Глава 15 Матильда

Поместье, или асиенда миссис Брейтон протянулась вдоль дубовой рощи, за которой текла неширокая речка. Если измерить асиенду в ширину, то можно набрать более трех милей, но к югу в прерию она уходила на шесть миль.

Дом стоял на срезанном плоском холме. В первую очередь бросались в глаза его чистые белые стены. Местоположение асиенды было выбрано из соображений самообороны, ибо строилось в те времена, когда колонисты опасались набегов индейцев.

Фасад дома был обращен в сторону прерии, которая расстилалась до самого горизонта. Архитектурный стиль помещичьего дома можно было назвать мавританско-мексиканским. Дом – двухэтажный, с плоской крышей, асотеей, был обнесен парапетом. Внутри находился вымощенный плитами двор – «патио» – с фонтаном и лестницей, ведущей на асотею. Массивные деревянные ворота главного входа впечатляли своей солидностью, по бокам находилось два окна, через которые можно было увидеть, кто стучится в дверь.

Том и Джерри ловко забрались на сложенный из кирпича забор и устроились там, притаившись под ветвями Дерева, которое росло рядом.

Во дворе лениво прогуливались кошки, в основном, парами. Одни, о чем-то неторопливо беседуя между собой, другие нежились на солнце, вытянувшись на чистых плитах близ фонтана, третьи сидели на ступеньках лестницы, ведущей на крышу, а четвертые ходили по асотее и даже собирались группами, оживленно спорили. Тут было такое количество кошек, что у Джерри бешено заколотилось сердце. Едва ли еще какому-то мышонку в мире доводилось видеть столько котов и кошек сразу!

Из дому вышла хозяйка, яркой и броской внешности женщина в легком платье, через которое просвечивало ее тело. Она несла на руках две подушки. Женщина заботливо подложила подушки под задремавших котов, которые даже не соизволили приоткрыть глаза, а только лениво промурлыкали.

– Ах вы, мои хорошие! – лепетала женщина. – Я поняла, что вы мурлычите. Я знаю, как вы меня любите.

На самом деле первый кот, когда хозяйка стала укладывать его на подушку, сказал приятелю:

– Уж лучше бы отстала эта дура. Царапнуть ее, что ли?

– Не валяй дурака, Генри, – ответил второй. – Ты забыл помойную яму, возле которой мы жили последние месяцы?

– Ты прав, Майкл, нам не надо забываться. Но было бы куда лучше, если бы она убралась.

Хозяйка погладила кота с умилением.

– Ах, моя умница! Ах, моя прелесть! Какая у тебя стала шерсть. Гладкая да пышная. А каким ты пришел. Голубчик мой!

Джерри, как и Том, запросто понимал человеческий язык. Люди в его глазах выглядели жалкими и ничтожными, потому что не понимали даже элементарного кошачьего языка, уж не говоря о мышином. И он не преминул тотчас сообщить об этом Тому.

– А это что еще за мышиный писк? – легкая гримаса появилась на лице хозяйки, когда она услыхала голос Джерри.

– Надо ж такое подумать! – воскликнул Джерри с возмущением. – Разве можно после этого уважать людей! Мышиный писк! – передразнил он. – Да за этим мышиным писком стоит язык Диккенса и Рабле!

Джерри имел в виду в данном случае не английский и французский языки. Ему не важно было, на каком языке талдычит человек, хоть на китайском, хоть на японском, хоть на русском. Он понимал любой, потому что воспринимал человеческие чувства. Диккенса и Рабле, о которых он слышал от начитанного Тома, Джерри вспомнил потому, что эти господа тоже были сочинителями, то есть своим братом-писателем, и уж слов всяких-разных знали предостаточно. Так, в одном мышином писке могло скрываться больше, чем во всем словарном запасе этих классиков... Естественно, Джерри уважал и Диккенса, и Рабле, тем более, что никогда не читал произведений ни того, ни другого. Ему даже было жаль, что скоро придет время, когда забудут об этих писателях, назовут их второстепенными, потому что в мире появится первостепенный автор, мастер бестселлеров по имени Джерри.

Но это – в будущем, а теперь надо было присмотреться к тому, что происходило во дворе.

– Должен сказать, – заметил Джерри, – эти коты и кошки относятся к своей хозяйке, безо всякого почтения.

– К сожалению, так, – вздохнул Том.

– Они держатся настолько высокомерно и напыщенно, словно все до одного происходят из старых княжеских и королевских фамилий.

