Тонкие грани. Том 6

Глава 253

Так… кажется, я понял, к чему она клонит. Да и вряд ли Янмэй собиралась скрывать свои намерения. Скорее всего сама хотела, чтобы я понял всё сразу, чтоб избежать роли той, кто будет мне объяснять, чего хочет, и просить. Всё-таки просить аристократке у бандита что-то… а тут ой, сам догадался, тогда можно сразу перейти к обсуждению.

— Вы рассказывали о ней, но лично я с ней не знаком, — покачал я головой. — Если не ошибаюсь, она пострадала четырнадцать лет назад. По крайней мере, с ваших слов.

— Меня даже немного пугает, насколько точно вы всё запоминаете, Томас. Холодок по коже бегает. Вы не собираетесь её отнимать у меня?

— Не беспокойтесь, обещаю не красть у вас сестру. Младшую. А вот насчёт средней подумаю, — улыбнулся я.

— Имейте ввиду, я девушка боевая, сестрёнок в обиду не дам. Я, — тут она заговорчески понизила голос, — Центурион.

И при этом сама улыбается до ушей, всем видом показывая, что это не угроза ни в коей мере, а просто шутка. Многие, к сожалению, привыкают видеть во всём скрытый смысл, и иногда приходится едва ли не словами говорить, что это шутка. Я пока за собой такого не замечал, хотя тоже начал страдать тем, что ищу во всём скрытый смысл.

— У меня тоже есть чем ответить, Янмэй, — совершенно серьёзным тоном ответил я. — Я бегаю быстро.

— Это аргумент, — рассмеялась она.

— А ещё я кусаюсь иногда.

— О нет, тогда у меня нет и шанса против вас. Такие серьёзные заявления нельзя делать девушкам, вы можете их напугать! — возмутилась она, смеясь. — Теперь мне будет страшно рядом с вами находиться, не говоря о том, чтоб оставлять своих дорогих сестёр рядом с вами.

— Какого вы обо мне мнения…

— А вы как думали? Мои невинные сестрёнки падки на таких умных и хитрых ухажёров, — подмигнула она. — А я, как умудрённая опытом девушка, должна… Нет, обязана уберечь их от подобного.

— От того, что я убегу? — усмехнулся я.

— И от этого тоже, — кивнула она. — Хотя нет… или да… Вот же ж вы! Запутали бедную девушку! — рассмеялась Янмэй. — Вы прямо хищник какой-то. Надо будет держать с вами уши востро. А пока я предлагаю перебраться в более уютное место, незачем сидеть в такой вечер дома, как считаете?

— Да, вы правы, — пожал я плечами.

Она провела меня по коридору, однако на этот раз мы свернули не в сторону, где находился обеденный зал. Буквально через два поворота я мог сказать, что окончательно потерялся здесь. Вроде бы дом и не большой, но дверей так много, что немного теряешься.

— Раньше в этом доме жило больше членов рода Лань. Мужья, жёны, их дети. Вы заметили, какой большой обеденный зал?

— Да.

— Он был раньше заполнен. Мы всегда обедали одной большой семьёй. Давно это было…

— Печально это слышать.

— Не стоит нас жалеть, — спокойно ответила Янмэй. — За свой статус, за свою власть и силы мы расплачиваемся подобным. Чем выше ставки, тем тяжелее проигрыш.

— Удивительно критические мысли для аристократки. Извините, если это вас как-то обидело, но мне действительно редко встречаются столь критически мыслящие люди.

— Не стоит извиняться. У мышления после войны между родами две крайности — мы или становимся аристократами до мозга и костей, считая себя действительно исключительными, у которых чести и достоинства больше, чем в остальных. Или же начинаем мыслить критически, сравнивая себя с остальными и понимая, что мы не отличаемся от какой-нибудь компании или корпорации, и единственное, что нас отличает от людей — сила.

— За такие слова вас многие по голове не погладят, — заметил я. — Они подрывают основы аристократии.

— Вряд ли я открыла что-то новое для мира, — улыбнулась Янмэй.

Мы тем временем удивительным образом вышли в зал, одна из стен которого представляла из себя стеклянную дверь, отъезжающую в сторону. За ней виднелся на удивление ухоженный сад в каком-то китайском стиле. Небольшой вытянутый прудик через всю территорию, берега которого обставлены камнями, два деревянных красных моста через них, чайный домик с открытыми стенами, эти карликовые изогнутые деревья. Мне было интересно, сколько стоит поддерживать всё это в хорошем состоянии.

Словно прочитав мои мысли, Янмэй произнесла:

— Мингю.

— А?

— Это дело рук Мингю. В свободное время она ухаживает за этим местом. Там что-нибудь посадит, там траву подстрижёт. Природа объединяет нас с миром, как говорят, и делает единым целым с ним. Не одно, конечно, но это её угодья, если будет так правильно сказать.

— Любит природу?

— Естественную красоту.

— Но я бы не назвал этот сад естественной красотой, — огляделся я. — Красиво, это бесспорно, но всё сделано искусственно.

— Вы, наверное, не совсем поняли истинный смысл моих слов.

Мы пришли как раз к чайному небольшому домику, что уютно расположился на краю пруда. Отсюда был виден и весь сад в целом, включая пруд, в котором виднелись золотые рыбки. Удивительно, как он похож на японский сад. Вроде что-то общее есть, но при этом они явно отличаются, по крайней мере в моей голове.

В самом чайном домике нас уже ожидал гость.

— Ой, сестра, здравствуй, — настолько наигранно сказать это надо было ещё постараться. Янмэй точно старалась. Сестра, судя по спине, Хуигинг, заметно вздрогнула и вместо того, чтоб обернуться, наклонила голову вниз. — Вот так неожиданность! Ну что ж, посидим втроём. Вы не против, Томас? Позвольте, кстати, представить вам мою сестру Хуикинг. Она милейшей души человек, но очень скромна на людях. Прошу простить её за это.

Мы обошли диванчик, на котором сидела Хуикинг, и она ещё ниже опустила голову, от чего её лица из-за спадающих волос не было видно. Она была словно демоном из фильмов ужасов, которые вылазят из мрака.

— Я рад с вами познакомиться, — слегка поклонился я.

— Добрый день, — очень тихий голос, я едва его слушал. — Я тоже рада с вами познакомиться. Я лучше пойду, чтоб не…

— Посиди с гостем, Хуикинг, — добрейшим голосом сказала Янмэй, при этом её рука легла той на плечо, и я хорошо видел, как её пальцы впились в девушку. Да и голос был таким добрым, что вызывал лёгкую жуть, будто она угрожала. — Я пока схожу, распоряжусь, чтоб нам приготовили чай. Томас, я вас оставлю с ней, хорошо? Чувствуйте себя как дома, но не настолько, чтоб совращать мою сестру, — улыбнулась она. — Если только не собираетесь вести её под венец.

— Я обязательно над этим подумаю, — кивнул я.

Янмэй одарила меня улыбку, похлопала сестру по плечу и удалилась.

Сто процентов, что этот цирк — её рук дело.

— Рад с вами познакомиться, Хуикинг, — кивнул я. — Ваша сестра тепло отзывалась о вас.

— Не могу сказать то же самое, — очень тихо, но твёрдо отозвалась Хуикинг. — Мне приходилось слышать о вас, Томас, и я не привыкла скрывать всё под улыбкой и лестью, делая вид, что мне приятен человек передо мной.

Вот тебе и познакомился, называется.

Было, кстати, удивительно слышать такую твёрдость в такой тихоне, которая ещё и намеренно волосы распустила так, чтоб скрыть лицо. Кстати, как я вижу, у неё действительно нет правой руки по локоть. Ну… видимо, у нас есть что-то общее: у неё нет руки, а у меня указательного и фаланги среднего. Считай, уже чем-то схожи.

На такую тихую агрессию я отреагировал спокойно.

— Да я и не просил вас, Хуикинг. Кстати, вы можете убрать волосы с лица, чтоб я мог вас видеть? Раз уж вы привыкли говорить всё в лицо, то не будете же прятаться за собственными волосами? А то выглядит… немного странно.

— Это моё дело, — ещё тише ответила она.

— Привыкли говорить всё напрямую? — усмехнулся я. — Уважаю. Но такая манера общения не сильно отличается от тех, кто улыбается в лицо. Это выглядит… даже ещё хуже, чем лесть.

Если Янмэй думала, что, поговорив с Хуикинг, я как-то проникнусь ей, то сама девчонка делала всё с точностью да наоборот. Выстраивала между нами самый настоящий забор, чтоб прервать со мной любой контакт.

Я уже не стал говорить, что говорить, пряча лицо за волосами, попросту некрасиво. Это не оскорбление, но явное и прямое неуважение к человеку. Неуважение можно проявлять по разному, но правило всегда одно — не открытым текстом. Здесь это сделано открытым текстом. За подобное в высшем свете не тронут, но могут загнобить, даже если ты прав. Всё зависит от ситуации. А вот так, в лицо, сообщать собеседнику подобное — уже оскорбление. Можно сказать, что нет настроения разговаривать. Будет всё прекрасно ясно, но по крайней мере никакого оскорбления не будет — ну не хочет человек сейчас разговаривать, ты же не станешь его заставлять, верно?

Поэтому и я имел право ответить в том же духе, обвинив её в трусости. Не прямым текстом, но довольно понятно, как мне кажется. Яснее просто быть не может. Как это принято? Скажи так, чтоб донести смысл, но нельзя было придраться к словам, верно?

— Вы оскорбляете меня? — её голос становился слабее, но твёрдость, проявленная в начале, осталась.

— А я разве сказал что-то оскорбительное? — наигранно удивлённо спросил я. — Если вам не сложно, повторите ту часть, которая вас оскорбила.

— Я не…

— Я не слышу, говорите громче, — поднял я слегка голос.

— Я говорю, я не…

— Всё равно не слышу. Да, громкие слова, Хуикинг, ничего не скажешь. Смелые слова, я бы даже сказал. Но только слова должны соответствовать делу, а тут… — я громко вздохнул. — Знаете, даже сердиться не получается на вас. Не на что.

Иными словами, это настолько жалко выглядит и звучит, что мне даже лень с этим связываться.

Хуикинг правильно расшифровала всё, так как её это заметно смутило. Мой удар пришёлся практически ей под дых. Она подняла голову, наконец вылазя из своей засады, будто партизан из кустов. Немного убрала волосы в стороны, открывая мне… нормальное лицо.

Честно, я ожидал несколько более худшего варианта уродства, чем то, что увидел перед собой. Шрам на подбородке от ожога, видно, что кожа поплавилась. Он доходил до верхней губы. Ещё один был на виске, но он заканчивался, не доходя до скулы. Иначе говоря, практически не затрагивал лицо.

В принципе, всё было в пределах нормы — вполне приятная китаянка. Я видел девушек и с куда большими уродствами, которые не стеснялись ходить по улицам. У неё же лицо было затронуто лишь на подбородке, плюс рука. Висок, если правильно зачесать волосы, был бы не виден. Всем давно известно, что дома между собой воюют. Стараются делать это не слишком громко, чтоб не мешать стране. И эти шрамы скорее показатель доблести, чем повод для стыда. Поэтому я бы сказал, что здесь проблема в голове.

— По крайней мере я не торгую смертью, — отозвалась она тихо.

— Ох уж эти громкие слова, — вздохнул я, потерев переносицу. — Всегда одно и то же. Торгуешь смертью, наживаешься на людском горе, из-за таких, как ты, рушатся семьи. Если бы ты не торговал наркотиками, их бы не покупали. Мне уже лень отвечать, так как у всех вас всегда одни и те же доводы, а у меня всегда одни и те же ответы.

— А если бы ваши родные принимали их?

— Это был бы их выбор, Хуикинг. Это и делает нас людьми. У каждого есть выбор. Ваш выбор — считать меня злодеем и прятаться дома, стесняясь внешности, — при моих словах она покраснела. — Выбор людей — принимать наркотики. Мой выбор — давать им то, чего они хотят. Если бы они хотели мятных леденцов, я бы торговал ими, но, к сожалению, мятные леденцы не торкают.

— Вы ужасны, вы…

И я услышал… вернее, я не услышал ничего нового. Всё одно и то же, одни и те же доводы. Я плохой, я убиваю людей, из-за меня гибнут наркоманы, я наживаюсь на людском горе и бла-бла-бла. Меня куда больше поражало то, как люди ловко обходят скользкие моменты этой темы, например, стараясь не вспоминать, что именно люди являются причиной появления наркоторговцев или что именно они покупают наркотики, нарушая закон, что переводит их из жертв в преступников. Иначе говоря, лицемерие мира всего — искать проблему в источнике, а не в причинах его появления.

Я лишь слушал, иногда кивая головой. Надоело отвечать на одни и те же заявления. Ничего нового.

Это даже скучно.

— Расскажите о себе, — неожиданно попросил я, когда она сделала передышку, чтоб вновь продолжить свой монолог про то, какой же я говнюк. Надо признать, для девушки со шрамами, замкнутой и необщительной, Хуикинг держалась неплохо.

— О… себе? — она аж растерялась от неожиданности.

— Да, о себе, чем любите заниматься, например.

— Я…

— Я, например, люблю читать дочерям сказки на ночь, — спокойно ответил я. — Прихожу с работы, сажусь и читаю им вслух. Меня это успокаивает. Знаете, садитесь с ногами на кровать, одну себе к себе на руки, другую под бочок, и читаете. Это успокаивает, чувствовать, что вы не одни, что есть рядом те, ради которых стоит трудиться.

— У вас есть… дочери? — удивилась Хуикинг очень тихо.

— Две. Они удочерённые. Маленькие ещё, но очень смышлёные. Одной скоро в школу, а другая едва начинает болтать. Мне нравится с ними возиться. Некоторые говорят, что устают от детей. Но я чувствую наоборот, какую-то жизнь внутри, будут мир приобретает краски. Чувствую сразу уют и тепло в душе. А вы, чем занимаетесь в свободное время?

— Я… эм-м-м… я читаю.

— И что же? Я люблю читать. Может посоветуете что?

— Для преступника, боюсь, ничего не найдётся, — попыталась она меня уколоть.

— Посоветуйте тогда для отца двух дочерей, — пожал я плечами.

— Как вы можете…

— Воспитывать двух дочерей? Да просто довольно, — пожал я плечами. — Работа работой, а дом домом. Я не тяну свою работу домой и разделяю их. На работе я ругаюсь, угрожаю, убиваю, торгую наркотиками, налаживая точки сбыта, договариваюсь с аристократами… — я красноречиво посмотрел на Хуикинг, заставив ту сразу же опустить взгляд. — А дома я готовлю кушать, ухаживаю за детьми, читаю им сказки и даже хожу за покупками в ближайший магазин. Вне работы я не сильно отличаюсь от вас. Просто вы слишком драматизируете всё, Хуикинг. Для меня наркоторговля — самая обычная работа, типа торговли пылесосами. Разницы, по сути, нет, просто последние привыкания не вызывают.

— Сравнить торговлю наркотиками с торговлей пылесосами… — едва слышно отозвалась она.

— А вы видите огромную разницу?

— Да, — кивнула китаянка.

— Хорошо, кроме вреда здоровью людям и насилием на улицах, в чём разница?

— Пылесосы… из-за них не убивают людей, — сделала она попытку.

— Я же сказал, кроме сопутствующего насилия и вреда здоровью, в чём разница?

— Эм… — Хуикинг не на шутку задумалась.

Через минуту она вновь сделала попытку, но всё свелось к насилию. Просто не могла найти разницы, потому что её не существовало, а такие люди не могут признать, что наркоторговцы — те же торговцы, которые всегда вежливы, всегда готовы продать тебе то, чего ты хочешь, и никогда не отказывают, если ты платишь. Даже продавцы пылесосами не так открыты, как наркоторговцы, которых ты просишь продать тебе дурь.

Так и шёл у нас разговор ни о чём. Хуикинг что-то пыталась сказать, что-то пыталась показать своим характером, но увы, её тихий голос сводил на нет её довольно твёрдые взгляды, хотя под конец она разговаривала со мной куда более спокойно, чем в начале. Словно немного обвыкла.

Мне даже показалось, что она немного привыкла ко мне и смогла почувствовать себя более свободной. Ничего не сближает людей, как старый добрый спор на извечные темы, кто же виноват больше? Сразу забываешь обо всём, лишь бы доказать свою правоту и точку зрения. Вообще, это логично, так как Янмэй оставила нас на полчаса где-то, и когда человек не полностью закрыт и готов к контактам, здесь хочешь не хочешь, а разговоришься, особенно, когда есть о чём подискутировать. А у нас было. Вернее, было что сказать у Хуикинг, что она и делала, но я уже столько слышал на эту тему, что даже и не пытался возражать. Смысл? Мне было интересно, во сколько всё мне обойдётся и каковы будут условия.