Тремор

Глава 6

ЛСД, мескалин, псилоцибин. Все началось с экспериментов над ними. Разные примеси, дозы, комбинации веществ порождали новые видения. Какие-то из них были как наяву, почти не различимы с реальностью. Другие создавали перед ним яркие красивые картинки. В них все вокруг окрашивалось в кислотные цвета и жило своей жизнью. Стены дышали. Становились аморфными существами, теряя свои границы. Они так манили Кирилла провалиться в них. Его руки не принадлежали ему. Все их движения оставляли за собой трассеры, словно на фотографиях с длинной выдержкой. Иногда, вглядываясь в них, казалось, что они состоят из пикселей, атомов, пазлов. Все разных цветов как в бредовых мультиках. Эти эффекты не нравились ему. В них он почти не видел Таню.

После первой встречи с ней Кирилл проснулся на полу в пустой комнате. За окном все так же лил дождь, а родных глаз рядом не было. Поднявшись, он обошел все семь комнат пейнтхауса. В каждой из них он осмотрел все, где могла поместиться Таня.

Он кричал. В панике звал ее, умоляя выйти к нему. Все, что было вчера — галлюцинация, бред, но Кирилл до последнего не хотел верить в это. Голос Тани звучал так отчетливо, таким импульсом отдавало каждое касание ее рук, что разум все изворотливее пытался выдать произошедшее за реальность.

«Но как она могла прийти?» — отчаявшись, подумал он.

«Я ведь употребил и только после этого увидел ее».

Это осознание заставило его замереть. С того момента Кирилл решил всегда быть с ней. Чего бы это не стоило ему.

Уже на следующий день ящики его шкафов были набиты галлюциногенами. Все свободное время он узнавал, как правильно смешивать их, чтобы получить нужный эффект. Думал, как употреблять, чтобы как можно дольше никто не заподозрил этого.

Первые разы были не самыми успешными. Наутро Кирилл испытывал невыносимую тревожность, и далеко не всегда она была беспричинной. Казалось, кто-то следит за ним, хочет убить и, тогда его мозг рисовал перед ним самые жестокие сцены.

Страх неистово обрушивался на его сознание. Он лез под кровать, прятался за дверью, сидел под водой так долго, что норовил больше никогда не выйти из бассейна.

Казалось, везде таится опасность. Отовсюду на него смотрят, наблюдают, выманивают. Мерещилось, что кто-то заносит над ним нож, и иногда твердое убеждение, что этот кто-то за дверью, побуждало его самого взять ближайший предмет в руки.

Это состояние чередовалась с депрессией. Полным безразличием к жизни, каким-либо действиям. Даже дышать было в тягость. Хотелось просто умереть, стать пустотой, что еще больше подталкивало его к дозе.

Но все это было не самое страшное. Хуже всего было просыпаться на полу после свидания с Таней. В этой пустой серой реальности после параллельной жизни с ней. Кирилл кричал так, будто из него изгоняли дьявола. Будто ему ломали кости изнутри, и вздутые вены на висках еще больше создавали сходство с этим.

Подобные дни он старался проводить на вилле в Лос-Анджелесе. Частный самолет доставлял его туда после бурной недели. Там Кирилл чувствовал себя куда спокойнее. Никто не мог узнать о его домашней лаборатории, о его «отходах» после десятичасового безумия.

Спустя пару месяцев это по-прежнему оставалось тайной. Ведь выглядел Мистер Кир просто отлично. Во взгляде больше не было тоски, отчаяния, пропасти. Он часто смеялся, а от вездесущей улыбки веяло нарочитым голливудским глянцем. На светских раутах, встречах и тусовках все сами не замечали, как стремились поддержать разговор с ним. Кирилла окружали со всех сторон, интересуясь его мнением, хотя он говорил первое, что приходило в голову. Ему было сказочно плевать на все и, как ни странно, это тянуло к нему людей, больше чем когда-либо.

Перед ним все чаще проносились тусовки, алкоголь, виллы богатейших людей и какие-то лица. Это они были сном, генерацией бессмысленных картинок перед пробуждением, его реальной жизнью. Это их он хотел быстрее пролистнуть и забыть, отдавшись каждому мгновению их встреч с Таней.