– Да о чем ты говоришь! Это все бывшие бродяжки – без рода, без племени. Миссис Брейтон подобрала кого где придется. В основном, выходцы с помоек и свалок...

– Могли бы остаться благодарны...

– Да они уже давно позабыли о своем прошлом.

– Хозяйка слишком их балует.

– В том-то и дело. Ты не замечал, Джерри, что если кого-то очень любить, то он становится неблагодарным? Думает, что заслуживает этой любви, что своим существованием приносит другим счастье, и оттого становится нетерпимым, злым, заносчивым и чересчур гордым?

– Надеюсь, ты не обо мне говоришь, Томми?

– Как ты можешь такое подумать, Джерри! Мы ведь друзья!

– Хотел бы добавить – боевые друзья.

– Увы! Было так, но теперь...

– А где та? Неповторимая кошечка?

– Ты говоришь непочтительно, если хотел поинтересоваться, где Матильда.

– Плевать мне на нее!

– Джерри, если ты будешь продолжать в таком тоне, я буду вынужден вызвать тебя на дуэль.

– Даже так?

– К этому призывает честь Матильды.

– И ты ради этой чести готов заколоть меня шпагой?

– У меня нет другого выхода, как бы я тебя ни любил.

– О, Том! Покажи мне скорей эту Матильду.

– Ее нет, она еще изволит почивать.

– Все проснулись, а она дрыхнет.

– Джерри, я тебя предупредил!

– Ну, спит, спит. Почивает...

– Она имеет на это право.

– Это еще почему? Она является атаманшей среди этой голытьбы?.. Ладно, успокойся, Томми. Я больше не буду говорить в таком тоне. Но кто сия вельможная кошка по имени Матильда?

– Она тут первая дама. Ее пробуждения ждут все.

– Так ее почитают?

– К твоему огорчению, должен признаться, что это не совсем так. Большинство из этих бывших бродяг ждут ее безо всякого почтения, хотя и стараются скрыть это. Дело в том, что пока Матильда не выйдет из покоев, кошкам не подают завтрак. Так уж тут заведено.

– Первая дама кошачьего питомника! Звучит! Но кто выбрал ее первой дамой? Не могла же хозяйка назначить?

– При чем тут хозяйка? Кто ее послушает? Ее принимают за рабыню даже вчерашние распутные кошки. Подлинной хозяйкой в этой асиенде является Матильда.

– Значит, кошки сами выбрали ее своей госпожой?

– Ее не все почитают, о чем я скорбно сообщаю тебе, но уж боятся-то все.

– Чем же она их запугала?

– Матильда – самая прекрасная и благородная кошка в мире. Она не опустится до того, чтобы кого-то пугать. Она настолько превосходит всех по красоте и уму, что ей просто нельзя не подчиниться.

– Боюсь, весь этот сброд не очень-то разбирается в таких понятиях, как красота и ум, а тем более – благородство.

– Ты, пожалуй, прав, – вздохнул Том.

Джерри заметил рыжего кота, который расхаживал туда-сюда больше других, останавливался у каждой группы и прислушивался, о чем говорят.

– Кто вон тот рыжий? – спросил Джерри.

– Я не хочу о нем говорить, – отвернулся Том.

– Почему?

– Он доносит на своих товарищей.

– Понятно. Доносчик, шпик. Насколько он приближен к первой даме?

– Когда просыпается Матильда, она первым зовет на доклад этого рыжего.

– А кто тот, что развалился у фонтана? Он здоров, как бизон. Но морду я не назвал бы доброй.

– Его зовут Лом.

– Подходящее имя, но оно мало что мне сказало.

– Не лучше ли поговорить о ком-либо другом?

– Почему, Томми? Меня заинтересовал этот Лом. Он все время лежит на солнце и спит?

– Я бы хотел этого.

– Чем же он занимается, что ты хотел бы его видеть постоянно спящим?

– Ты заставляешь меня говорить страшные вещи. Посмотри на того печального кота.

Джерри перевел взгляд на первый угол двора, куда показал Том. Он увидел пожилого кота, который ходил кругами, заложив лапы за спину и опустив большую умную голову.

– Кто это?

– Великий философ.

Джерри заметил, что великий философ хромал.

– Великий хромой философ, – сказал Джерри.

– Он не хромал. Ногу ему повредил Лом.

– За что?

– За то, что философ высказал кое-какие мысли своему приятелю. Они касались Матильды. Этот философ усомнился в почтенной родословной Матильды. Этими мыслями он поделился шепотом с приятелем.

– Кто же мог услышать?

– Видишь ту беленькую кошечку?

На краю крыши стояла маленькая снежной белизны кошечка и смотрела вниз, обозревая всех на дворе.

– Премилое создание! – оценил Джерри.

– Это премилое создание опасней рыжего доносчика. Никто не подозревает, что она все слышит и все видит. Матильда обожает ее. Это она подслушала философа и доложила Матильде. Тогда за дело взялся Лом.

– Насколько я догадываюсь, Лом занимает должность палача.

– Как ни прискорбно признавать, но так. Бедного философа Лом пытал всю ночь. Но этого ему показалось мало.

– Вот изверг!

– Ему присудили наказание – ходить кругами неделю.

– Кто присудил? Матильда?

– Не смей, Джерри! Она – воплощение справедливости! В этом обществе все решения выносят коллективно.

– Ты хочешь сказать, что все являются судьями?

– Приговор выносится общим голосованием.

– Представляю в роли судей пиратов и бандитов! – воскликнул Джерри. – Теперь я понял, как держится власть первой дамы. Собственно, так держится абсолютно любая власть.

– Тише, Джерри! – воскликнул Том, но поздно.

Что-то встревожило белую кошечку, которую звали Сюзи. Она была очень хитра. Сделала вид, что смотрит в другую сторону, а сама краешком глаз увидела сидевших на заборе Джерри и Тома.

– Я так испугался, что она нас заметила, – выдохнул Том.

– Кто?

– Сюзи, – показал на белую кошечку Том.

– Да пошла она подальше! – сердито сказал Джерри. – Я одно понял, мой честный друг. Ты попал в беду. И надо тебя выручать.

– Я и сам знаю, что попал в беду. Но выхода нет.

– Не узнаю тебя, Томми. Ты совсем сник и раскис. Доверься мне. Отныне ты будешь делать только то, что я тебе посоветую.

– Если это поможет, я согласен, Джерри.

В это время произошло какое-то общее движение среди кошек. Они все повернули головы в одну сторону. Рыжий кот юркнул в дверь и исчез. Во дворе, на лестнице и на крыше, где находились коты и кошки, воцарилась напряженная тишина.

Через несколько минут в дверях в сопровождении рыжего кота появилась Матильда, которая произвела на всех сильное впечатление. Дело было не в том, как важно она выступала, как гордо держала голову и как все почтительно перед ней склонялись. А в том, что на голове Матильды, между ушами, сверкала белая челка, очень похожая на королевскую корону.

Джерри смекнул, что именно «царская» челка отличала Матильду от других кошек. Возможно, только из-за этого и признали ее первой дамой. Но в следующую минуту Джерри усомнился в своей мысли.

Из дому выскочила сияющая миссис Брейтон, подхватила на руки вальяжную Матильду и прижала к своему сердцу.

– О, моя прелесть! Моя любовь! Мое сокровище!

Все эти слова хозяйка говорила, целуя Матильду и вся светясь радостью. Матильда в ответ мурлыкала. Джерри отчетливо слышал, что говорила Матильда:

– Отстань, вонючка! Ты вся пропиталась духами! О, как ты мне противна! Мне твои дурацкие ласки так надоели! А сегодня и вовсе не до тебя!

– Ты проголодалась, моя маленькая! – лепетала счастливая миссис Брейтон. – Сейчас тебя по кормят вкуснятиной.

Из дверей дома вышли служанки, их было пять, они ловко несли на руках подносы, на которых стояли фарфоровые чашечки с кошачьими деликатесами.

Служанки расставили чашечки вдоль стены дома, вокруг фонтана и на ступеньках лестницы. Коты и кошки быстро заняли свои места, но никто из них не смел приступить к завтраку, пока хозяйка ласкала Матильду.

Джерри подумал: авторитет Матильды потому непререкаем среди котов и кошек, что миссис Брейтон больше всего любит ее. Благосклонность сильных мира сего имеет огромное значение. А, впрочем, власть Матильды складывалась из многих причин. И корона, то есть белая челка на голове, играла не последнюю роль. Миссис Брейтон своими длинными и тонкими пальцами дотрагивалась до этой челки и при этом говорила такие слова:

– Только у тебя такая прелесть, такая красота. В мире нет другой кошки, у которой была бы на голове такая корона. Я обладательница единственной в своем роде кошки. Я горда этим и потому еще больше люблю тебя, моя радость, моя редкость.

– Да отстала бы ты! – мурлыкала Матильда. – Сколько можно сюсюкать? У меня столько дел...

Наконец, миссис Брейтон опустила Матильду на пол и сказала служанкам:

– Не будем им мешать.

Служанки тут же ушли, а миссис Брейтон со слезами умиления окинула взглядом кошачий сброд.

– Ах, как вы умиротворяете бедное женское сердце! Вы, милые крошки, являетесь единственным моим утешением в этом мире, утешением печальной вдовы, днем и ночью оплакивающей троих мужей.

Она помахала ручкой Матильде и ушла в дом.

Коты и кошки остались одни.

Матильда поднялась на каменный выступ, застеленный ковриком, на котором стояла серебряная чаша с едой для нее. Она окинула взглядом публику и спросила низким голосом:

– Ну, что скажете?

– Мы не виноваты! – заверещали кошки. – Мы спали.

– Та-ак, – протянула она с угрозой. – Значит, спали?

– Если б мы знали, – сказал один кот.

– И что бы сделали, если б знали? – спросила Матильда.

– Мы не спали бы, – додумался кот.

– Это ты-то не спал бы? – усмехнулась недобро Матильда. – Ты и проснулся-то для того, чтоб поесть. А наешься – и тут же завалишься дрыхнуть снова... Вы упустили его. Вот что вы натворили!

Джерри глянул на Тома:

– Разговор о тебе?

– Да, – вздохнул Том.

– Не хотел бы я попасть в лапы такой Матильды.

– Она добра. Она удивительно добра. Но ты должен понять ее: она страдает.

– Страдает? Что-то я не очень замечаю. Или с глазами что-то, или слух подводит...

– Джерри, ты опять?

– Молчу, молчу. Смотри– и сам все увидишь.

Под тяжелым взглядом Матильды коты и кошки трепетали.

– Кто дежурил? – спросила резко Матильда.

Две кошки, как раз те, что искали вечером Тома, робко подняли лапы.

– Лом! – повела головой Матильда.

Лом молча поднялся и выпятил грудь.

– Ты ими займешься.

Лом только взглянул на тех двух кошек – и бедняжки задрожали, чуть ли не теряя сознание.

– Все согласны с тем, чтобы Лом разобрался с этими двумя разинями? – спросила демократично Матильда у кошачьего общества.

– Все! – раздались голоса.

– Не слышу, – поднесла лапу к уху Матильда. – Может, кто-то против? Пусть выступит.

– Нет! – на этот раз дружнее ответили коты и кошки.

– Что означает ваше «нет»? Не согласны или наоборот – согласны? Еще раз спрашиваю – кто за то, чтобы Лом занялся этими предательницами, прошу поднять лапы.

Все дружно вскинули лапы. Один только философ ходил на краю двора, заложив лапы за спину.

– А ты почему не голосуешь? – спросила Матильда.

– Мне велено ходить так. Если я подниму лапу, то нарушу закон, то есть вашу волю.

– Я велю.

– Если я выполню это ваше веление, то нарушу прежнее ваше веление. Трудно разобраться, какое из этих велений важней. Для этого нужно время, чтобы все обдумать и взвесить.

– Не пудри мне мозги!

– У меня, как видите, нет пудры, но я боюсь, что если бы она и была, то есть ли то, что мог бы я пудрить?

– Что ты хочешь этим сказать? – подбоченилась Матильда.

– Только то, что прошу вас оставить меня в покое. Вы прервали меня своим обращением как раз в тот момент, когда я чуть было не решил самый важный философский вопрос современности.

– В чем же заключается твой дурацкий философский вопрос? – спросила надменно Матильда. – К тому же, самый важный?

– Вопрос заключается в том, – продолжал философ, – что делать, когда нечего делать?

– Как это – что делать?

– Мы все живем в этой асиенде под покровительством чудаковатой хозяйки и ровным счетом ничего не делаем, кроме того, что едим и спим. Оставшееся время нам нечего делать. Но ведь нельзя долго жить, ничего не делая? И тогда мы начинаем сплетничать, искать себе занятия, развлекать самих себя. Вот это нас и погубит в итоге. Я должен придумать нечто такое, чтобы все мы приносили пользу. Тогда наша жизнь приобретет смысл.

– Смысл моей жизни, – сказал рыжий кот, – в служении нашей первой даме госпоже Матильде.

– И мой! И мой! – заторопились угодливо заверить остальные идиоты-коты.

– Ну и публика! – мотнул головой Джерри, – Ну и бездельники!

– Не суди их так строго, – задумчиво произнес Том. – Служить кому-то – это великое счастье. При одной мысли о Мери Крайтон душа моя наполняется счастьем, а разум видит смысл моего существования. Почему же они не могут служить Матильде!?

– Да я их вижу насквозь. Ты – искренен, а они – фальшивые, – сказал Джерри и притих, потому что заговорила Матильда.

– Ты прав, философ, – сказала она. – Нельзя жить без смысла: Но ты сам слышал, что тут нет ни одного кота и ни одной кошки, которая не знала бы, что делать. Служить! Вот что для нас главное. Служить тому, чтобы наше благополучие длилось до скончания века, чтобы мы жили припеваючи, чтобы за нами следом ходили эти жалкие люди, которым рабство приносит счастье. Мы владеем ими, они обслуживают нас, и мы должны делать все для того, чтобы так оставалось всегда. А потому...

Наступила мертвая тишина. Матильда держала торжественную паузу.

В это время выскочила из дому возбужденная хозяйка в одежде для верховой езды. Она увидела нетронутую еду и удивилась:

– Что с вами? Почему вы не завтракаете? Ах, вот в чем дело! Я помешала вам. Ах вы, мои капризули! Ах вы, мои скромницы! Как вы любите меня! Какие у вас прелестные мордочки! Вы смотрите на свою хозяйку с обожанием. Даже не смеете при ней прикоснуться к еде. Я всех вас целую и бегу.

Она удалилась, и вскоре послышался топот лошадиных копыт.

Матильда тяжелым взглядом окинула публику.

– А потому превыше всего – дисциплина. Ясно?

Одобрительный гул прокатился по двору.

– А у нас произошло чрезвычайное происшествие... – продолжала Матильда.

Все затаили дыхание. И тут произошла заминка. Белая кошечка Сюзи на цыпочках приблизилась к Матильде и что-то быстро стала шептать ей на ухо. Та весьма удивилась. Никто не слышал, что она ответила, почему бросила встревоженный взгляд на забор и по какой причине ее грозная мордочка приняла вдруг нежное выражение. Но Джерри догадался обо всем.

Джерри понял, что Сюзи обнаружила его с Томом. Она сообщила об этом Матильде, которая собралась было метать громы и молнии. И Джерри еще больше убедился в правоте своей догадки, когда услыхал теперь уже медоточивый голос Матильды.

– Я уже сказала, что произошло великое несчастье – нас покинул доблестный и благородный странник Том. Для вас не тайна, что сердце мое преисполнено неземной любви к этому великому воину.

– О, Матильда! – простонал Том.

– Успокойся, Томми, – попросил Джерри, удивляясь тому, как быстро и умело преобразилась Матильда.

– Ты ее не знаешь, Джерри.

– Позволь не согласиться.

– Прошу тебя, Джерри, проникнись к ней таким же уважением, какое испытываю я.

– Я пока повременю.

– Что это значит – повременю? Не кроется ли за этим словом нечто, унижающее достоинство пре лестной Матильды?

– Повременю – значит, повременю. И нет в этом ничего оскорбительного. Не могу же я бросаться на колени перед кошкой, которую вижу впервые в жизни! Согласен ли ты с тем, что я все-таки должен сначала присмотреться!

– Но важно, какими глазами смотреть на нее!

– Я смотрю трезвыми глазами. На мне, как видишь, нет розовых очков.

– Мне не понравились твои слова насчет розовых очков. Уж не хочешь ли ты сказать, что я смотрю сквозь розовые очки?

– Я сказал бы, но ты тут же вызовешь меня на дуэль. Я боюсь, что твой пыл помешает мне хорошенько приглядеться к Матильде, чего я жажду всем сердцем.

– Я не буду мешать тебе, потому что уверен: чем больше ты будешь смотреть на нее, тем больше она будет нравиться тебе. Я должен признаться, Джерри, что ответил бы не менее пылкой страстью Матильде, если бы не было дамы моего сердца Мери Крайтон. Она прелестна, эта Матильда, но нам не суждено любить друг друга. Свои подвиги я обязан совершать ради другой дамы.

