Лондон, 5 октября 1861 г.
«Английский народ участвует в управлении своей страной, читая газету «Times»». Это суждение, высказанное одним выдающимся английским автором [Р. Лоу. Ред.] по поводу так называемого английского самоуправления, правильно лишь постольку, поскольку оно касается внешней политики королевства. Что же касается внутренних реформ, то они никогда не проводились при поддержке «Times»; напротив, газета «Times» не переставала выступать против них, пока не убеждалась в своей полной неспособности сколько-нибудь задержать их осуществление. Возьмем, например, эмансипацию католиков, билль о реформе, отмену хлебных законов, штемпельного сбора и налога на бумагу[165]. Всякий раз, когда победу бесспорно одерживали сторонники реформы, газета «Times» делала крутой поворот, дезертировала из реакционного лагеря и ухитрялась в решительную минуту быть с победителями. Во всех этих случаях «Times» не направляла общественное мнение, а подчинялась ему, грубо, неохотно и после длительных, но тщетных попыток повернуть назад вздымающиеся волны народного движения, Поэтому настоящее влияние этой газеты на общественное мнение ограничено областью внешней политики. Ни в одной европейской стране широкая публика, и особенно буржуазия, не проявляет столь глубокого невежества в вопросах внешней политики своей собственной страны, как в Англии, — невежества, объясняемого двумя главными причинами. С одной стороны, со времени славной революции 1688 г.[166] аристократия неизменно сохраняла монополию на руководство внешней политикой Англии. С другой стороны, все растущее разделение труда в известной степени выхолостило общий интеллект буржуа, ограничив всю их энергию и умственные способности узкой сферой торговых, промышленных и профессиональных интересов. В результате получилось, что аристократия действовала за буржуазию, а пресса думала за нее в области внешней или международной политики; и очень скоро обе стороны, аристократия и пресса, уяснили себе, что в их общих интересах объединиться. Достаточно открыть «Cobbett's Political Register»[167], чтобы убедиться, что с начала нынешнего столетия крупные лондонские газеты постоянно играли роль присяжных защитников высокородных заправил английской внешней политики. Правда, понадобилось пройти несколько промежуточных периодов, пока не установилось существующее положение. Аристократия, монополизировавшая управление внешней политикой, сначала сузилась до размеров олигархии, представленной тайным конклавом под названием кабинета, а затем кабинет был оттеснен одним лицом, лордом Пальмерстоном, который в течение последних тридцати лет узурпировал абсолютную власть в управлении национальными ресурсами Британской империи и в определении направления ее внешней политики.
Одновременно с этой узурпацией, в силу закона концентрации, действующего в области газетного дела еще быстрее, чем в области бумагопрядения, лондонская газета «Times» достигла положения английской национальной газеты, став, так сказать, представителем английского общественного мнения перед лицом других народов. Если монополия управления внешней политикой нации перешла от аристократии к олигархическому конклаву, а от олигархического конклава к одному лицу, министру иностранных дел Англии, т. е. к лорду Пальмерстону, то монополия мыслить и судить за нацию о ее собственной внешней политике и представлять общественное мнение в этих делах перешла от всей печати к одному ее органу — к «Times». Лорд Пальмерстон, который келейно управлял внешней политикой Британской империи, руководствуясь мотивами, не известными ни широкой публике, ни парламенту, ни даже его собственным коллегам, был бы очень глуп, если бы не попытался завладеть той единственной газетой, которая узурпировала право широко обсуждать от имени английского народа его собственные секретные дела. Газета «Times», в словаре которой никогда не было слова «добродетель», должна была бы, со своей стороны, проявить более чем спартанскую добродетель,
чтобы не вступить в союз с правителем, фактически самолично распоряжавшимся национальными ресурсами империи. Поэтому со времени французского coup d'etat [государственного переворота. Ред.], когда в Англии правительство одной клики было вытеснено правительством коалиции нескольких клик, и узурпации Пальмерстона, следовательно, больше не угрожали никакие соперники, газета «Times» целиком превратилась в его раба. Пальмерстон позаботился о том, чтобы протащить на второстепенные посты в кабинете некоторых влиятельных лиц из «Times» и приласкать других, приняв их в свой общественный круг. С этого времени деятельность «Times» в области внешней политики Британской империи целиком направлена на фабрикование общественного мнения, соответствующего внешней политике лорда Пальмерстона. «Times» должна подготовлять общественное мнение к тому, что лорд Пальмерстон намерен предпринять, и заставлять общественное мнение одобрять то, что он уже сделал.
Каких усилий требовал этот рабский труд, лучше всего обнаружилось во время последней сессии парламента. Эта сессия оказалась отнюдь не благоприятной для лорда Пальмерстона. Некоторые независимые члены палаты общин, либералы и консерваторы, восстали против узурпированной им диктатуры и попытались разоблачением его прошлых злодеяний дать нации почувствовать опасность, таящуюся в сохранении подобной неограниченной власти в тех же руках. Г-н Данлоп, открыв атаку внесением предложения о назначении специального комитета в связи с афганскими документами, которые Пальмерстон представил палате в 1839 г., доказал, что Пальмерстон фактически их подделал[168]. «Times» в парламентском отчете опустила все места речи г-на Данлопа, которые, по мнению газеты, могли бы особенно повредить ее хозяину. Позднее лорд Монтегю, внеся предложение об опубликовании всех документов, относящихся к датскому договору 1852 г., обвинил Пальмерстона в том, что ему принадлежала главная роль в маневрах, направленных к изменению датского престолонаследия в интересах одной иностранной державы[169], и в том, что он ввел в заблуждение палату общин, сообщив заведомо неверные сведения. Однако Пальмерстон успел прийти к соглашению с г-ном Дизраэли, чтобы провалить предложение лорда Монтегю, прервав заседание палаты из-за отсутствия кворума, и таким образом действительно удалось замять дело. Тем не менее речь лорда Монтегю длилась полтора часа, прежде чем заседание было прервано из-за отсутствия кворума. «Times» была заранее уведомлена Пальмерстоном о том, что заседание будет прервано, и поэтому редактор, специальной задачей которого было искажать и фабриковать парламентские отчеты, устроил себе день отдыха, в результате чего речь лорда Монтегю появилась на столбцах газеты в неискаженном виде. Когда на следующее утро промах обнаружился, была написана передовая статья, сообщавшая Джону Булю, что закрытие заседания из-за отсутствия кворума является остроумным способом прекращения скучных речей, что лорд Монтегю невыносимо скучен и что нельзя было бы управлять делами нации, если бы от скучных парламентских ораторов не избавлялись самым бесцеремонным образом. Пальмерстон был снова притянут к ответу на последней сессии, когда г-н Хеннесси внес предложение о представлении парламенту переписки министерства иностранных дел во время польской революции 1831 года. Газета «Times» снова прибегла, как и в отношении предложения г-на Данлопа, к простому замалчиванию. Отчет газеты о речи г-на Хеннесси — настоящее издание in usum delphini[170]. Если принять во внимание, сколько усердия нужно приложить, чтобы пробежать огромные парламентские отчеты в ту же ночь, когда они доставляются в редакцию из палаты общин, и в ту же ночь так исказить, изменить, фальсифицировать их, чтобы в них никак не наносился ущерб политической непорочности Пальмерстона, то надо признать, что, сколько бы выгод и преимуществ ни получала газета «Times» от своего прислужничества благородному виконту, ее задача отнюдь не из приятных.
Если, таким образом, «Times» способна при помощи лживых измышлений и замалчиваний так вводить в заблуждение общественное мнение в отношении событий, которые произошли лишь накануне в английской палате общин, то ее искусство применять лживые измышления и замалчивание к событиям, происходящим далеко за границей, например, к событиям войны в Америке, должно быть поистине безгранично. Если при обсуждении американских дел газета напрягала все силы, чтобы восстановить друг против друга англичан и американцев, то она делала это не из симпатии к английским хлопчатобумажным магнатам и не из внимания к каким-либо действительным или предполагаемым интересам Англии. Она просто исполняла приказания своего хозяина. Из изменившегося за последнюю неделю тона лондонской газеты «Times» мы можем, следовательно, вывести заключение, что лорд Пальмерстон намерен отказаться от крайне враждебной позиции, которую он до сих пор занимал по отношению к Соединенным Штатам. В одной из сегодняшних передовых статей газеты «Times», которая в течение ряда месяцев превозносила наступательные силы сецессионистов и распространялась о неспособности Соединенных Штатов справиться с ними, высказывается полная уверенность в военном превосходстве Севера. О том, что эта перемена тона продиктована хозяином, вполне убедительно свидетельствует то обстоятельство, что другие влиятельные органы печати, о которых известно, что они связаны с Пальмерстоном, точно так же переменили направление. Один из этих органов, «Economist», довольно прозрачно намекает спекулянтам общественным мнением, что наступило время «тщательно проверить» свои так называемые «чувства по отношению к Соединенным Штатам». Соответствующее место из «Economist», на которое я ссылаюсь и которое я считаю нужным привести как доказательство новых указаний, полученных пальмерстоновскими журналистами, гласит:
«Мы искренне признаем, что в одном отношении северяне имеют право жаловаться и что мы также в одном отношении вынуждены быть больше настороже, чем, может быть, это делали обычно. Наши руководящие газеты были слишком склонны цитировать и считать представителями взглядов и позиций Соединенных Штатов те газеты, которые всегда отличались плохой репутацией и слабым влиянием и о которых теперь почти наверняка известно, что они в душе придерживаются сецессионистских взглядов и прикрываются чужим флагом, что они прикидываются сторонниками крайних воззрений Севера и в то же время пишут в интересах Юга и, вероятно, оплачиваются им. Мало кто из англичан может, например, искренне считать, что «New-York Herald» выражает характер или взгляды северной части республики. Повторяем: мы должны быть очень осторожны, в противном случае наше правильное критическое отношение к унионистам может незаметно превратиться в признание и защиту сецессионистов. Средний человек обычно очень склонен быть пристрастным. Однако, как бы горячо мы ни критиковали слова и дела Севера, мы никогда не должны забывать, что сецессия Юга была продиктована намерениями и началась действиями, вызывающими с нашей стороны самое горячее и глубокое порицание. Конечно, мы должны осуждать протекционистский тариф Союза как гнетущее и мрачное безумие. Конечно, мы сочувствуем стремлению Юга иметь низкие пошлины и свободную торговлю. Конечно, мы хотим, чтобы процветание штатов, которые производят так много сырья и нуждаются в таком количестве фабричных изделий, не было прервано или совсем нарушено. Но в то же время мы не можем упускать из виду бесспорный факт, что истинной целью и основным мотивом сецессии была не защита права владеть рабами на своей собственной территории (северяне проявляли в этом отношении не меньшую уступчивость, чем проявленная южанами требовательность), а распространение рабства на огромные, неограниченные пространства, до сих пор свободные от этого проклятия, но которые плантаторы мечтали в дальнейшем освоить. Эту цель мы всегда считали безрассудной, несправедливой и омерзительной. Общественный порядок, установленный в южных штатах институтом рабства, вызывает у англичан тем большее отвращение и осуждение, чем ближе они с ним знакомятся. И мы должны заявить южанам, что никакие денежные или торговые преимущества, которые наша страна, возможно, могла бы получить от расширенной эксплуатации девственной почвы плантаторских штатов и новых территорий, на которые они претендуют, никогда ни в малейшей степени не изменят наших взглядов на эти вопросы, не помешают нам выражать нашу точку зрения, не остановят нашего выступления, когда оно станет неизбежным или уместным. Предполагают, что они (сецессионисты) еще носятся со странной идеей — причинив Франции и Англии ущерб и лишения полным прекращением снабжения со стороны Америки и доведя их таким образом до истощения, заставить правительства этих стран выступить от их имени и вынудить Соединенные Штаты прекратить блокаду… Нет решительно никаких шансов на то, чтобы какая-либо из этих держав хоть на один момент почувствовала себя вправе совершить такой акт явной и недопустимой враждебности по отношению к Соединенным Штатам… Мы меньше зависим от Юга, чем Юг от нас, и южане скоро начнут понимать это. Поэтому мы хотим, чтобы они поняли, что пока существует рабство, нас будет разделять более или менее высокая моральная преграда и что наши мысли одинаково далеки как от молчаливого поощрения, так и от дерзости открытого вмешательства. Ланкашир — не Англия, и нужно сказать, к чести и мужеству населения наших промышленных районов, что если бы даже их настроения можно было отождествить, то все же хлопок не был бы королем».
Все, что мне хотелось доказать, это то, что Пальмеретон, а следовательно и лондонская пресса, действующая по его приказам, отказывается от своей враждебной позиции по отношению к Соединенным Штатам. Причины этого revirement [перелома. Ред.], как его называют французы, я попытаюсь разъяснить в одной из моих последующих корреспонденции. Прежде чем закончить, добавлю, что г-н Форстер, член парламента от Брадфорда, прочел в прошлый вторник в зале брадфордского Механического института лекцию на тему «Гражданская война в Америке», в которой проанализировал подлинные причины и характер этой войны и с успехом опроверг лживые измышления пальмерстоновской прессы.
Написано К. Марксом 5 октября 1861 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 6411, 21 октября 1861 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского