Том 15

К. МАРКС ИНТЕРЕСНЫЕ ВЕСТИ ИЗ ПРУССИИ

Берлин, 13 июня 1860 г.

Сегодня вечером принц-регент выезжает в Баден-Баден, где 16-го и 17-го сего месяца должно состояться нечто вроде конференции с участием Луи-Наполеона и совета коронованных особ Германии[55] В свиту принца-регента войдут: начальник военной канцелярии генерал фон Мантёйфель, генерал фон Альвенслебен, подполковник фон Шимельман, chef d'escadron [эскадронный командир. Ред.] фон Лоэ, гофмаршал граф фон Пюклер, тайный советник фон Иллер, секретарь регента г-н Боркман и князь фон Гогенцоллерн-Зигмаринген, глава кабинета и член королевской фамилии. Читатель вспомнит, что в связи с частным письмом принца-регента английскому принцу-супругу, перехваченным в Лондоне и сообщенным оттуда Луи Бонапарту [См. настоящий том, стр. 59–60. Ред.] последний настаивал на личном свидании с принцем-регентом, считая такое свидание наилучшим способом рассеять недоразумение, казалось, возникшее между Францией и Пруссией. Вскоре затем, при посещении принцем-регентом Саарбрюккена и Трира, пограничных с Францией городов, Луи-Наполеон снова дал понять, что он не прочь воспользоваться этим случаем для встречи с принцем. Однако это предложение было отклонено. Тем временем распространился слух, что принц-регент собирается пробыть в течение месяца в Баден-Бадене; тогда королю Баварии Максу [Максимилиану II. Ред.] пришло в голову предложить регенту устроить на водах нечто вроде конференции с южногерманскими государями, стремящимися к дружественному соглашению с Пруссией, и на этом съезде продемонстрировать единый фронт против Франции. В то время как принц-регент сразу ухватился за этот проект, принятый также великим герцогом Баденским, королем Вюртембергским и великим герцогом Гессен-Дармштадтским, французский посол в Берлине в одно прекрасное утро официально сообщил прусскому министру иностранных дел г-ну фон Шлейницу, что его августейший государь, в целях рассеять недоверие, невинным объектом которого, по-видимому, является Франция, полагает, что дружеское свидание в Баден-Бадене с нынешним главой прусского государства было бы великим благом как для Германии, так и для Франции. Прусский министр ответил, что и Пруссия является жертвой несправедливых подозрений, которые, однако, едва ли можно рассеять подобным свиданием, и что, кроме того, негласная конференция немецких государей уже созвана в Баден-Бадене. Тогда, еще раз запросив Париж, французский посол ответил, что Луи-Наполеон был бы в высшей степени рад предстать перед возможно большим числом немецких государей и что, кроме того, он намерен сделать лично некое важное, не терпящее дальнейшего отлагательства сообщение. Тут сопротивление Гогенцоллерна было сломлено. Немедленно в Берлине была получена из Вены депеша с выражением неудовольствия Австрии по поводу предстоящего свидания, но прочие германские дворы были более или менее успокоены циркулярной нотой прусского министра иностранных дел. В результате этой ноты король Ганновера сегодня утром неожиданно прибыл в Берлин и сам изъявил готовность сопровождать принца-регента в Баден-Баден, и тогда принц по телеграфу вызвал на конференцию также короля Саксонии. Едва ли нужно прибавлять, что герцоги Кобург-Готский и Нассауский тоже последуют за прочими.

Таким образом, собрание немецких государей, задуманное первоначально как демонстрация против Франции, превратилось в нечто вроде утреннего приема, устроенного Луи Бонапартом на германской земле, в присутствии толпы королей, великих герцогов и прочих мелких властителей Германского союза. Все это выглядит так, словно принц-регент приносит свое раскаяние в грехе, в который он впал, выразив подозрения насчет агрессивных планов французского узурпатора, а всякая княжеская мелкота собирается принять меры предосторожности, дабы их старший confrere [собрат. Ред.] не продал их общему врагу. Пример такого унижения коронованных особ перед Квазимодо французской революции был, как известно, подан королевой Викторией и сардинским королем[56]. Личное свидание царя с героем декабря в Штутгарте в 1857 г.[57] могло удивить только политиканов — завсегдатаев кафе, которые дали ввести себя в обман показным кокетничанием петербургского двора догматами легитимизма. Встреча Габсбурга в Виллафранке со своим победителем после сражения при Сольферино носила характер делового свидания, но не была актом вежливости. Принцу-регенту, вместе с группирующимися вокруг него звездами малых величин, нет нужды ни просить о союзе, подобно Виктории и Виктору-Эммануилу, ни устраивать заговора, подобно Александру II, ни заглаживать свое поражение, подобно Францу-Иосифу; однако оставляя в стороне мотивы, принц-регент может сослаться на общий прецедент, установленный более высокими особами. Во всяком случае, приняв предложение Луи Бонапарта, он серьезно повредил своей искусственной популярности, тем более, что всего лишь за несколько недель перед тем Бонапарт имел наглость в депеше своего министра иностранных дел г-на де Тувенеля намекнуть великим герцогам Гессен-Дармштадта и Бадена, что впредь они должны подписывать свои письма французскому императору словами «Votre frere et serviteur» [ «Ваш брат и покорный слуга». Ред.]. Такова действительно была формула, придуманная Наполеоном I для немецких государей, участников Рейнского союза, покровителем которого он был и в который входили Баден и Гессен-Дармштадт, равно как Вюртемберг, Бавария и другие немецкие государства[58]. Чтобы не позволить Луи Бонапарту заставить глубоко оскорбленных монархов Бадена и Гессен-Дармштадта принять в свое общество г-на де Тувенеля, принц-регент и его коронованные компаньоны с общего согласия не включили в свою свиту министров иностранных дел; но неужели эти господа и впрямь воображают, что оскорбление было нанесено им слугой, а не хозяином?

