Тремор

Глава 8

Небо смотрело на него. Он смотрел на небо. Десятки звезд проглядывали из-за облаков, мигая холодным блеском. Вот бы считать в них какой-то знак, вот бы Вселенная приготовила хоть один для Кирилла. Здесь, вдалеке от суеты, на высоте тысячи километров над землей, сердце приготовилось открыться ее зову.

Уже завтра он проснется в Петербурге. В зимнем городе с серым небом, таким далеким и родным, хранящим все невозвратное, что было с ним. Наконец-то.

Кирилл закрыл глаза. Турбины самолета рассекали тишину глухим шумом, в сотый раз напоминали ему, что кроме пилота и стюардессы больше никого нет здесь. В салоне он один, но впервые за долгое время одиночество отступило от его сердца.

Тело утопало в подушках дивана. Руки даже не тянулись к бокалу с виски. Как бы игриво он не поблескивал в свете ламп, взгляд был прикован лишь к звездам. Кирилл думал о том, что прямо сейчас Таня возможно так же смотрит на них, а это значит, они незримо общаются с ней. В эту минуту.

Он закрыл глаза. Представил ее, стоящую где-нибудь на балконе, в одном из своих свитеров, с пледом на плечах, с замершей на губах улыбкой. «Пожалуйста, будь счастлива. Это все, о чем я прошу. Правда».

В голову пришла детская мысль. Все мы делали так раньше. Кирилл решил, что если звезда, самая яркая в небе, мигнет сейчас так же отчетливо как пару минут назад, то это будет знак, что его пожелание уже давно приведено в действие, и с Таней все хорошо. Придвинувшись к окну, он стал ждать этого. С приоткрытым ртом, со всей внимательностью, что раздала собой эта глупая идея.

Сияние звезды завладело им. Ее разноцветные оттенки быстро переливались сквозь потоки холодного воздуха, но ему нужен был один, самый пронзительный отблеск. «Вот сейчас, сейчас», — подумал Кирилл, когда мерцание ускорилось. Отклонив голову, он был готов зафиксировать его, но не успел. Ее скрыла туча. Серая, вязкая, сквозь которую не проглядывало даже кусочка неба. Вскоре она скрыла собой все остальные звезды.

Замерев, Кирилл впился ногтями в кожаную обивку подлокотника. Шли минуты. «Боже, да что со мной?» — разозлился на себя он и вновь упал на диван. «Уже завтра я буду дома. Уже завтра». Он тут же уснул, когда дождь стал стучать по окнам.

Первый шаг на родной земле отдал радостью в сердце. Второй, третий, пятый — он все ускорялся на пути к такси, к его дому.

— С приездом в Россию, Мистер Кир, — улыбнулся ему водитель, и от чего-то Кирилл смущенно отвел взгляд в сторону. Странное это дело. В местах своего прошлого он ощущал себя так же как раньше. Словно этих трех лет просто не было.

За окном плавно опускалось утро. Деревья, высотки скрывали собой первые просветы на небе. Ветки в снегу. Елки, самые обычные елки, вскрывали на его губах детскую восторженную улыбку. Как же он скучал по ним. По всему этому серому, так похожему на его душу, виду. Как же ему не хватало его.

Позади остался зимний лес, заснеженная трасса, и показался его город. Фасады сталинок Московского района рассекала золотистая подсветка. На горизонте замерцали огоньки. Где бы он ни был, они везде встречали его. Во всех городах, во всех странах, но именно эти фонари когда-то были предвестниками его успеха. Это на них Кирилл молился по ночам, это в них ему виделось далекое счастливое будущее. Как тогда его сердце подпрыгнуло в груди, правдоподобно изобразив когда-то бушевавшие в нем чувства. Но ностальгический приступ быстро уступил место грусти. Больше ничего не могло так же обнадежить его.

Невский проспект. Центр. Мелькание цветных гирлянд, раскинувшихся над дорогами. Колонны старинных зданий, неровные ряды домов, те же, что раньше, встречали его. Он с трепетом рассматривал каждый из них. Все составляющие его прошлого сейчас, как никогда, восхищали его.

Позади остался Казанский собор, набережная Грибоедова и Спас-на-крови. Сколько раз он шел мимо них? Истерзанный, пьяный, влюбленный, счастливый. Они во всех ипостасиях видели его. Отражали каждую его мысль, удерживая ее в рамках гранитного города. Теперь они словно очистились от них. Эти улицы вновь стали его убежищем.

Близился его дом, Гороховая была уже за поворотом. Плечи невольно приподнялись вверх, тело напряглось в ожидании. Скоро Кирилл увидит тот двор. Последнее, что было там — это порывы ветра, метель, приступ удушающей тревоги и ужас, ужас, страх. Он закрыл глаза. Машина проехала в арку дома.