В них они никогда не говорили о прошлом. О том, как она убежала тогда, после смерти мамы, ушла от него без единого объяснения. Их пути разошлись. Так резко и безжалостно, оставив после себя лишь выжженную землю.

Кирилл не знал ничего. Где она, что с ней, жива ли она вообще и почему ни капли не нуждается в нем. За эти пару лет он столько раз порывался взять билет до России. Отправиться искать ее, несмотря на все планы, запреты, на то, что она везде заблокировала его. Бывало, уже вызывая такси в аэропорт, купив билет и собрав вещи, Кирилл в последний момент понимал, что ничего не добьется этим. Что этот риск будет пустым и ненужным, и, даже найдя ее, он может сойти с ума от правды. А что если она покончила с собой? «А что если ей нужна помощь?» Тогда почему она не отвечает тебе? «Потому что не может».

Вопросы бесконечно ветвились в его голове. За два года он так и не решился полететь за ней.

Она или умерла, или не хочет видеть его. Значит, без него у нее все хорошо. Значит, без него она счастлива.

Все было так реально. Блеск кудрей, дыхание, изгибы тонкой шеи. Ее он покрывал поцелуями, чувствуя от нее тепло, родной запах трав и абрикосовых масел. На плечах ощущались ее руки. Пальцы проводили вдоль них, по ключицам, останавливались у его скул и терялись в челке. Касание губ уничтожало окружающий мир темно-синим пламенем. Так казалось Кириллу, так чувствовалось. Каждый поцелуй пронизывал тело импульсом, и тогда сознание вытесняло все лишнее. Все вещи, пространство, стены. Все безжалостно уходило в пустоту. Все, кроме Тани.

Вместе с ней они бежали вдоль моря. Могли оказаться в лесной глуши, на вершине скал или где-то в Провансе, в Питере. Картинки сами возникали перед Кириллом, стоило ему только представить их.

Лишь Таня не подчинялась его контролю. Она всегда была в разном настроении, разном образе. Ее глаза могли излучать и задор, и трепет, и нежную любовь, а иногда тонуть в собственном омуте. Кирилл не знал, что она скажет, что сделает. Куда поведет его в очередной раз, и чем потом запомнится ему. Но между ними всегда была гармония. Страсть, нежность, тепло. Чувства сменяли друг друга, словно ноты в идеально прописанной симфонии. Это и было его наркотиком. Само присутствие Тани больше всего разлагало его.

На этот раз они увиделись не сразу. Комната никуда не исчезла. Не заменилась полем, берегом реки или звездным небом. Он неподвижно сидел, смотря перед собой. Любимый голос заставил его повернуться в сторону.

— Неужели тебе настолько плохо?

Он не видел такой Таню раньше. Ни нежного платья, ни свитера, ни ярких блесток у глаз. Она предстала в кожаной куртке. В той, что была на Кирилле в день их знакомства. Ее волосы были собраны в пучок. Руки в карманах. Она не обняла его, не поцеловала — ничего из того, что было раньше.

— Без тебя невыносимо.

Испытывающим взглядом она смотрела ему в душу. Потом куда-то вдаль. За окно, на отражение звезд в бассейне.

— Я никогда не буду с тобой, понимаешь?

Он больно впился себе ногтями в пальцы.

— Почему? Скажи мне.

Она медленно перевела на него взгляд. Лишь теперь Кирилл заметил на ее глазах смоки-айс, широкие стрелки на веках. В них отстранение, грусть и в то же время жалость.

— Ты знаешь. Я больше не способна ни с кем быть. Ты — боль, а я выбираю свободу.

— Боже… Боль. Ты не знаешь, что бы я отдал, чтобы быть с тобой.

— Вот видишь, — она села рядом с ним на кровать.

— Я тоже твоя боль. Освободись от меня. Живи своей жизнью, своей прекрасной реальностью.

— Она не нужна мне.

— Не ври себе. Ты говорил, что умрешь, если не станешь известным.

Кирилл грустно усмехнулся в ответ.

