Трактирщик и Владычица ночи

ГЛАВА 8. Шалости североводской княгини. Девятихвостый демон-лис Даджи

С приближением к Северному тракту количество повозок заметно увеличилось. Хмурые крестьяне, погоняя ослов и прочую ездовую живность, спешили к городским воротам, чтобы занять на рынке места повыгодней. Товар везли самый разный, в основном это были ранние овощи, зелень и яйца. Мясо, по большей части, доставляли живьём. Запертые в клетках, тревожно гоготали гуси, заполошно кудахтали куры и тоскливо визжали поросята — бедолаги предчувствовали скорую погибель от рук кухарок. На самом тракте к крестьянским повозкам добавились караваны; одни из них везли экзотические товары, другие, наоборот, отправлялись в дальние земли, чтобы предложить там изделия местных мастеров, и, главное, соль, за которую кое-где платили дороже, чем за золото.

Торговый люд, в отличие от крестьян, не дремал и зорко поглядывал по сторонам: в любое время их могли ограбить и этим пустить на ветер их тяжкие многодневные труды.

Раньше такое случалось редко. Мало кто из разбойников осмеливался нападать средь бела дня. Североводский князь был строг и не давал им спуску. Лихой люд регулярно отлавливали и нещадно пороли, а затем отправляли на каторгу или вешали — в зависимости от тяжести совершённых злодеяний.

Вот только после второй женитьбы князь Локс перестал интересоваться чем-либо, кроме своей красавицы-жены. Капризная графиня, жадная до развлечений и драгоценностей, занимала всё его время, отчего дела в княжестве шли всё хуже и хуже.

Конечно же, роптали и дворяне, и купечество. Роптал и простой люд, но нет и не будет времён, чтобы власть имущие прислушивались к нему.

Впрочем, знать не сидела сложа руки, но делегаты, несмотря на самое высокое звание, не могли прорваться к князю Локсу. Смельчаки пробовали проникнуть тайно, но княжеская дружина, запуганная или подкупленная княгиней, зорко следила за тем, чтобы никто не нарушал покой владетеля обширных земель Северной Воды.

В этом не было вины самого князя Локса.

Он не ведал, что творится вокруг, будучи не в состоянии вырваться из власти сладких грёз, что дарила ему прекрасная рыжеволосая девушка. Невероятно обольстительная она раз за разом возносила его на вершину неземного блаженства, чему в немалой степени способствовали одурманивающие вина и напитки, которыми его потчевали усердные слуги. К его несчастью, среди них не осталось тех, кто был ему верен, поэтому и сказать о подмешанной отраве было некому.

Иногда князь приходил в себя и пробовал призвать к себе родственников или доверенных людей, но вместо них всегда приходила она, обворожительно прекрасная в своём полупрозрачном наряде, и, склонившись страстно целовала его, а затем совсем юная служанка подносила ему очередное питьё. Пока он пил, томимый нестерпимой жаждой, девушка начинала извиваться в страстном танце, постепенно сбрасывая с себя одежду, а затем забиралась к нему в постель. С некоторых пор его красавица-жена предпочитала делить его с другими и не всегда это были женщины.

Оргии вызывали глухой гнев у князя, но он ничего не мог с этим поделать. После всплеска энергии, вызванной афродизиаком, стоило ему приподняться в кровати, как девушки-служанки со смехом набрасывались на него и вновь укладывали на подушки. Затем одна из искусительниц вновь подносила кубок с одурманивающим вином и, как он ни отказывался, служанки всем скопом заставляли его пить. После этого его вновь покидали силы, и он засыпал.

И всё же, несмотря на безраздельную власть над княжеским двором, Мирелла Маска не чувствовала себя в безопасности. Виной тому была демоница, чью жизненную силу она тянула. Интуиция говорила, что та не спустит ей с рук воровство и обязательно придёт за ней.

Конечно, ей было чем встретить незваную гостью, но на всякий случай она заманила в свои сети жреца. Пуская в ход лесть и всячески ублажая, она исподволь расспрашивала его о могущественных звёздных пришельцах, особенно её интересовали способы их убийства.

К её досаде, сластолюбивый служитель храма Солнца, хоть был порочен до мозга костей, но упорно держал язык за зубами. Он знал, что ждёт тех, кто разглашает секретную храмовую информацию.

