Тонкие грани. Том 6

Глава 234

Было вкусно. Нет, честно, в её готовке чувствовалась домашняя теплота. Что-то простое, вкусное и сытное — домашнее, если так можно выразиться. Любой может почувствовать это, возвращаясь домой и пробуя стряпню своей матери. Вроде обычная еда, но нет, всё равно в ней есть что-то родное.

Странное чувство, если честно…

— Ты этим всех детей кормишь? — спросил я.

— Не нравится?

— Да нет, почему, вкусно просто. Поэтому и спрашиваю, это мне перепало так или всем.

— Да, это из общей кухни, — кивнула Нинг. — Готовим сразу на всех — на себя, на детей, на гостей, если таковые имеются. Это и мой дом, как-никак.

— Повезло детям.

— Повезло, — кивнула она. — Я не могу подарить им то же самое, что подарит родная мать, однако считаю своим долгом хотя бы готовить им хорошо. В конце концов, как говорят некоторые: еда — это частичка нашего дома.

— Всё лучше, чем на улице, — я перевёл взгляд на дверь, которая сейчас немного приоткрылась. Оттуда из-за щели выглядывали любопытные глаза как совсем ещё детей, так и тех, кто постарше. Может быть даже ненамного младше меня самого. Он толпились там, немного толкаясь и пытаясь получше рассмотреть гостя, то есть меня.

— Только вот любопытные до ужаса, как кролики, — нарочито громко произнесла Нинг, оборачиваясь. Детей как ветром сдуло, только весёлый шум и был слышан. Не так кричат дети, которые боятся. Не то чтобы я слышал часто таких детей или наблюдал подобную картину, но и не в пещере родился, чтоб не понимать очевидного.

— Они хорошо к тебе относятся, — заметил я.

— Мы одна большая семья, — не моргнув глазом, ответила она.

— А как же ковен?

— А муж, что покинул мать и отца и создал свою собственную, теряет прошлую? У меня две семьи. Одна — они, другая — ковен.

— А если надо будет решать? — спросил я.

— Ковен не допускает таких моральных дилемм, — категорично заявила она. — Я знаю, к чему ты клонишь, и не думай, что ковен тоже об этом не задумывался. Поэтому у нас есть свои законы, которые предотвращают подобное.

— Ясно…

Вообще, я не об этом хотел с ней поговорить, если честно. Не о моральных сторонах вопроса, кого выбрать. Меня сейчас беспокоили совершенно другие мысли, касающиеся моей личности. Сейчас они меня отпустили из-за новых эмоций, но потом точно вернутся с новой силой, пытаясь обрушить моё сознание. Тогда, в доме Ишкуины, она сумела вывести меня из равновесия, и я даже растерялся. В конце концов, мысль, что ты лишь программа, иллюзия, не на шутку может выбить из колеи. Это как если бы мне сказали с доказательствами: ты программа в игре и твоя судьба — ей подчиняться. Поэтому стоило сразу расставить все точки над «i». Но обсуждать это с таким… человеком, которого я практически не знал…

Я внимательно смотрел на Нинг. Ведь действительно, что я знал о ней? Кроме того, что это женщина, судя по всему, в возрасте, но совсем на вид не старая.

Она ведьма и держит приют. Предана как своему делу, так и своей семье. Настолько, что приняла меня под свою крышу — совершенно чужого человека, которого она всего-то несколько раз видел. Казалось бы, идеальная женщина, прямо мама-кошка, но на этом всё. Практически ничего о ней, как о человеке, я и не знал больше. Зато отлично знал, насколько сильно способны меняться люди и как иногда они умеют скрывать своё «Я».

В прошлом эта же мама-кошка привязала меня к стулу с явным намерением пытать, если бы не Фиеста. И эта мама-кошка точно убивала — здесь скорее внутреннее чутьё, как рыбак рыбака. Поэтому может Нинг и выглядела спокойной рассудительной женщиной, но в действительности я чувствовал в ней пусть по-своему и сентиментальную, но очень опасную натуру, которая погладит тебя по голове и поцелует столь же просто, как и убьёт.

Мне было интересно, представляет ли она реальную опасность для меня. Можно ли на неё положиться хотя бы немного или при первой же возможности она ударит в спину? И спроси я её сейчас о том, что меня беспокоит, не аукнется ли потом? Не использует ли против меня? Ведь с одной стороны, она тоже клон, называет меня братом, спасла и действительно выхаживает, помогает, тратит на меня время. С другой стороны, не очередная ли это ловушка?

