21



Весна 685 г. до н. э.

Восточная Каппадокия


— Отнести ему поесть, — приказал на ночном привале Арад-Син, посмотрев на Гиваргиса, привязанного к дереву. Шахрам отломил кусок лепешки, взял немного солонины и пошел к пленному.

— Он бы, наверное, и от вина не отказался, — пошутил кто-то из стражников, но, напоровшись на хмурый взгляд командира, тут же осекся.

— Что будешь с ним делать? — тихо спросил Фархад. — В живых ведь оставлять нельзя.

Они давно допросили его, узнали, что воин выполнял распоряжение туртана, но когда десятник занес над головой Гиваргиса меч, Арад-Син неожиданно остановил расправу:

«До утра пусть живет!»

Ему надо было подумать.

А вдруг это тот самый шанс, что даст возможность поближе подобраться к туртану?

Арад-Син превосходно разбирался в людях.

Его пленник был достаточно силен и храбр, чтобы, оставшись один на один, убить любого, и в то же время в нем жил трус, который перед лицом смерти пойдет на что угодно, чтобы спасти себя. Зато честное открытое лицо обычного солдата внушало доверие. Разве не это так любит туртан в своих подчиненных?

Гульят был крайне осторожен в выборе офицеров, свиты, слуг, собственной охраны, и все попытки приблизить к нему кого-то из внешнего круга пока терпели крах.

— И почему же его нельзя оставлять в живых? — неожиданно резко ответил своему десятнику Арад-Син.

«Хуже нет, когда у твоего командира настроение переменчиво, словно у женщины», — смутился Фархад. Как будто неясно было, зачем они идут следом за конной разведкой и чем это в конце концов обернется — уж точно не мирными посиделками за общим столом. Тем более, когда все делалось тайно и для всех они отправились в Ниневию, а не к киммерийцам.

И не зная, что ответить на этот выпад, Фархад лишь опустил глаза и потянулся за миской с горячим супом.

На вторые сутки они все-таки развели костер. И потому, что сильно отстали от разведчиков, и потому, что на это раз сделали привал в глубоком овраге. Лес их окружал густой, непролазный, и опасаться, кажется, было нечего. Сварили похлебку. Наломали веток, чтобы помягче спать. Позаботились о лошадях. Утром им предстояла долгая и утомительная погоня.

«Но дабы завоевать доверие туртана целиком, нужно нечто большее, чем пустой доклад о том, что мой отряд преследовал разведчиков, — размышлял командир.— А то, что он не умеет врать, даже хорошо».

— У кого есть свежая вода?

Ему протянули флягу, он молча забрал ее, тяжело встал и вразвалочку отправился к пойманному лазутчику. Тот в это время заканчивал с лепешкой, — одну руку ему освободили, — и ничего, что всухомятку: когда сильно голоден, приходится довольствоваться собственной слюной.

— Возьми, — Арад-Син дал ему запить, присел напротив, посмотрел на охранника. — Иди, поешь, я постерегу.

Оставшись наедине с Гиваргисом, заговорил с ним о семье, детях, не удержался, чтобы не похвастаться:

— У меня тоже перед самым походом сын родился.

— Как назвал?

— Ты не поверишь — Гиваргис.

Пленник принужденно рассмеялся:

— Да уж… Только поэтому меня и пощадил?

— А вдруг это знак? — усмехнулся Арад-Син. — Хочешь послужить наследнику?

— Если это сохранит мне жизнь, то почему бы и нет, — признался Гиваргис. — Что я должен делать?

— И жизнь сохранит, и даст все, о чем ты мечтаешь. Надо лишь помнить о том, что, однажды поклявшись ему в верности, ты не предашь его в минуту, подобную этой.

— Считай, что мы договорились.

Арад-Син вытащил из-за пояса нож и одним взмахом разрезал все путы державшие лазутчика.