И поскольку расставаться со своей шкурой, причём крайне болезненным способом, жрецу совсем не улыбалось, он надумал порвать с развратной княгиней. К тому же он уже раскаивался, что связался с той, что в его глазах была не более чем уличной девкой, которой по какому-то недоразумению несказанно повезло. Ну а чтобы она не донесла на него, он решил заткнуть ей рот перед уходом, причём навеки.

Вот только Мирелла Маска была далеко не глупа, как полагал жрец в своём высокомерии. Упредив его намерение, она первой сыпанула яда в его кубок. Вследствие сего прискорбного инцидента жрец отправился в загробное путешествие, причём напутствуемый страстным стоном презренной княгини. Зная о его отношении, она склонилась к умирающему и, с улыбкой глядя в его тускнеющие глаза, не отказала себе в маленьком удовольствии.

«Тварь! Так ты ведьма?!» — чуть слышно выдохнул жрец и даже на смертном одре его лицо исказила гневная гримаса. Окровавленные губы шевельнулись, насылая ужасное проклятие, но Мирелла не обратила на это внимания. Она не верила, что зло наказуемо, и потому не боялась ни светлых ни тёмных богов. И даже больше, временами её посещали мысли, что они не существуют.

Куда больше она опасалась демонов, — ведь они, в отличие от богов, были реальны. Правда, как выяснилось при близком знакомстве, у них тоже были свои слабости и привычки, которые позволяли ими манипулировать. Отчего со временем она стала воспринимать их как обычных людей, по какому-то капризу мироздания наделённых необычными способностями.

В общем, Мирелла не теряла надежды переиграть демоницу, и если повезёт, то даже её убить.

Как бы то ни было, она до сих пор радовалась удаче, которая пришла к ней в тот момент, когда она уже отчаялась.

Действительно, ей необычайно повезло. Там, на постоялом дворе, оставшись без средств к существованию и надежды на будущее, она была близка к тому, чтобы сдаться. Смерть, значит, смерть. Она так долго жила, что не слишком цеплялась за жизнь. К тому же ей всё тяжелей было поддерживать молодость и красоту, своё главное оружие. Сто восемьдесят лет так или иначе давали знать о себе. Мирелла была уже настолько дряхлой развалиной, что жизненная сила, украденная у людей, уходила от неё так же быстро как вода в песок пустыни. Единственное, что могло удержать её на плаву, это жизненная сила демонов. По опыту она знала, что та действует намного эффективней, чем человеческая, и может даже мёртвого поднять на ноги. Вот только где же её взять, если поблизости нет демонов, желающих поделиться с ней своей жизненной силой?

Тем не менее чудеса случаются даже с теми, кто их не заслужил.

На постоялом дворе Мирелла никак не могла заснуть, хотя как следует отвела душу, избив обеих падчериц. Несмотря ни на что, она не хотела умирать, а отобрать жизненную силу молодых Таденов ей было не под силу — слишком уж сильны были охранные зелья, которыми с самого младенчества пичкала внуков старая госпожа Таден. Вот ведьма и злобствовала, хотя не теряла надежды поживиться за их счёт.

Обуреваемая мрачными мыслями, она встала и отправилась на поиски трактирщика, который как нельзя лучше подходил на роль жертвы. Он был в том возрасте, когда жизненная сила ещё на высоком уровне, но молодость её уже не охраняет. Где-то на середине лестницы, ведущей в таверну, она вдруг почуяла, что где-то рядом демон. Не веря своему счастью, она постояла на ступеньке, а затем повернула обратно. Найдя нужную комнату, она отворила дверь и, ступая настолько осторожно, насколько позволяло грузное тело, приблизилась к кровати.

Демоница безмятежно спала, и ведьма замерла, соображая, что ей делать дальше. Ведь стоило ей начать тянуть её жизненную силу, и она проснётся, а это верная смерть, насколько она знала демонов. Правда, близко она знала лишь одного демона, но этого было более чем достаточно, чтобы бояться их всех.

С Даджи она познакомилась ещё на заре своей юности. Чем уж она привлекла его Мирелла не знала до сих пор. Демон был крайне придирчив к внешности женщин, которых держал около себя, а она от рождения была не столь уж ослепительной красавицей, какой представлялась впоследствии. Впрочем, уродиной Миреллу тоже было не назвать. Фигура и тяжёлая грива тёмно-рыжих волнистых волос были у неё такими, что ей могли позавидовать самые знатные аристократки. Разве что её подвело лицо. К её досаде, оно не отличалось утончённостью черт, а было по-крестьянски круглым, со вздёрнутым курносым носом и широко расставленными светло-зелёными глазами, с обманчивой наивностью во взгляде. И всё же главным её огорчением были губы — яркие, большие и излишне полные. Такой рот даже в народе презрительно именовали жабьим ртом.

В общем, дворянской утончённости в Мирелле не было ни на грош. Тем не менее мужчины сходили по ней с ума и, что примечательно, без всяких дополнительных ухищрений с её стороны.

Впрочем, она рано осознала свою женскую притягательность и к двенадцати годам была уже искусней самой опытной проститутки. А всё потому, что первым, кто пал жертвой её чар, был старший брат, такой же развратный, как она. Именно он научил её всяким извращённым штучкам, поскольку был частым гостем в борделях. Удивительно, но в его низкой душе родилось чувство к сестре. Это была грязная любовь и всё же это была любовь.

Однажды кровосмесительная связь дала о себе знать нежелательной беременностью. Живот рос, а Мирелла по молодости лет не знала, что с этим делать, так что ей пришлось обратиться к повитухе. В городке, где они жили, скрыть что-либо было невозможно, тем более что о них с братом уже ходили сплетни, мол, что-то между ними нечисто. И хотя она избавилась от плода, было уже поздно, сплетницы склоняли их имена на каждом углу. В результате разразился жуткий скандал и отец, довольно состоятельный торговец, выгнал их обоих из дома — благо, что детей у него было несчётное количество, поскольку помимо жены их регулярно рожали служанки. Так что убыль в потомстве нисколько его не волновала.

Поначалу брат и сестра держались вместе, но вскоре он заболел дурной болезнью и стал ей в тягость. Боясь заразиться, Мирелла выпила его жизненную силу — к тому времени в ней проснулся ведьминский дар — и отправилась на поиски лучшей доли.

Впрочем, всё это случилось настолько давно и настолько было ей не важно, что она уже не помнила ни лиц своих родных, ни даже их имён — за исключением брата, с которым согрешила. Как ни странно, он оказался единственным тёплым воспоминанием, которое она пронесла через всю свою нечеловечески длинную жизнь, богатую такими мерзостями, что подчас ей самой становилось тошно.

Зато всё, что было связано с Даджи, она помнила до мельчайших подробностей.

После убийства брата Мирелла поспешила в ближайший город, в надежде затеряться среди горожан, чтобы её не упекли в тюрьму или того хлеще сожгли как ведьму. Тем не менее, прежде чем уйти, она тайно похоронила брата, точней бросила труп в заброшенный колодец у дома и присыпала его сначала землёй, а затем всяким растительным мусором — чтобы свежая земля не бросалась посторонним в глаза.

Уходила она ночью, чтобы никто её не видел, поэтому ей было страшновато одной на пустынной дороге. Людей она не слишком боялась, а вот зверей — да. Ведовским даром, который только проснулся, она владела ещё слабо, поэтому заунывный волчий вой заставил её вздрогнуть, и она прибавила шаг. Волки не отставали и тогда она бросилась бежать, да только чуяла, что ей не уйти. И верно, обгоняя её, тёмные силуэты замелькали по обеим сторонам дороги. Оступившись, она с размаху упала, но не сдалась. Под руку ей попалась палка, и она при помощи колдовства попробовала зажечь огонь — не с первого раза, но ей это удалось. Волки окружили её, но не нападали. Держась поодаль, они будто кого-то ждали.

И этот кто-то не замедлил с появлением.

— Хорошо бегаешь, ведьма. Да только от меня не убежишь, — сказал насмешливый голос.

Мирелла тревожно глянула на его обладателя. Распущенные длинные волосы поначалу ввели её в заблуждение, но потом она поняла, что это мужчина, а не женщина. Впрочем, утверждать наверняка она бы не стала, слишком уж утончёнными были черты чистого лица, тонка талия и роскошен красно-чёрный шёлковый наряд странного покроя. Да и голос не давал подсказки — он был слишком низкий для женщины и слишком музыкальный для мужчины. Вот только разворот широких плеч и рост под четыре локтя заставлял усомниться, что это женщина.

