Книгоиздательство «Гриф» выпустило «Кипарисовый Ларец» – посмертную книгу стихов И. Ф. Анненского. Автор не успел просмотреть последней корректуры: стихотворение «Моя тоска» помечено двенадцатым ноября, а тринадцатого ноября уже не стало поэта… В этом прощальном стихотворении Анненский характеризует Водительницу своей поэзии:
В венке из тронутых, из вянущих азалий
Собралась петь она… Не смолк и первый стих.
Как маленьких детей у ней перевязали,
Сломали руки им и ослепили их.
Она безполая, у ней для всех улыбки.
Она притворщица, у ней порочный вкус –
Качает целый день она пустые зыбки
И образок в углу Сладчайший Иисус…
Это чарующее стихотворение не случайно: лирик делает свое последнее признание, шепчет слова, мучительные и нежные, слова «безлюбой» печали.
Тема поэта – его без любая Тоска. Что значит этот эстетический парадокс? Как могли благословить музы того, кто сам назвал свою Мечту «безполой»?
«Она притворщица, у ней порочный вкус»…
На ту же тему, но в иной манере, написано стихотворение «Среди миров».
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
По потому, чтоб я Ее любил.
А потому, что я томлюсь с другими.
Поэт боится любовных признаний и даже мольбу, обращенную к Единой, целомудренно скрывает под личиной печали и томления, как бы стараясь создать не стилистическую, а лирическую метафору.
Анненский поэт метафоры. Недаром он умел полюбить французскую поэзию, метафорическую по преимуществу, – поэзию Леконта-де-Лиля и Бодлэра. Об этом увлечении французским парнассизмом свидетельствует и первый сборник стихов И. О. Анненского «Тихие Песни». Автор скрылся тогда под псевдонимом Пик. Т-о. Я помню, как заинтересовала меня эта книжка неизвестного, полученная пять лет тому назад в редакции «Нового Пути» «для отзыва», среди многих иных сборников: изысканность стиха и содержательность поэзии выгодно отличала автора от множества лириков, появившихся у нас в те дни.
Теперь, когда я узнал, что Пик. Т-о тот самый И. Ф. Анненский, который перевел Эврипида, написал ряд замечательных критических этюдов и, наконец, создал своеобразный лироэпический театр («Царь Иксион», «Меланиппа-Философ»; «Лаодамия» и «Фамира-Кифаред»), теперь я по новому перечел «Тихие Песни», восхищаясь их напевами, и вместе с лириком мечтал «искать следов Ее сандалий между заносами пустынь»…
Анненский во-истину поэт и рыцарь своей печальной Музы, но он прав, когда делает свое признание:
«Я выдумал ее – и все ж она виденье,
Я но люблю ее – и мне она близка»…
Вот почему смутен образ его Музы, вот почему он любит мир в его ущербе, вот почему так богата его книга мотивами тоски и уныния.
«Там вое, что близится – унылость и забвенье», Своеобразен поэт, когда ищет вдохновения, прислушиваясь к мучительному гулу города, к певучему валу старой шарманки, к «косноязычному бреду» будильника или к скучному лепету дождя… И той, чей стан «так нежно-зыбок», поэт отвечает стыдливо и сурово:
Оставь меня. Мне ложе стелет Скука.
Зачем мне рай, которым грезят вое?
А если грязь и низость только мука
По где то там сияющей красе…
Несколько старомодный дэндизм; изысканность тем, иногда отдаленно напоминающая Жюля Ляфорга, а иногда Маллармэ, верным поклонником которых был поэт: ирония и сплин, а тайно, как свирель, поющее сердце: вот мотивы, определяющие поэзию Анненского.
Но, конечно, я не смею думать, что в этой краткой заметке я исчерпал лирическое содержание «Кипарисового Ларца».