоприятны для этого состояния, но в меньшей степени. Полдень, первая часть дня, узкие извилистые долины, леса, пересеченная местность создают в равной степени отрицательные условия. Принято считать, что только первоклассные лунг-гом-па в состоянии преодолевать порождаемые ими противодействия.

Из вышеизложенного можно заключить, что тибетцы считают однообразие ландшафта и отсутствие в окружении особенно поражающих деталей благоприятными условиями для создания транса. Вполне очевидно, что на пустынном плато меньше риска отвлечься от повторения магической формулы или нарушить ритм дыхания, чем в узком ущелье, загроможденном утесами, поросшим кустарником, прегражденным потоком и т. п. Кроме того, трудно поддерживать равномерность шага на пересеченной местности».

«Самые ученые из лам, не отрицая реальности достижения этой категории лунг-гом, не придают им никакого значения. Их отношение к ним напоминает реакцию Будды в следующем эпизоде:

Однажды Будда, путешествуя с некоторыми из своих последователей, встретил в лесной глуши изможденного йога, жившего в одиночестве среди лесов в уединенной хижине.

Учитель остановился и спросил, сколько времени анахорет пребывает уже в этом месте.

— Двадцать пять лет, — ответил йог.

— Чего же вы достигли таким самоистязанием? — опять спросил Будда. _х

— Я могу переходить реку прямо по воде, — гордо заявил йог.

— Ах, бедняга! — заметил мудрец с жалостью. — Неужели вы на самом деле потратили столько времени на это? Ведь паромщик взял бы с вас за переправу только один обол».

ГЕНЕРАЦИЯ ТУММО

Прожить зиму в пещере, часто на высоте от 4000 до 5000 м в легком платье или совсем без платья и не замерзнуть не так-то просто. Однако многим тибетским отшельникам это удается. Их выносливость объясняется умением стимулировать внутренне тепло, именуемое «туммо».

Слово «туммо» означает «тепло», но не употребляется в повседневной речи для обозначения обыкновенного понятия тепла. Это технический термин мистической терминологии. Действие обозначенного им внутреннего тепла не ограничивается только одним согреванием тела аскета, умеющего развить это тепло.

Адепты тибетских тайных учений знают различные разновидности туммо. Туммо эзотерическое, возникающее стихийно во время некоторых видов экстаза, постепенно окутывая мистика «сладостным теплым покровом богов». Туммо эзотерическое обеспечивает отшельнику нормальное самочувствие на снежных вершинах.

Туммо мистическое, имеющее очень далекое отношение к понятию «тепло», так как, судя по описанию, оно позволяет посвященному вкусить «райское блаженство» еще в этом мире.

Слово «туммо» в тайном учении означает летучее проникающее пламя. Это пламя согревает первородный флюид и заставляет скрытую в нем энергию подниматься по нитеобразным протокам «тса» (вена, артерия, нерв) до макушки, заменяя плотские наслаждения наслаждениями умственного и духовного порядка.

Ламы, обучающие искусству туммо, хранят свои методы в тайне, утверждая, будто сведения, приобретенные понаслышке или из книг, бесполезны. Для успешной практики туммо необходимы личные наставления учителя, специалиста в этой области.

Посвящению всегда предшествует длительный испытательный период. Не знаю, не пытался ли почтенный лама отделаться от меня радикальным способом, уступив моим настойчивым просьбам и сократив для меня подготовительный срок. Он просто приказал мне отправиться в одно пустынное место, искупаться там в ледяном потоке, а потом, не вытираясь и не одеваясь, провести, не двигаясь, в таком виде всю ночь в медитации. Было начало зимы, высота местности достигала 3000 метров. Я преисполнилась невероятной гордости, так как не схватила даже насморка.

Вполне понятно, почему тибетцы, часто страдающие от превратностей климата, так высоко ценят спасительное искусство туммо. Приобщенный к этой науке ученик должен отказаться от шерстяной одежды и никогда не приближаться к огню, ему присваивается титул «респа» («тот, кто носит одежду из бумажной ткани»). Гуру респа наставляют: никогда нельзя тренироваться в получении туммо в помещении или селении, потому что там зараженный дымом воздух, различные запахи, а также и другие оккультные влияния противодействуют усилиям ученика и могут сильно расстроить его здоровье.

Кандидат должен тренироваться каждый день до рассвета и заканчивать специально относящиеся к туммо упражнения до восхода солнца, так как обычно в этот момент его уже ждут другие занятия. Таким образом, до рассвета еще далеко, когда монах выходит из своей хижины или пещеры. Как бы ни было холодно, он абсолютно наг или же имеет на себе один-единственный покров из очень легкой бумажной материи.

Тибетцы заимствовали у индусов три магических «вены» (Сушумна, Ида и Пингала — прим, составителя) играющие важную роль в духовной тренировке йогов. Мистические вены, впрочем, не имеют никакого отношения к кровеносным венам. Это тончайшие нервные нити, исполняющие роль проводников для токов энергии. Помимо трех главных «вен», именуемых тибетцами «рома», «ума» и «кионгам», имеется много других.

По мнению мистиков-ученых, такой вид «нервной сетки» не имеет никакой физической сущности — это только фиктивное, воображаемое представление токов энергии.

Все упражнение состоит из десяти частей, или этапов, следующих один за другим, без перерыва. Субъективные видения и сопровождающие их ощущения координируются рядом постепенных изменений. Вдохи, задержка дыхания и выдохи производятся ритмично, причем безостановочно повторяется мистическая формула.

Внимание необходимо полностью сосредоточить на видении огня и связанном с ним ощущении теплоты, исключив все другие мысли или мысленные образы.

Привожу краткое изложение десяти этапов упражнения:

1) — В воображении создается и созерцается образ «ума» — центральной вены толщиной в волос. Она наполнена вздымающимся по ней пламенем. При дыхании через пламя проходит воздушная струя.

2) — Вена расширяется до толщины мизинца.

3) — Толщина вены доходит до толщины руки.

4) — Вена наполняет все туловище, вернее, тело имеет теперь вид трубы, вмещающей печную топку.

5) — Ощущение тепла исчезает. Непомерно раздувшаяся вена вмещает теперь всю вселенную, и практикующий впадает в состояние экстаза: он чувствует, будто превращается в развеваемое ветром пламя пылающих волн огненного океана.

Новички, не имеющие еще навыка длительной медитации, проходят через эти пять этапов быстрее, чем старшие ученики. Последние, погружаясь в созерцание, задерживаются на каждом из них дольше. Тем не менее, чтобы достигнуть пятого этапа, даже самому проворному ученику надо не меньше часа.

Затем субъективные видения повторяются в обратном порядке.

6) — Буря стихает. Волны бушующего пламени спадают и постепенно успокаиваются, пылающий океан уменьшается и наконец поглощается телом.

7) — Вена не превышает толщины руки.

8) — Вена сужается до толщины мизинца.

9) — Вена теперь не толще волоса.

10) — Вена исчезает. Видения огня так же, как и все другие формы и образы, становятся невидимыми. Равным образом рассеиваются представления о каких бы то ни было предметах. Сознание тонет в «Великом Ничто» (Великой Пустоте), где двойственности воспринимающего субъекта и воспринимаемого объекта больше не существует. Продолжительность транса обусловлена степенью умственного и духовного развития практикующего.

Это упражнение, включая пять последних этапов или без них, можно повторять несколько раз в день или в любое время, когда холод дает себя почувствовать, но собственно тренировка состоит в утренних упражнениях.

Великий тибетский Йог Милареспа (иди Миларай-ба) прибегал к туммо, когда в результате снежного обвала оказался пленником в своей пещере на Латши Кханг (Эверест) и был вынужден прожить в ней почти без припасов до весны.

В известных в Тибете стихах Милареспа описывает свои впечатления от этой зимовки, но в этом нет ничего исключительного. Многие тибетские анахореты зимуют в таких же условиях. Разница — и, по-видимому, значительная — заключается в том, что он был отрезан снегами неожиданно, не имея необходимых запасов провизии, в плохо защищенном месте.

Иногда период обучения туммо заканчивается подобием экзамена. Зимней лунной ночью уверенные в своем умении ученики отправляются со своим учителем на берег еще не замерзшего потока. Если все водные бассейны в округе уже скованы льдом, во льду пробивают отверстие, выбирают ночь, когда дует сильный, резкий ветер, — такие ночи в Тибете не редкость.

Кандидаты на звание респа, совершенно голые, усаживаются на землю, скрестив ноги. В ледяную воду окунают простыни. Они замерзают в проруби и извлекаются оттуда совершенно твердыми. Каждый ученик закутывается в такую простыню: он должен отогреть ее и высушить собственным теплом. Как только простыня высыхает, ее снова мочат в проруби, и испытуемый снова в нее заворачивается. Эта процедура продолжается до рассвета, и тот, кто высушил на себе больше простыней, чем его товарищи, объявляется победителем соревнования.

Ученик должен высушить на себе не меньше трех простыней, прежде чем его признают достойным носить юбку из белой ткани, — отличительный признак ученых кандидатов искусства туммо. По крайней мере, таково было требование древнего устава.

Тибетцы подобными подвигами очень гордятся. Они не упускают случая поиздеваться над голыми йогами во время паломничества по дорогам Индии. Тибетцы не понимают, что в Индии нагота не демонстрация исключительной физической выносливости, но символ полного отречения от всего мирского.

Один из тибетских сверхреспа, прошедший обучение туммо в области Кханг-Тизе (тибетское название гор Кэлас — в Западном Тибете), шел в Индию через Непал. Проходя по равнинам Индии, он набрел на одного «садху», возлежавшего на циновке в лучах жаркого солнца, Его лицо и вся поза дышали бесстыдным самодовольством. Это рассмешило анахорета ледяного безмолвия.

— Ну, приятель, — сказал он индусу, — приглашаю тебя полежать в таком костюме на берегу озера Мопанг (священное озеро в районе гор Кэлас), там у тебя будет совсем другая физиономия.

В начале тренировки явление развивающегося тепла или ощущение тепла длится только во время положенного упражнения. Как только концентрация мысли и дыхательная гимнастика прекращаются, холод постепенно снова дает себя чувствовать. Напротив, у тех, кто занимался этой тренировкой систематически многие годы, генерация тепла становится естественной функцией при понижении температуры, включающейся, так сказать, автоматически.

Помимо состязания в высушивании мокрых простыней существует еще много способов проверки туммо. Один из них состоит в испытании снегом. Соискатель на звание респа садится на снег. Количество растаявшего под ним снега и величина радиуса таяния вокруг него служат показателем интенсивности излучаемого им тепла.

ТЕЛЕПАТИЯ НА ТИБЕТЕ

Тибетские мистики — люди неразговорчивые. Те из них, у кого есть ученики, пользуются для обучения особыми приемами, отводя элементам речи очень мало места. Описание их любопытной методики выходит за рамки данной работы. Достаточно отметить здесь, что ученики отшельников-созерцателей видят своего учителя редко, через большие промежутки времени.

Длительность разрывов обусловлена степенью успехов ученика или его духовными нуждами, причем иметь суждение о последних может только учитель. От встречи до встречи с учителем проходят месяцы или многие годы. Однако, невзирая на такое отдаление, когда обстоятельства этого требуют, учитель и ученики (преимущественно наиболее духовно развитые из них) имеют возможность общаться между собой.

В тайное учение тибетцев, в качестве одного из его разделов, входит телепатия. По-видимому, в высокогорных районах Страны Снегов она играет роль беспроволочного телеграфа. Но, тогда как в наших странах аппаратура связи поставлена на службу всему обществу, летучая передача вестей «по ветру» (это слово произносится «лунг» и означает одновременно «воздух» и «ветер», иногда даже «дыхание»; это словосочетание можно перевести: «переносимый по воздуху, через воздух» и т. д.) остается привилегией ограниченного меньшинства тибетских посвященных.

На Западе телепатия не новость, явления телепатии не раз отмечались обществами, занимающимися исследованиями человеческой психики. Но почти всегда эти явления носят случайный характер и происходят помимо сознания их участников.

У тибетцев дело обстоит совсем иначе. Они считают телепатию наукой, поддающейся изучению, как и всякая другая наука. Ею могут заниматься все получившие необходимую подготовку и обладающие соответствующими способностями для применения теории на практике.

Для овладения техникой телепатии рекомендуются различные методы. Но тибетские адепты тайных учений единогласно приписывают первопричину этого явления очень интенсивной, доходящей до транса, концентрации мысли.

У ламаистов одним из столпов духовной тренировки служит концентрация мысли на одном предмете — такая интенсивная, что все другие объекты исчезают из поля сознательного восприятия. С другой стороны, эта тренировка предусматривает также упражнения, направленные на развитие способности воспринимать различные токи неуловимых сил, бороздящих вселенную во всех направлениях.

Основываясь на этих фактах, некоторые утверждают, что телепатия — подобно туммо и другим полезным, но не обязательным талантам — только непроизвольное побочное достижение, приобретаемое в процессе духовного совершенствования и, следовательно, делать их предметом специального изучения излишне.

Некоторый анахореты-созерцатели могут воспринимать на расстоянии сообщения от своего духовного наставника и без систематической тренировки. Этот факт считают следствием их глубокого почтения к учителю. Полагают также, что небольшое число мистиков стихийно получают способность передавать мысли на расстоянии.

Основы обучения для изучавшего телепатию специально можно обрисовать сжато следующим образом.

Прежде всего, необходимо выполнять все упражнения, вызывающие состояние транса при концентрировании мысли на одном объекте до тех пор, пока субъект не сольется с объектом.

Нужно в равной степени тренироваться в выполнении дополнительных упражнений, а именно: «опустошать» сознание от всякой умственной деятельности, создавая в нем безмолвие и совершенный покой.

Затем следует распознавание и анализ разнородных влияний, вызывающих внезапные и, по-видимому, необъяснимые психические и физические ощущения, особые состояния сознания, радость и печаль, страх и, кроме того, неожиданные воспоминания о лицах, предметах или событиях, как будто не имеющих никакой связи с ходом мыслей или действиями человека, в памяти которого они всплывают. После того как ученик тренируется таким образом в течение нескольких лет, он допускается к совместной медитации с учителем.

Оба запираются в тихой, скудно освещенной комнате и концентрируют мысли на одном и том же предмете. В конце упражнения ученик сообщает учителю все фазы своей медитации, различные идеи, возникшие в ее процессе, субъективные представления. Эти подробности сопоставляются с моментами медитации учителя — сходство и расхождения отмечаются.

На следующем этапе ученик, ничего не зная о предмете медитации учителя, старается воспрепятствовать возникновению в своем сознании мыслей, создать в нем вакуум и наблюдать неожиданно появляющиеся мысли, чувства, представления, как будто чуждые его собственным представлениям или интересам. Возникшие у ученика во время упражнения мысли и образы снова подвергается анализу ламы, сравнивающего их с тем, что он мысленно внушал ученику во время сеанса.

Теперь уже учитель будет давать ученику конкретные задания. Последний должен в это время сосредоточиться, находясь на небольшом расстоянии от учителя. Если приказы восприняты, это будет видно из ответов или действий послушника. Тренировка продолжается, причем дистанция между учеником и учителем постепенно увеличивается. Они теперь находятся не в одном помещении, но занимают разные комнаты в одном здании или же ученик-возвращается в собственную хижину или пещеру, а через некоторое время удаляется от жилища ламы на расстояние уже в несколько километров.