— Теперь хочется умереть от этого. Я думал здесь, наверху, найду свободу, любовь, и она расцветет в моем сердце. Но оно сгнило. Как и я. Сама видишь, — он указал на остатки веществ на столе и окнах. На кучу бутылок, разодранные подушки и щепки от мебели.

Таня положила руку на его колено. Он крепко сжал ее.

— Найди новый смысл. Прошу, не убивай себя.

По щекам текли слезы. Таня нежным касанием провела по ним пальцами.

— Ты знаешь, что это невозможно. Я не могу не вспоминать тебя, наш мир, где было столько тепла и нежности. Столько настоящей души и никакой фальши. Меня окружает столько девушек. Они, как мухи, летают вокруг ореола Мистера Кира, моего имиджа, но что они знают обо мне? Им это даже не интересно. И не будет интересно никому, ведь теперь я богат, известен, а настоящий "я" мертв. Это самая настоящая пропасть.

Они в молчании сидели на полу. Таня гладила его по щеке, и он, не отрываясь, смотрел на нее. Каждый миг Кирилл старался прожить всей своей сутью. Так шли часы, а потом она исчезла. Растворилась в воздухе, и он остался один. Наступало утро, а значит, пора снова жить. Упорно делать вид, что он счастлив.

Кирилл отправился в парк. Там он достал фотографию из отсека палетки. На ней они такие счастливые. Стоят со сладкой ватой в парке. Он тянется к ее волосам и улыбается, а она со смехом глядит прямо в камеру.

Кирилл вспоминал этот день, поднимая от снимка голову лишь для того, чтобы обойти людей в парке. Наконец, он достал из кармана зажигалку. "До новых снов, Таня".

Пламя слизывает с угла краску. Он сгинается, став совсем бурым, и оно идет дальше. Чернеет кусочек неба и деревья, и вот они с ней тоже остались лишь картинкой в его памяти.

До рук доходит жар. Пришло время расстаться. Бумага выпадает из них и летит по земле. На ней еще видны их силуэты. Ее заносит по углам, по щелям на асфальте. Она цепляется за редкие окурки и бумагу.

Впившись ногтями в пальцы, Кирилл с силой придавил ее ногой. Перед глазами вновь пронесся тот день, ее улыбка и запах волос. "Освободись", — сказала она этой ночью. Он отчаянно хотел этого, втаптывая в асфальт их счастливые лица.

В этот же вечер у него был концерт на Мэдисон Сквер Гарден. Пять тысяч зрителей. Ажиотаж. Три часа на сцене.

Кирилл был на пределе. Он ехал туда, сжимая кокаин в кармане куртки. Всю дорогу он размышлял, стоит ли перенять традицию у рок-звезд прошлого. Отдаться героину и все. Ведь терять больше нечего. Печалиться о нем семья будет недолго, а шоу-бизнес быстро найдет ему замену.

«Ты — слабак», — говорил кто-то в его голове, добивал чувством вины за падение. Внутри такая пустота. Лишь кокаин мог исправить это.

Он закрылся в туалете. Из зеркала на него смотрел идол. Серебристая подсветка резко очерчивала кратеры впалых щек, караты на шее. Рельеф на коже куртки и гель на волосах. На нем все мерцало огнем, духом бунта. Только янтарь глаз больше не горел золотом. Капилляры оплели желтоватые белки, и даже капли не могли скрыть этого.

Усмехнувшись своему отражению, Кирилл достал из кармана палетку. Сдвоенные «C» промелькнули в воздухе. Опершись об раковину, он вдохнул порошок. Затем стал смотреть, как спадали с щек слезы.

После каждой дозы стыд накрывал его жгучей волной. Перед ним мелькало лицо отца, все годы борьбы с ним. Он видел того себя, юного парня, который с таким запалом верил, что слава, деньги и успех — противоядие от всего дерьма в его сердце, и чувствовал позор перед ним. Перед своей слабостью. Узнай о ней тот маленький Кирилл и… Нет. Это слишком больно. К тому же, времени на мысли нет. Его ждало пять тысяч зрителей.

Завеса эйфории, наконец, настигла сознание. Прочно оградила от того, что резало душу. Эндорфины в его голове лились мощным потоком. Разгоняя кровь, ток проходил по волосам, по расширенным венам.

На обертоне казалось, он трахает весь мир, вытирая об него сперму. Внизу толпа людей с просящими глазами окунается в его рай вместе с ним. Они тянут к нему руки, прыгают, стаптывая кеды. Эти тысячи подчинены ему. Они обезличены под его натиском и все, что им остается, это заряжаться драйвом, дать ход своим демонам.

Ничего не осталось от растерзанной гитары. Он раздолбал ее полностью, как и сердце каждого этой ночью. Три часа горения никак не утомили его. Казалось, Кирилл мог выступить еще и еще раз. Люди лишь заряжали его. С ними он чувствовал себя живым, — в нем все кипело и жаждало крови.

После концерта Кирилл поехал с друзьями в клуб. Столько комплиментов от них он не слышал даже после "Грэмми".

— Чувак, это было блестяще!

— Ты просто горел! У тебя был такой безумный взгляд. Ты будто хотел убить кого-то.

Кирилл слышал слова как в тумане. Картинки пролетали перед ним одна за другой. Только что он заводил толпу, потом она окружила его. В один миг слилось, как его проводят к машине, как быстро приняв душ, он садится в такси.

В клубе драйв вновь накрыл его. Фред советовал ему покурить, но он знал, что это не поможет. Сигареты уже давно перестали на него действовать.

Ярко-розовые фонари осветили сцену, и на нее выбежали девушки.

Стриптиз Кир ненавидел. Ненавидел оставлять дела незаконченными. Если твоя задница оказалась у меня на колене, так будь добра, предоставляй ее полностью.

Упругие тела, подобно змеям, обвивали шесты. Девушек было пять, и на каждой из них было бикини со стразами. Пот блестел между их грудями. Лоснистая кожа переливалась в свете софитов, делая игривую плоть еще желаннее. Иногда стринги подрагивали на их ягодицах, и тогда порывало подойти и сорвать их полностью.

Девушки держали свое тело на шестах с такой легкостью, словно гравитация отступила перед ними. Они не смотрели на мужчин, просто мелькали собой. В багровых лучах мерцали их стразы. Суки просто пленили холодом. Хоть бы одна взглянула на него, просто взгляд, но нет. Они были недосягаемы как богини, как святые реликвии, не хватало лишь власти осквернить их.

Какой-то парень поманил к себе девушку, и она игривой походкой спустилась к нему. Луч красного света выделил их. Ее пальцы стали плавно расстегивать его рубашку, но парень явно привык к этому. Он не трогал девушку. Просто пожирал взглядом как безучастная, но всемогущая фигура.

Кирилл так же махнул рукой другой стриптизерше, но она продолжила исполнять танец.

— Что это за парень? — спросил он у Моргана.

— Это — Том Крестер. Его отец — владелец Warner Browsers.

— А сам он кто?

— Да никто особо. Проматывает деньги отца. Тот еще мажор.

Раздались аплодисменты, и девушки вышли в зал получать прибыль. Когда одна из них остановилась поблизости, Кир сунул ей в трусы пять соток и прошептал на ухо:

— Прямо сейчас ты должна дать мне за этой дверью, — он показал ей на выход у сцены.

— Если согласишься, получишь еще пятьдесят тысяч баксов. Но предупреждаю, — недобро усмехнулся он.

— Отработать придется по полной.

Девушка в раздумье смотрела на него. Другие танцовщицы уже ушли обратно к сцене, а она так и стояла, не отводя от Кирилла взгляда.

— Хорошо.

Он разом потушил сигарету и поднялся с дивана.

— Ты куда? — спросили его друзья.

Кир подмигнул им и развязно пошел за стриптизершей. Зрители удивленно провожали их взглядом.

— Твою мать, кто-нибудь слышал, что он сказал ей? — повернулся к парням Морган.

Они покачали головой.

— Ну, вот и начинается веселье, — с предвкушением вытянулся на диване Дрейк.

Он не ошибся. Из-за двери тут же раздались крики. Послышались звуки побоев и разбитого стекла. Это Кирилл повалил на гримерный стол охранника.