— Вам помочь? — учтиво спросил таксист, открыв ему дверь.

Кирилл растерянно посмотрел на чемодан. Сил ни на что не было.

— Я справлюсь, спасибо.

Он понятия не имел, как донесет его на пятый этаж. Наркотики нещадно атрофировали мышцы.

Черный Мерседес скрылся за поворотом. Кирилл облегченно проводил его взглядом. Странно, но он хотел быть один. Впервые за три года, словно и не пытался до этого забыть себя на тусовках.

«Этот заснеженный двор… Пожалуйста, не смотри на него». Ну, когда он слушал себя? Голова настойчиво повернулась в сторону, взгляд впился в ту тропу. Туда, где он тщетно пытался догнать ее. «Не смотри», — с силой развернул Кирилл тело к парадной. «И не пытайся искать ее».

К счастью, на это у него не было времени. Вечером, когда пустая квартира обрела жилой вид, ему позвонила мама.

— Сынок, ты как? Долетел без происшествий?

«Происшествиями» между ними теперь назывались последствия от наркотиков, вроде падения из окна или «отходов» на грани жизни и смерти.

— Да, мам. Все нормально.

— Это хорошо, дорогой. Послушай, я не знаю, как ты к этому отнесешься, но сегодня мы идем на корпоратив. Скорее всего, он продлиться до ночи, так что, может, присоединишься к нам?

— Даже не знаю, я там всегда не к месту.

Он сказал ей, что подумает, но сам и так знал, как поступит. Находиться среди людей, когда-то считавших его ничтожеством, было неприятно и глупо. Однако Кирилл больше не мог ждать. Увидеть семью — это все, что в последние дни было нужно ему. Пускай и при таких обстоятельствах. С другой стороны, чем эти обстоятельства так плохи? Что может быть приятнее заискиваний людей, что когда-то не верили в тебя?

К семи он уже надевал смокинг. Предстоящая речь отчаянно пыталась сложиться в его голове, но каждый раз разрушалась на полуслове. Волнение, как цунами, не давало предложениям сложиться хотя бы в самую примитивную цепочку. Единственное, что беспрепятственно проникало в его мысли — это вопросы. Кирилл не знал, как будет выглядеть в глазах людей после бесконечных сводок о его зависимости. Да и слухов о всевозможных скандалах в последнее время стало слишком много. С другой стороны, когда мнение этих баранов занимало его? Пошли они к черту.

Уложив волосы гелем, Кирилл в последний раз взглянул на парня в зеркале. Жилистого, чуть утомленного, с синяками на бледном лице и еще более светлыми прядями. Берг бы ни за что не пустил его на званый вечер в таком виде. Пришлось бы часами сидеть перед визажистами, чтобы те создали на его лице хотя бы подобие светского лоска. Но сегодня он мог выглядеть как угодно. Мог распоряжаться своей жизнью сам.

Мероприятие проходило загородом. В элитном ресторане с видом на сосновый лес и парк в окрестностях. Кирилл ни разу там не был. От того его удивили ряды машин за поворотом в, казалось бы, пустой ненаселенной местности. Лучи прожекторов проходили сквозь них, дотягиваясь до снежных полей на другом конце дороги. Они ослепили его.

Как только Кирилл вышел из такси, к нему тут же выбежала толпа репортеров. «Твою мать», — все, что успело пронестись в его мыслях.

— Мистер Кир, вы надолго приехали в Россию?

— Как вы прокомментируете последние события?

— Это правда, что у вас депрессия?

Он пытался их обойти, но вспышки камер не позволяли различить дорогу. Паника комком встала в горле. Берг строжайше запретил что-либо отвечать им, пока Кир не вернется в штаты. Вслед за тревогой в кожу вонзился триггер. Пристальное внимание, как спусковой курок, подталкивало к дозе. Перед ним все плыло, ноги норовили уронить его.

— Отойдите.

Крепкие пальцы сжали его локоть и повели сквозь толпу. Глаза, наконец, перестали слезиться от света.

— Привет, — выговорил Кирилл.

Отец похлопал его по плечу, и они поднялись по ступенькам.

Золотые вставки на колоннах напоминали дворцы императоров. Росписной потолок заполоняли люстры. Они хрустальными лентами спускались вниз, отражая свой свет как бриллианты. Столы были уставлены серебрянными подносами. Мимо них уже сновали люди. Они тут же обернулись, стоило Кириллу показаться в дверях. Напялив улыбку, он вновь подставился славе.

— А вот и наша звезда, — развел руками Валентин Сергеевич. Давний друг их семьи знал его чуть ли не с пеленок. Первое, что ассоциировалось с ним — это разочарование, скрытое под маской вежливой любезности. Сколько раз при нем отчитывали Кирилла. Сколько раз тот видел в его глазах готовность признать вину сразу, как отец попросит об этом.