Каковы бы ни были успехи адептов, систематически готовящихся к применению телепатической связи на практике, все же наиболее авторитетные учителя-мистики совсем не поощряют эти занятия. Они смотрят на старание приобрести сверхнормальные способности как на лишенную всякого смысла детскую игру.

Считается вполне доказанным, что великие созерцатели могут по желанию иметь телепатическую связь со своими учениками и даже — как утверждают некоторые — с любым живым существом в мире. Но, как уже говорилось выше, эта способность — непосредственный побочный результат их собственного духовного совершенства.

Нужно сказать, что тибетцы, как правило, совсем не стремятся производить расследование психических явлений, и это их отношение составляет одно из главных препятствий в работе исследователя. Тибетские жители рассматривают психические явления как факты, если и не совсем обычные, то, во всяком случае, и не настолько необыкновенные, чтобы возбудить у свидетелей — или людей, просто знающих о них — непреодолимое желание критически их анализировать. Они не нарушают в сознании тибетцев сложившихся представлений о законе природы, о том, что «возможно» или «невозможно», как это бывает на Западе.

Большинство тибетцев — в равной степени как невежественных, так и ученых — непреложно верят, что все возможно для того, кто «умеет», и поэтому происходящие у них на глазах чудеса не пробуждают в них никаких чувств, кроме восхищения ловкостью совершающего эти чудеса человека.

ОСОБЕННОСТИ ТИБЕТСКИХ МЕТОДОВ МЕДИТАЦИИ

Упражнения в концентрации мысли практикуются всеми буддистами. Секты южных стран — Цейлона, Бирмы, Сиама — иногда пользуются различными приспособлениями — «казинас», представляющими собой или круги из цветной глины разных оттенков, или покрытую водой круглую поверхность, или же еще огонь, наблюдаемый через проделанное в экране круглое отверстие. Какую-нибудь из этих окружностей созерцают до тех пор, пока не начинают видеть ее с закрытыми глазами так же отчетливо, как и с открытыми. Последнее упражнение рассчитано исключительно на создание привычки к концентрации сознания и совсем не ставит себе целью вызвать гипнотическое состояние, как полагали некоторые авторы.

Кроме казинас, впрочем, есть еще много других пособий. Для тибетцев характер выбранного для тренировки предмета совершенно безразличен. Нужно отдавать предпочтение предмету, лучше других привлекающему и фиксирующему мысли начинающего адепта.

Это положение хорошо иллюстрируется известным в Тибете анекдотом. Один юноша просит отшельника быть его духовным наставником. Учитель желает, чтобы ученик прежде всего приобрел навыки концентрации сознания. «Чем вы обычно занимаетесь?» — спрашивает он жаждущего озарения молодого человека. «Я пасу яков», — отвечает тот. «Хорошо, — говорит отшельник, — сосредоточьте свои мысли на яке». Новый ученик располагается в пещере, до некоторой степени приспособленной для жилья, каких много в районе пастбищ, и начинает тренировку.

Через некоторое время учитель отправляется к предающемуся медитации ученику и зовет его, приказывая выйти к нему. Ученик слышит зов, встает, хочет покинуть свое убежище. Но «медитация» уже достигла намеченной цели: он уже отождествил себя с объектом, на который были направлены его мысли, и до такой степени с ним слился, что потерял ощущение собственной личности. Барахтаясь в выходе пещеры, будто стараясь преодолеть какое-то препятствие, ученик заявляет: «Я не могу выйти, мне мешают рога».

Одна разновидность упражнений в концентрации мысли заключается в выборе какого-нибудь пейзажа, например, сада. Его созерцают, наблюдают во всех подробностях. Запоминают растущие в. нем разнообразные цветы, их группы, деревья, присущие каждому из них высоту, форму ветвей, разницу в листве, так последовательно изучая все особенности, какие только можно заметить.

Создав себе очень отчетливое представление о саде, когда его видишь уже так же ясно с закрытыми глазами, как и с открытыми, начинают из составляющего сад сочетания признаков мысленно одну за другой удалять различные детали, постепенно цветы теряют окраску и форму, они рассыпаются. Даже оставшаяся от них пыль рассеивается. Деревья лишаются листвы, их ветви сжимаются, будто уходят в ствол. Ствол утончается и превращается в простую линию. Линия эта становится все тоньше и наконец исчезает. В результате остается только голая земля. У земли теперь нужно отнять цветы, камни, почву… Земля исчезает в свою очередь и т. д.

Такие упражнения приводят к уничтожению представления о мире формы и материи, к последовательному постижению чистого и бескрайнего пространства, пониманию бесконечности сознания и наконец к постижению сферы «пустоты» и сферы, где нет сознания и отсутствия сознания. Эти виды медитации в буддизме считаются классическими, их обозначают наименованием «беспредметной медитации» (медитации без формы).

Другое распространенное упражнение при обучении мистиков состоит в созерцании какого-нибудь предмета. Нужно всецело на нем сосредоточиться так, чтобы не только ничего, кроме него, не видеть, но и ни о чем больше не думать. Постепенно теряется ощущение своей личности, и созерцатель начинает отождествлять себя с созерцаемым предметом, как в вышеприведенном случае, когда ученик почувствовал себя яком. Но на этом ни в коем случае нельзя останавливаться. Превратившись в созерцаемый предмет, то есть испытывая уже особые ощущения, какие могут быть следствием формы, размеров и других его свойств, — нужно уже созерцать самого себя извне, как предмет внешнего мира.

Таким образом, ученик, выбравший предметом созерцания дерево, забывает свою человеческую природу и чувствует, что его тело — жесткий негнущийся древесный ствол с ветвями, чувствует колебание ветвей, их движение, скрытую в корнях жизненную силу, циркуляцию его соков и т. д. Затем, в качестве дерева, ставшего субъектом, он должен будет созерцать сидящее перед ним человеческое существо, ставшее объектом, рассматривать его, изучать во всех подробностях. После этого, переместив свое сознание в сидящего человека, он снова начнет рассматривать дерево, затем, в качестве дерева, будет опять созерцать человека. Чередующееся перемещение из субъекта в объект и наоборот повторяется столько раз, сколько потребуется.

Другое, еще более редкое упражнение, заключается в перемещении сознания в собственном теле. Его объясняют следующим образом:

Мы ощущаем сознание у себя в сердце. Руки кажутся нам придатками к телу, ноги — частью тела, очень от нас отдаленной. В сущности, мы думаем о себе как субъект об объекте вне нас. Ученик должен постараться извлечь «сознание-субъект» из его обычного обиталища и переместить его, например, в кисть руки. Тогда он должен почувствовать себя предметом, имеющим форму ладони с пятью пальцами на конце длинного придатка (руки), соединяющего его с большой движущейся массой (телом).

У него будет то же ощущение, какое нам пришлось бы испытать, если бы глаза помещались не на голове, а на кисти руки, и если бы эта кисть — снабженное глазами вместилище нашего разума (мышления) поднималась бы и опускалась на конце длинного придатка (руки), чтобы рассмотреть голову или тело, вместо обычного для него движения глаз — взгляда — на рассматриваемый предмет.

Умственный склад анахоретов и их учеников не имеет ничего общего с психологией «медиумов» стран Западного полушария, дающих сеансы за вознаграждение и разрешающих критическое изучение вызванных через них явлений.

Самый смиренный из учеников тибетского мистика весьма удивился бы, если бы ему предложили нечто подобное. Ответ в этом случае, скорее всего, был бы таким: «Меня очень мало беспокоит, верите ли вы в эти явления или не верите, — сказал бы он. — У меня нет ни малейшего желания вас убеждать. Это профессия фигляров — кривляться перед толпой. Что касается меня — я не даю театральных представлений».

Суть в том, что люди Востока не выставляют напоказ свои знания магии или психики. Соответственно, чрезвычайно трудно добиться от них откровенности в этих вопросах. Какой-нибудь изучающий страну путешественник может получить очень гостеприимный прием у ученого-ламы в течение нескольких месяцев, пить с ним чай в домашней обстановке и все-таки уехать убежденным в полном невежестве своего хозяина. А между тем он мог получить не только исчерпывающие ответы на все интересующие его вопросы, но и научиться еще очень многому, что ему даже и не снилось.

МЕТОДЫ КОНТРОЛЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ МЕДИТАЦИИ

Общепринятый в Тибете способ проверки степени концентрации внимания во время медитации состоит в следующем: на голову послушника, собирающегося предаться медитации, ставят зажженную лампу. Монахи, живущие отдельно, водружают лампу себе на голову сами. Под лампой следует понимать маленький медный — иногда глиняный — резервуар, имеющим форму чаши на ножке с широким основанием. В эти чаши помещают фитили и наполняют растопленным коровьим маслом. Застывая, масло принимает форму пирога с торчащим из него фитилем.

Пока монах сохраняет полную неподвижность, светильник у него на голове держится вполне устойчиво, но при малейшем движении монаха падает. Так как неподвижность — следствие полной концентрации, падение светильника свидетельствует о ее несовершенстве.

Рассказывают, будто один учитель, поставив таким образом лампаду на голову ученика, удалился и вернулся проверить его только на следующий день. Он застал юношу в позе медитации, пустая лампада стояла рядом с ним на полу. В ответ на вопрос учителя ученик, очень плохо уразумевший цель упражнения, сказал: «Лампада не падала, я сам ее снял, когда она потухла». «Но как вы могли знать, что она потухла или что она вообще была у вас на голове, если вы действительно достигли концентрации сознания?» — возразил учитель, недовольный своим учеником.

Иногда светильник заменяют небольшой чашкой с водой. В других случаях лама приказывает ученику в конце периода концентрации или до него, или же в какой-нибудь другой момент перенести с одного места на другое чашу, наполненную до краев водой. Испытание считается выдержанным, если во время перехода из чаши не прольется ни капли. Этим способом проверяют степень спокойствия духа. Малейшее его нарушение вызывает движение тела, и даже при легкой дрожи в пальцах вода из чаши выливается. Число расплескиваний содержимого чаши и количество пролитой воды соответствуют степени взволнованности духа испытуемого. Такова, по крайней мере, теория этого вида тренировки.

Приведенная система упражнений, по-видимому, распространена повсюду на Востоке. В Индии существуют на эту тему красивые легенды. Вот одна из них.

У одного Гуру был ученик, достигший, по мнению учителя, высокой степени духовного совершенства. Тем не менее, желая дать ему возможность пополнить свои знания, он послал его к прославленному мудрецу — королю Джанака. Король продержал путника у ворот дворца, не разрешая ему войти, и молодой человек, принадлежавший к знатному роду, не проявил ни малейшего неудовольствия таким неучтивым приемом.

Когда он наконец предстал перед лицом владыки, ему вручили чашу, наполненную до краев водой, и предложили обойти вокруг тронного зала, держа эту чашу в руке.

Двор Джанака поражал восточной пышностью. На стенах сверкали золото и бесценные каменья, вокруг трона владыки выстроились вельможи и придворные, разукрашенные великолепными драгоценностями, а сказочно прекрасные королевские танцовщицы, весьма легко одетые, улыбались проходящему мимо них юному незнакомцу.

Невзирая на все соблазны, юноша завершил предложенный ему обход, не пролив из чаши ни единой капли. Ничто не смутило его в представшем его взорам пышном зрелище. Джанака отослал монаха обратно к его гуру, велев передать, что ничему больше научить его не может.

В Тибете существуют также специальные кресла, именуемые «гамти» (ящик-кресло) или «гомти» (кресло медитации). Это ящики со стенами размером примерно в 60 см. Одна из них служит спинкой. На дно ящика кладут подушку, на которую лама садится, скрестив ноги. Часто, чтобы легче было сохранить одну и ту же позу во время медитации или во время сна, отшельники пользуются «веревкой медитации» (сгом-тханг). Веревка эта — просто полоса ткани, пропускаемая вокруг колен и затылка, или же вокруг колен и поясницы, поддерживая таким образом тело в равновесии.

Очень многие анахореты проводят в этом положении дни и ночи, не расправляя членов. Они время от времени дремлют, никогда по-настоящему не засыпая, и, за исключением коротких мгновений дремоты, совсем не прерывают процесса медитации.

МОЩЬ ПСИХИЧЕСКОЙ ЭНЕРГИИ

Еще недавно Тибет внушал своим соседям благоговейный ужас. Задолго до рождения Будды индусы обращали взоры в сторону Гималаев со священным трепетом, из уст в уста передавались необычные истории и о таинственной, скрытой необычной завесой стране, раскинувшейся на плечах своих снежных гор-исполинов.

Китай тоже, по-видимому, некогда отдал должное очарованию своеобразных пустынных просторов Тибета. Легенда о знаменитом китайском мистике Лаоцзы повествует, как в конце своего долгого жизненного пути учитель отправился верхом на быке в Страну Снегов, перешел границу и… исчез. Больше никто его никогда не видел. То же самое рассказывают о Бодхидхарме и о некоторых его китайских последователях.

Никакое описание не может дать ощущения безмятежного величия, свирепого достоинства, потрясающего ужаса, волшебной прелести разнообразнейших ландшафтов. Проходя по этим высокогорным пустыням, путник чувствует себя святотатцем. Он невольно замедляет шаг, понижает голос и уже готов обратиться с просьбой о прощении за свое бездумное вторжение к первому встречному туземцу как представителю законных хозяев бесправно попираемой им земли.

Как халдейские пастухи заложили основы астрономии, наблюдая звездное небо, так и тибетские анахореты и бродячие шаманы еще с глубокой древности размышляли о тайнах своего странного края и отмечали возникающие на его благодатной почве явления. Из их размышлений родилась диковинная наука, снискавшая еще в незапамятные времена хранителям ее тайн — адептам Страны Снегов — славу, непроходящую и доныне.

Самого трезвого мнения — для нас довольно-таки неожиданного — придерживаются в этом вопросе сами тибетцы. Никто в Тибете не отрицает реальности трудно объяснимых фактов, но никто также не считает их «чудесами» в значении, придаваемом этому слову на Западе, то есть явлениями «сверхъестественными». Просвещенные адепты мистических тибетских учений относят факты, объясняемые на Западе вмешательством существ из потустороннего мира, к области проявлений психики.

Тибетцы различают две категории таких явлений:

1. Явления, вызываемые одним индивидом или группой индивидов бессознательно, поскольку создатель или создатели явления действуют бессознательно, то оно, само собой разумеется, не преследует никакой заранее предусмотренной цели.

2. Явления, вызываемые сознательно, с намерением получить определенный результат, чаще всего — но не обязательно — они производятся одним индивидом. Этот индивид бывает человеком, но может принадлежать к любому из шести классов существ, населявшим, по верованиям тибетцев, вселенную. Кем бы ни был виновник имеющего место явления, технология явления всегда однотипна. Чудес не бывает.

Любое явление, вызванное сознательно или бессознательно, всегда обусловлено разнообразными причинами, порождающими в субъекте волю к его созданию или же приводящими в действие скрытые в нем силы без его ведома, и затем — внешними причинами, способствующими возникновению явления помимо его создателя.

Отдаленные причины чаще всего представлены своим «потомством» (этот образный термин употребляют в разговоре многие тибетцы). «Потомство» причин (в такой же степени молоко присутствует в масле и сыре, семя представлено в рожденном от него дереве и т. д. Тибетцы приводят подобные примеры очень часто) представлено следствиями, на данный момент воплощающими совершенные в прошлом физические действия или неосуществленные мысли.

Секрет психической тренировки в понимании тибетцев заключается в развитии силы концентрации мысли, намного превосходящей интенсивность концентрации, какой наделены от природы даже наиболее одаренные в этом отношении люди. Как утверждают тибетцы, в результате концентрации мысли возникают силовые волны.

Можно заряжать словами — «волнами» какой-нибудь предмет, как заряжают электрическую аккумуляторную батарею, Затем этот предмет может в свою очередь отдавать заключенную в нем энергию уже в другом качестве, например, энергия эта может увеличивать жизненную силу человека, входящего в соприкосновение с заряженным предметом, сообщает ему бесстрашие и т. п.

Исходя именно из этой теории, ламы изготавливают пилюли, святую воду и разнообразные волшебные амулеты, предохраняющие от несчастий и заболеваний. Для этого лама должен прежде всего очиститься, соблюдая особую диету и предаваясь в уединенном месте медитации. Затем он концентрирует мысли на определенном предмете с намерением сообщить ему благодатную силу. На эту подготовку уходят многие недели, иногда даже многие месяцы.

Приводимую ниже историю тибетцы считают подтверждением общей для всех религий истины: значение обожествляемого предмета определяется степенью оказываемого ему поклонения, а его могущество обусловлено концентрацией на нем благочестивых мыслей богобоязненных верующих.

Старушка-мать одного купца, ездившего каждый год по делам в Индию, как-то попросила сына привезти ей из святой земли частицу мощей какого-нибудь праведника (тибетцы считают колыбель буддизма Индию святой землей). Купец обещал выполнить просьбу, но захлопотался и о своем обещании забыл.

Старушка-тибетка очень огорчилась и в следующем году, когда караван сына снова отправился в Индию, опять попросила привезти ей мощи.

Сын обещал и опять забыл. То же самое повторилось и в третий раз, но теперь купец, уже подъезжая к дому, вспомнил о просьбе матери и при мысли о горе благочестивой старушки сам искренне опечалился. Пока он размышлял, как бы поправить дело, ему на глаза попался валявшийся на обочине дороги осколок собачьей челюсти. Купец вдруг нашел выход из положения. Он отделил от высохшей челюсти один зуб, счистил с него пыль и завернул в кусок шелковой ткани. Приехав домой, он преподнес зуб матери как исключительно драгоценную реликвию — зуб великого Сирипутры (один из самых знаменитых учеников Будды).

На седьмом небе от радости, преисполненная благоговения, старушка спрятала зуб в ковчежец на алтаре. Каждый день она совершала над ним священный обряд, зажигала светильники и окуривала его благовониями. К старушке присоединились и другие верующие, и через некоторое время собачий зуб, возведенный в достоинство святых мощей, вдруг начал излучать сияние.

Эта легенда породила следующую поговорку: «Если есть поклонение, то и зуб собаки излучает свет».

В заключение очерка, основанного на путевых заметках, наблюдениях и исследованиях Александры Цэви-Нил, нам хотелось бы привести ее высказывание, которое, возможно, пояснит, как ей, европейской женщине, удалось приобщиться к эзотерическим секретам тибетских мудрецов, оберегаемым самым тщательным образом от посторонних согласно многовековой традиции.

«Тибетцы признали и приняли меня в свою среду в качестве женщины-ламы. Им было известно, что я исповедую буддизм, но они не могли уловить разницу между буддизмом ламаистов и моим чисто философским пониманием буддизма. Итак, если я желала и впредь пользоваться уважением и доверием, гарантируемыми мне монашеским облачением (я имела законное право на ношение монашеского одеяния; я никогда не позволила бы себе воспользоваться им для маскарада), приходилось соблюдать тибетские обычаи и особенно строго обычаи религиозные.

Необходимость этого создавала серьезные препятствия для проведения некоторых научных исследований, но этой ценой я платила за проникновение в область еще более ревностно охраняемую, чем территория самого Тибета».

Опыт А. Дэви-Нил и ее творческое наследие трудно переоценить. Но в двадцатом веке, особенно во второй его половине, после оккупации Тибета китайскими войсками, Страна Снегов сама сделала шаг навстречу Западу. Оказавшись в вынужденной эмиграции, многие просвещенные ламы в благодарность за гостеприимство принявших их народов щедро делились древними знаниями, если чувствовали неподдельный и глубокий к ним интерес.

К числу таких лам принадлежит и Тартанг Тулку Ринпоче, просвещенный Мастер тибетского буддизма, в течение десяти лет работавший в Индии, затем переехавший по приглашению в Соединенные Штаты, где в последние годы занимается преподаванием тибетских методик самосовершенствования. Статья С.Ю. Ключникова «Пространство свободы и просветления», посвященная ламе Тартанг Тулку Ринпоче, была опубликована в журнале «Цигун и спорт» № 6, 1991 г. Вашему вниманию она предлагается с небольшими сокращениями.

ПРОСТРАНСТВО СВОБОДЫ И ПРОСВЕТЛЕНИЯ

Тибет, в течение многих столетий казавшийся европейцам неприступной духовной крепостью, в XX веке стал понемногу приоткрывать свои тайны. Сокровенное буддийское учение «ваджраяна», или «алмазная колесница», казалось, способное существовать лишь в суровой атмосфере тибетского высокогорья, внезапно получило большое распространение на равнинах Запада — в Европе и США. В одном Нью-Йорке существует сегодня несколько школ, где высокая наука трансформации сознания преподается ламами тибетского происхождения. Школы тибетского буддизма, составляющие важный компонент современного западного культурного сознания, существуют во многих уголках Америки. Один из наиболее мощных центров действует в Беркли, штат Калифорния. Его духовным руководителем является выдающийся Мастер буддизма — лама Тартанг Тулку Ринпоче.

Биография Тартанга Тулку, выходца из знатных родов Западного Тибета, начиналась в каком-то смысле типично для продолжателя древней традиции высокого уровня. С раннего детства отец и мать, связанные с линией буддийской школы нингмапа, уделяли ему большое внимание, его начали обучать медитации с шести лет. Он получил прекрасное образование, в совершенстве изучив такие необходимые для программы тибетского монастыря дисциплины, как литература, искусство, каллиграфия, различные виды народных боевых и оздоровительных гимнастических систем, медицина, религия и философия.

Особый акцент был сделан на обучение медитативным практикам буддизма. Шлифуя свои духовные способности, Тартанг Тулку еще в молодом возрасте посетил около сорока главных монастырей страны и освоил, как он сам писал, «главные аспекты медитативных традиций каждого центра». Его основным учителем был один из самых уважаемых тибетских лам Кентзе Чокай, которого боготворили, по словам Ринпоче, «как за широту знания, так и за глубину сострадания».

Примерно к 25-летнему возрасту в результате длившейся 19 (!) лет интенсивной духовной работы под руководством многих мастеров буддизма Тартанг Тулку созрел для передачи полученных знаний другим людям. Судьбе было угодно распорядиться таким образом, чтобы благородная миссия учительства осуществлялась не в знакомой атмосфере родного сурового высокогорья, а за рубежом.

Тартанг Тулку оказывается в Индии, где по приглашению индийского правительства начинает работать в санскритском университете в Бенаресе на кафедре буддийской философии. Работа в университете была чрезвычайно плодотворной и для индийской, и для мировой науки, осознавшей, что ряд материалов по буддизму сохранился лишь в Тибете, и для молодого ламы, который расширил свой интеллектуальный и духовный кругозор, познакомившись с индийскими и западными учениями и доктринами.

В дальнейшем перед Тартангом Тулку возникла заманчивая, хотя и чреватая различного рода сложностями, перспектива — продолжить свою деятельность в Америке. Вряд ли молодого ученого ламу всерьез привлекла бы возможность стать обычным, пусть и высокого уровня, миссионером, тиражирующим буддийское знание в том же виде, как оно существует в Тибете, или же распространяющим его в европейском облачении, его интересовало другое — как, используя «большое разнообразие путей к знанию», обновить буддийский импульс изнутри не только в плане внешней формы, но и в плане внутреннего содержания.

Как истинный последователь махаянистской традиции в буддизме Тартанг Тулку понимал условность границ между внешним и внутренним, между формой и содержанием, которые есть проявления Единого Целого: ведь сансара и нирвана с этой точки зрения одно и то же. Разумеется, речь не шла о такой степени обновления содержания, когда продолжатель какой-либо традиции, по существу, отказывается от нее. Тартанга Тулку интересовало углубление вечно живого духа буддизма. Вызов, который предложила ему эпоха, был в конце концов принят, и Ринпоче прибыл в Соединенные Штаты.

Выбор Америки в качестве наиболее подходящей почвы для произрастания буддийского дерева жизни, конечно, не был случайным. Страна, сделавшая своей стержневой идеей личностную свободу человека во всех его проявлениях, и учение Великого Освобождения идеально подошли друг для друга, хотя бы по признаку любви к свободе — в одном случае к личностной, в другом — к духовной. В то же время издержки неодухотворенност-ной свободы проявились в Новом Свете с невиданной в прежние столетия силой: массовые неврозы, стрессы, психическая неуравновешенность, вспышки агрессии, дегуманизация межличностных отношений стали постоянным фоном жизни, ландшафтом американской души. Расколотое сознание человека как никогда нуждалось в психологической гармонизации, в исцелении глубинным знанием и мудростью.

И, словно подтверждая истинность суфийского изречения, согласно которому нечто подлинное и реальное в любой области жизни происходит лишь при одновременной комбинации трех факторов бытия — определенного места, определенного времени и определенного типа людей, Тартанг Тулку в, может быть, наиболее сложные для Америки 70-е годы начал вести в ней интенсивную духовную деятельность по утверждению обновленной буд дийской традиции. Интересно, что Институт Нингмапа, продолживший импульс древнего восточного знания в наши дни, был основан Ринпоче в самом западном месте Америки — в горах Калифорнии.

Так самоуверенная формула Киплинга была опровергнута непостижимой логикой тибетской мудрости. Лекционные курсы, знакомящие заинтересованных кандидатов с историей и философией различных ответвлений буддизма, и напряженные практические занятия, индивидуальная духовная работа и международные форумы, привлекающие сотни психологов, психиатров, представителей точных и гуманитарных наук, — вот что составляет содержание деятельности института. Одну из своих главных миссий Тартанг Тулку видит, с одной стороны, «в исследовании большого разнообразия путей к знанию», а с другой — в нахождении «общей почвы в поисках знания, проводимых различными науками и религиями».

ТРАДИЦИЯ И НОВАТОРСТВО В ТВОРЧЕСТВЕ ТАРТАНГА ТУЛКУ

В Америке Тартанг Тулку создал ряд своих замечательных книг, где в доступной для Запада популярной форме, но ни на йоту не снижая духовной высоты, рассказал о различных аспектах срединного пути Будды. Наиболее значительны из них: «Жест равновесия», «Сохраните учение живым» («Хрустальное зеркало»), «Ум открытости», «Пространство — Время — Знание», «Философия свободы», «Размерность мысли». Нигде Тартанг Тулку не повторяется, каждый раз он говорит по-новому, но, каких бы сложных метафизических аспектов буддизма он ни касался, всегда ощущается важнейшая грань его личности, определяемая его американским учеником, буддологом Гербертом Гюнтером, как «сердечная человечность».

Тартанг Тулку принадлежит к традиции нингмапа, которую обычно связывают с приверженностью к «старым тантрам» и считают самой ранней школой, восходящей к знаменитому средневековому тибетскому мудрецу, поклоннику зороастризма Падмасамбхаве. В классической нингмапе сделан упор на использование радикальных медитативных практик с элементами белой магии и мантра-йоги для достижения высшего состояния сознания адепта, характеризуемого слиянием с основой бытия — Великой Пустотой, или Шуньятой. По внешним признакам учение, излагаемое Тартангом Тулку, сохраняет преемственность с вековой традицией, что выражается в обилии приводимых им в книгах разнообразных техник, ведущих к просветлению.

Однако учение Ринпоче значительно модернизировано и очищено от всяческих следов магической жестокости, насильственности и искусственности методов, девиз учения Тартанга, рефреном звучащий с каждой страницы, — естественность внутреннего движения. К тому же изложению медитативных техник предшествует тонкий анализ психологических проблем западного человека, производимый мастером буддизма на языке современной гуманистической и трансперсональной психологии.

Согласно проницательному тибетскому видению, люди Запада постоянно пребывают во внутреннем конфликте. Их оторванные от сердца умы все время ставят перед собой искусственные, не вытекающие из глубинного человеческого назначения цели, а жесткая эгоистическая воля подталкивает их на устремление к этим миражам. Результатом подобного бегства от осознания собственной подлинности является фрустрация, страх потерять приобретенные ложные завоевания, непроходящие страхи, тревога, беспокойство и страдание. Причину внутренних конфликтов и дисгармоничных психологических состояний, принявших в Америке повсеместный характер, Тулку видит в закрытости человеческого сознания по отношению к подлинной Реальности и основе бытия.

ТРИЕДИНСТВО ВЕЛИКОЙ РЕАЛЬНОСТИ

Говоря о Большом Пространстве, Большом Бремени и Большом Знании как о гранях единой реальности — Большого Бытия (троица эта является современным прочтением закона триединства и троичности мироздания, по-разному описываемого во многих религиях), Ринпоче намеренно не употребляет религиозных терминов. Он предпочитает объяснять высшие истины, оставаясь в пределах материалистического мироощущения и подхода как наиболее типичного взгляда на вселенную, свойственного в той или иной мере большому числу людей. Познать Высшую Реальность можно только непосредственно через раздвижение границ обыденного субъективного самоощущения. Кандидату, стремящемуся к освобождению, буддийский мастер предлагает почувствовать и осознать, что есть лишь Абсолютная Реальность. Все остальное представляет собой некий мираж, оптический обман, великую иллюзию. И весь внешний, объективно существующий мир твердых непрозрачных предметов и поверхностей, и весь внутренний субъективный мир непросвещенного человека находятся внутри Большого Пространства. Такое Пространство становится для Тартанга синонимом Всеживой Великой Пустоты, из которой сделано все — даже твердые предметы мира, — и наше тело есть уплотненное малое пространство.

Большое Пространство обнимает собой все вещи и позволяет существовать всему — и физическому малому пространству, внутри которого находятся плотные предметы, и метафизическому малому умственному пространству, внутри которого находятся мысли.

Когда Тартанг Тулку касается Большого Пространства, его интонация становится волнующей и исполненной высокого пафоса. Он превращается в подлинного поэта, слагающего этой грани вселенной целые гимны, внимательное и сосредоточенное чтение которых открывает человека глубинной Основе мира. Вот пример такого своеобразного гимна:

Аналогичные гимны у буддийского мастера сложены в адрес Большого Времени (Вечности), обнимающего своим присутствием малое время с его линейным чередованием последовательности событий прошлого, настоящего И будущего. В Большом Времени все возможности, явления и энергии, таящиеся в трех перечисленных временах, сосуществуют и реализуются одновременно. Проникновение в Большое Время с помощью осознанного восприятия каждого настоящего мгновения и действия, а также путем углубленной медитации высвобождает колоссальную энергию времени.

И, наконец, постижение Большого Знания — это извлечение из непроявленного потенциального состояния разумной силы, сокрытой в каждом предмете этой вселенной. В процессе наполнения силой Знания, или «Познавательности» мироздания, как называет это свойство вещей Ринпоче, человек становится чистым и уравновешенным существом — носителем глубинного добра и гармонии. Подлинная этика — это этика, построенная на свободе, на энергии Большого Пространства и Большого Времени. Прочие виды этики, основанные на принципах договора или императивных установках долга, относятся, по Тартангу, к проявлению малого пространства. Они являются продуктом насилия человека над своей подлинностью.