В мгновение ока незнакомец оказался рядом, и она внутренне содрогнулась. «Это не человек!» — в панике подумала она, когда встретилась взглядом с его глазами, горящими призрачным золотом.

— Не нужно бояться. Если ты мне не понравишься, я убью тебя быстро, ты даже не почувствуешь, — пообещал демон и склонился, пристально вглядываясь в её лицо.

— Славная мордашка, но ничего особенного. Таких, как ты, воз и маленькая тележка.

Разочарование в его голосе вызвало очередной всплеск паники у Миреллы. Внутреннее чувство говорило, что демон её убьёт, если она что-нибудь срочно не предпримет.

— О нет, господин! Не судите о товаре по вывеске на лавке! — с отчаянием выкрикнула она и, невзирая на боль в подвёрнутой лодыжке, вскочила на ноги.

Она швырнула в кусты заплечный мешок и, стараясь быть соблазнительной, медленно разделась. На тот момент ей исполнилось шестнадцать, поэтому ей было что показать без всякого колдовства. Правда, когда вокруг разлился яркий свет, она впервые в жизни смутилась, но ей хватило силы воли не стушеваться под холодным немигающим взглядом демона. С улыбкой она встряхнула огненной гривой распущенных волос и закружилась в танце, под напевный речитатив стихов любимого поэта:

Луна уже плывёт медлительно и низко.

Она задумалась, — так, прежде чем уснуть,

В подушках утонув, мечтает одалиска,

Задумчивой рукой свою лаская грудь.

Ей сладко умирать и млеть от наслажденья

Средь облачных лавин, на мягкой их спине,

И всё глядеть, глядеть на белые виденья,

Что, как цветы, встают в лазурной глубине.

Когда ж из глаз её слеза истомы праздной

На этот грустный шар падёт росой алмазной,

Отверженный поэт, бессонный друг ночей,

Тот сгусток лунного мерцающего света

Подхватит на ладонь и спрячет в сердце где-то

Подальше от чужих, от солнечных лучей. [1]

Охваченная страстью Мирелла с мольбой протянула руки к демону.

Люби меня, люби, холодная луна!

Пусть в небе обо мне твой рог жемчужный тру́бит,

Когда восходишь ты, ясна и холодна.

На этой злой земле никто меня не любит.

Да будет ночь твоя в мерцании светил!

Отверженец земли, тоскующий и кроткий!

Он принял её в свои объятья и закончил прерванный стих:

О, сколько раз во тьме я за тобой следил,

Любуяся твоей стремительною лодкой!

Потом я шёл опять в докучный рокот дня, —

И труд меня томил, и путь мой был бесцелен,

Твой свет в моей душе струился мглисто-зелен.

Холодная луна, люби, люби меня! [2]

Так Мирелла познакомилась с Даджи и впоследствии не раз пожалела, что он сразу её не убил. Настроение у демона-лисы менялось как море. Кажется, только что светило солнце и всё было хорошо, как вдруг налетает ветер и почерневшие волны вздымаются к самым небесам. И прислуживающим рабыням очень повезёт, если демон ограничится лишь пытками, а не вырвет живьём у них печень.

Не вынеся жизни на вулкане страстей, Мирелла часто пускалась в бега, но каждый раз Даджи её отлавливал и жестоко наказывал. Несколько раз её до полусмерти избивали палками, загоняли в тело иглы, жгли грудь калёным железом, ломали руки и ноги, сдирали кожу со спины. Мирелла выла, сходя с ума от боли, а затем, излечившись, клялась Даджи, что ни за что и никогда не сделает даже шагу за ворота поместья. Тем не менее все эти изуверства не отбили у неё стремления к свободе и, выздоровев под действием демонской жизненной силы, она вновь убегала.

В конце концов, Даджи её отпустил — под тем предлогом, что она подаёт дурной пример остальным служанкам. Почему он её не убил, вырвав печень, как он поступал с другими провинившимися девушками, она так и осталась в неведении, но была страшно рада, что смогла вырваться от него живой и здоровой.

Даже в самом страшном сне ей не могло присниться, что однажды она вернётся к Даджи, причём по собственной воле.

_______________________

[1] Шарль Бодлер «Печали луны».

[2] Фёдор Сологуб «Люби меня, люби, холодная луна!»