Ладони звонко ударились друг об друга. Другие коллеги отца так же подходили к нему, деловито интересуясь его планами, обсуждая последние события, всем видом показывая, что разбираются во всех тонкостях рок-музыки.

— Кирилл, скажи нам, все эти слухи же выдумка? — спросил один из подчиненных отца.

Все с сомнением перевели взгляд на него. Осторожный, не слишком пристально оценивающий, он снизу вверх проскользил по нему. Охватил собой все выдающие его детали, от висящих на нем брюк до слишком вздутых у висков вен.

— Ну, конечно, все преувеличено, — вежливо улыбнулся им в ответ Кирилл.

— Ну и хорошо, а то мы уже начали за тебя волноваться, — сказал Анатолий Сергеевич, бегло проследив реакцию его отца.

Все это время тот смотрел перед собой, заложив за спину руки.

— Скоро релиз альбома, так что я тут на неделю, — поспешил сменить тему Кирилл.

Все с пониманием кивнули ему.

Весь вечер, вплоть до торжественной части, за ним по пятам ходили фотографы, коллеги отца и просто любопытные люди. Чужие голоса, казалось, раздавались сквозь несколько стеклянных стен. С большим трудом слова воспринимались им как цельные предложения. Их смысл терялся, разбегался в его голове, пока он с улыбкой пил шампанское за свой успех.

Время шло, и постепенно толпа смирилась с присутствием Кирилла на этом вечере. Все чаще он мог спокойно пройтись по мраморным ступенькам ресторана, в одиночестве осмотреть три этажа и не бояться, что кто-то заметит непроходимый мрак в его взгляде.

Родители все так же оставались внизу. Мама сидела в отдельной зоне с женами других руководителей «Газпрома». Золотистое платье на ней разлилось бриллиантами на софе с мягкой обивкой. Бокалы неспешно сменялись в ее руке, пока она о чем-то беззаботно говорила с подругами. Лишь пару раз Кирилл уловил на себе ее улыбку. Кивнув ему, мама вновь вливалась в беседу. Отец тоже увяз в компании коллег. Перед ним мелькали какие-то бумаги, в пальцах мельтешила сигарета. Сколько бы Кирилл не пытался привлечь его внимание, тот даже не поднимал глаз в его сторону. Он был полностью предоставлен себе. Так же, как когда-то в детстве.

Только сейчас в сердце не было того задора. Не было никакого желания резвиться, исследовать новую местность. И дело не в том, что он вырос. Просто теперь все, что вмещал его разум — это бесконечная вереница проблем, сдобренная жаждой «наркоты» после недельной диеты.

Перед ним все плыло. Лишь тоска на сердце делала его живым. Лишь она заставляла Кирилла хотеть хоть что-то, кроме дозы. Хотеть объятий, немного тепла и просто ощущения того, то кто-то любит его. Его, а не натянутую на душу оболочку.

Люди потихоньку собирались у стола. Звон посуды все чаще заглушал инструментал оркестра. Все готовились занять свои места и подвести итоги года. Для этого у небольшой сцены загорелся экран, за трибуной настраивали микрофоны.

Когда Кирилл спустился в зал, большинство мест уже было занято. Официанты выносили на стол блюда, заполняли бокалы гостей для последующих тостов. Пустым взглядом он смотрел сквозь ряды тарелок с деликатесами, горячим и закусками. Его родители затерялись где-то в противоположном конце стола. Аппетита к еде у него не было.

Наконец, шум утих. На сцену по очереди выходили директора и другие служащие высшего звена. Все они говорили о предстоящих целях и заслугах коллег. Кирилл мало что понимал из их слов. Когда зал сотрясали аплодисменты, он бегло натягивал на лицо улыбку и тоже поддерживал их ровное течение. Так продолжалось полчаса. За это время разочарование и грусть успели покинуть его. Все-таки чего он ожидал? Того, что родители бросят все свои дела и будут рядом? Как это вообще могло прийти ему в голову? Эмоции на людях всегда были под запретом в его семье. Лишь дома он мог рассчитывать на теплые слова и объятия. Как глупо к 25 годам все еще сомневаться в этом.

В планах значился завтрашний день. Спокойное утро, размеренная беседа. Может, не такая душевная как в Нью-Йорке, но хоть немного приближенная к ней. Он знал — дом излечит. Вернет ему старого себя и спасет от пропасти, что каждый день норовит поглотить его.

«Мы семья», — заиграла пластинка в омуте. «Мы семья».

Он улыбнулся. Нужно просто пережить этот вечер. Пронести себя, это усталое тело сквозь часы и пространство. Сквозь пустоту. Сквозь остатки бессмысленных ожиданий.

— Марк Санкаров!