О ПРОСВЕТЛЕНИИ

Две вещи мешают человеку правильно подойти к проблеме просветления: 1) идея, что его можно достичь насилием, и 2) духовно-психологический сон, в котором пребывает человек. Эти две причины взаимосвязаны. Когда человек подходит к осознанию необходимости преодолеть свой эгоизм во имя Целого, его эгоистическая природа изобретает уловку, и пытается продлить свое существование с помощью жесткой волевой борьбы с самостью. В этой борьбе с тьмой, осуществляемой в темном пространстве насилия, оно бесконечно воспроизводит свою тираническую природу. По Тартангу, бессмысленно пытаться победить свое эгоистическое «Я» волевыми методами. Гораздо более эффективно мягкое осознание, что весь человек, включая его личностное «Я» как продукт малого пространства, времени и знания, находится внутри Единой Реальности, суть которой — бесконечный свет и открытость.

Согласно мнению буддийского мастера, подобного насилия во внутренней работе человека над собой не избежали многие религии. Настаивая на том, что между твар-ным миром и Богом есть непроходимая пропасть, они стремятся заполнить ее отрицанием человеческой отдельности (малого пространства, времени и знания) и жестко утвердить существование Бога (Большого пространства, Времени и Знания). На деле подобная практика вела чаще всего к увековечению эгоистического «Я» человека, окрашенного в религиозные тона, к внутреннему насилию над человеческой природой, что в конечном счете выплескивалось во внешнее насилие церкви над индивидом.

Примерами такого насилия пестрит вся история мировых религий. По своей сути, это насилие — результат глубокого сна, в который погружено всякое непросветленное сознание, рассматривающее себя в качестве отдельного точечного противостоящего миру начала. Оно спит и во сне создает иллюзорный образ Бога и иллюзорные методы его достижения с помощью насилия.

Сама по себе констатация сновидческого состояния сознания, в котором пребывает человечество, не один раз появлялась в истории культуры, религии и философии. Но обычно рецепт избавления от этой болезни ограничивается указанием на необходимость исцеления: люди, проснитесь! Конкретные методы пробуждения скрывались в тайне эзотерических школ или ашрамов. В своей методике психотренинга Тартанг Тулку дает интереснейшее описание способов пробуждения, творчески развивая буддийскую традицию Йогочаров. Данная методика состоит в приведении индивидуального сознания человека к хитрому и глубокому переживанию, осознанию и ощущению, что оно никогда, несмотря на временные затемнения и заблуждения, не переставало быть Большим Пространством, Временем и Знанием.

«Техника» подобного пробуждения состоит в отсутствии внешних искусственных приемов и в развитии постепенного естественного осознания того факта, что мы живем внутри сновидения, причем ночное сновидческое состояние лишь незначительно отличается от дневного — оба они различные формы Мировой Грезы, Майи, Иллюзии. Суть дневного бодрствующего сновидения обычной жизни — постоянное творение двойственного мира, разделенного на субъект и объект.

И во сне, и в повседневной жизни человек противостоит миру, выступая как зритель, созерцающий кинофильм жизни, порождаемый его же (человека) собственным несовершенным иллюзорным мировосприятием. Между тем в Большом Бытии нет ни зрителя, ни экрана: все есть единая, ослепительно сияющая Реальность.

ТАРТАНГ ТУЛКУ ОБ ИСКУССТВЕ РЕЛАКСАЦИИ

Мы еще раз предоставляем слово ламе Тартангу Тулку Ринпоче, чтобы более полно узнать его мнение о релаксации, то есть полном физическом и психическом расслаблении, — условии, без соблюдения которого ни один вид психотренинга, медитации, созерцания не будет успешным и превратится в напрасную трату времени и энергии для практикующего. Предлагаемая вашему вниманию глава взята из книги: Тартанг Тулку. «Основы релаксации», Киев, 1994, и приводится с сокращениями…

При помощи релаксации мы открываем совершенно новый образ бытия, открытую перспективу, несущую радость слияния тела, ума, чувства, ощущений и всего окружающего. Мы учимся ценить здоровый жизненный опыт. Все тело становится при этом свежим, как будто оно было омыто чистой ключевой водой. Оживляются не только тело, но также ум и все ощущения, чувственные впечатления и мысли.

Качество релаксации проявляется в любых действиях, даже в том, как мы ходим или едим. Наши жизненные функции смягчаются, и мы становимся здоровыми и уравновешенными.

Ключ к нашему внутреннему единству и уравновешенной связи с миром лежит в пределах наших чувств и ощущений. Мы можем воссоздать и вылечить как наше тело, так и ум, глубоко прикасаясь к своим чувствам и распространяя те плавные ритмы, которые они создают в нас, потому что они связаны с витальностью самой вселенной.

При помощи релаксации мы пробуждаем чувства, которые затем нарастают и накапливаются до тех пор, пока мы не начнем постепенно осознавать глубокое, взаимопроникающее поле энергии внутри нашего тела и вне его. Эта энергия может сама стимулировать себя внутри с тем, чтобы поддерживать и формировать нас в нашей повседневной жизни, повторяя циклы ощущений так, что мы становимся восприимчивыми и сильными, а наши чувства — глубокими и могучими. Наш ум становится яснее, и мы узнаем, что это означает — быть уравновешенным.

Наши чувства, ощущения и мысли соединяются, все наши связи, действия, идеи и движения становятся плавными и гармоничными. Наше осознание предоставляет нам возможность взять на себя заботу о своей жизни, но не насильственным и не цепким образом, а проявляя полную уверенность. Конечно, мы при этом делаем то, что надлежит и что полезно, и действуем самым положительным образом. Мы осознаем, что идеи и действия, которые приносят нам счастье и устойчивость, вносят свой вклад также и в гармонию окружающего нас мира.

Когда мы чувствуем красоту мира, нам представляется вполне естественным жить в гармонии со всей вселенной, наслаждаться взаимоудовлетворяющей связью, подобной той, что существует между жеребенком и его матерью. Но мы как-то отошли от этого положения вещей. Хотя мы и говорим о Матери Природе, мы подобны ее взрослым детям, борющимся со своей собственной сущностью ценой потери тепла и ласки, которые мы смутно вспоминаем.

В раннем детстве, когда наши чувства были более открыты, мы могли испытывать более сильное чувство единения со вселенной, но по мере роста мы научились слишком интенсивно ухаживать за своей личностью, углубляя чувства разделения вместо чувств теплоты и надежности, которых жаждет наше сердце. Давление и усложненность нашего современного общества делают трудным поступать иначе, потому что для достижения успеха в делах, в дружбе и даже в игре мы почти вынуждены попадать в положение соревнования и стресса, которые способствуют возникновению чувства охлаждения и беспокойства.

Все наши основные дела, включая школу, создание семьи и достижение успеха в карьере, связаны со сложностями и ограничениями, которых мы, видимо, не знаем, как избежать.

Наша ментальная и физическая деятельность редко по-настоящему удовлетворяют нас, потому что мы редко соединяем их вместе. Не понимая важности соединения тела и ума при всякой нашей деятельности, мы отдаляем ментальные достижения от нашего тела и заложенного в нем богатства чувств.

Ограничивая наши чувства и ощущения, мы мешаем им оказывать нам поддержку, в которой мы нуждаемся, чтобы быть здоровыми и счастливыми. Наши чувства могут отзываться на это сжатие и мягко побуждать нас открыться, но наш «рациональный» ум держит в руках тонкие проявления чувств, и поэтому мы можем даже не услышать их призыва. Жаждущие свершений, мы начинаем искать вне самих себя, часто беспокойно переходя от одного источника наслаждения к другому, так как они дают лишь ограниченные ощущения.

Нас охватывает мысль, что удовлетворения не будет, если мы не будем достаточно интенсивно искать, работать или играть. Мы втягиваемся и захватываемся деятельностью, которая как будто бы стимулирует наши ум и чувства, но в то же время заставляет нас желать большего. Чем быстрее мы бежим, тем дальше мы удаляемся от истинного удовлетворения, которое остается внутри, за дверью чувств. Вместо того, чтобы открыть дверь, мы обращаемся к наркотикам, таким, как алкоголь или галлюциногенные средства. Мы можем даже встать на духовный путь в надежде получить наконец истинное направление, но в результате и здесь оказываемся неудовлетворенными.

Наконец, мы можем прийти к заключению о невозможности воспринимать вещи более реально или открыть путь в более глубокие уровни опыта. Мы не осознаем, что вследствие пренебрежения наши чувства сделались грубыми, как шкура слона, снижая этим полноту наших сенсорных способностей. До тех пор, пока мы ласково и нежно не смягчим эту «грубость» путем развития естественных энергий наших чувств и ощущений, мы не сможем раскрыть все поле опыта. Когда мы на самом деле узнаем это, мы сможем войти в естественный ритм вселенной, потому что тогда мы поймем, что зависим от природы, а природа, то есть вселенная, зависит о нас.

Мир будет уравновешен, если будем уравновешены мы сами. Мы естественным образом связаны с миром; элементы, которые образуют вселенную, находятся внутри каждого из нас. Мы несем в наших телах эту древнюю цепь, и мы отражаемся в наших семьях, наших обществах, нашей планете. Каждое действие, которое мы совершаем, каким бы малым оно ни было, воздействует на всю вселенную, — так же, как каждая волна воздействует на берег.

Если мы признаем эти взаимосвязи, то тогда должны будем признать важность создания гармонии внутри нас самих. Мы поймем, что имеем внутри себя все нужные нам средства, чтобы быть уравновешенными и счастливыми, потому что наши тела и умы являются механизмами для любого нашего познания и роста.

Путем замедления, релаксации и мягкого открывания наших чувств мы можем научиться развивать эти средства. Тогда мы обнаружим, что можем лечить наши тела и умы путем пропускания чувств через физическое тело. Когда мы ослабим хроническую напряженность наших мышц и умов, мы сделаем себя чувствительными к тонким свойствам чувства, воспринимающими новые сильные переживания, усиливая их так, что они делаются подобными могучим водопадам.

Когда наше тело и ум становятся добрыми друзьями, наши мускулы начинают хорошо работать совместно, освобожденные от излишнего напряжения. Наша концентрация делается достаточной для полного переживания. Наши связи становятся полнее и глубже, скорее гармоничными, чем соперничающими, потому что мы более тесно связываемся как с другими, так и с собой.

Когда дыхание делается спокойным и тихим, в мозгу пробегает все меньше и меньше рассеивающих мыслей и образов, а тело, напротив, оживает. Наши ментальные и телесные энергии становятся сформированными и спокойными, подобно прозрачному лесному озеру. Мы обнаруживаем способность почувствовать свою общность с телом, дыханием и умом — спокойную, ясную, углубляющуюся способность, — которая умиротворяет и «массирует» нас глубоко внутри.

НРАВСТВЕННЫЕ АСПЕКТЫ ТИБЕТСКОГО БУДДИЗМА

Безусловно, без практики психофизиологической тренировки невозможно ни расширить границы сознания, ни реализовать заложенную в человеческой душе глубинную сущность, ни даже просто переосмыслить свое место в этом мире. Но для этого также необходимы и определенные нравственные законы, которые необходимо неукоснительно соблюдать человеку как в обыденной жизни, так и во время его попыток установить контакт с высшими сферами.

Вот что написано в древнем тибетском трактате «Драгоценная Сокровищница Изысканных Высказываний», авторство которого по традиции приписывается великому Ламе Саскья. С 1270-го года китайский император Кхубилай Кхан признал его в качестве Главы Ламаистской Церкви.

Тибетская религиозная литература необычайно богата источниками, содержащими разного рода наставления и рекомендации этического и морального плана, которые были призваны помочь человеку ориентироваться в сложных переплетениях добра и зла в этом мире. Познакомимся с фрагментами некоторых из этих трактатов. Следует отметить, что все они, безусловно, написаны в буддийской традиции, но кроме религиозно-философских рекомендаций содержат также весьма тонкие житейские наблюдения и рекомендации, выраженные в весьма афористичной форме.

ДАГПО ЛХАДЖЕ ГАМБОПА «ДРАГОЦЕННЫЕ ЧЕТКИ»

(Фрагменты взяты из книги «Посвящения и посвященные в Тибете», Санкт-Петербург, 1994 г.)

1. ДЕСЯТЬ ПРИСКОРБНЫХ СЛУЧАЕВ

Искренне стремящийся к Освобождению и Всеведению Сущности Будды, прежде всего, должен осознать десять прискорбных случаев:

— Родившись человеком, обретя столь труднодостижимое, свободное и наделенное задатками благими человеческое тело, прискорбно было бы жизнь легкомысленно растратить.

— Родившись человеком, обретя столь труднодостижимое, свободное и наделенное задатками благими человеческое тело, прискорбно было бы умереть, так и не встав на Путь к Освобождению.

— Жизнь человека в Темный Век столь неустойчива и быстротечна, что было бы прискорбно промотать ее в тщете мирской.

— Суть человеческого сознания — Дхармакайа (Не-сотворенная): прискорбно было бы погрязнуть человеку в трясине мира иллюзорной суеты.

— Мудрый наставник является проводником на Пути; прискорбно было бы расстаться с Ним, не обретя Плод Пробуждения.

— Правила поведения и нравственные установки подобны колеснице, везущей нас к Освобождению: прискорбно было бы позволить необузданным страстям нарушить первые, сломить вторые.

— Совершенная мудрость раскрывается в нас милостью Ламы, прискорбно было бы Ее рассеять в обыденном хаосе дел.

— Мудрых обретя Учение, прискорбно было бы им торговать, взамен ища житейские блага.

— Все существа суть наши близкие; прискорбно было бы питать к ним ненависть, отвергая их, точно недостойных.

— Цветение юности — период становления тела, речи и сознания; прискорбно было бы истощать их пошлым безразличьем.

2. ДЕСЯТЬ ИЗБЕГАНИЙ

— Избегай тщеславного наставника, стремящегося к популярности и обретению материальных благ.

— Избегай друзей, знакомых, родственников и учеников, возмущающих спокойствие твоего разума, препятствующих твоему духовному росту.

— Избегай тех прибежищ и мест, где могут встретиться люди, тебе досаждающие или тебя ненавидящие, где разум твой беспокоен.

— Избегай добывать себе средства к жизни обманом и воровством.

— Избегай всех действий, возмущающих твой разум и задерживающих твой духовный рост.

— Избегай легкомысленных и бездумных поступков, унижающих тебя в глазах других.

— Избегай бесполезной активности тела, речи и сознания.

— Избегай непризнания своих недостатков и праздного обсуждения недостатков других.

— Избегай привычек и пищи, наносящих ущерб здоровью.

— Избегай рожденных алчностью поступков и пристрастий.

3. ДЕСЯТЬ НЕОБХОДИМЫХ СВЕДЕНИЙ

— Должно знать, что все явления быстротечны, подобны сновидению и лишены непреходящей сути.

— Должно знать, что психика лишена «самости», непостоянна и подобна пространству.

— Должно знать, что все явления в сфере психики — плоды неразрывного взаимодействия причин и порожденных ими следствий.

— Должно знать, что тело и речь, обусловленные четырьмя первоэлементами, преходящи.

— Должно знать, что следствия прошлых действий, как непосредственные причины страданий, практически неминуемы.

— Должно знать, что страдание, как средство, убеждающее разумного в необходимости познания Учения, следует рассматривать как своего наставника.

— Должно знать, что привязанность к мирским вещам, создающим материальное довольство, не благоприятствует духовному росту.

— Должно знать, что несчастья и опасности, как возможные средства, ведущие к учению, также являются наставниками.

— Должно знать, что из всего сущего ничто не существует само по себе, независимо от чего бы то ни было другого.

— Должно знать, что все взаимообусловлено.

4. ДЕСЯТЬ ОШИБОК

— Сочетание слабой веры и высокоразвитого интеллекта порочно, ибо может привести человека к фразерству.

— Сочетание сильной веры и слаборазвитого интеллекта порочно, ибо может привести на узкую колею догматизма.

— Чрезмерное рвение без учета должных наставлений порочно, ибо может привести к крайним и вычурным суждениям и действиям.

— Практика медитации без необходимой теоретической основы порочна, ибо может привести к бездумному оцепенению и бессознательному состоянию.

— Без практического освоения и адекватного понимания положений учения можно прийти к порочному высокомерному самомнению, ибо возомнив в себе интуитивное знание, человек начинает пренебрежительно относиться к любому учению.

— Пока разум не упрочен в самоотверженном и неисчерпаемом сострадании ко всем существам, можно опт-бочно зайти в тупик умствования и поиска освобождения лишь для себя.

— Пока не вскрыта суть собственной природы разума, человек рискует скатиться на путь обыденной мирской деятельности.

— Пока все мирские честолюбивые стремления не будут вырваны с корнем, человек рискует оказаться в плену мирских побуждений.

— Допуская вокруг себя скопление легковерных и пошлых поклонников, человек рискует преисполниться мирской гордыни.

— Хвастовство своими оккультными познаниями и сверхъестественными силами порочно, ибо может низвести человека до фиглярства колдуна-профана.

5. ДЕСЯТЬ ЛОЖНЫХ СХОДСТВ

— Страстное желание можно ошибочно принять за неколебимую уверенность.

— Эгоистическую привязанность можно ошибочно принять за сострадание и щедрость.

— Пресечение процесса мышления и обморок можно ошибочно принять за медитативное состояние в Сфере Бесконечного Сознания.

— Обычные феномены чувств можно ошибочно принять за мгновенную вспышку Знания.

— Единичный проблеск Знания можно ошибочно принять за достижение Всеведения.

— Тех, кто исповедует Учение внешне, но не осуществляет его на практике, можно ошибочно принять за истинных последователей Учения.

— Рабов своих страстей можно ошибочно принять за мудрецов-отшельников, освободившихся от всех мирских условностей.

— Действия, совершаемые в эгоистических интересах, можно ошибочно принять за бескорыстные.

— Коварные уловки можно ошибочно принять за последовательную и дальновидную практику.

— Шарлатанов можно ошибочно принять за мудрецов.

6. ДЕСЯТЬ РАВЕНСТВ

— Устремившему себя искренне к религиозной жизни все равно, воздерживается ли он от мирской деятельности или нет.

— Осознавшему экзистенциальную природу разума, все рано, проводит ли он медитативную практику или нет.

— Свободному от привязанности к любым мирским благам все равно, продолжает ли он аскетически строгий образ жизни или нет.

— Познавшему истину все равно, пребывает ли он в уединении обители или странствует в миру.

— Овладевшему всецело психикой все равно, пользуется ли он мирскими благами или нет.

— Преисполненному неизменным состраданием ко все чувствующим существам все равно, практикует ли он медитацию в уединении или трудится на благо других в обществе.

— Обретшему несокрушимое доверие к Гуру все равно, пребывает ли он рядом с наставником или нет.

— Освоившему во всей полноте полученные учения все равно, ждет ли его добрая участь или невзгоды.

— Отринувшему мирскую жизнь и углубленному в практическое познание духовных истин все равно, соблюдает ли он общепринятые нормы поведения или нет.

— Достигшему Запредельной Мудрости все равно, способен ли он проявить сверхъестественные силы или нет.

7. ДЕСЯТЬ НУЖНЫХ ВЕЩЕЙ И ДЕЙСТВИЙ

— Прежде всего нужно проникнуться острым отвращением к бесконечной цепи смертей и рождений и так жаждать освобождения из этой темницы, как жаждет воли заточенный в клетку олень.

— Во-вторых, необходимо строгое и мужественное упорство, несломляемое никакими воздействиями, как упорство землепашца, который возделывает землю и не жалеет о том, даже если ему суждено умереть наутро.

— В-третьих, необходимо, чтобы все наши усилия сопровождало такое чувство всеохватывающей радости, какое испытывает человек, завершивший гигантский полезный труд.

— И главное, необходимо почувствовать, что минуты нашей жизни столь же быстротечны, как считанные мгновения жизни смертельно раненного человека.

— Далее, нужно непрестанно памятовать об этом, как помнит мать утрату своего единственного ребенка.

— И наконец, необходимо понять, что этого не изменишь, как понимает свою потерю пастух, стадо которого уведено безвозвратно врагами.

— На первом месте должна быть столь сильная тяга к Учению, какую испытывает голодный при виде вкусной пищи.

— Затем надо познать природу своего разума в такой же мере, в какой атлет познает свои физические способности.

— Далее, необходимо так научиться выявлять ошибку двойственности, как распознается фальшь лжеца.

— И, наконец, надо так же довериться Татхагате (своей Самости, сущности, поскольку это убежище души), как доверяется мачте корабля в открытом океане измученная птица.

8. ДЕСЯТЬ НЕНУЖНЫХ ВЕЩЕЙ И ДЕЙСТВИЙ

— Познав без-сущность природы разума, нет надобности более учить и осмысливать религиозные учения.

— Познав чистую природу «интеллекта», нет надобности более освобождаться от скверны.

— Никакого «отпущения грехов» не нужно тому, кто укрепился безвозвратно в невозмутимо-медитативном состоянии.

— Достигшему состояния прозрачной ясности нет надобности более размышлять о Пути или о том, как на него вступить.

— Познав нереальную природу разума, нет надобности более размышлять об истинной его природе.

— Преодолев навсегда все неблагие эмоциональные состояния, нет надобности более искать им противодействие.

— Познав Шуньяту (иллюзорность) сего, нет надобности более искать или отвергать что бы то ни было.

— Осознав и страдания и невзгоды как благословения, нет надобности стремиться к счастью.

— Осознав несотворенную природу разума, нет надобности более практиковать поэтапную переструктурацию сознания.

— Устремив себя во всем к благу других, нет надобности более искать благодеяний для себя.

9. ДЕСЯТЬ НЕСРАВНИМЫХ ВЕЩЕЙ И ДЕЙСТВИЙ

— Одна свободная и наделенная благими задатками человеческая жизнь несравнимо дороже бесчисленных существований в любых иных мирах Самсары.

— Встреча с одним Мудрым несравнимо дороже блужданий в несметной толпе мирски настроенных людей.

— Одна сокровенная Истина несравнимо дороже тысяч общедоступных учений.

— Первая краткая вспышка Знания в медитативном созерцании несравнимо дороже любого объема знаний, полученных в процессе слушания и осмысления.

— Самое малое деяние на благо других несравнимо дороже несметных личных заслуг.

— Даже краткое переживание невозмутимо-медитативного состояния несравнимо дороже сколь угодно продолжительного медитативного опыта, сопутствуемого дискурсивным мышлением.

— Одно мгновение Блаженства истинного видения несравнимо дороже вечного чувстенного наслаждения.

— Малейшее неэгоистичное благое деяние несравнимо дороже тысячи дел, совершаемых эгоистично.

— Непривязанность к любым мирским вещам несравнимо дороже несметных богатств, пожертвованных в благотворительности.

— Одна жизнь в поиске пробуждения несравнимо дороже мирски направленных существований на протяжении мирового периода.

10. ДЕСЯТЬ СИМВОЛОВ

— Поскольку Абсолютную Истину невозможно описать словами, то «абсолютная истина» — не более чем символическое выражение.

— Поскольку нет ни движения, ни идущего по Пути, то «Путь» — не более чем символическое выражение.

— Поскольку нет ни видения, ни зрящего истинную природу дхарм, то «истинная природа» — не более чем символическое выражение.

— Поскольку нет ни блаженства, ни того, кто испытывает блаженство слияния (видения и прозрачной ясности), то «слияние» — не более чем символическое выражение.

— Поскольку нет ни соблюдения обетов, ни соблюдающих обеты, то эти выражения — не более чем символы.

— Поскольку нет никаких накоплении добродетелей, ни также тех, кто их накапливает, то выражение «Двойственный Плод» («Двойственная Заслуга», «Духовная Заслуга») — не более чем символ.

— Поскольку нет ни совершения действия, ни совершающего действие, то выражение «Двойственная Омра-ченность» («Омраченность интеллекта», являющиеся результатом дурных страстей, а также результатом веры в то, что существует бессмертное личное «Я», или Душа, или вера что феноменальные явления являются реальными), — не более чем символ.

— Поскольку не от чего отрекаться, и некому отрекаться, то «бытие в мире» — не более чем символическое выражение.

— Поскольку нет ни достижения, ни достигающего, то «результаты деяний» — не более чем символическое выражение.

Этот трактат записан со слов Дигом Сёнам Ринчена, который всецело познал Учения школ Кадампа и Махамудра.

Принято считать, что великий Гуру Дагпо Лхадже составил эту работу и передал ее своим ученикам со еле-дующими словами: «Я прошу тех ищущих из грядущих поколений, кто будет чтить мою память и сожалеть, что не встретился со мной, изучить «Высший Путь, или Драгоценные Четки» наряду с другими религиозными трактатами. И результат будет аналогичен непосредственной встрече со мной».

ИЗ ДРАГОЦЕННОЙ СОКРОВИЩНИЦЫ ИЗЫСКАННЫХ ВЫСКАЗЫВАНИЙ

(Приводится по изданию «Тибетская йога и Тайные Докторины» Киев, 1993 г.)

«Курица, когда в покое, производит много яиц;

Павлин, когда спокоен, имеет красивый хвост;

Изящный жеребец имеет быстрый аллюр;

Спокойствие святого человека — это признак его мудрости»

«Не утешайся похвалами,

Не убивайся порицаниями,

Но знай твердо, что добродетели и способности,

когда они твои собственные,

Это характеристики превосходного человека»

«Там, где господствует Великий владыка (Будда),

Кто может заметить какого-либо другого человека?

Когда солнце встает,

даже если много звезд светит в небе,

Ни одна из них не видна»

«Глупый человек говорит о своих качествах;

Мудрый человек держит их тайну в самом себе;

Солома плавает на поверхности воды,

А драгоценный камень лежит в ее глубине»

«Только узкомыслящий человек делает также различия,

Как «это наш друг, это наш враг»;

. Свободномыслящий человек проявляет любовь ко всем,

Поскольку неясно еще, кто все-таки может оказать помощь»

«Непревзойденный человек подобен драгоценному металлу,

Постоянен в любом случае:

Злодей подобен чаше весов,

Всегда колышется (колеблется) то вверх, то вниз».

«Много говорить — это источник опасности;

Молчание — это средство избежать несчастья;

Болтливый попугай попал в клетку;

Другие же птицы, которые не могли болтать,

Всюду летают свободные».

«Величайшее богатство состоит в щедрости,

И величайшее счастье — в спокойствии ума.

Жизненный опыт — это наиболее прекрасное украшение,

И наилучший товарищ — это тот, кто не имеет никаких страстей»

«Люди малых способностей тоже,

Путем подчинения великому, могут преуспеть;

Капля воды невелика,

Но высохнет ли она, если соединится с озером?»

«Вредные выражения не должны использоваться даже против врага;

Поскольку неизбежно они возвратятся обратно,

Подобно тому, как эхо отражается от скалы»

«Когда намереваются выполнить какую-нибудь большую работу,

Старание является заслуживающим доверия помощником;

Если кто намеревается сжечь лес,

Помощь ветра, конечно, необходима»

ИЗ СБОРНИКА «ПОСОХ МУДРОСТИ»

(Приводится по изданию «Тибетская йога и Тайные Докторины», Киев, 1993 г.)

«Тому, кто знает истинную природу вещей,

Какая нужда в учителе?

Тому, кто встал после болезни,

Какая нужда во враче?

Тому, кто пересек реку,

Какая нужда в лодке?»

«Астроном производит вычисления и прорицания,

касающиеся движения Луны и звезд;

Но он не предскажет, будет ли в его собственном доме

его собственная родня, поссорившись, вести себя достойно»

«В еде, сне и спаривании люди и животные схожи:

Человек превосходит животное, предпринимая религиозные занятия;

Так почему же должен человек не походить на животное, если он не имеет религии?»

«Время быстро утекает, ученость обширна;

Но никто не знает продолжительность своей жизни;

Следовательно, используй искусство лебедя выделять молоко из воды,

И посвяти себя наиболее Драгоценному (Пути)»

«Хотя многие звезды сияют, и это украшение Земли —

Луна также сияет,

Все же, когда солнце садится,

Наступает ночь»

«Наука, которая учит искусствам и ремеслам,

Является простой наукой добывания средств к жизни;

Но наука, которая учит отречению от мирского существования,

Разве это не истинная наука?»

«То, что не желаешь себе,

Не желай и другим»

«Глупцы подобны зыби на воде,

Потому что, что бы они ни делали,

то быстро стирается;

Но праведные подобны резьбе по камню,

Потому что наименьшее их деяние долго сохраняется»

«Общение с мудрым и великодушным,

борющимся и правдивым,

Даже в тюрьме, лучше чем на свободе

с неуправляемым»

ИЗ СБОРНИКА «ОКЕАН УДОВОЛЬСТВИЯ ДЛЯ МУДРОГО»

«Высший путь альтруизма тесно пересекается

С путем, ведущим в царство победителей,

Путь, более быстрый, чем скачущей лошади;

Эгоист, однако, не знает вовсе его»

«Милосердие дает урожай в следующем рождении;

Воздержанность — это мать человеческого счастья;

Терпеливость — это упражнение, подходящее всякому;

Трудолюбие — это вожатый всякого личного достижения;

Дхьяна (медитация) — это очиститель затуманенного ума;

Интеллект — это оружие, которое побеждает любого врага»

«Не злорадствуй, даже если смерть и несчастье одолеют твоих врагов;

Не хвастай, даже если ты равен Индре (в величии)»

«Есть некоторые, которые выворачивают все свои внутренности

слишком большой болтливостью»

«Будь скромным и кротким, если хочешь быть возвышенным;

Воздай хвалу хорошим качествам каждого, если хочешь иметь друзей»

«Не спорь с самодовольством;

Не соперничай с Удачей;

Не унижай мстительного;

Не имей никакой зависти к сильному»

«Отбрось дурные и злые привычки, даже если они

восприняты тобой от твоих родителей или предков;

Воспринимай хорошие и добрые привычки и обычаи,

Даже если они приняты среди твоих врагов;

Не принимай отравы,

Даже если она преподнесена матерью;

Но добро и помощь приемлемы даже от того, кто враждебен и вреден»

«Не спеши выражать желание твоего сердца;

Не уменьшай быстро настойчивости, когда занят большой работой;

Не будь ревнивым и подозрительным к человеку,

преданному своему делу, который истинно религиозен и набожен;

Не советуйся с тем, кто привычен и стал бесчувственным к злым деяниям»

«Мошенники имеются даже в религиозных общинах;

Ядовитые растения растут даже среди множества целебных трав»

«Есть некоторые, которых не удивляют другие, передвигающие горы;

Но кто сочтет тяжелой задачей в одолжение поднести часть овчины»

«Тот, кто всегда готов одобрить любой поступок, когда он достоверно успешный,

И равно готов осудить другой, когда он кажется ошибочным, хотя быв малейшей степени,

И кто всегда усматривает недостатки в тех, кто учен и праведен,

Тот обладает природой вороны»

«Проповедовать религиозные истины неверующему —

это то же, что вскармливать ядовитую змею молоком»

«Если одежду стирать даже много раз, как можно сохранить ее чистой и мягкой,

если она стирается в воде, которая загрязнена?»

«Глупое усердие и узкое мышление невежд

служит только более низкой оценке типа, которого он старается расхвалить»

«Наибольший недостаток, который должен быть устранен, это Невежество:

Чтобы преодолеть враждебное Невежество, требуется Мудрость;

Наилучший способ обретения Мудрости — это неизменные старания»

«Тот, кто воспринял Наставления сердцем, но не решается применять их,

Подобен тому, кто зажег лампу и затем закрыл свои глаза»

«Кто может сказать с определенностью, что он доживет до завтрашнего дня?»

«Как можно быть справедливым и праведным, если убивать беспомощных и безобидных тварей?»

ИЗ «ГОЛОСА БЕЗМОЛВИЯ»

«Мудрые не ждут удовольствия от чувств.

Мудрые не внимают сладкоязычным голосам Иллюзии»

«Если в чертоге мудрости ты желаешь достичь

Долины Блаженства, о ученик, прочно отврати свои чувства

от ужасной ереси Разделимости, которая отнимает тебя от груди Покоя»

«Ученик должен вновь достичь младенческого состояния,

которое он утерял перед тем, как самый первый звук коснулся его ушей»

«Жить для блага человечества — это первый шаг.

Выполнять шесть прославленных добродетелей — это второй шаг»

«Если ты не можешь быть Солнцем,

тогда будь смиренной Планетой.

Будь смиренным, если ты желаешь достичь Мудрости.

Будь смиренным по-прежнему тогда, когда Мудрость будет тобой обретена»

«Учитель может только указать Путь.

Путь — один для всех;

средства же, чтобы достичь цели, должны изменяться для каждого путника»

«Привел ли ты свое существо в созвучие с Великим Страданием человечества,

О стремящийся к Свету?»

«Сострадание обращается и говорит:

«Может ли быть блаженство,

когда все, что живет, сильно страдает?

Должен ли ты спасаться и слышать, как весь мир взывает?»

Итак, из изложенного выше можно сделать следующий вывод: прежде чем приступить к медитации как к способу активизации внутренней, психической энергии, необходимо глубоко усвоить этические, моральные и мировоззренческие установки Учения. Конечно, начиная медитацию, необходимо освободить сознание от всех мыслей, в том числе и самых правильных и мудрых истин.

Но напрямую мы способны работать только с собственным сознанием, да и то после определенной тренировки. В то же время любая зафиксированная нашими органами чувств и анализаторами информация оседает в глубинах подсознания и остается там как бы в запасниках, пока не будет наработан определенный опыт работы с сознанием и внутренней энергией.

Другими словами, основой методики всех великих Учений человечества, в том числе и буддизма, является синтез преподавания и усвоения основных морально-этических истин и индивидуальной внутренней работы каждого ученика, которую за него не сможет сделать даже самый умный и просвещенный Учитель.

То есть, слушая наставления учителя, человек, стремящийся к просветлению, воспринимает опыт, наработанный человечеством. Когда он приступает к медитативной практике, согласно рекомендаций учителя, он изгоняет из сознания все мысли, или же, как вариант тренировки, максимально сосредоточивается на какой-то одной мысли, идее или предмете, — это может быть пламя свечи, собственное дыхание, определенная мантра, парадокс, заключенный в дзен-буддийском коане и т. д.

В любом случае, эта установка направлена на то, чтобы отключить сознание, лишить его обычной хаотичной подвижности, привязать его к чему-то конкретному или, наоборот, весьма абстрактному. То есть нам предлагается в этом случае лишить сознание его обычной энергетической подпитки, а освободившуюся в этой ситуации энергию передать подсознанию. Деятельность подсознания автоматически активизируется, и в этом случае немаловажную роль играет характер информации, которая в качестве программы заложена в нашем мозгу. То есть, если в подсознании не содержатся основные морально-этические постулаты, это повышает вероятность того, что внезапно осознанная человеком его «изначальная глубинная сущность» вступает в резкий конфликт с уже имеющимся информационным запасом, созданным в этом, конкретном существовании человека.

Поэтому, чтобы избежать нежелательных побочных эффектов, могущих возникнуть на начальных (или даже более поздних) этапах психотренинга, необходимо, чтобы программа, заложенная в подсознание, была достаточно высокого качества. Беру на себя смелость утверждать, что не имеет существенного значения, какой именно источник религиозно-нравственной литературы вы используете. Это может быть Библия — как Ветхий, так и Новый Завет, Коран, Тора, Талмуд, любой памятник буддийской или ведической литературы. Все равно, глубинная сущность человека одна, просто каждая культура освещает ее несколько по-разному, согласно конкретным мировоззренческим этическим и этническим особенностям.

Главное, изначально разобраться в себе, в особенностях своей личности, хотя бы предварительно. Если вы верите в персонифицированного Бога — верьте на здоровье, если верите в некий всемирный порядок, например, Дао, — пожалуйста. Если вашему внутреннему складу больше импонирует строгий Бог Ветхого Завета, или милосердный Бог Нового Завета, или проницательный, всевидящий Аллах, о котором поведал миру пророк Мохаммад, — на здоровье. Пусть это будет целый пантеон богов, или идея единства мироздания и человека будет выражена имеющимися в ходу научными терминами, — все это совершенно не важно. Главное, чтобы попытка осознания реальности, носила системный характер, хотя, конечно, никто не должен оспаривать право человека на то, чтобы с течением времени и с приобретением более богатого жизненного опыта менять свои религиозные или мировоззренческие взгляды.

Но и это вовсе не обязательно. Вспомните разговор Будды со старушкой, которая привыкла поклоняться Индре. «Молись Индре, бабушка, — сказал мудрец, — И так ты тоже достигнешь Спасения».

Итак, прежде всего важна система. Так как этот раздел нашей книги посвящен Тибету, мы хотим предложить вашему вниманию описание системы буддизма под названием Махамудра, получившей в Стране Снегов весьма значительное распространение.

СИСТЕМА МАХАМУДРА

Среди различных философских систем, распространенных в Тибете, наиболее чтимой является система Махамудра — «Великий Символ», что по тибетски звучит как Чаггйя Ченпо. Она представляет собой познание высшего Учения о принципиальном по сути единстве всех вещей и использует практические методы, вытекающие из этого учения. Эзотерическое значения слова «чаг» — пустота или отсутствие любых свойств, качеств, любых условий существования, которые могли бы быть выражены в словах или представлены в мысли, поскольку и слова, и мысли способны выразить только ограниченные объекты, а то, что подразумевается под словом «пустота», есть Абсолют.

Слово «гйя» эзотерически означает освобождение от рабства профанической мирской деятельности, освобождение, достигаемое благодаря совершенному познанию этого учения. Значение слова «Ченпо» (Великое) предполагает синтез этого Высшего Знания единства всех вещей и Освобождения от мирской тщеты. Таковы разъяснения, даваемые самими наставниками школы Чаггйя Ченпо, и они подтверждаются трудами древних авторов, которые преподавали это учение в минувшие века.

Эта система возникла в древней Индии и непосредственно связана с философской системой Мадхйямика, разработанной Нагарджуной и его последователями, которая утверждает «срединное воззрение», отвергающее любые крайности. В Тибете система Чаггйя Ченпо была введена великим Ламой монастыря Сакья — Сакья Панченом и другими религиозными учителями.

Ниже приводятся некоторые из тех наставлений в методе медитативной практики, которые получают ученики от учителей школы Чаггйя Ченпо после получения соответствующего посвящения.

Усевшись в спокойном и уединенном месте, прежде всего надо достичь состояния полной телесной неподвижности и комфорта, спокойствия, не сопровождаемого ни малейшим ментальным усилием, без какого бы то ни было намерения размышлять о чем-либо или выполнять какое-нибудь духовное упражнение, без каких-либо представлений наподобие: «Я начинаю здесь свою медитацию… Я должен выполнить задачу данной медитации» и т. п. Эта невозмутимость тела, речи и сознания, в которой отсутствует какое-либо усилие, напряжение и любая преследуемая цель, называется «приведение разума в его естественное состояние».

Сказано: «Не думай о прошлом, не думай о будущем».

Не думай: «Я размышляю о том-то».

Не представляй Пустоту, как отсутствие чего бы то ни было.

Что бы ни появилось в сфере пяти чувств, нельзя допускать, даже на мгновение, анализа этого ощущения: разум должен оставаться совершенно спокойным.

Сказано: «Избегай образования понятий и представлений, относимых к воспринимаемым объектам, оставляя разум столь же безмятежным, как разум младенца. Точно соблюдая наставления своего Гуру, человек несомненно достигает как познания пустоты, так и освобождения от мирской тщеты, ибо и то и другое взваимосоответствуют».

Тибетский мудрец Тилопа сказал: «Не представляй себе что-либо, не классифицируй, не анализируй, не размышляй, не рефлексируй. Пусть разум пребывает в его естественном состоянии».

Учитель Мармедзе сказал: «Отсутствие отвлечения внимания (совершенное памятование о…) — вот путь, которым шли все Будды».

Вот что называется невозмутимостью разума, пребывающего в его естественном состоянии, или в его естественном прибежище.

Нагарджуна сказал: «Помните, что непрестанное внимание всегда считалось тем единственным путем, которым шли все Будды. Памятуйте непрестанно о своем теле, то есть о телесной активности, о деятельности пяти чувств, о причинах этой активности, и ее следствиях, дабы познать его. Пренебрежение — этим памятование полностью лишает эффективности все духовные упражнения. Именно это непрестанное внимание и обусловливает появление благой единонаправленности сознания».

Сказано в «Абхидхарме»: «Память есть незабывание всех явлений и существ, с которыми сталкивается человек».

После достижения совершенной невозмутимости сознания необходимо выработать возможность сосредоточения разума на одиночном объекте. Одни методы допускают использование в ходе практики какого-либо физического предмета, другие не используют никаких материальных объектов.

В первом случае объектом может быть маленький шарик или тоненькая ароматическая палочка, во втором случае можно сосредоточить сознание на телесной Форме, Слове или Разуме Будды.

Способ использования материальных объектов следующий:

Поместить перед собой маленький шарик или палочку, на которых сосредоточивается сознание. Не допускать, чтобы «познающий» соскальзывал с созерцаемого объекта, или блуждал вокруг него, или входил в него, но неотрывно созерцал его, не позволяя мысли отвлечься от данного объекта.

Затем идет медитация о своем Духовном Наставнике, то есть созерцание его образа и фиксация на нем сознания.

Если при этом чувствуется усталость, одолевают оцепенение или сонливость, все же следует упорно продолжать созерцание, выбрав для этого место, откуда открывается широкий просторный вид.

Если же, напротив, разум беспокоен, мысли скачут, необходимо уединиться в замкнутом помещении: глаза полуприкрыты, взор направлен вниз; и успокоить разум, избегая любых усилий, как пояснялось выше.

Когда в качестве объекта медитации избраны телесный Облик, Слово или Разум Будды, то созерцание проводится следующим образом:

В первом случае используется маленькая статуэтка или рисунок Будды.

Во втором — используется соответствующая мантра.

В третьем — точка.

Можно обойтись и без статуэтки или рисунка и представить себе пред внутренним взором облик Будды таким, как он запечатлен в памяти: одетым в традиционные религиозные одеяния, в ореоле света и непрестанно пребывающим пред взором созерцающего.

Сосредоточение на речи осуществляется посредством визуализации изображения круга размером с ноготь, в который вписан тонкими, как волос, штрихами тибетскими буквами священный слог «Хри». Этот мистический термин имеет множество объяснений. Он обозначает, в частности, всеобщую несотворенную сущность вещей.

Сосредоточение на разуме Будды осуществляется посредством визуализации пред внутренним взором яркой точки величиной с горошину, источающей во всех направлениях лучи чистого света.

Все предписания, их обоснование и прочее должны сопровождаться пояснениями компетентного ламы — адепта этой системы.

Введения в эти упражнения, преподаваемые новичкам — подготовительное или элементарное обучение — предполагает развитие способности устранить любую мысль уже в момент ее зарождения; а кроме того, умение поддерживать ее непрерывно, не придавая ей какой-либо конкретной формы, то есть не сопровождая ее никаким мыслеобразом.

В процессе начальной тренировки в созерцании человек замечает, что многие представления, одно за другим, возникают с невероятной скоростью, поэтому, как только мысль начинает зарождаться, ее необходимо тут же пресечь в самом зародыше и только после этого продолжать созерцание.

Продолжая практику и постепенно увеличивая продолжительность периодов, когда не формируются никакие представления, человек наконец замечает то, что раньше было сокрыто: при непроизвольном формировании представлении они следуют одно за другим, образуя бесконечную последовательность. Это обнаружение непроизвольного формирования представлений равносильно обнаружению своих врагов.

В результате достигнутое состояние подобно тому, какое испытывает человек, стоя на берегу реки и наблюдая стремительное течение потока. Точно так же спокойный и сосредоточенный разум наблюдает за проносящимся мимо непрерывным потоком — подобным воде в реке, — следующих одно за другим представлений.

Если разум достигает этого состояния, хотя бы даже на мгновение, он осознает и понимает процесс рождения и пресечения ментальных формаций.

Казалось бы, в результате такого открытия — ведь ранее человек не осознавал этого — ментальные формации станут более многочисленными, однако это не так. То, что стоит вне возникновения ментальных формаций и немедленно пресекает их возникновение, есть Реальность.

На втором этапе используются упражнения, суть которых в том, чтобы оставлять возникшие представления-идеи несформулированными. Каким бы ни было давшее о себе знать представление, ему нельзя уделять ни малейшего внимания: его надо оставить самим по себе, не допускать его воздействия на сознание, не анализировать его, не пытаться освободиться от него.

Таким образом, разум напоминает пастуха, стерегущего стадо и продолжающего созерцание. В результате такой непрестанной практики ментальные формации бо-лее не появляются, и разум достигает состояния невозмутимости и единонаправленного сосредоточения на заданном Учителем объекте.

Учитель Гамбопа сказал: «Когда снимается всякое умственное напряжение, разум успокаивается. Когда ничто не волнует воду, она становится прозрачной».

Миларайба, Владыка йогов-созерцателей, сказал: «Благодаря тому, что разум пребывает в его естественном состоянии, благодаря отсутствию поводов для принятия им какой-либо формы, благодаря этому зримы первые проблески Знания. Сознание, в котором отсутствует любое напряжение, струится как спокойный поток воды, и Реальность отражается в нем».

Мудрец Сараха подытожил этот двойственный процесс медитации в следующих строках: «Когда разум связан, он порывается блуждать во всех десяти направлениях. Если его развязать, он пребывает недвижимым. Я понял, он так же хитер, как верблюд».

Более высокие этапы обучения включают созерцание того, что остается неподвижным в разуме, и того, что пребывает в движении, — «зритель и актер».

Необходимо обозреть сознание в состоянии покоя; исследовать природу этой неподвижной «вещи»; и исследовать, каким образом то, что называют разумом, пребывает в покое, и каким образом оно движется, покидая состояние невозмутимости.

Мы должны исследовать: не возникает ли в разуме движение помимо состояния покоя; не движется ли он и тогда, когда пребывает в покое; является ли его подвижность чем-то отличным от его недвижимости (состояния покоя) или нет.

Мы должны исследовать, какова природа реальности этого движения, а затем каковы условия пресечения этого движения.

Мы приходим к заключению: то, что движется, не отличается от того, что остается неподвижным.

Достигнув этого момента, мы должны задаться вопросом: отличается ли разум о того, что наблюдалось как движимое, и от того, что осталось неподвижным; не есть ли это «самость» того, что движется, и того, что остается недвижимым.

Далее мы убеждаемся, что наблюдатель и наблюдаемая вещь неразделимы. А поскольку невозможно назвать эти две реальности — наблюдателя и наблюдаемую вещь — ни как «двойственность», ни как «единство», то их называют «границей за пределами разума» или «пределом всех теорий».

Сказано: «Сколь бы ни возвышены были сотворенные разумом цели, они преходящи. А то, что за пределами разума, не может быть названо целью».

В «Сутре Вопросов Кашьяпы» мы читаем: «Огонь добывают посредством трения друг о друга двух кусков дерева, и рожденное этим пламя сжигает оба куска. Подобно этому, интеллект, рожденный сочетанием того, что «недвижимо», и того, что «движется», и наблюдатель, созерцавший их двойственность, обращаются в пламень Мудрости».

Это медитативное созерцание называется «логическая различающая медитация», и ее ни в коем случае нельзя уподоблять «различающему размышлению ученого», ибо последний исследует вещи извне.

Наставники системы Чаггйя Ченпо также обучают приемам использования в целях духовного прогресса тех препятствий, которые возникают на пути. Помимо того, они указывают разнообразные методы анализа разума:

Является ли он материальным объектом?

Если он материален, то из какой разновидности материи он состоит?

Если он — объективная вещь, то какова его норма, его цвет?

Если он является «познающим», то не есть ли он некое, временно проявленное представление?

Чем же является тогда эта нематериальная вещь, которая проявляется в разнообразных формах?

Чем является то, что порождает ее?

Если бы разум был некой подлинной сущностью, то его можно было бы рассматривать как некую разновидность субстанции?

В процессе дальнейшего созерцания человек приходит к заключению, что разум не есть ни нечто материальное, ни нематериальное, и что он не входит в категорию того, о чем можно сказать, что оно есть или его нет.

Вопросы остаются, и мы приступаем к исследованию структуры разума:

Сложная она или элементарная?

Является ли разум простым, одиночным феноменом? Или это нечто сложное, составное?

Если он элементарен, то почему проявляет себя в различных модификациях?

Если он сложен, то как его можно перевести в состояние «пустотности», когда более нет ничего иного, кроме абсолютного единства?

Продолжая наши исследования, мы приближаемся к осознанию того, что разум свободен от обеих крайностей — как единства, так и множественности.

Сказано:

Как пишет Александра Дэви-Нил в своем комментарии к Учение Махамудра: «Естественно, приведенные концепции не являются теми единственными, которые признаны всеми без исключения школами буддизма, и, тем не менее, в среде просвященных ламаистов преобладает гораздо большее единство взглядов, чем можно было предположить, основываясь на учениях, распространяемых в Тибете миссионерами различных махаянистских или тантрических школ. Столетия их существования привели к определенному слиянию этих учений, а тибетский образ мышления наложил на них свой специфический отпечаток.

Словом, в буддизме ламаистов, если его освободить от наслоения народных верований, преобладает дух, свойственный как классической Хинаяне, так и благочестивой сентиментальной Махаяне.

Подобно тому, как у патриарха школы Чань мы находим фундаментальные положения буддизма, принятые и развитые китайским умом и пропитанные чисто китайским духом, точно так же мы находим в среде философов и мистиков Тибета те же самые фундаментальные принципы, принятые и истолкованные с точки зрения людей, весьма отличающихся от индийцев по складу ума.

Кто из учеников Будды наиболее точно выражает его мысль? Эту проблему не так-то легко разрешить, ибо мы лишены тех необходимых элементов, которые можно было бы использовать как основание для наших суждений. Письменные документы, которые представляют Учение Великого Мудреца, Сиддхартха Гаутамы Будды появились спустя несколько столетий после его смерти, и мы с полным основанием можем считать, что на них наложили сильный отпечаток те взгляды и тенденции, которые превалировали уже в ту пору среди буддийских монахов.

Те, кто предписывает это предтечам Будды из народов желтой расы, или из народов неарийского происхождения, более или менее связанных с ними, вероятно, сочтут, что его отдаленные родственники из Центральной Азии или Дальнего Востока, естественно, несравненно лучше подготовлены, чем другие, к восприятию всей полноты его Учения. Этот вопрос, если он вообще когда-нибудь и будет решен, в двух строках не рассмотреть. И все же, к каким бы результатам ни привел этот анализ, они никогда не будут абсолютно достоверными.

Поэтому, не отрицая исторических и философских исследовании, мы можем смело последовать совету ламаистских «посвящений» и достичь методами, которые аналогичны тем, что использовал сам Будда, созерцания Реальности, и, вместо того чтобы спрашивать у других о сокровенной мысли Наставника, сделать ее своей собственной благодаря обретению нами сущности Будды».

Приведенный комментарий взят нами из книги А. Дэви-Нил «Посвящения и Посвященные в Тибете», Санкт-Петербург, 1994 г.

ТИБЕТСКАЯ «КНИГА МЕРТВЫХ»

Наше изложение основ и особенностей культуры и религиозно-философской мысли Тибета будет не полным, если мы оставим без внимания совершенно уникальным памятник литературы, так называемую «Книгу Мертвых» — на языке оригинала это название звучит как «Бардо Тёдол». Это древнее учение представляет собой своеобразный «путеводитель» по различным уровням Загробного Мира («Бардо» — обозначает область, в которую сокровенная сущность человека (душа) попадает после смерти и после нахождения в которой человеку предстоит родиться заново, но уже в новом обличье).

Всю свою жизнь буддисты готовятся к смерти, которая традиционно рассматривается ими как долгожданное избавление от страданий земного существования, то есть не воспринимается трагически. В «Книге Мертвых» утверждается, что человек вовсе не теряет сознание после момента кончины, то есть расставания души с пришедшим в негодность физическим телом. Напротив, чувства обостряются, к тому же «умерший» обретает дополнительное видение, позволяющее ему ориентироваться в загробном мире.

Согласно «Книге Мертвых», именно после смерти человек получает возможность увидеть воочию цельную картину мироздания, ибо теперь его сознание не сковано никакими рамками и ограничениями, которыми приходилось платить за обладание в земном мире физическим телом. Кроме того, человек получает возможность заглянуть в глубины своей собственной духовной сущности. По утверждению буддистов, после смерти каждому предстоит убедиться на практике в правильности космогонических и психологических постулатов учения Будды. В этот момент обретает огромное значение, занимался ли человек при жизни медитативными упражнениями, йогой или другой духовной практикой. Если у него есть опыт в этой области, то ему значительно легче ориентироваться и перемещаться в области Бардо, а ведь именно от поведения умершего в состоянии между рождениями зависит характер его последующего воплощения.

«Продолжительность видения изначального чистого Света примерно равна времени, необходимому для принятия пищи, и зависит от состояния нервной системы, а также от того, имели умерший опыт встречи с Реальностью при жизни.

Когда поток сознания покидает тело, он спрашивает себя: «Жив я или мертв?!» — и не может ответить. Он видит своих родных и близких, как видел раньше, и слышит их плач. Жуткие кармические видения еще не появились; ужасные переживания, связанные с Божествами Смерти, также не наступили» (Здесь и далее цитаты приводятся по изданию «Тибетская Книга Мертвых», Москва, 1995 г.)

«В это время умерший видит, как его долю пищи откладывают в сторону, как с его тела снимают одежды, как подметают место, где он спал. Он слышит плач и причитания своих друзей и родственников; но хотя видит и слышит, как они взывают к нему, его собственные зовы им не слышны — и он удаляется прочь недовольный.

И тогда появятся звуки, свет и видения, все вместе, пугая его, устрашая, ужасая, вызывая сильную усталость. В это время следует читать наставления о встрече с Бардо постижения Реальности. Обратись к умершему по имени и внятно, без ошибок, читай следующее: О благороднорожденный, слушай внимательно, не отвлекайся! Есть шесть миров Бардо: естественное Бардо в чреве матери, Бардо сна, Бардо экстатического равновесия в глубокой медитации, Бардо момента смерти, Бардо постижения Реальности, Бардо возвращения к сансарическому бытию. Таковы эти шесть миров.

О благороднорожденный, для тебя наступило то, что называется смертью. Ты покидаешь этот мир, но ты не одинок: смерть приходит ко всем. Не привязывайся к этой жизни — ни из любви к ней, ни по слабости, даже если слабость вынуждает тебя цепляться за жизнь, у тебя не достает сил, чтобы остаться здесь, и ты не обретешь ничего, кроме блужданий в Сансаре. Не привязывайся к этому миру, не поддавайся слабости.

О благороднорожденный, в тот момент, когда твое сознание отделилось от тела, ты должен был увидеть сияние Чистой Истины, неуловимой, сверкающей, яркой, ослепительной, чудесной, величественной и лучезарной, похожей на мираж, который непрерывным пульсирующим потоком пронизывает весенний пейзаж. Не пугайся его, не страшись, не ужасайся — это сияние твоей истинной сущности. Познай его.

Из глубины этого сияния раздастся естественный звук Реальности, подобный раскатам тысячи громов. Это естественный звук твоего подлинного «Я». Не пугайся его, не страшись, не ужасайся.

Тело, которым ты сейчас обладаешь, называется духовным телом склонностей (ментальное тело); оно — не из плоти и крови, и потому ни звуки, ни свет, ни видения, ничто не причинит тебе вреда: ты более не подвержен смерти. Тебе достаточно знать, что это — твои собственные мысли. Помни, что все это — Бардо.

О благороднорожденный, если же, несмотря на духовную сосредоточенность и послушание в земной жизни, ты не узнаешь своих собственных мыслей, если не воспримешь это наставление, тогда свет испугает тебя, звуки устрашат, видения ужаснут. Если ты не овладеешь этим главным ключом к наставлениям, ты не сможешь правильно опознать звуки, свет и видения и будешь обречен блуждать в Сансаре».

Далее человеческая душа начинает свои странствования по разным уровням загробного мира, встречаясь на каждом из них со множеством гневных и мирных Божеств, вид которых порой может быть ужасающим, но и здесь умершему необходимо помнить, что все эти видения — порождение его собственного сознания, другими словами, все божества и всех демонов мы носим в себе.

В этом отношении несомненный интерес представляет работа выдающегося психолога современности К.-Г.Юнга, посвященная тибетской «Книге Мертвых», к которой он относился с большой серьезностью и вниманием, видя в этом трактате не разгул инфернальной восточной фантастики и экзотики, а бесценное собрание сведений, открывающее человеку путь к глубинам подсознания.

В свое время К.-Г. Юнг был учеником 3.Фрейда, но затем они разошлись во мнениях по многим вопросам, касающимся человеческой психики. Отголоски этого конфликта заметны и предлагаемой вашему вниманию работе, взятой нами из книги «Тибетская Книга Мертвых» (Москва, 1995 г.) Работа приводится с некоторыми сокращениями.

К.-Г. ЮНГ «ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ К «ТИБЕТСКОЙ КНИГЕ МЕРТВЫХ»

Прежде чем приступить к комментарию, необходимо сказать несколько слов о самой книге. «Тибетская Книга Мертвых» («Бардо Тёдол») — это сборник наставлений, предназначенных умирающему и умершему. Подобно «Египетской Книге Мертвых», она служит путеводителем по области Бардо, символически представленном как промежуточное состояние между смертью и новым рождением продолжительностью в 49 дней. Книга состоит из трех частей. В первой — «Чигай Бардо» — описаны психические состояния в момент смерти; во второй — «Чёнид Бардо» — состояние сразу после смерти и так называемые «кармические видения»; в третьей — «Сид-па Бардо» — возникновение инстинкта рождения и явления, предшествующие новому рождению.

Согласно «Книге Мертвых», высшая степень понимания и просветления, а значит — максимальная возможность освобождения — достигается человеком в момент смерти. Вскоре после нее возникают «видения», которые в конечном итоге приводят к новому рождению, причем изначальный ослепительный свет постепенно тускнеет и дробится, а видения становятся все более жуткими. Такое нисхождение поясняет отчуждение сознания от освобождающей истины по мере приближения к моменту физического рождения. Наставления «Книги Мертвых», которые лама читает над мертвым телом, предназначены для того, чтобы на каждом этапе новых иллюзий и заблуждений напоминать умершему о постоянной возможности освобождения и объяснять природу его видений.

Со времени появления в Европе в 1927 г. «Книга Мертвых» была моим постоянным спутником — ей я обязан не только важными идеями и открытиями, но и своими глубочайшими прозрениями. В отличие от «Египетской Книги Мертвых», которая говорит одновременно слишком много и слишком мало, «Бардо Тёдол» представляет собой вполне умопостигаемое учение, имеющее в виду не богов или дикарей, а самых обычных людей.

И «гневные», и «мирные» божества понимаются в нем как сансарические проекции человеческой души, что просвещенному европейцу кажется очевидным, поскольку напоминают его собственные банальные построения. Но хотя европеец с легкостью может счесть эти божества проекциями, он совершенно не способен одновременно говорить об их реальности. «Книга Мертвых» делает именно это благодаря важнейшим своим метафизическим предпосылкам, чего не может просвещенный и непросвещенный европеец. «Книга Мертвых» исходит из неявного допущения антиномичности любых метафизических утверждений, а также из идеи качественного своеобразия разных уровней сознания и обусловленных ими метафизических реальностей.

В основу этой удивительной книги положено не скудное европейское «или-или», а величественное и утверждающее «и — и». Эта формула может показаться западному сознанию спорной, поскольку Запад предпочитает ясность и недвусмысленность, что позволяет одному мыслителю рьяно признавать существование Бога, а другому с неменьшей категоричностью его отрицать. Интересно, как отнеслись бы эти враждующие собратья к следующему высказыванию: «Осознав, что пустота твоего разума есть состояние Будды, ты достигнешь состояния Божественного Разума Будды?»

Боюсь, что такого рода высказывания совершенно неприемлемы ни для философии, ни для богословия Запада. «Книга Мертвых» в высшей степени психологична, в то время, как наша философия и богословие до сих пор пребывают на средневековом, допсихологическом уровне, на котором позволяется выслушивать, объяснять, защищать, критиковать и обсуждать только отдельные высказывания, но не лежащие в их основе догмы, выносящиеся за пределы всякого обсуждения.

В «Книге Мертвых» говорится: «Твое сознание, сияющее, пустое, неотделимое от Великого Источника Света; оно не рождается и не умирает, оно — немеркнущий Свет, Будда Амитаба».

Душа (или индивидуальное сознание) не только не ничтожна, но она и есть сияющее Божество. Вапад или считает такое заявление опасным (а то и просто богохульным), или бездумно принимает его, страдая впоследствии от теософской инфляции. В этом вопросе мы всегда умудряемся занять неверную позицию.

«Книга Мертвых» открывает умирающему глубочайшую истину, согласно которой даже боги есть не что иное, как сияние и отражение нашей собственной души; Солнце на Востоке не меркнет, как померещилось бы христианину, у которого «похитили» Бога; напротив, человеческая душа оказывается светом божества, а божество — душой. «Книга Мертвых» говорит о первичности души, что крайне важно, ибо это единственное, в чем жизнь нас не убеждает. Умерший освобождается от мира «данностей»; цель «Книги Мертвых» — помочь его освобождению. В посвящении живущего загробный мир — это не мир после смерти, а переворот в его взглядах и стремлениях, психологический загробный мир, или, прибегая к христианским понятиям, искупление мирских соблазнов и греха. Искупление — есть отвержение и избавление от неведения мрака, движение к просветлению и освобождению, к победе и выходу за пределы всякой «данности».

ПЕРЕСЕЧЕНИЕ ИДЕЙ «КНИГИ МЕРТВЫХ» И ПСИХОАНАЛИЗА

Итак, «Книга Мертвых» описывает процесс посвящения, цель которого — вернуть душе божественную сущность, утраченную ею с физическим рождением. В соответствии с этим, описанное в «Книге Мертвых» посвящение представляет собой ряд ослабевающих пульсаций, завершающийся новым рождением. Единственная разновидность посвящения, которая известна в настоящее время на Западе, — это анализ бессознательного, осуществляемый врачом с психотерапевтическими целями. Такое проникновение в лежащие ниже уровня сознания слои — есть разновидность рациональной майевтики по Сократу: выявление психического содержания, в зародыше пребывающего в подсознании.

Первоначально психотерапия была связана с психоанализом Фрейда и сосредоточивалась в основном на сексуальных фантазиях. В «Книге Мертвых» этой области соответствует «Сидпа», последняя, низшая область, в которой умерший, не сумевший усвоить смысл поучений двух первых частей книги — «Чигай Бардо» и «Чёнид Бардо», — становится жертвойгсвоих сексуальных фантазий и прельщается видениями соединяющихся любовных пар. Наконец, одно из материнских чрев улавливает его и вновь рождает в этом мире.

Как и следовало ожидать, в действие вступает эдипов комплекс. Если карма умершего такова, что он родится мальчиком, то он влюбится в свою будущую мать и возненавидит отца, и наоборот, будущая девочка почувствует влечение к тому, кто станет ее отцом, и отвращение к матери. Европеец проходит эту специфически фрейдистскую область, когда с помощью психоанализа извлекается на свет содержание его бессознательного, но он движется при этом в обратном направлении — от детских сексуальных фантазий к материнскому чреву.

В кругах психоаналитиков была высказана гипотеза, что главная психическая травма обусловлена переживания «ми в момент рождения; более того, психоанализ пытается восстановить воспоминания о внутриутробном периоде существования. К несчастью, европейский ум достигает на этом своего предела. Можно, казалось бы, ожидать, что психоанализ Фрейда успешно проникнет в область так называемых внутриутробных переживаний и пойдет дальше; произойди это — и психоанализ покинул бы область Сид па и проник в низшие слои Чёнид.

Однако, опираясь на современные биологические представления, это рискованное предприятие не может увенчаться успехом: основанной на нынешних научных предпосылках подготовки для этого явно не достаточно. Если бы путешествие все-таки удалось продолжить, это наверняка привело бы к постулату о предутробном существовании (т. е. о подлинном существовании в области Бардо) при условии, что удалось бы обнаружить какой-нибудь след этого существования. Как известно, далее чистых гипотез относительно внутриутробного опыта психоанализ не продвинулся; даже пресловутая «травма рождения» обернулась трюизмом вроде того, что «жизнь — это болезнь с неблагоприятным прогнозом, ибо исход ее всегда фатален».

Психоанализ Фрейда не пошел, по существу, дальше области Сидпа, то есть не сумел отделить себя от сексуальных фантазий и прочих «несовместимых тенденций, порождающих беспокойство и иные аффекты». Тем не менее, фрейдизм предпринял первую на Западе попытку исследовать, хотя бы снизу, из сферы животного инстинкта, — ту область психики, которой в тантрическом ламаизме соответствует область Сидпа. Вполне понятный страх перед метафизикой помешал Фрейду проникнуть в область «оккультного».

Согласно психологии «Сидпа Бардо», состояние Сидпа характеризуется мощным потоком кармы, уносящим умершего к «вратам материнского чрева». Из области Сидпа невозможно движение назад — она отрезана от области Ченид интенсивным стремлением вниз, в сферу животного инстинкта и нового рождения. Это значит, что всякий, кто проникает в область бессознательного на основе чисто биологических предпосылок, неизбежно застрянет в сфере инстинкта и, вновь и вновь выбрасываемый в область физического существования, не сумеет ее покинуть.

Именно поэтому фрейдизм остается в пределах негативной оценки бессознательного, исчерпываемой формулой «всего-навсего». Необходимо отметить, что подобное представление о душе — типично западное, только выраженное гораздо яснее, проще и безжалостнее, чем выражали его другие. Что касается «разума», то даже Макс Шеллер с сожалением заметил, что его могущество, мягко говоря, весьма сомнительно.

С помощью психоанализа рациональный западный дух вторгся в область, которую вполне допустимо назвать неврозом Сидпы, и остановился здесь, удерживаемый догмой, согласно которой все психическое субъективно и индивидуально. Но и это вторжение оказалось весьма полезным, так как позволило сделать новый шаг за пределы сознания. Благодаря ему становится понятно, что читать «Книгу Мертвых» европеец должен от конца к началу. С помощью западной науки мы более или менее усвоили психологический характер «Сидпа Бардо», и теперь перед нами стоит задача усвоения предшествующего ему «Чёнид Бардо».

Состояние Чёнид — область «кармических видений» или иллюзий, проистекающих из психического остатка прежних существований. Согласно восточным представлениям, карма — это нечто вроде психической наследственности, основанной на гипотезе о перевоплощении (в крайней ее форме на гипотезе о вневременности души). Ни европейская наука, ни европейский разум эту гипотезу понять не могут.

К тому же мы слишком мало знаем о посмертном существовании души и не понимаем, как вообще об этом можно что-то утверждать. Таким образом, принимая концепцию кармы, мы предусмотрительно истолковываем ее как психическую наследственность (в самом широком смысле этого слова).

Психическая наследственность действительно существует, поскольку наследуются такие психологические характеристики, как черты характера, творческие способности, предрасположенность к определенным болезням и т. п. Впрочем психологическая сущность этих сложных явлении ничуть не страдает от того, что естественные науки сводят их к тем или иным физическим явлениям. Среди наследуемых психологических характеристик имеется класс свойств, не зависящих ни от рода, ни от расы, к которым принадлежит индивидуум, — универсальные характеристики сознания.

Так как плоды воображения в принципе визуальны, их формы с самого начала должны характеризоваться как образы, и более того, — как типичные образы. Вот почему, следуя Блаженному Августину, я называю их архетипами. Сравнительная история религий и мифологий, психиатрия и психология сновидений открывают богатейшие залежи архетипов, поразительное единообразие этих образов и выражаемых ими идей послужило почвой, питающей самые фантастические построения «теории бродячих сюжетов», — хотя естественнее было бы задуматься над поразительным сходством человеческих душ всех времен и народов.

Фантазии, имеющие архетипическую структуру, возникают самопроизвольно и в любое время и в любом месте, даже если всякая возможность для их заимствования отсутствует. Исходные структурные компоненты души столь же поразительно единообразны, как части человеческого тела. Архетипы — это, так сказать, органы человеческой души, извечно наследуемые формы и идеи, которые сами по себе лишены определенного содержания, но обретают его в течение жизни человека, чей опыт заполняет эти формы. Если бы архетипы не существовали повсеместно и в одинаковом виде, то как объяснить, например, следующее совпадение: почти на каждой странице «Книги Мертвых» говорится о том, что умершие не знают, что они мертвы, — ис этим утверждением то и дело сталкиваешься на страницах незрелой и смертельно скучной литературы европейского и американского спиритуалима?

«Кармические видения» порождаются верой в фантастический, крайне иррациональный мир, который не выводится из разума и не согласуется с ним, а является плодом свободного воображения. Любой здравомыслящий человек предостережет нас, что все это явная фантазия или бред, и, действительно, трудно с первого взгляда отличить такого рода видения от фантасмагории сумасшедшего. Нередко самого незначительного ослабления умственных способностей достаточно, чтобы породить этот иллюзорный мир.

Мрак и ужас, которые царят в нем, сходны с переживаниями, описанными в начале «Сидпа Бардо». Однако содержание этого Бардо обнаруживает архетипы — кармические видения, появляющиеся в устрашающем облике. Состояние Чёнид подобно искусственно вызванному психозу.

Страдания, соответствующие адским мукам области Чёнид, описаны в «Книге Мертвых» так: «И тогда один из Палачей-Мучителей Бога Смерти набросит тебе на шею петлю и поволочет за собой. Он отсечет тебе голову, вырвет сердце, вывернет чрево, высосет мозг, выпьет кровь; он пожрет твою плоть и изгложет кости, но ты не можешь умереть. Хотя твое тело будет разорвано на мелкие части, оно оживет вновь. И так будет повторяться снова и снова, причиняя тебе ужасную боль и муку».

Этими мучениями удачно описывается реальный смысл опасности — расчленения целостного тела Бардо, представляющего собой нечто вроде «тонкой материи», которая образует оболочку психического «Я» после смерти. Психологический эквивалент такого расчленения — явление диссоциации и ее крайняя форма шизофрения (расщепление личности). Это самое распространенное психическое заболевание связано, по сути дела, с упомянутым ослаблением умственных способностей, благодаря которому исчезает контроль со стороны сознания и открывается неограниченный простор для деятельности подсознательных «доминант».

Таким образом, переход из состояния Сидпы в состояние Чёнид характеризуется опасным изменением целей и намерений сознания, отказом от устойчивого «Я» и подчинением крайней неопределенности, воплощенной в хаосе форм. Фрейд продемонстрировал глубочайшую интуицию, назвав его «средоточием тревоги». Страх пожертвовать собой скрывается в глубине каждого «Я» и нередко свидетельствует о слабо сдерживаемых силах подсознания, готовых вырваться на свободу.

Никто из стремящихся к обретению самости не избавлен от этой опасности, поскольку то, что вызывает страх, также принадлежит самости: это подсознательная или надсознательная область «доминант», от которых «Я» с огромным трудом, но лишь частично эмансипировалось ради достижения в той или иной степени иллюзорной свободы. Безусловно, такая эмансипация необходима и даже героична, но ровно ничего не решает: она лишь создает субъекта, вынужденного во имя самоутверждения противопоставить себя объекту.

Даже поверхностный взгляд обнаруживает, что Запад переполнен проектами по достижению этой цели. В мире объектов мы ищем и находим трудности, препятствия и врагов: мы охотно помещаем добро и зло в видимые предметы, чтобы удобнее было побеждать, наказывать и уничтожать зло и наслаждаться добром.

Но сама природа не дозволяет длиться этому состоянию райской невинности вечно. Всегда находятся люди, которые открывают, что мир объектов и связанный с ними опыт, по сути своей, символичен и отражает лишь то, что пребывает в самом субъекте, в его собственной сверхсубъективной реальности. Эта глубочайшая интуиция, согласующаяся с ламаистским учением, помогает нам понять истинный смысл состояния Чёнид — «Чёнид Бардо» значит «Область постижения Реальности».

Согласно «Чёнид Бардо», реальность, характеризующая состояние Чёнид, — это реальность сознания. «Мысли предстают здесь как нечто реальное, фантазия обретает зримые формы, перед умершим проходят жуткие видения, порожденные его кармой. Первым среди них (если читать книгу с конца) появляется всесокрушающий Бог смерти — воплощение всех ужасов; за ним следуют 28 «злосильных» и 58 «кровожадных» богов и богинь. Несмотря на свой демонический облик и хаотическую смесь чудовищных атрибутов, все они подчиняются определенному порядку. Божества образуют группы, в которых располагаются по четырем направлениям и различаются символическими цветами. Постепенно обнаруживается, что божества организованы в «мандалы», или крути с четырехцветным крестом внутри.

На высшем интуитивном уровне умерший знает, что все «мысли» исходят из него и что четыре пути мудрости — есть эманации его собственных психических способностей. Эта идея приводит нас к психологии ламаистской мандалы.

СРАВНЕНИЕ ЛАМАИСТСКИХ ПОГРЕБАЛЬНЫХ ЦЕРЕМОНИЙ С ХРИСТИАНСКИМИ

Читая «Книгу Мертвых» с конца, после состояния Чёнид мы достигаем состояния Чигай, где кармические видения прекращаются. Хотя изменение порядка чтения, предложенное мной для облегчения понимания «Книги Мертвых», конечно, никоим образом не соответствует ее подлинному замыслу, точно также использование книги в психологических целях — не более как побочная возможность, допускаемая, впрочем, ламаистской традицией. Подлинная же цель этой необычной книги (сколь бы странной ни казалась она современному образованному европейцу) — дать умершему сведения о его путешествии по областям Бардо. В западном мире только католическая церковь оказывает хоть какую-то помощь душам умерших. (По-видимому, православную церковь Юнг не рассматривает как часть западного мира — прим, составителя).

Что касается протестантов с их жизнеутверждающим оптимизмом, то у них имеется лишь несколько «Обществ спасения», которые убеждают умерших в том, что они мертвы. В целом, на Западе нет ничего, что можно было бы сравнить с «Книгой Мертвых», за исключением нескольких эзотерических сочинений. Не считая католических заупокойных месс, религиозные обряды проводятся на довольно низком уровне. Уровень католических заупокойных месс достаточно высок, ибо они направлены на психическое благополучие умерших, а не на слезливую сентиментальность живых, но и они не сравнимы с высочайшим духовным напряжением, запечатленным в «Книге Мертвых». Ее наставления столь подробны и столь приспособлены к малейшим изменениям в состоянии умершего, что каждый серьезный читатель вправе задать вопрос: «А что если мудрые ламы и впрямь заглянули за пределы третьих измерений и сорвали завесу с величайшей из тайн?»

Возможно, удел истины приносить людям разочарование, но, читая «Книгу Мертвых», буквально ощущаешь ее достоверность. Как неожиданно обнаружить загробное существование, относительно которого наше религиозное сознание сформировало самые величественные представления, окрашенные в мрачные тона кошмаров! Истинное просветление умерший испытывает не в конце Бардо, а в его начале, в момент смерти, после чего начинается погружение в область иллюзий и неведения — постепенная деградация, завершающаяся новым рождением в физическом мире.

Духовная вершина достигается человеком в момент завершения жизни, следовательно, жизнь — есть средство для достижения высшего совершенства; именно она порождает карму, открывающую умершему возможность обрести извечный свет Пустоты, остановиться в центре колеса рождений, освободиться от иллюзий возникновения и разрушения. Пребывание в Бардо не связано ни с вечным блаженством, ни с вечными муками: это нисхождение в очередную жизнь, которая приближает человека к его конечной цели, высочайшему завершению его трудов и стремлений в период земной жизни. Трудно не признать возвышенный и героический характер этой точки зрения.