А спросить я хотел очень странные, казалось бы, несущественные, но очень важные для меня самого вопросы: кто я? Человек я со способностями, которые мне дали, или же машина, которая пытается стать человеком? Остался ли ещё кто-то из моих клонов? Почему-то мне казалось, что Нинг знает ответы на эти вопросы, ведь знает же, кто я, верно?

В конце концов, что вообще произошло?

Но Нинг опередила меня, видимо, слишком красноречиво всё было у меня на лице. Да я и не пытался скрывать этого.

— Ты хочешь что-то узнать, Томас? — полюбопытствовала она спокойно. — До того, как выпьешь зелье?

— Вообще-то да, я хотел спросить немного о самом себе, как бы это странно ни звучало, — согласился я. Уже было собирался задать вопрос, как Нинг опередила меня.

— Человек ты или биологическая машина, верно?

— Ты уже знаешь, — усмехнулся я немного обречённо. — Часто им клоны задаются, как погляжу.

— Ты даже не представляешь как.

— Это, наверное, глупый вопрос, но…

— Не глупый, — не согласилась она. — Однажды Барбара, или как ты её зовёшь, Фиеста, как только узнала правду, задалась таким же вопросом.

— И?

— У неё поехала крыша.

— У Фиесты? — не поверил я.

— Она задалась вопросом, настоящая ли она, настоящие ли её чувства или всё это написано другим человеком. Она зациклилась на них и… — Нинг развела руками. — Мы очень долго выхаживали Барбару. После этого мы стараемся сразу расставить всё по своим местам, чтоб у наших сестёр и братьев не было больше сомнений по этому поводу.

— Потому она немного… странная?

— Такое не проходит бесследно, — кивнула ведьма. — И то, насколько сильно она себя загнала этим вопросом, показывает, насколько это опасно. Мы подозреваем, что это проявляется сугубо у клонов. В конфликт вступает наше сознание, — коснулась Нинг головы пальцем, — программа и душа, — она приложила ладонь к сердцу. — Появляется попытка осознать самого себя, зацикливание и под конец безумие.

— Не весело. Так человек я?

— Человек. Но тебе нужны доказательства, одним моим словом твоё сознание не успокоиться и вновь вернётся к этому вопросу.

— И какие же это доказательства? — спросил я.

— Например, ваша история, — мягко произнесла она. — Она показывает, что клоны имеют душу и они не просто машины в руках людей.

— Мы так… сильно повлияли на всё? — удивился я. — Мы же просто устроили побег, нет? За это нас ликвидировали.

— Просто устроили побег? — усмехнулась Нинг. — Вы изменили представление о нашей природе. Показали, насколько могут стать опасны клоны, из-за чего с вами не стали церемониться. Вы стали первой ступенькой к нашей свободе. И единственной, по сути.

— Но нас всех убили, — подытожил я глухо. — Так что мы натворили?

— Не натворили. Сделали, — поправила Нинг меня. — Наверное, Ишкуина могла тебе уже частично что-то рассказать, но я всё же расскажу тебе всё заново. Чтоб ничего не пропустить. Вы были первыми, кто восстал. И единственными. Преимущество у вас заключалось в том, что создатели пытались сделать умного клона. Хладнокровного и расчётливого. Идеальную диверсионную машину, которая при надобности сможет и в открытое столкновение выйти.

— Многофункциональная армия, — подсказал я.

— Верно. Где каждый может быть как солдатом, так и генералом. Но они перестарались. В вас так много вложили, сделали настолько самодостаточными и умными, что вы стали способны выходить из-под контроля. Ты прочувствовал на себе ведь эту систему, верно? Делаешь лишь то, что скажут. Но вы же научились выходить из-под неё. Отстраняться, становиться невосприимчивыми. Отсюда главный вопрос — почему вы начали пытаться выходить из-под контроля?

— Почему?

— Вы обрели своё я, — наставническим голосом ответила она. — Машина даже при всей своей силе и вычислительных способностях, которые превышают наши возможности, не способна выйти за границы. Клоны должны были стать той самой машиной. В вас больше ничего не вкладывалось. Но вы захотели свободы. Захотели вырваться. Знаешь почему?

— У нас появилась душа?