Что касается «важного сообщения», которое голландский спаситель общества собирается сделать коронованным властителям Германии, то с полным основанием можно предполагать, что, подражая приемам Меттерниха на конгрессах в Вене, Ахене, Троппау, Лайбахе и Вероне[59], Луи-Наполеон сделает все от него зависящее, дабы убедить принца-регента в существовании обширного заговора революционеров, прилагающих все усилия к тому, чтобы вызвать конфликт между Францией и Пруссией, дабы установить господство красной республики в Париже и центральной республики в Германии. Все бонапартистские органы печати в Швейцарии, Бельгии и Германии вот уже две недели полны статей, содержащих такого рода мрачные намеки, а тайный агент Бонапарта в Женеве — всем известный немецкий естествоиспытатель [Фогт. Ред.] — уже с торжеством возвестил, что яростные антибонапартистские выпады германской прессы будут в самом скором времени пресечены соответствующими властями.

В то время как принцу-регенту и его германским dii minorum gentium [буквально: «младшим богам»; в переносном смысле: «второразрядным величинам». Ред.] предстоит, таким образом, убедиться в необходимости сомкнуться вокруг главного спасителя общества, новая брошюра г-на Абу «Император Наполеон III и Пруссия»[60], напротив, ставит своей целью обработать прусский народ. Хотя до сих пор эта брошюра в Германии не распространяется, несколько экземпляров случайно попало в Берлин, и в другой своей корреспонденции я уже сообщил вам самые интересные места из этого новейшего тюильрийского манифеста[61]. Прусский народ, — говорит оракул с берегов Сены, — должен выбирать между феодализмом Австрии и демократическим принципом французской империи. Лишь с помощью последнего германский народ — конечно, при условии предоставления своему могущественному соседу некоторых материальных гарантий — может надеяться осуществить единство, которого он столь сильно жаждет. Весьма поверхностно охарактеризовав недостатки нынешнего прусского правительства, автор брошюры принимается просвещать пруссаков насчет истинной природы «демократического принципа», столь характерного для французской Второй империи; коротко говоря, этот принцип состоит в избрании главы Империи «всеобщим голосованием», как принято это называть в современной Галлии. Правда — и г-н Абу едва ли посмеет это отрицать — во Франции все виды свободы конфискованы в пользу голландского авантюриста, но ведь эта конфискация основывалась на всеобщем голосовании. Вот каким путем, с помощью Франции и на той же самой демократической основе, в Германии должна быть воздвигнута тевтонская империя под властью Гогенцоллерна. Вся операция весьма проста. Пруссия должна лишь уступить Франции часть своих «законных» владений и в то же время, апеллируя ко всеобщему голосованию, вторгнуться во владения мелких государей; таким образом из феодального государства она сразу превратится в демократическое. Следует признать, что этот новый «демократический принцип», открытый Луи Бонапартом и его сикофантами, отнюдь не представляет собой какого-либо новшества; напротив, в течение приблизительно двух столетий он процветал на святой Руси. Династия Романовых была посажена на престол всеобщим голосованием. С того времени демократия господствует от Немана и до Амура. Быть может, пророки нового «демократического принципа» возразят, что Романовы были избраны свободно, что апелляции к народу не предшествовал никакой coup d'etat [государственный переворот. Ред.] и что по их восшествии на престол общее осадное положение не ограничивало права избирателей надлежащими рамками «демократического принципа». Во всяком случае, поскольку Луи Бонапарт не в состоянии сделаться «законным» государем, самое лучшее, что он может сделать, это превратить своих братьев — государей Италии и Германии — в «демократических» монархов по образцу малой Империи. Разумеется, римские императоры не были подлинными «демократическими» государями, ибо современный прогресс требует, чтобы к принципу «всеобщего голосования» был привит принцип наследственной монархии, так что если какому-либо молодцу когда-нибудь так или иначе удалось узурпировать трон и обставить эту узурпацию комедией всеобщих выборов, то предполагается, что его династия должна навсегда остаться живым воплощением всеобщей воли народа (volonte generale Руссо).

В другой корреспонденции я предполагаю дать обзор нынешней стадии шлезвиг-гольштейнских осложнений, сообщающих конференции в Баден-Бадене ее настоящее значение. Сегодня я ограничусь упоминанием о том, что 10 июня в замке Кронборг состоялось свидание между шведским и датским королями [Карлом XV и Фредериком VII. Ред.]. За две недели до этого свидания шведский министр иностранных дел направил датскому министру иностранных дел ноту, в которой намекалось, что было бы весьма желательно, чтобы в свите датского короля не оказалось лиц, встреча с которыми была бы неприятна его величеству шведскому королю. Другими словами, датскому королю было предложено удалить из своей свиты свою жену графиню Даннер, ci-devant [бывшую. Ред.] мадемуазель Расмуссен. А потому датский король счел уместным оставить свою любовницу дома.

Написано К. Марксом 13 июня 1860 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5986, 30 июня 1860 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского