Тиль Гаримму

8

Весна 685 г. до н. э.

Тиль-Гаримму

Из всех многочисленных отпрысков Син-аххе-риба Арад-бел-ит был самым образованным. Человек незаурядный, лишенный напускного величия, но отнюдь не упрямства, он до всего хотел дойти сам, ко многому относился без предубеждения, и на то, на что другие закрывали глаза, напротив, смотрел по-особенному. Даже о богах он говорил без смирения, а если и вспоминал, то не скрывал, что нужны они лишь для поддержания всеобщего страха перед троном, царем и священнослужителями.

Набу-аххе-риб, жрец бога Нинурты, покровителя земледелия и скотоводства, пытался в отрочестве обучать молодого принца всему, что знал сам, однако, натолкнувшись на каменную стену неприятия, вскоре отказался от этой затеи.

«Все, что мне от него было надо, я уже получил, а как думать и кому поклоняться, я решу сам, — спокойно ответил Арад-бел-ит на упреки отца после того, как жрец пришел к нему с жалобой на царевича.

Зная клинопись, он больше не нуждался в поводыре. С этого времени принц подолгу оставался в храмах Ниневии, Ашшура и Калху, где хранились тысячи глиняных табличек, повествующих о том[50], как покорялись страны великие и малые, низвергались всесильные правители и карались целые народы.

Арад-бел-ит знал имена всех ста одиннадцати правителей Ассирии до восшествия на престол его прадеда Тукульти-апал-Эшарра III, поднявшего страну с колен. Однако превыше всего принц ставил деяния отца и своего деда[51]. Ведь это при них страна взлетела на доселе недосягаемую высоту, простерла свою длань от Аравии на юге до реки Аракс и Верхнего моря[52] на севере, от Каспийских ворот[53]на востоке до Великого моря Заката[54] на западе.

Он помнил обо всех битвах, маневрах и военных хитростях ассирийских царей, сколько солдат сопровождало их в походах, а также имена полководцев, офицеров и воинов, особо отличившихся в боях, какие пустыни, реки и горные хребты они пересекали, сколько скота, рабов и золота забрали после побед, об отстроенных городах, о реках, повернутых вспять, об ученых мужах, восславивших своих владык. Кроме истории и географии обучился математике и нескольким языкам, сам втайне пробовал писать поэму о своем отце, которому поклонялся и старался во всем подражать. И все время мечтал о том, что когда-нибудь он повторит и превзойдет подвиги самых великих властителей Ашшура… Мечтал, зная, что эти мечты напрасны. Арад-бел-ит был вторым сыном Син-аххе-риба, а потому, по ассирийским законам, не мог претендовать на царский трон.

Боги, в которых он не верил, думали иначе. В месяце нисану, день двадцатый, эпонимах Метуны, наместника Исаны, Син-аххе-риб, великий царь, могучий царь, царь обитаемого мира, царь Ассирии, царь четырех стран света, премудрый пастырь, хранитель истины, любящий справедливость, творящий добро[55], подарил Вавилонское царство своему первенцу, возлюбленному Ашшур-надин-шуми[56], наследнику ассирийского престола, и, сам того не ведая, подписал ему тем смертный приговор. Через шесть лет Вавилон низверг нового царя, и тот пал от руки эламского правителя Халлутуш-Иншушинака II[57]. Так преждевременная смерть Ашшур-надин-шуми сделала следующим претендентом на трон Ассирии Арад-бел-ита.

В знак своего безграничного доверия Син-аххе-риб назначил нового наследника начальником разведки. Секретная служба Ассирии находилась на особом положении в государстве. Она имела доступ ко всем сферам жизни страны — от управления рабами до расходов на строительство дворцов и храмов, влияла на настроение толпы и сановников, плела интриги дома и за границей, отчитывалась перед царем о каждом шаге врагов и друзей и никогда не прекращала войны. Она получала донесения от царицы Фригии и министров Урарту, жрецов Вавилона и купцов Элама, египетских офицеров и ремесленников Дамаска. Ее шпионы были повсюду. Ее царских посланцев, которых называли мар-шипри-ша-шарри, считали черными вестниками смерти и боялись больше, чем бога Нергала — владыки города мертвых.

Арад-бел-ит оправдал надежды отца. В победе Ассирии над Вавилоном была немалая доля заслуг принца. Лазутчики секретной службы сделали все, чтобы Элам забыл о своем союзнике, а затем внесли разброд в ряды защитников древнего города, обещая пощаду тем, кто перейдет на сторону ассирийцев. Син-аххе-риб сдержал слово, но в отместку за гибель своего первенца снес стены Вавилона, его дома, дворцы и храмы, а руины затопил водами Евфрата.

Казалось, после этого наступит мир. Он должен был наступить, когда сильнейшие из врагов были повержены, а слабые не смели поднять голову. Он стал так желанен, что, кажется, сами боги молили простых смертных вложить меч в ножны. Он стал нужен Ассирии, Ниневии, Син-аххе-рибу.

Однако стоило царю поверить в мир, как в Киликии взбунтовался Кируа, правитель города Иллубгу[58]. Потом восстал Тиль-Гаримму. Оттуда же, с севера, нависла угроза вторжения в страну киммерийцев, о которых раньше никто не слышал, кочевников без родины и корней.

А потом вскрылась правда, в которую не хотелось верить.

Киммерийцы, стремительные и беспощадные, в поле перегонявшие ветер, без труда покорившие Фригию, о чью армию ассирийские войска не раз разбивались, словно волны о скалы, пришли сюда… спасая женщин, детей и свое хозяйство от врага куда более сильного, чем они сами… Поговаривали, что они бежали от божьей кары, демонов, восставших из недр земли, рыжебородых страшных «ишкуза^»[59], силы, которой невозможно препятствовать.

Они бежали от скифов…

Стало известно о том, что скифы перешли Аракс и вторглись на север Урарту. Посланные туда лазутчики это подтвердили, но уточнили, что отряды были небольшими и царь Урарту Аргишти II [60]не предпринимает на этот счет никаких мер.

Потом о них забыли. На время. Так вода, ушедшая в песок, не оставляет следов.

И вдруг Арад-бел-ит слышит скифскую речь на царском пиру — было чему удивиться. Когда же прозвучало имя Омри, Арад-бел-ит насторожился и потребовал привести к нему Мар-Зайю.

Царского писца проводили в подземелье, туда, где еще недавно пытали Шем-Това, на время оставили одного.

Ждать принца пришлось недолго. Тяжелая деревянная дверь, обитая бронзовыми листами, тихо заскрипела и медленно отворилась, впуская Арад-бел-ита. Она даже заперлась, как будто в крышку гроба вонзили железный костыль.

Тридцатидвухлетний наследник престола, несмотря на свой невысокий рост, был необычайно силен. Поговаривали, что у царевича медвежья хватка. Он не раз побеждал на ковре самых известных борцов Ассирии, которым было запрещено поддаваться под страхом смерти.

Его борода и волосы были тщательно завиты и уложены вместе с золотыми нитями, одежда отличалась не только богатством, но также изяществом: Арад-бел-ит давно стал эталоном моды для ассирийской аристократии и внимательно относился к подобным мелочам. Поверх пурпурного платья с многочисленными оборками на нем был надет долгополый плащ с широким поясом и бахромой, доставленный его слугами из Аскалона[61] от знаменитого портного. Пальцы украшала пара недорогих, но искусно сделанных серебряных перстней, на руках — от запястья до локтя — сидели, переливаясь всеми цветами радуги, массивные браслеты с драгоценными каменьями, которые вполне можно было использовать в рукопашной схватке. Широкое лицо делало его непохожим на отца, чего нельзя было сказать о характере и манере держать себя. Оно всегда оставалось спокойным: и во время приступов гнева, и в минуты счастья. Единственное, что могло выдать истинные чувства Арад-бел-ита, — большие раскосые глаза: когда он волновался, сердился и даже радовался, они меняли свой индиговый оттенок на цвет ночи.

При виде царевича Мар-Зайя поклонился, смиренно опустил глаза.

Арад-бел-ит обошел стол и сел в кресло на мягкие подушки.

— Хотел поблагодарить тебя за верную службу. Царь успел проникнуться к тебе доверием. Это дорогого стоит. Ты помнишь, что о наших встречах никто не должен знать? Ни о том, что мы встречаемся, ни о том, что обсуждаем.

— Да, мой господин, — ответил писец.

— Знаешь, зачем я тебя звал? — с нажимом спросил Арад-бел-ит.

— Нет, мой господин. Я в чем-то провинился?

— Никогда не спрашивай о своей вине. Каждому есть что скрывать. А значит, есть и вина.

— Мой господин…

Они замолчали. Царевич пристально посмотрел на писца, опустившего глаза.

— Меня интересует, откуда ты знаешь язык скифов?

— Мой господин… Три месяца назад я приобрел на рынке раба для своего дяди. Раб оказался скифом. Понемногу учусь языку, от него узнал об этом народе.

— Он живет у тебя дома?

— Да, мой господин.

— Что ты узнал? Умеешь отделять зерна от плевел?

Мар-Зайя понял, что от него требуется: быть кратким и точным.

— Родина скифов находится далеко за Верхним морем, в северных предгорьях Кавказа. Все они конные лучники. Число их столь огромно, что когда они пускают стрелы, те заслоняют солнце…

— Зерна от плевел, — напомнил Арад-бел-ит. Все враги Ассирии, описывая ее армию, не уставали говорить об ассирийских лучниках и всегда прибегали к подобным сравнениям.

— Я говорю словами раба, — Мар-Зайя осторожно поднял глаза, осмелился спорить. — Никто из них не умеет ни считать, ни писать… Скифы идут через горы и оседают в долине Аракса. Пока налегке, без повозок, женщин и детей… Племен не больше трех десятков, в каждом сотня-две мужчин… редко до пятисот. Значит, не больше пяти-шести тысяч. Пока немного. Сколько будет еще — неведомо. Раб говорил, что до конца года их число вырастет вдвое. Верить ему или нет — решай сам.

Царевичу понравилась его дерзость:

— Продолжай.

— Во главе каждого племени вождь, а над всеми стоит царь Ишпакай. Они не умеют брать города, но непобедимы в чистом поле. Может быть, потому, что у них особенные луки и стрелы[62]. Сам я их не видел, в чем секрет — не знаю, но этот скиф смеялся, испытав наше оружие. А может быть, потому, что они превосходные всадники[63]. Их лошади низкорослы, но выносливы. Вместо попоны они пользуются треугольными седлами, которые крепятся двумя подпругами. У них свои боги, но больше других они поклоняются богу войны Аресу. Скифы перешли горы в надежде на богатую добычу и сейчас готовятся к войне с Урарту… Это все, что заслуживает твоего внимания, мой господин.

— Ты покажешь мне его, когда мы вернемся, — Арад-бел-ит внимательно посмотрел на писца. — Скифы… Скифы… Ты думаешь они опасны?

— Так думают киммерийцы, а киммерийцы опасны.

— Хорошо, — Арад-бел-ит поднялся, чтобы уйти. — Если кто-нибудь спросит тебя, зачем ты понадобился мне сегодня, можешь сказать правду… И забудь об Омри — я слышал твою просьбу Гульяту, — внутренняя стража его ищет, это все, что тебе следует знать. Теперь ступай.

— Мой господин, могу ли я просить тебя о милости выслушать твоего покорного слугу?

— Говори.

— Не гневайся, царевич, что вмешиваюсь в дела государственные… но Марганиту, принцессу Тиль-Гаримму, следовало бы оставить в живых.

— Отчего такая забота? — царевич спросил, не глядя на писца.

— Киммерийцы еще не разбиты. Неважно, сойдутся наши армии в битве или нет, но казнив Марганиту, мы сжигаем все мосты для мирных переговоров. Она пришлась по сердцу Лигдамиде, сыну царя Теушпы. Такое не прощают.

Арад-бел-ит окликнул слугу, чтобы принесли холодного пива, и благосклонно разрешил Мар-Зайе присесть на скамью у стены.

— Ты разве не заметил, что эта девчонка напугала моего отца?

— И понравилась. Царь одинок. И мы оба знаем это. Он будет благодарен тебе, если ты спасешь ту, кого он обрек на смерть в минуту… слабости.

Глаза царевича сверкнули гневом и радостью — значит, не он один обратил внимание на то, что происходит с его отцом.

— Ты говоришь так, будто у тебя две жизни, — усмехнулся Арад-бел-ит. — Для кого ты ее бережешь: для нашего царя, для киммерийского царевича или… еще каких целей?

— Дорогому алмазу требуется дорогая оправа.

— Ослушаться приказа царя… Это непросто. Но допустим, я отложу ее казнь…

— И ее братьев, чтобы можно было держать ее в узде.

— Хорошо, и ее братьев… Но как долго удастся это скрывать от царя? Где их спрятать?

— В Ниневии.

— Да ты еще более безумен, чем я думал. В столице? Под носом у Закуту, сгорающей от ревности? Хотя... это и в самом деле забавно. Киммерийцев мы раздавим, они хорошие воины, но малочисленны, а вот сделать подарок отцу, когда он забудет о своем гневе и страхах… Заставить эту сирийскую змею проглотить собственное жало… Ты прав, это того стоит. Она отправится в Ниневию вместе с рабами. Для начала поселишь ее в своем доме…

После этих слов Арад-бел-ит задумался и замолчал.

Мысль использовать в своих целях принцессу Тиль-Гаримму, чье появление сначала смутило, а затем почему-то напугало отца, показалась царевичу интересной. Син-аххе-риб в последнее время, казалось, утратил вкус к жизни. Он действительно много времени проводил в одиночестве, стал рассеян, выглядел уставшим, страдал от бессонницы, редко посещал свой гарем… Так сразу и не вспомнишь, когда его в последний раз настолько увлекала женщина…

Арад-бел-ит жестом отпустил писца, а едва за ним закрылась дверь, громко позвал:

— Набу!

Молочный брат принца выступил из темноты, где он подслушивал разговор, опустился на скамью, не спрашивая разрешения, и выжидающе посмотрел на наследника.

Набу-шур-уцур был массивнее молочного брата, покатые плечи и сутулая спина делали его похожим на тягловую лошадь. Его лицо перепахали рытвины, взгляд был тяжелым, черные глаза подслеповато щурились. Одевался он намного проще царевича, лишь широкая богатая перевязь и длинная льняная туника свидетельствовали о высоком статусе.

— И чем мы рискуем? — неопределенно спросил Арад-бел-ит.

— Примерить на себя гнев царя, что ты не исполнил его приказа, — спокойно ответил Набу. — И все-таки я соглашусь с писцом. Такой шанс нельзя упускать. Не вижу, пока, зачем нам стоит налаживать отношения с киммерийцами… Но если твой отец увлечется Марганитой и она станет его любимой женой…

— Мы избавимся от Закуту, — закончил за него Арад-бел-ит. — Как думаешь, случайно у нашего писца объявился этот скиф или это боги с нами так забавляются?

— Разве можно что скрыть от богов, — рассудительно заметил Набу, который был куда более религиозен, нежели молочный брат. — Что до его рассказа… Обрывочных сведений о скифах у нас и без того достаточно. Нам бы что-нибудь повесомее.

— Наберемся терпения.

— Понимаю, о ком ты говоришь… Думаешь, он еще жив? В последний раз мы получили от него сообщение год назад. Кстати, всего третье за все время. Отправь мы нескольких лазутчиков, может быть, кто-нибудь из них и сумел бы осесть среди скифов.

— Что толку в каком-то скотоводе или чужаке, который не сумеет приблизиться к скифскому царю даже на расстояние полета стрелы? Нет, нам нужен человек, который будет стоять рядом с троном, — принц снова вспомнил о Мар-Зайе. — А ведь писец всерьез собрался искать Омри. Хорошо еще, что Гульяту хватило ума отговорить его…

— Думаешь Мар-Зайе, что-то известно?

— Думаю, он собирался воспользоваться тем планом, что я когда-то дал мар-шипри-ша-шарри Хошабу.

— Я сегодня же обыщу все подземелья.

— Найди его. И лучше живым, чем мертвым. Гульяту же скажи, чтобы объявил в армии награду за поимку Омри.