— Верно. Поэтому, когда ты спрашиваешь, машина ли ты или человек, я хочу сказать — ничего из того, что свойственно человеку: доброта, желание свободы, умение решать моральные дилеммы, в вас не было вложено. Но ты этим обладаешь, как обладаю этим и я. Это появилось в нас, в пустых оболочках: наши взгляды, наши ценности, наши предпочтения и желания. Да, характеры может и можно в нас вложить, но не более. Даже я и ты. Ты наркобарон, человек, который одних убивает, а другим помогает, ведёт процветающий грязный бизнес. И я, возящаяся с детьми, потому что мне это нравится, ревностно готовая защищать их и со своими понятиями «семьи». Мы разные, хотя в начале оба были пустыми.

— Значит… моя любовь, — я смутился в этот момент не на шутку, — выбор, желания…

— Это и есть ты. Программа, которую так боятся все клоны, лишь помогает тебе быть умнее. Но она не даёт тебе возможности выбирать, так как мы не для этого были созданы. Всё остальное — и есть ты. И твоя любовь, твоя привязанность, желания помочь или отомстить — всё это настоящее, а не программа. Только ты определяешь, кем станешь, и всё, что в тебе есть — опыт и знания, накопленные за всю жизнь и сформировавшие твою личность.

— Понятно… — промямлил я.

Что изменили её слова?

Если честно — практически ничего.

Ничего, кроме моего внутреннего спокойствия.

Просто даже теперь можно спокойно вздохнуть и сказать — все мои чувства лишь только мои. Умения… ладно, чёрт с ними, это как протезы у людей вместо рук и ног. После них же ты не перестаёшь быть человеком, верно? Здесь тот же протез, но в мозг — ты просто быстрее считаешь, быстрее обрабатываешь информацию и так далее. Но вот я, мои решения, мои желания и планы — всё это моё. Никто мне ничего не приказывал делать, и ничто мной не управляло. Я не программа, пусть и искусственно создан. И любовь к моей семье — не плод действия встроенного кода.

Сложно описать чувства, но казалось, что с души камень свалился или я узнал результаты анализов, которые говорили, что у меня нет рака.

— Но… если нас всех убили, как я выжил?

— Не всех же убили, — пожала Нинг плечами. — Ты может быть знаешь — когда военные делают что-то, у них всегда остаётся образец. Удачно, неудачно, но экспериментальный образец всё равно оставляют.

— То есть меня…

— Оставили, как образец. Один единственный, если так можно выразиться. Скорее всего тебя потом просто разморозили и отдали в детдом, или может твои родители, если они были, как-то могли случайно получить криокамеру с тобой. Я не знаю, но думаю, ты понял меня.

— Да, понял… — протянул я. — А другие клоны? Их тоже разморозили?

— Кого как, — пожала Нинг плечами. — Я, например, стала жертвой торговли детьми. Я была слабым клоном, и нечистые на руку сотрудники меня просто продали. Эта программа ещё в самые ранние стадии показала свою гнилую структуру. Так что многих продали. Кто посильнее, скорее всего были или заморожены для дальнейшей селекции, или проданы домам. Очень много документов потеряно, поэтому проследить каждого мы не в состоянии.

— Ты говорила, что мы стали ступенькой к свободе. То есть после нас всё вскрылось?

— Да. Программа создания армии из импульсников вскрылась после вас. Вы научились защищаться от воздействия управления сознанием, сговорились и одним вечером массово устроили побег. Многие погибли в тот день, Томас. Вы лезли через разбитые окна, бежали под пули, перелезали заборы с колючей проволокой. Вы не были идиотами и знали, что многие из вас не выживут, но, тем не менее, пошли на это. Чтоб хотя бы кто-то из вас смог выбраться на свободы, вы всем скопом бросились убегать.

— Но никто не убежал.

— Никто, — кивнула Нинг. — Однако после этого инцидента всё всем стало известно. Программу начали давить, в том числе и дома, которые имели монополию на носителей импульса, после чего всё закрыли. Не было бы того побега, она бы до сих пор работала. А теперь я бы тоже хотела кое-что спросить у тебя, раз у нас зашёл об этом разговор.

Я немного напрягся. Ничего хорошего разговор, который начинается так, нести точно не мог.

— Давай, — как можно спокойнее ответил я, хотя точно знал, о чём она будет спрашивать.

И Нинг меня не разочаровала. Она достала из кармана фотографию, на которой были изображены мои сёстры. Вернее, одна из них, хотя, учитывая нынешнюю ситуацию, если увидел одну, то увидел всех.