— Я сейчас вызову полицию! — закричал владелец клуба.

Он засмеялся, опершись на дверцу шкафа.

— Брось, приятель. Малышка сама согласилась. А на ваши правила мне плевать. Поверь, проблем с полицией у меня не будет.

Девушка в растерянности переводила взгляд с Мистера Кира на босса. Они стояли напротив друг друга с окровавленными лицами.

Девчонка уже давно не интересовала Кирилла. Он пытался казаться безразличным, пока в душе все сгорало от злости. Все в нем жаждало убить эту мразь с бараньими глазами. Все, кто встанут на его пути, в ту минуту заслуживали смерти.

— Сейчас же убирайся отсюда, подонок!

— Или что? — приблизился к нему Кирилл.

Подводка у глаз выдавала в них безумие. Зрачки зловеще поблескивали, обещая смотрящему все самое худшее, что может случиться с ним.

— Я вызываю полицию, и делай, что хочешь.

Кир провернул ногой удар по бедру, и мужчина закричал от боли. С каждым ударом он чувствовал, как оживает, и пустота в его душе расходится. Пока тот стонал, Кирилл свободной походкой ходил перед ним, иногда поднимая вверх голову. Чужие страдания доставляли ему невообразимое удовольствие.

— Ни с места, полиция!

Двое мужчин тут же прижали его к полу, надев наручники. С губ стекала кровь. Он медленно слизнул ее.

Оказалось, представление в зале было давно окончено, и теперь десятки глаз провожали его на пути к машине. Среди них были его приятели. Они хотели подбежать к нему, но полицейский отгородил их.

— Кир, что за херня?

— Звони Кэлу, чувак. Они сразу отъебутся.

Но Кирилл и так знал, что делать. Всю дорогу до участка он пританцовывал под музыку на радио. Когда полицейский смотрел на него в зеркало, Кир не отводил от него глаз, двигая плечами еще развязнее.

В участке к нему тут же вышел лейтенант. С Кирилла сняли наручники. Они стремительно зашагали по коридору, не смотря друг на друга, не сговариваясь, оборачиваясь, лишь когда кто-то выходил из дверей офисов.

Наконец, они остались одни. Лейтенант с глубоким вздохом сел напротив Кирилла.

— Приятель, ты что-то к нам зачастил. Ты понимаешь, что я не могу постоянно прикрывать тебя? За прошлый месяц тебя доставили сюда три раза, в этом уже пять. Ты понимаешь, что нужно завязать с этим?

Кирилл с усмешкой развел руками.

— Лейтенант, столько, сколько плачу я, ты за всю жизнь не заработаешь. Так, где же благодарность?

— Я подставляюсь, — процедил полицейский.

— Здесь сплетни разносятся с невероятной скоростью. Ты портишь репутацию и мне, и себе. Неужели ты не понимаешь этого?

Он примирительно кивнул.

— Обещаю, если еще раз ты появишься здесь, одними деньгами тебе не отделаться. Если ты привык решать ими свои проблемы на родине, это не значит, что здесь можно так же.

— Как скажешь, — пожал плечами Кирилл.

В три часа ночи он вышел из участка. Под шквальный ветер, холодный дождь, на полупустую трассу. С челки на лоб сползали капли, пока Кирилл пытался разглядеть такси в их беспрерывном потоке. Машины сновали мимо него, словно водители и не замечали вытянутой руки в их сторону. Куртка быстро промокла насквозь. Его зазнобило.

Дома он оказался лишь под утро. Когда дождь уже стих, и, наконец, кто-то заметил его, идущего вдоль мокрой дороги.

Зубы стучали от холода даже под двумя одеялами. Голова горела, пока пальцы рук тщетно пытались выжать тепло из их ткани. Резко встав, он подошел к окну и настежь открыл его.

Мысли путались. Хотелось одновременно умереть и быть с Таней. Словно в бреду, перед ним проносились сумбурные отрывки. Как они провожали вечера в Провансе, как лежали на прелой земле, и птицы пели вдалеке свои песни. Глаза в глаза, и, оказалось, это все, что ему было нужно. Она гладит его руку, и он счастлив. Как жаль, что тогда он не знал этого.