— Когда доберешься до Гульята, все честно ему расскажешь: чем все началось и как закончилось, кроме нашего разговора, разумеется. Он должен знать о том, что мы идем по пятам за его разведчиками, чтобы извести их, если они обнаружат киммерийцев раньше времени. Скажешь, что подкрался к нашему костру, подслушал наши разговоры… Тебе все понятно?

— Как я узнаю, что сделал все как следует?

— Ты должен заслужить доверие туртана. Если он предложит тебе награду, значит, получилось, как мы задумывали. Чего бы ты хотел?

— Стать сотником.

— Неплохо. Вот с этого и начни. Но если он позовет тебя в личную охрану, соглашайся. В любом случае ты теперь будешь на виду. Он еще не раз о тебе вспомнит. А теперь ударь меня и беги. И когда будешь рассказывать об этом туртану, не жалей красок. Лошади стоят у ручья, охранника не убивай. Люди мне еще пригодятся.

Гиваргиса не надо было упрашивать долго. От сильного удара Арад-Син упал на спину, лицо залила кровь. Когда его обнаружили, привели в чувство, первое, о чем он спросил, — где пленник.

— Сбежал, — откликнулся Фархад. — Сбежал, гад. Мехрдад, что охранял лошадей, убит. Мне отправить за ним пару человек?

— Нет. Не надо, — потирая разбитую голову, ответил командир. — Не стоит распылять силы. Нас и так мало. Все, что ему известно, — мы идем в сторону киммерийцев.

— Он едва не раскроил тебе череп.

Арад-Син усмехнулся.

— А я удачлив.

Мехрдада ему жаль не было. Ведь если все пойдет так, как он задумал, то уже завтра Гиваргис доложит Гульяту о том, что Арад-Син, который служит Арад-бел-иту, пытается подослать к туртану убийц.


***

Гиваргис гнал коня всю ночь. К утру, когда бедное животное было уже в мыле, наездник словно опомнился, соскочил на землю, принялся уговаривать своего единственного товарища — «Ну все, все, все, ты отдохни, отдохни и дальше поедем» — да опоздал.

Лошадь стала заваливаться на бок, несколько раз протяжно заржала, передние ее ноги подогнулись; она упала на землю, задрожала, захрипела, на губах выступила пена, и вскоре умерла.

Горы к этому времени остались позади. Впереди простиралось плоское горное плато с редкой растительностью. Самое время осмотреться. Спасаясь из плена, перестраховываясь, он ушел южнее и, кажется, немного сбился с пути. И теперь гадал: куда дальше? Повернуть к реке — там, где вдали виднелись ивовые рощи, — так он не заблудится и, наверное, выйдет к Тиль-Гаримму. Но армия, скорее всего, уже покинула город. Значит, следует идти в прежнем направлении, и тогда рано или поздно ему повстречается ассирийский авангард.

Гиваргис сбросил с себя кожаную куртку. Вылил на голову остатки воды из фляги, взятой у убитого им Мехрдада.

Передохнуть — и в путь.

Сейчас он терзался, пытаясь решить, принять ли предложение Арад-Сина или рассказать обо всем Гульяту. Стать тайным лазутчиком Арад-бел-ита — почета мало. И чтобы ему там ни сулили, никто и никогда не придет ему на помощь в трудную минуту. Барахтайся сам как хочешь. Да и перед кем он сможет похвастать своим новым положением? Ни дома, ни среди друзей. А туртан сможет защитить его не хуже, да еще возвысит, надо только ничего не скрывать от него. Рассказать не только то, что должен, но и то, что запретили. Пусть обо всем знает и примет меры. Все-таки туртан — любимец царя. А принц еще даже не наследник.

И определившись, с кем и за кого будет воевать, Гиваргис со спокойным сердцем легко поднялся и побежал. Он с детства любил бегать, и не на кроткие дистанции, где его всегда опережал Варда, но на длинные, так, чтобы сошло три пота, а легкие раздувались, как кузнечные меха. Невысокий, коротконогий, излишне тяжеловесный для бегуна, он тем не менее всегда опережал в подобных забегах самых именитых соперников, сначала смотревших на него свысока, но в конце — всегда с уважением.

Он бежал весь день, иногда подолгу отдыхая. К ночи, когда высоко в небе сияла полная луна, освещавшая все вокруг словно днем, Гиваргис увидел впереди развалины небольшой крепости, сразу узнал ее и удивился, как далеко забрался. Он и в самом деле сильно сбился с пути, раз почти добрался до города и никого не встретил. Отсюда до Тиль-Гаримму было часа четыре, если идти не спеша и со свежими силами. Но сейчас, когда их почти не осталось, добраться бы до утра.

Поэтому когда среди развалин заржала лошадь, он не поверил своему счастью.

За остатками стены с полуразрушенной башней, на камнях, лежал истекающий кровью ассириец с мечом в руке. Вокруг валялись тела трех убийц, нашедших смерть намного раньше, чем тот, на кого они напали. Вдалеке паслась еще пара лошадей.

Раненый, увидев Гиваргиса, попытался поднять оружие, но застонал и потерял сознание. Судя по доспехам и богатой перевязи, это, скорее всего, был гонец, отправленный с донесением в Ниневию.

Лошадь заботливо склонила голову к умирающему хозяину не в силах ему помочь. Одна стрела пробила человеку шею, другая торчала в правом боку, но страшнее всего была рана на животе, откуда наружу вывалились кишки.

Гиваргис подошел ближе, обыскал поклажу гонца, нашел несколько глиняных табличек.

Что они содержат, не разобрался, так как никто в его семье клинописи не учился, зато сразу узнал подпись. Однажды, когда Марону пришлось отвозить донесение туртана Гульята, у него на руках оказалась точно вот такая табличка, с таким же знаком внизу.

«Это имя туртана», — гордый собой, знающим такие сложные вещи, похвастал тогда младший брат.

Гиваргис хорошо запомнил эту подпись и не мог ошибиться.

Он походил вокруг, изучил следы, смекнул, как все произошло: «Попал в засаду. Сбили стрелами. Думали, готов, а он дождался, пока подойдут ближе, и дал им бой».

— Помоги мне! — сквозь стон тихо проговорил гонец, который наконец пришел в себя. — У меня послание к царю… от туртана.

— Да знаю я, знаю, — отмахнулся от него Гиваргис.

— Помоги… ты будешь вознагражден.

— Ага. Тебя вон уже наградили.

Он подошел к гонцу, взял из его слабеющих рук меч, и хладнокровно добил им раненого ударом в сердце.

Ни во что вмешиваться Гиваргис не хотел, а лишнее добро, посчитал, не помешает: обыскал убитых, всех четверых, неторопливо, каждого раздев догола, поживился дорогой курткой из добротной кожи, новыми сапогами и горстью серебра, парой перстней, выбрал лучшее оружие и, довольный собой, сел на коня посланника, еще одну лошадь взял для смены.

«Видно, не сладко сейчас приходится туртану, ох как не сладко. Если рушится что-то одно, это еще можно списать на случайность, но когда беды сыплются на чью-то голову, словно тяжелые градины, от которых нет спасения, глупо не прислушаться к предупреждению богов», — здраво рассудил сын Шимшона.

То, что ему придется догонять армию, теперь порадовало: пусть все знают, с какой стороны он появился.

Утром Гиваргис наткнулся на арьергард ассирийцев и уже с провожатым был отведен к Ашшур-ахи-кару.

— Говори мне то, что должен был сказать туртану, — приказал рабсак.

«Сами боги благоволят ко мне! Чем не оправдание для Арад-Сина: мол, не решился, не оказавшись с Гульятом лицом к лицу, рассказать обо всем, как договаривались», — обрадовался неожиданному повороту Гиваргис.

Как всякий азартный игрок, он верил в предчувствия и знаки, и, если все говорило о том, что сейчас лучше держаться стороны, так тому и быть.

— Арад-Син со своим отрядом поскакал в сторону Ниневии.

— Что же так долго? — подозрительно посмотрел на солдата Ашшур-ахи-кар.

— Дорога кишит ворами и убийцами. Пришлось трижды вступать в бой, да еще уходить от погони.


***

Арад-Син со своими людьми пересекал холмистую степь, приближаясь к горной гряде, покрытой густым лесом. Весь минувший день они гнали коней, почти без отдыха, чтобы вцепиться конной разведке в загривок и уже не упустить ее. Как только подвернулся овраг, длинный и глубокий, постарались спрятаться. Здесь измученные лошади пошли шагом. Фархад, подъехав к Арад-Сину, тихо заговорил:

— Нам бы передохнуть, а то ведь пешком придется идти. Мерин под Шахрамом долго не протянет. Того и гляди подохнет.

Арад-Син обернувшись на понуро бредущую лошадь, о которой говорил десятник, спорить не стал.

— Дойдем до конца оврага, там и встанем.

Солнце уже село. Вечер стоял тихий, наполненный перешептыванием сверчков и далекими отголосками рокочущей трели козодоя. Арад-Син и не заметил бы ничего, если бы не Фархад — он вдруг поднял руку, призывая всех остановиться. Весь отряд, как один человек, замер и превратился в слух.

— Что? Что ты услышал? — помолчав так некоторое время, спросил командир.

— Козодой совсем иначе, чем обычно, запел. Спугнул его кто-то.

— Так, может быть, наши? Разведчики Ахикара.

— Нет. Они в другой стороне, — уверенно сказал Фархад. — Надо бы осмотреться.

— Спешиться! — приказал Арад-Син.

Фархад и Шахрам тут же полезли по склону наверх.

Арад-Син присел на камень, поглядывая на своих людей исподлобья. Они держались спокойно и уверенно. Отпил воды из фляги, передал ее соседу, тот — следующему.

К ним спустился десятник, доложил:

— Киммерийцы. Рукой подать. Двое. Едут степью, вдоль оврага, не таясь. Шахрам сейчас за ними присматривает. Если повернут к нам, он сигнал подаст… — потом, подумав, добавил: — Но я бы не упускал такого случая. Взять их будет легко, а заговорить заставим.

— Пойдем-ка глянем.

Добрались до Шахрама, укрывшегося в зарослях можжевельника, легли рядом с ним.

Киммерийцы ехали не спеша, словно на прогулке, о чем-то оживленно беседуя, один из них все время смеялся.

— Кони уж слишком под ними свежие, — наметанным глазом определил Арад-Син. — Погонимся — они от нас оторвутся.

— Это, конечно, верно,— согласился Фархад, — но нам за ними и гнаться не придется. Ты посмотри, как овраг извивается. Пройдем по нему, окажемся у них за спиной. Разделимся. Здесь пугнем, там встретим. И они наши!

План был хорош. А противник малочисленный. Поэтому решили не медлить.

Фархад взял с собой троих и двинулся с ними в обход по оврагу. Остальные повернули назад, к ближайшей тропе, по которой можно было подняться наверх на конях.

— Никому не отставать. Из луков не стрелять. Надо взять их живыми, — еще раз напомнил Арад-Син.

Когда разведчики выехали из оврага, между ними и киммерийцами было около одного стадия. Отряд Арад-Сина по команде перестроился, развернулся цепью, конники отпустили поводья и понеслись во весь опор. Однако кочевники, вместо того, чтобы показать им спину, неожиданно взялись за луки. Стрелы жалили смертельно. Та, что оторвалась от тетивы самой первой, убила стражника наповал, найдя брешь в доспехах. Следом с коня упал второй ассириец: стрела пробила ему шею. Арад-Син прикрылся щитом, ниже опустил голову, и в тот же момент почувствовал, что отрывается от крупа и летит через павшую под ним лошадь. На мгновение стало страшно. Ударившись о землю, он с минуту приходил в себя. Потянулся за мечом, принялся искать щит. Перед глазами плыли цветные круги, а ночь стала как будто во сто крат темнее.

Почти уравняв силы — двое против троих — киммерийцы с гиканьем поскакали навстречу. Едва схлестнулись с врагом, как голова в ассирийском шлеме сразу же покатилась по траве, будто какой-то шар. Следующим ударом кочевник с секирой, почти пополам разрубил мерина, на котором сидел Шахрам, и пока наездник лежал на земле, секира трижды поднималась и опускалась на его щит. Ассириец уцелел чудом, лишь благодаря своей ловкости, а как только оказался на ногах, сражаясь одним мечом, заставил киммерийца отступить.

Тем временем к месту боя подоспел Арад-Син. Под секироносцем тоже пал конь, и теперь враг дрался пеший — нападал, отступал, скалился и, кажется, даже смеялся. Его товарища убила стрела, прилетевшая сзади. Это спешил на помощь Фархад со своей частью отряда. Через несколько минут они окружили единственного врага вшестером, однако ярость его была настолько ожесточенной, что с ним пришлось покончить, дабы никого больше не потерять: четыре копья ударили в него почти одновременно. Но даже к мертвому стражники не осмелились подойти близко. Эта схватка обошлась им слишком дорого.

— Собираемся, — прервал гнетущую тишину командир и, оглядевшись, словно ожидая, что из ночи появятся новые враги, прибавил: — Уходим. Впереди лес. До утра там переждем.

Едва добрались до первых деревьев, расположились на отдых, как совсем стемнело. Но луна стояла полная, и оттого на открытом пространстве было светло как днем.

Все молчали, все были напряжены, все были вымотаны недавним боем.

— Шахрам, в дозор. Раненых перевязать. Оружие почистить, — Арад-Син был тверд и спокоен. Он видел подавленное состояние своих людей и пытался держаться так, как будто ничего не произошло.

Стреноженных лошадей пустили пастись. Расстелили скатерть, стали выкладывать на нее солонину и лепешки. Фархад, принялся подначивать одного из стражников, который опростоволосился накануне похода.

— Поймали мы, значит, эту красотку, — в подполе пряталась, — окружили ее, ну и давай по очереди иметь. Она сначала отбивалась… Да сколько нас там было… Всего трое… Тихий такой дом, с небольшим двориком. Так вот, отбивалась, кусалась, а потом вошла во вкус. Видно, понравилось. Рассказала, муж у нее старый, немощный, уже и забыла, что это такое. А тут мы — прямо счастье. Со слезами умоляла рабыней ее не делать. Я ее вином угостил, пообещал, что поговорю с кем надо. Тут в дверях Бахрам появляется. Она на радостях говорит, может, еще по разу. Мы-то устали, нам бы отдохнуть. Бахрама к ней толкаем. Он штаны снимает… А там никакой реакции.

Бахрам — крепкий малый, хоть и невысокого роста — стал оправдываться:

— Да ладно… не так все было…

Договорить он не успел. Из чащи показался Шахрам.

Арад-Син удивился ему и строго спросил:

— А в дозоре кто? — будь здесь немного светлее, он бы непременно заметил в уголке его рта тонкую струйку крови.

Шахрам сделал еще пару шагов и упал лицом вниз.

Из спины у него торчало копье.

Ассирийцы мгновенно оказались на ногах, схватились за оружие.

Но лес словно ожил, киммерийцы вырастали из-за каждого дерева. Один, другой, третий… казалось, им нет числа… И Арад-Син понял, что этот бой станет для него последним.


Загрузка...