– Побереги слова, Томми, а то высыпешь их, как мелкую монету, и останешься пустым кошельком. Помолчи, умоляю тебя.

Том глубоко вздохнул и умолк.

Между тем Матильда говорила, закатывая глаза.

– Том своим уходом разбил мое сердце. Но я не проклинаю его, не держу на него зла. Он родился для того, чтобы совершать подвиги. Он слишком велик, а я слишком ничтожна, чтобы он ради меня отложил оружие и принял мои ласки. Он ушел по-английски, даже не попрощавшись со мной, но я не обижаюсь на него. Его мысли витают так высоко, что он мог сразу забыть обо мне. Я осталась одна со своим чувством, которое сжигает меня изнутри.

Матильда прижала лапу к сердцу и склонила голову, словно и на самом деле в груди жгло, как от раскаленного камня.

Многие кошки плакали. Но большинство делало вид, что сострадает, а глаза плотоядно смотрели на еду, что стояла так близко, прямо-таки под носом.

– Я знаю, – продолжала Матильда, – теперь мне осталось немного жить на этом белом свете. Дни мои сочтены. А может, и дней-то не осталось. Может, моя будущая жизнь исчисляется часами, а то и минутами. Сердце готово лопнуть. О, друзья мои, ешьте, услаждайте себя едой, а я уже не нуждаюсь в телесных радостях. Я пойду в свои покои, упаду на колени и буду просить небо, чтобы оно помогло в пути моему незабвенному, моему единственному возлюбленному. Я буду стонать до последней минуты: «Том, где ты?»

– Я здесь! – не выдержав, крикнул Том.

Джерри с досады стукнул себя по голове. Как он не углядел, как он не закрыл Тому рот! Но теперь было поздно. Все коты и кошки повернули головы в сторону забора и застыли, открыв рты и распахнув глаза. Матильда схватилась за сердце.

Том спрыгнул с забора на плиты двора, приблизился к Матильде и опустился на одно колено.

– Вели меня казнить, – сказал он с глубокой болью.

– Ты? – деланно хлопала глазами Матильда. – Не может этого быть!

– Я никуда не уходил. Я не мог бросить тебя.

– Правда?

– Истинная правда.

– О, как горит мое сердце! – простонала Матильда.

– Я виноват перед тобой. Но выслушай меня. Я действительно ночевал за пределами асиенды.

– Как? – удивилась Матильда. – С кем?

– Не подумай ничего плохого.

– Как это я могу думать что-то хорошее, если ты с кем-то из этих кошек гулял за воротами!

– Я был не один, должен тебе признаться.

– Вот видишь! Ты обманщик!

– Не терзай себя понапрасну. Я не обманываю тебя. На то, что ты подумала, никогда не хватило бы у меня духу. Я так обожаю тебя!

– Кот, который обожает кошку, не бродит по ночам в прерии.

– Ты сама разрешала выходить мне за ворота и стоять на камне, оплакивая своего погибшего Друга.

– Но не всю же ночь ты стоял на камне?

– О, нет, конечно, нет.

– Что ты делал остальное время?

– Я был счастлив.

– Я умираю, – закатила глаза Матильда.

– Подожди умирать! – закричал Том. – Я все объясню! Я был счастлив, потому что мой друг оказался жив, и мы встретились.

Матильда приоткрыла один глаз.

– Где же он?

Том показал на забор и крикнул:

– Джерри!

Но не таким простаком был мышонок, чтобы появиться среди огромного количества кошек. Он не боялся их, дело тут не в трусости, конечно же. Ему нельзя было показываться из великих стратегических соображений. Он хорошо понял, что Матильда представляет из себя обманщицу, каких свет не видел, и поэтому вознамерился спасти Тома. Джерри также прекрасно понимал, что Тома не убедить никакими словами, если он что-то втемяшил себе в башку, потому что обладал редким упрямством. Если разобраться, то, конечно же, эту черту друга нельзя было называть примитивным упрямством. Том обладал добрым и доверчивым сердцем: если он кому-то поверил, то эта вера уходила корнями вглубь, и ее трудно было вырвать, если даже на самом деле она оказывалась чертополохом.

Несколько кошек кинулись на забор, но никого не обнаружили.

– Том! – слабым голосом умирающей обратилась к нему Матильда. – Помни – а жить тебе еще долго, – что я умерла от любви к тебе. Пусть моя смерть будет на твоей совести.

