Тиль Гаримму

4

Весна 685 г. до н. э.

За десять дней до падения Тиль-Гаримму.

Передняя Азия. Фригия[19]. Город Хаттуса[20]. Население не более 10 тыс. человек.

Шесть дневных переходов от Тиль-Гаримму

Хаттуса.

Неприступная и величественная...

Разрушенная и низвергнутая...

Оставленная людьми за пятьсот лет до описываемых событий и всего два поколения назад восстановленная из пепла и руин усилиями царей из династии Гордия [21], ко времени вторжения во Фригию киммерийцев [22]она представляла собой жалкое подобие древнего города. В несколько раз сократилось ее население, так и не был полностью отстроен дворец, некогда многочисленные искусственные озера ныне превратились в пустующие глазницы среди голых скал, крепостные стены стали тоньше и ниже, но самое главное — Хаттуса утратила ту притягательную силу, что может быть свойственна только великим столицам, тем, чем она была в свое время. Единственное, что осталось от былого величия, — ее слава. Лучший союзник по праву предательства. Та самая слава, что привела под ее стены несколько лет назад киммерийцев.

— Столица? Этот город был столицей хеттов [23]? Грозных хеттов? — с насмешкой произнес тогда киммерийский царь Теушпа, впервые рассматривая новую Хаттусу, раскинувшуюся на неуютном высокогорном плато. — Скажи, Балдберт [24], разве не лучше жить в шатре на зеленой равнине у полноводной реки, нежели в этих холодных склепах, среди серых камней, где гуляет ветер? Что мы вообще тут делаем, дорогой друг?

Его советник сказал без тени лукавства:

— Здесь хорошие пастбища, много источников, и сюда не подобраться незамеченным. С севера и юга — ущелья, с востока и запада — отвесные скалы. Чем не отличное место для твоего стана, мой царь?

Ашшуррисау, — коренастый, кривоногий, с округлым брюшком и плутоватым лицом, со щелками вместо глаз, — для всех торговец пряностями из Сирии, обосновался в Хаттусе больше двух лет назад. Через полгода он взял себе киммерийскую жену, в положенный срок родившую ему дочь, обзавелся хозяйством и многочисленными знакомствами.

В месяце айар[25]^_,за десять дней до падения Тиль-Гаримму, Ашшуррисау принимал дома своего тестя, кузнеца-киммерийца, служившего царю Теушпа.

Кочевника звали Магнус. Он был почти в два раза выше ростом зятя-инородца, неимоверно силен, ловко управлялся с молотом и наковальней, но оказался совершенно не сведущ в делах житейских. Однажды за долги его едва не сделали рабом. Но тут появился Ашшуррисау, выкупил бедолагу, да еще захотел с ним породниться.

Осторожно подбирая с большого медного блюда хорошо прожаренные куски мяса, Магнус косился в сторону дочери, занятой домашними делами в соседней комнате. Он до сих пор не мог понять, зачем такому богатому человеку понадобилась его неуклюжая и рослая дочь, не отличающаяся ни умом, ни красотой.

А ведь с той самой встречи жизнь Магнуса круто изменилась к лучшему. Поди разберись сейчас, но ведь кто-то заметил, насколько он хорош в кузнечном деле, о нем узнал царский конюший, приказал сделать подковы [26] для лошадей, да чтоб и долговечные, и удобные, и такие, каких ни у кого нет. Знать бы с чего начинать… Помог снова Ашшуррисау, чей караван привез из Сирии настоящие сандалии для лошадей²⁶. Так Магнус стал царским кузнецом.

— Устал я за эту неделю, — пожаловался киммериец, вытирая тыльной стороной ладони жирный рот.

— Что так? Не приболел ли?

— Нет. Здоровья хватает. Работал с утра до позднего вечера. Всей дружине менял подковы.

— Дошли и до меня эти слухи, мол, царь готовится к войне, — потянувшись за пивом, сказал Ашшуррисау. — Какая война? С кем? Фригийский царь исправно платит дань. Лидия[27] далеко. Ассирия сильна… Да и стар наш драгоценный царь гоняться за ветром в чистом поле.

— Стар, говоришь? — хитро подмигнул Магнус. — Может и стар, только завтра в стане царя соберутся все наши вожди и старейшины. Тебе, конечно, не знать, но о последнем таком сборе я помню, когда мы были в походе и собирались напасть на Фригию. Мне тогда лет было как тебе сейчас… зим десять назад, наверное.

— Ну, война так война. Мне бы только знать, в какую сторону караван посылать не стоит, — намекнул торговец, но киммериец только пожал плечами, потом сострил, мол, сейчас лучше вообще дома сидеть, и уверенный, что удачно пошутил, громогласно рассмеялся.

На смех выглянула его дочь Айра. Сверкнула черными очами, гневно мотнула длинной косой:

— Тише, отец, тише. Ребенка разбудишь.

Магнус открыл было рот, чтобы выругаться: мол, не смей указывать отцу, что делать, но встретился с насмешливо-спокойным взглядом зятя — и поперхнулся словами. Киммериец и сам не знал, отчего так боялся этого маленького толстого человечка, которого он при желании мог бы раздавить одним мизинцем.

— Пойду я, пожалуй, — сказал кузнец, вставая и расправляя плечи, словно пытаясь убедить самого себя, что главней его здесь никого нет.

— Пойдем вместе, — поднялся вместе с ним зять. — Мне тоже пора. Схожу на рынок, посмотрю, как идет торговля.

Пока тесть ждал его во дворе, Ашшуррисау нежно попрощался с дочерью и женой. Первую он поцеловал в лоб, вторую между грудей, выше ему не позволял рост, к тому же его кочевница была сейчас уж слишком рассержена.

До рынка зять и тесть шли вместе, вполголоса обсуждая непривычную для месяца Айара жару, отсутствие дождей и то, какое лето ждет эту землю.

— А ты думаешь, почему под стенами Хаттусы осталось так мало наших коней? Все ушли на Галис [28]. Стойбища растянулись от верховий до самого устья.

От последней битвы между Гордием, царем Фригии, и вождем киммерийцев Теушпой прошло немногим больше пяти лет. Раны за это время успели зарубцеваться, нанесенные обиды забыться. Фригия смирилась с поражением и научилась жить с оглядкой на могучих кочевников, а те, добившись победы, довольствовались пастбищами всей этой огромной страны к востоку от реки Галис, от гор Тавра до Северного моря [29], и небольшой, но регулярной данью.

— Отец! Они разбиты! — горячился сын царя, Лигдамида. — Мы разрушим их города, возьмем богатую добычу, золото, серебро, скот, рабов... Эта земля будет нашей!

— Как ты собираешься ее защищать? — спокойно отвечал Теушпа. — Сколько конников мы сможем собрать, если завтра на нас нападут враги? Сколько киммерийцев останется у тебя, после того как ты разрушишь все города Фригии? Нас слишком мало. Нам надо научиться копить силы и находить если не друзей, то хороших соседей… Мы будем хорошими соседями.

Кочевники нередко появлялись в Хаттусе. К ним привыкли, хотя и сторонились, старались не трогать, помня об их необузданном нраве, но в то же время не боялись, так как не раз слышали о казнях, введенных киммерийскими вождями для тех безумцев, кто осмелится ослушаться указа царя Теушпы: обижать горожан понапрасну воспрещалось под страхом смерти. Многие приезжали на рынок за покупками или торговать, кто-то подолгу пропадал в таверне, предпочитая местное пиво привычному и опостылевшему вину, иные отправлялись в город ради падших женщин.

Ашшуррисау знал одного из таких киммерийцев — царского конюшего Эрика. В Хаттусе не осталось шлюхи, которую бы не попробовал этот жеребец. И расставшись около рынка с тестем, сириец прямиком отправился на постоялый двор. Его хозяин — высокий и широкоплечий моложавый старик с красным родимым пятном на пол-лица, фригиец Манас, встретил гостя настороженно:

— Зачем надо было приходить ко мне днем?

— Чего ты боишься, мой дорогой друг? Тебе не приходило в голову, что мне тоже иногда хочется женского тела?

— Тебе? — хмыкнул Манас. — А о чем ты думал, когда выбирал жену?

Ашшуррисау ответил лукавой улыбкой.

— Эрик у тебя?

— Уже час развлекается. Думаю, он ненадолго.

— С чего это?

— Он молодой, здоровый, ненасытный. Меньше двух с собой не приводит, а сегодня у него только Ракель.

— Ракель, — оживился сириец. — Это хорошо. Это очень хорошо.

— Что ты опять задумал, купец? Когда я помогал тебе в прошлый раз, то едва не лишился головы.

— Разве ты пожалел об этом, старый скряга? — усмехнулся Ашшуррисау, запуская руку в холстяной мешочек на поясе, туго набитый серебром. Пара серебряных кружочков[30], подброшенных в воздух, мигом вернули хозяину спокойствие.

Во дворе заскрипела калитка. Манас живо вскочил, выглянул из дома в открытую дверь, кивнул кому-то, улыбнулся, окликнул слугу, чтобы гостей проводили на второй этаж и, вернувшись на скамью рядом с Ашшуррисау, пояснил:

— Еще один сириец, соскучившийся по женскому телу. Со вчерашним караваном из Табала появился.

— Что привез?

— Женские штучки. Запахи, краски, мази…

— Объясни ему, как найти меня. Скажи, я хочу купить кое-что для моей жены.

— Для твоей жены? — сопровождая свои слова гримасой отвращения, уточнил Манас.

Ашшуррисау снова широко улыбнулся.

— Мне нравится твое хорошее настроение, старик. Пришли за мной в лавку, когда тебе понадобится моя помощь, — поднимаясь, сказал он.

— А она мне понадобится?

— Обязательно.

От постоялого двора до своей лавки, торговавшей пряностями, сириец пошел быстрым шагом, торопился.

Солнце, разливаясь по небу огненно-красной рекой, оседлало горизонт. Деревья, высаженные по периметру рыночной площади, стояли безмолвно и неподвижно. Изнывая от жары, замер воздух. С трудом отрывая ноги от раскаленной брусчатки, медленно и лениво двигались по кругу, словно в водовороте, горожане. И, кажется, единственными, кто еще верил в то, что вечер принесет прохладу, оставались птицы, с пронзительными криками проносящиеся над городом.

Около его лавки стояли две молодые и красивые женщины — судя по одежде, госпожа со служанкой. «Странно, что я их не знаю», — подумал Ашшуррисау, подходя к ним со спины, чтобы понаблюдать, как с ними обойдется Трасий — его помощник из племени мушков [31], которого торговец взял к себе на службу в прошлом месяце.

— Моя госпожа, как всегда? Немного тмина, немного куркумы и корицы?

— Что скажешь, Наама? — обратилась к служанке хозяйка. — Тебе не кажется, что юноша обвиняет нас в однообразии, как бы ему не стало с нами скучно.

«Да они кокетничают с ним, — усмехнулся в мыслях Ашшуррисау. — Это хорошо, значит, и бывают здесь часто, и любят его навещать. Кто бы мог подумать, что этот обычно молчаливый рыхлый увалень пользуется таким успехом у женщин».

Трасия же подобное обращение ничуть не смутило.

— Тогда, может быть, анис?

— Да, да, я слышала о нем, — подхватила служанка.

— К тому же, — продавец перешел на шепот, — говорят, он очень полезен женщинам. Возьмите немного на пробу.

«Надо будет подумать над тем, чтобы оставить ему лавку, когда придется отсюда уезжать. Или забрать его с собой? Надо будет подумать», — размышлял хозяин, отвлекаясь на подъехавшего на гнедом жеребце пожилого киммерийца. Это был повар царя Теушпы.

— Мой дорогой, Эрн! Как я рад тебя видеть! — помогая кочевнику слезть с коня, приветствовал его Ашшуррисау.

Киммериец, также выразив свое почтение купцу, сразу перешел к делу:

— У царя завтра будет много гостей. Хочу порадовать его чем-нибудь особенным. Есть чем меня удивить?

— Я был бы плохим купцом, если б ответил на твой вопрос отказом! Ты ведь давно просил меня привезти царя всех специй, да, да, того, что родом с берегов далекого Инда, — сириец перешел на шепот и сказал подмигивая: — На днях из Сирии пришел караван с моим товаром.

У царского повара загорелись глаза, и он сдержанно улыбнулся.

— Лучшего подарка ты не мог мне сделать.

Ашшуррисау сам сходил за прилавок, нашел заветный мешочек с кардамоном [32] и, вернувшись к киммерийцу, отказался от всякой платы.

Потом они поговорили о намечающемся пире, о том, куда и какие пряности, специи и приправы уместно класть, в каком количестве, а также о том, что будут за гости, откуда, как надолго, о чем пойдет их разговор…

— Думаю, царь готовится к войне. Только вот когда она начнется и с кем, пока непонятно.

Впрочем, Эрн торопился, намечался приезд более чем сотни гостей — почти всех киммерийских вождей, многих старейшин, военных советников, — и на всех надо было наготовить, заставить восхищаться царской кухней, обилием яств и их непревзойденным вкусом.

— Что бы я без тебя делал, мой дорогой друг! — признательно кланяясь, прощался киммериец.

Его товарищ меланхолично кивал, а простившись, провожал его долгим взглядом.

Пока все шло как он задумал.

Присев на скамью, стоявшую в тени старого раскидистого платана, Ашшуррисау блаженно вытянул уставшие ноги.

Молодой погонщик Ахаз — почти черный от солнца крепкий малый, вернувшийся вчерашним караваном в Хаттусу и приглядывавший в свободное время за товаром в соседней лавке, в это время обычно прекращал торговлю. Он снял с прилавка все ножи, мотыги, лопаты, аккуратно спрятал в длинный ящичек сверла и зубила, затем со всей осторожностью, на какую только был способен, собрал оружие: пару дорогих мечей, три булавы, несколько копий средней длины, а также доспехи и пару шлемов. Все это он сложил на повозку, но перед тем как тронуться, решил навестить соседа, которому нередко помогал во всех его делах, явных и тайных.

— Здравствуй, дорогой Ашшуррисау. Вот увидел тебя, хотел выразить свое почтение, — потупив взор, Ахаз низко поклонился.

— Здравствуй, мой юный друг, здравствуй. Когда ты вернулся?

— Вчера. Уже затемно. Привезли много товара.

— Пряности есть?

— Нет. Пряностей нет.

— Это хорошо. Торговля и так плохо идет. Как Ракель? Видел ее уже?

— Нет. Не было времени. Вот закрылся пораньше, чтобы найти ее и провести с ней ночь.

Ашшуррисау нахмурился.

— Постой-ка, я, кажется, знаю, где она сейчас.

— Так говори! — встрепенулся погонщик.

— Не уверен, что это тебе понравится…

— Не может быть! Она снова с этим киммерийцем! Я убью его! — вне себя от гнева вскричал юноша, срывая с пояса длинный кинжал и собираясь немедленно воплотить в жизнь свою угрозу.

— Ахаз! — остановил его Ашшуррисау. — Если ты хочешь, чтобы она была твоей, не делай этого. Избей его, но не убивай. Забери Ракель, но не мсти ей… А чтобы твоя голова была такой же ясной, как сегодняшний день, вот тебе немного серебра. Мой тебе совет: вымести свою злобу на этом старом своднике, хозяине постоялого двора. Он виноват куда больше, чем тебе кажется. Да и мне окажешь услугу.