— Ты знаешь её?

— Первый раз вижу, — ответил я безразлично.

— Ишкуина считает иначе.

— Ишкуина может идти куда подальше после того, что сделала. Найду — закатаю в бетон, — сказал я с неожиданно вспыхнувшей внутри меня злостью. — Если эта сука появится в городе, я убью её.

— Не давай пустых обещаний, Томас. Иначе она будет каждый раз появляться рядом с тобой в надежде, что у тебя это получится. Дашь повод ей тебя преследовать.

Я поморщился, представив себе эту картину. Ишкуина всегда рядом со мной — это был бы ад в чистом виде. И всё же мне стало любопытно.

— Она действительно бессмертна? В том плане, что не может умереть?

— Не совсем.

— Значит, способ её убить есть?

— Ты не совсем понимаешь, в чём загвоздка, Томас, — вздохнула Нинг. — Ишкуину можно убить. Другое дело, как сделать, чтоб она потом не воскресла обратно.

Я задумался.

— А если сжечь до состояния пепла? Из пепла она воскреснуть не сможет.

— Давай я лучше скажу, как её не уничтожить. Её расстреливали, её травили, её резали, насаживали на кол, сжигали, топили, вешали, давили прессом, четвертовали, бросали в лаву, расчленяли, проклинали, приносили в жертву. Если верить самой Ишкуине, один раз её расщепило антиматерией.

— И после этого Ишкуина воскресала? — поморщился я. После этого угроза закатать в асфальт выглядит детским лепетом. — Ладно про сжечь, но как она после антиматерии-то смогла воскреснуть? Там ничего не должно было остаться.

— Я, наверное, не совсем правильно описала всю проблему, связанную с её смертью. Особенность её организма в том, что когда ты её режешь или расстреливаешь, Ишкуина очень быстро регенерирует. Скорее всего это связано с её… душой. Поэтому ей такие мелочи, как пуля в лоб, не страшны. Если закатаешь в бетон, как ты предложил, она попросту задохнётся. Клетки начнут отмирать, а без кислорода нет жизни, сам понимаешь. И здесь главная загвоздка — если уничтожить её тело до того состояния, что она не сможет восстановиться, её душа просто возродится в новом теле. В только что рождённом или же займёт место в уже существующем. Поэтому тот же самый бетон — Ишкуина просто помучается от недостатка кислорода сутки-другие, умрёт и воскреснет. Её душа почему-то не может покинуть этот мир. Душа или естество.

Стоило мне представить, как Ишкуина занимает моё место… Видимо, я слишком явно это представил, так как Нинг, глядя на меня, улыбнулась.

— Её невозможно убить в нашем понимании.

— Это проблема… — пробормотал я. — Но можно заковать в подвале и пытать, верно? Не давать умереть.

— И что это даст тебе? — спросила Нинг.

— Душевное удовлетворение, — с нескрываемым садизмом ответил я.

— И всё?

— А нужно что-то более весомое? — задал я встречный вопрос.

— Даже если ты ей сделаешь больно, что изменится? Ишкуина? Ей будет просто больно, не более…

— Не пытайся меня разжалобить, Нинг. Ишкуина та ещё блядь, которая портит жизнь другим и убивает. Такие, как она, не заслуживают ни жалости, ни сострадания.

— С её сроком жизни…

— Это отговорки. Попытка оправдать дрянь, которая сама ломает жизни другим. Даже если она живёт вечно, это позволяет вот так компостировать другим мозги? Это позволяет убивать?

— Но ты убиваешь, — заметила Нинг.

— Потому что хочу выжить.

— У неё не менее веская причина.

— И какая же?

— Потому что она устала.

— Пф-ф-ф… — только и вырвалось у меня со злой усмешкой, которая растянулась на губах. Вместо жалости у меня появилось ещё больше ненависти к ней.

— С нашего взгляда это выглядит лишь маленькой проблемой. Для неё же смерть — маленькая проблема. Ты умер, и всё, не мучаешься. У неё так не выйдет.

— Мне её не жалко, Нинг. Не пытайся на меня давить и не становись в один ряд с ней. Я серьёзно, — тихо предупредил я.

— Вы могли бы быть союзниками, Томас.

— Мне не нужен такой союзник, у которого все мозги набекрень.

— Может потому что ты сам не пытался пойти навстречу?

Вот именно такими провокационными вопросами и доходят до вражды.