– Совесть моя чиста!

– Поздно, Том, поздно говорить слова. Сердце, полное любви к тебе, лопнуло... Возьмите меня на лапы и несите в мои покои, друзья и подруги мои.

Коты и кошки кинулись к Матильде, осторожно и торжественно подняли и понесли ее. Том стоял на коленях, скрестив на груди лапы, и не мог двинуться, охваченный отчаянием.

Пока он пребывал в этой неподвижности, Джерри проводил разведку. Он подкрался к фонтану и нашел там укромное местечко, откуда мог наблюдать за кошками и слышать тех, что находились поблизости.

Те коты и кошки, что отнесли Матильду, вернулись назад к своим чашкам. Рыжий и беленькая кошечка Сюзи подхватили свои чашки, а заодно и Матильды и скрылись в покоях первой дамы. Джерри с усмешкой подумал, как эта умирающая будет уминать вкусные галушки из телятины.

Остальные коты и кошки накинулись на еду. Они принимали пищу с таким наслаждением и столь самозабвенно, что, казалось, исполняли некий колдовской ритуал.

Совсем близко от Джерри вкушали кот и кошка, еще довольно молодые и явно расположенные друг к другу, потому что разговор между ними проходил откровенный. Они старались говорить вполголоса, чтобы никто их не слышал.

– Ты только посмотри на этого идиота, – сказал кот.

– Застыл, как статуя, – ответила кошка.

– Поверь мне, он страдает по-настоящему.

– Так ему и надо, круглому дураку.

– Тебе не надоела эта игра? – спросил кот.

– Поначалу было интересно, – призналась кошка. – Этот Том очень забавно рассказывал о своих подвигах, которые можно было назвать дурачеством. Оказалось интересным убеждать его, что Матильда по уши влюбилась в него. Мне тоже было поручено поговорить с ним. Ты бы слыхал, что я плела! А он слушал и проглатывал мою болтовню с полной верой. Вот уж потеха!

– Ты можешь любому коту вскружить голову.

– Только не вздумай ревновать. Еще не хватало! Я же говорила ему о Матильде по ее поручению.

– Никто же не слышал...

– Ну, перестань, пожалуйста. Ты сам видел – он стоял перед Матильдой на коленях.

– Впрочем, да... Прости меня. Не кажется ли тебе, что игра затянулась? Матильда обещала нам выставить этого чудака в смешном виде, а сама продолжает тянуть резину. Уж не влюбилась ли эта дура на самом деле?

– Тише ты! Как ты смеешь называть ее дурой? Если кто-то услышит, мои будущие дети останутся сиротами.

– Накипело. Ты, моя душечка, должна стать первой дамой. Ты единственная сиамская кошка. И я - сиамец. А остальные тут – безродные твари. И сама Матильда недавно выбралась из помойной ямы. Она врет, что в ней королевская кровь. Ни одного из ее предков не было в Старой Англии. Уж ты мне поверь.

– Зачем ты мне доказываешь то, что я и без тебя знаю? Но не могу же я заявить, что имею право быть первой дамой. Хоть я и сиамская кошка, но у меня на голове нет короны.

– Да знаешь ли ты, что это за корона у Матильды?

– Может быть, ты знаешь.

– У нее был дружок, когда она еще шлялась по помойкам. Он частенько трепал ее. В одной очередной трепке он чуть не сорвал ей скальп. Кровь хлестала, как фонтан. Потом рана зажила. У бродячих кошек раны заживают быстро. И на том месте побелела шерсть, просто поседела. А под ней – рубец. Оттого похоже на корону. Вот какую историю я знаю.

– Ты лучше держи ее при себе, если не забыл про Лома.

– Ненавижу его.

– Разве ты один!.. Но чем же кончится эта история с Томом? Сегодня я чуть не взбесилась, когда Матильда из-за него заставила чуть ли не полчаса ждать завтрака. Я не могу больше терпеть ее капризы. Затеянная ею игра становится скучной.

– Я с тобой вполне согласен. Но что делать?

– Поворчали и хватит. Что мы можем предпринять против Матильды? Ее обожает хозяйка, и у нее на голове корона. Какого бы происхождения ни была корона, все ее принимают за настоящую. А хозяйка за эту корону просто обожает Матильду!

Кот и кошка продолжали есть, а Джерри потерял к ним всякий интерес. Потому что ничего нового он, в принципе, не узнал от этих обжор.

Загрузка...