Газета «Times», которая сначала умеренно хвалила императорский coup d'eclat [доблестный подвиг. Ред.], а затем превозносила его до небес, делает сегодня внезапный поворот от панегириков к критике. То, как выполняется этот маневр, характеризует Левиафана английской прессы:
«Мы предоставляем другим воздавать цезарю хвалу за признание, что он представляет собой ограниченное, а не непогрешимое существо, и за то, что, господствуя над страной, бесспорно, лишь силой меча, он не претендует на правление в силу божественного права. Нам же следует спросить о результатах, достигнутых за десять лет императорского правления в области финансов. Результаты эти несравненно важнее, чем фразы, которыми они выражены… Исполнительная власть делала все, что ей было угодно; министры были ответственны только перед императором; состояние финансов держалось в строгой тайне от общества и от палат. Процедура ежегодного вотирования бюджета была не преградой, а маской, не защитой, а обманом. Итак, чего же достиг французский народ, предоставив свои свободы и свое достояние в распоряжение одного-единственного человека?.. Сам господин Фульд признает, что чрезвычайные кредиты, предоставленные с 1851 по 1861 г., достигли 2800000000 франков и что дефицит нынешнего года составляет не менее 1 миллиарда франков…
Мы не знаем, каким образом добывались эти суммы. Во всяком случае, не путем налогового обложения. Нам говорят, что израсходованы 4 миллиона, уплаченные Французским банком за возобновление своих привилегий; 51/2 миллионов заимствованы из дотационного фонда армии, и в обращение пущены всевозможные кредитные бумаги. Что касается положения дел в данный момент, то наш парижский корреспондент уверяет, будто государственное казначейство не имеет достаточно денег для предстоящей в следующем месяце выплаты полугодовых дивидендов. В таком плачевном и постыдном положении оказались французские финансы после десяти лет блестящего и преуспевающего императорского правления, и только теперь, в момент, когда французское правительство оказалось не в состоянии выполнять свои текущие обязательства, оно проявляет до некоторой степени доверие к нации и приоткрывает ей небольшую частицу той действительности, которая скрывалась за пышной фантасмагорией столь часто превозносимого финансового процветания. Более того, именно в этот момент «Revue des deux Mondes» привлекается к судебной ответственности за публикацию некоторых сведений относительно финансового положения Франции, недостатком которых является разве лишь то, что они выдержаны в чрезмерно розовых тонах».
«Times» спрашивает далее о причинах этого крушения. За десять лет существования Империи экспортная торговля Франции возросла более чем в два раза. Вместе с промышленностью развивалось сельское хозяйство, а одновременно росла и железнодорожная сеть. Кредитная система, делавшая до 1848 г. лишь свои первые шаги, получила бурное и всестороннее развитие. Все это происходило не по велению императора, а благодаря переворотам на мировом рынке, происшедшим после открытия золота в Калифорнии и Австралии. Но почему же произошла катастрофа?
«Times» упоминает о чрезвычайных расходах на армию и флот, являющихся естественным результатом стремления Луи Бонапарта играть в Европе роль Наполеона. Газета упоминает о войнах и, наконец, о колоссальных расходах на общественные работы, которые должны были дать занятие предпринимателям и пролетариям и поддерживать у них хорошее настроение-
«Но», — продолжает «Times», — «всего этого недостаточно для объяснения столь страшного дефицита, самого большого в летописях истории… К агрессивным вооружениям в армии и флоте, к общественным работам и непредвиденным войнам присоединилась позорная и всеобщая система грабежа. — На Империю и ее приверженцев падал золотой дождь. Огромные состояния, приобретенные внезапно и каким-то загадочным образом, вызывали скандальные толки и удивление до тех пор, пока скандальные толки не затихли, а изумление не ослабло вследствие частого повторения и даже всеобщего характера этого явления. Современная Франция дала нам ключ к тем местам из сатир Ювенала, где внезапно приобретенное богатство рассматривается как преступление против народа. Роскошные жилища, великолепные экипажи, чрезмерная расточительность людей, которые до coup d'etat [государственного переворота. Ред.] влачили, как это всем известно, голодное существование, — у всех на устах. Двор устанавливал свой бюджет с почти невероятной расточительностью. Новые дворцы возникали как по мановению волшебного жезла, и блеск ancien regime [старого порядка. Ред.] был превзойден. Безумная расточительность не знала никаких границ, кроме наличности государственной казны и государственного кредита. Первой уже более не существует, второй исчерпан. Вот что принесли Франции десять лет императорского правления».
Важнейшим для Европы вопросом является, несомненно, вопрос о том, может ли превратиться финансовая система Империи в конституционную финансовую систему, на что как будто подает надежды переписка между Луи Бонапартом и Фульдом? В данном случае дело идет не о мимолетных намерениях отдельных лиц. Дело идет об экономических условиях существования реставрированной Империи. Мошенническая система финансов могла бы превратиться в обычную финансовую систему только путем устранения коррупции как всеобщего средства управления, путем сокращения численности армии и флота до уровня мирного времени и, следовательно, путем отказа нынешнего режима от подражания Наполеону, наконец, путем полного отречения от проводившегося до сих пор плана, который заключался в том, чтобы привязать к существующему правительству некоторую часть буржуазии и городского пролетариата посредством развертывания большого строительства за государственный счет, а также других общественных работ. Но разве выполнение этих условий не означало бы: «Et propter vitam vivendi perdere causas»! [ «И ради жизни сгубить источники жизни» (Ювенал. «Сатиры»). Ред.] В самом деле, разве под маркой наполеоновской фирмы может быть восстановлена скромная система Луи-Филиппа? Это так же невозможно, как и учреждение Июльской монархии под сенью drapeau blanc[217].
Поэтому мы с самого начала называли coup d'eclat 14 ноября комедией [См. настоящий том, стр. 383–385. Ред.] и ни одной минуты не сомневались, что эта комедия преследует лишь две цели: справиться с затруднениями данного момента и благополучно пережить зиму. Если обе эти цели будут достигнуты, то весной раздастся гром военных литавр и будет сделана попытка устроить так, чтобы на этот раз война сама окупила связанные с ней расходы. Не следует забывать, что до сих пор — и это было неизбежным следствием всего лишь игры в наполеонизм — Франция декабрьского переворота покупала всю свою славу за счет французского же государственного кошелька.
Английская пресса после недолгих колебаний пришла к тем же самым выводам относительно серьезности обещаний, данных 14 ноября, и возможности их исполнения.
Так, «Times» заявляет в сегодняшнем номере, в цитированной выше передовой статье:
«Император отказывается от пользования чрезвычайными кредитами. Такое проявление самоотверженной добродетели обычно предшествует новому французскому займу, но редко переживает его».
А в биржевом разделе той же газеты говорится:
«Весьма сомнительно, чтобы вызванная финансовым кризисом внезапная финансовая непогрешимость долго просуществовала после того, как пароксизм кончится, государственная касса снова наполнится и новый заем будет обеспечен… Говорят, что общественное мнение заставит императора осуществить программу Фульда вопреки своей собственной воле. Но не правильнее ли будет сказать, что каждый готов предаться этому самообману, в то время как поставщики армии и флота и спекулянты твердо рассчитывают на то, что весной, после преодоления грозящей сейчас опасности, «Moniteun» найдет достаточно веские основания — например, «изменившееся положение Европы», или необходимость что-то исправить, или опасность, где-то грозящая чести Франции, или интересы католической веры, или интересы свободы и цивилизации человечества, — чтобы возвратиться к прежней финансовой системе, от которой вообще нельзя отказаться на длительное время в стране, где господствует военная диктатура и где не существует общепризнанного и нерушимого конституционного права?»
В таком же духе высказывается и «Economist». Свои рассуждения он заканчивает словами:
«Несмотря на декрет, политический риск всегда будет оставаться руководящим принципом для человека, который нисколько не сомневается в том, что малейший промах может привести к окончательной гибели его династии».
До сих пор Луи Бонапарт подвергал Европу только опасностям, потому что ему самому во Франции постоянно грозила опасность. Можно ли думать, что опасность, создаваемая им для Европы, будет уменьшаться по мере того, как во Франции будет расти опасность, угрожающая ему самому? Это произойдет лишь в том случае, если внутренняя опасность успеет созреть настолько, что приведет к взрыву.
Написано К. Марксом 18 ноября 1861 г.
Напечатано в газете «Die Presse» № 322, 23 ноября 1861 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого