Весна 685 г. до н. э.
За пять дней до падения Тиль-Гаримму.
Хаттуса
Белое солнце, прячущееся за паволокой пасмурного неба, нещадно палило землю. Было душно и безветренно. Вдали, на возвышенности, паслись киммерийские табуны. Дорога от стана Теушпы в Хаттусу шла в гору, петляла между огромными валунами и глубокими впадинами, которые в период дождей доверху наполнялись водой, местами проходила по краю пропасти, так, что захватывало дух. Ашшуррисау здесь спешился и повел коня за узду, с опаской поглядывая вниз. Его соглядатай, приставленный к нему накануне, сказал:
— Да уж, высоко, если что — костей не соберешь. Царский лекарь тут и сорвался. Его нашли сегодня утром.
Киммериец с самого начала пытался завести с ним беседу, на что сириец отвечал то легким кивком, то сдержанной гримасой, мало похожей на улыбку, в лучшем случае ограничиваясь коротким «да» или «нет».
Пошли по шаткому веревочному мосту, теперь спешился и киммериец. Коней пришлось тянуть силой.
«Как его зовут? Кажется, Тарг… Все правильно — Тарг. Не о нем ли рассказывал как-то Эрик, мол, есть у царя такой дружинник, который десятерых стоит, и в бою не раз Теушпу спасал, и от стрелы своим телом прикрыл… Нет, с этим не справишься. Силен, проворен, но хуже всего — не глуп. Знал царь, кого дать ему в провожатые. И предлог ведь какой благовидный выдумал: если что с тобой случится — кто меня тогда лечить будет. Бережется царь, видел, что я крутился в шатре, когда вожди и старейшины держали совет, и решил до поры до времени подержать рядом со мной человечка, — размышлял Ашшуррисау. — Вот только почвы для подозрений у него нет, потому и отпустил домой к жене, к ребеночку…»
По ту сторону моста из-за скалы вышли трое коренастых арабов в поношенных, но дорогих одеждах. Без лошадей, с оружием, и не самого приветливого вида.
— Эй, вы! Пошевеливайтесь, что ли! — крикнул один из них с сильным арабским акцентом.
«Интересно, откуда они здесь», — подумал Ашшуррисау, снова покосившись на киммерийца, на чьем лице не дрогнул ни один мускул. Кого-кого, а этого так просто из себя не выведешь.
— Прикусил бы ты язык, грязная собака, — сириец ответил на сафаитском диалекте[77],чтобы его поняли только чужаки, и тут же невинно потупил взор, словно он сказал «мир вашему дому».
Арабы, не ожидавшие подобного обращения, стали ругаться и выхватывать мечи, угрожая убить и лекаря, и его провожатого. Киммериец толкнул сирийца в спину, спросил хмурясь:
— Что ты им сказал?
— Ничего такого, чтобы могло их обидеть, — недоуменно пожал плечами Ашшуррисау.
— Тогда скажи им, чтобы они успокоились. Я не хочу их убивать.
— Мой друг сказал, чтобы вы заткнули свои поганые рты, или он убьет вас, — перевел сириец.
Один из арабов бросился на мост, потрясая мечом.
Тарг шагнул вперед, заслонив собой царского лекаря. Эта первая схватка длилась считанные секунды: нападающий попытался нанести колющий удар в живот, но киммериец оказался проворнее: почти без замаха он отсек противнику руку по локоть, а затем уклонился от летящего на него по инерции араба вправо, чтобы столкнуть того в пропасть.
Путники, видя, как их товарищ исчезает в бурлящем горном потоке, на мгновение остолбенели. Потом стали медленно отступать и расходиться в стороны, выбирая более выгодную для себя позицию. Похоже, они быстро поняли, что на свою беду повстречали сильного соперника, и поэтому решили выманить киммерийца на себя — стали выкрикивать на своем языке обидные слова, скалиться и улюлюкать. Пока Тарг находился на мосту, шансов на победу у них было немного. А он вдруг поддался, пошел на врага, заведомо теряя свое главное преимущество. Ашшуррисау же двинулся следом, держа за уздечки обоих коней.
Перейдя мост, киммериец немедленно вступил в бой с одним из врагов, несколькими стремительными выпадами заставил его отступить и при этом словно нарочно открыл тыл. Второй араб незамедлительно воспользовался этим. Но стоило ему занести меч для удара, как Тарг внезапно прокрутился на месте точно юла, — острие клинка коснулось горла врага, — и киммериец снова встал лицом к лицу с первым соперником, вынуждая его попятиться к обрыву.
За раненым арабом странно было наблюдать со стороны. Он выронил оружие и схватился руками за рану, пытаясь остановить хлынувшую из сонной артерии кровь, на мгновение замер, сделал два неуверенных шага назад, а затем медленно опустился на землю.
Добил его Ашшуррисау. После чего, наблюдая за окончанием схватки, принялся бережно вытирать свой меч.
Тарг как будто играл с последним оставшимся в живых противником: нанес ему несколько легких ран, дважды выбил из рук меч и дважды позволил его поднять. Наконец араб обессилел, упал на колени и стал просить пощады.
— Зачем надо было вставать на моем пути? — миролюбиво произнес киммериец.
Он посмотрел врагу в глаза, увидел в них и ужас смерти, и удивление, и мольбу, и все равно вонзил акинак в живот по самую рукоятку.
Но почти одновременно с этим Ашшуррисау ударил Тарга со спины, под правую лопатку, изо всей силы, так, что острие меча вышло за ключицей.
Торговец вернулся домой после захода солнца; с двумя лошадьми и раненым киммерийцем, который все это время оставался без сознания. Жена, встречавшая мужа после нескольких дней отсутствия, сгребла его в охапку и нежно поцеловала в лоб.
— Нет, нет, давай-ка лучше занесем в дом твоего соплеменника, — отмахнулся от нее Ашшуррисау.
— Он умрет? — спросила Айра.
— Не знаю. Парень крепкий. Я подлатал его, но он потерял много крови. Тебе надо собрать пожитки. Мы уезжаем.
— Когда?
— В полночь. Бери только самое необходимое. Я пришлю к тебе моего помощника из лавки. Его зовут Трасий. Он поможет, будет охранять тебя, дочь и добро в дороге. Меня не ждите. Езжайте на север, к Верхнему морю. До Трапезунда. Это колония эллинов, там вы будете в безопасности.
— А что делать с раненым?
— Возьмете его с собой. Скажешь, что я спас ему жизнь после того, как умирающий араб ударил его в спину.
Ашшуррисау торопился, слишком многое надо было успеть: поднять с постели Трасия, составить донесение для Касия и проститься с Манасом. Ассириец надеялся, что сможет убедить хозяина постоялого двора служить Син-аххе-рибу.