Голова вздернулась вверх. Он и забыл о его существовании.

— Поздравляем с назначением на пост финансового директора. В таком юном возрасте Марк Альбертович уже многого достиг и стал гордостью нашего отдела.

Лысый мужчина крепко пожал ему руку и уступил микрофон.

Глубоко вздохнув, Кирилл опустил взгляд.

Марк встал за трибуну. Кончиками пальцев он поправил микрофон и обвел взглядом присутствующих.

— Спасибо, друзья. За эти пять лет я понял, что работа в Газпроме наполняет меня счастьем. Я рад быть полезным обществу и достойно служить ему. Это та компания, которой я готов посвятить жизнь, и я хочу выразить благодарность Вадиму Георгиевичу. Вы дали мне этот шанс, и я надеюсь, что не подвел вас. Я обещаю, что сделаю все, чтобы "Газпром" шел вперед. Спасибо.

Аплодисменты сотрясли зал. Они лились и лились, после небольшой передышки раздаваясь еще громче.

Вадим Санкаров вышел на сцену. Весь зал смотрел, как Марк замер в его объятиях. Как расчувствовавшись, генеральный директор похлопал его по плечу и занял место на трибуне.

— Спасибо за теплые слова. Я помню Марка еще вот таким, — приблизил он руку к полу.

— Еще тогда мой племянник был умным мальчиком — лучший в школе, одни пятерки.

Зал умиленно вздохнул вместе с ним.

— Он поступил в Оксфорд, и я был безумно рад этому. Он упорно работал, чтобы заслужить эту должность. Поэтому, Марк, говорить спасибо должен тебе я. Ты мне как сын, и ты знаешь это. Я горжусь тобой.

И вновь аплодисменты. Они, как стена, пролегли между Кириллом и реальностью. Как никогда, он хотел, чтобы увиденное им было галлюцинацией, сбоем разума, чем угодно, но только не правдой.

Морщинки у глаз отца пролегли плавной рябью. Взгляд потеплел, оттаял, как ледники по весне. Спина и линия плеч больше не напоминали стальной каркас, и даже губы разошлись в улыбке. Кирилл никогда не видел его таким счастливым. Что-то с пронзительным хрустом надломилось в нем.

Все медленнее руки отбивали звон. Они стали неподъемными. Все в теле замерло, омертвело, и лишь душа сочилась потоками крови. Норовила оставить его.

Он выбежал на холод. Тело продрогло в первые же секунды. Позади не было слышно голосов, и даже остатки репортеров не увязались за ним вглубь леса.

Кирилл бежал в темноту. В закрома снега, присыпанные им ветки. Дрожь, как бешенный зверь, что-то с корнем вырывала из него. Он ускорялся. Хотел убежать от всех, от всего мира, чтобы не тревожить никого своей смертью.

Крик эхом прошелся по лесу. Ноги больше не слушались его. Став такими же каменными, как все тело, они споткнулись обо что-то в темноте. Боль едко растеклась по затылку.

Он лежал во тьме, под стволами нависших деревьев, а над ним перемигивались звезды. Он умирал. Вслед за душой медленно умирало его тело. Кирилл не мог пошевелить ни единым мускулом.

Это конец. Никто не бросится искать его. Там, в суете, никто даже не заметит его отсутствия. А как заметит, тело уже сольется с природой. Нужно просто уснуть. Закрыть глаза, вслушаться в тишину, в увядающий стук сердца. Но только не в душу. Ее пронзительный лязг побуждал мелко вздрагивать мышцы. Горловые связки все норовили правдоподобно изобразить его.

Кирилл изо всех сил старался уйти разумом во тьму. Не слышать себя, забыться, просто уснуть. Но разве он мог в последний раз не взглянуть на небо? Оно в эту ночь ясное, со звездами, кажется, всего полушария, смотрит на него, одаривая последним в его жизни светом. Так он и уйдет. Под взор Вселенной, любовь кого-то высшего, того, кто в этот раз не сохранит его.

Звонок прорезал тишину. Кирилл вздрогнул. Загоревшийся экран осветил на снегу пятна крови. Рука потянулась к нему. Это было его ошибкой.

Звонила мама. Он не стал брать трубку. Однако что-то заставило его встать. Подняться и на негнущихся ногах направиться к краю леса. Это было не его решением. Он не хотел жить и, выйдя к дороге, в очередной раз убедился в этом.

Каким-то чудом телефон не сел на морозе. Подумав, он вызвал такси. Пальцы, словно не его, передвигались с символа на символ. Какими же энергичными мы становимся под страхом смерти.

Машина затормозила напротив него. Кирилл, как в тумане, сел на заднее сиденье. Казалось, вся эта поездка, такая быстрая и неестественно слаженная, была лишь последним сном в его жизни.

Доехав до дома, он заказал героин. Фольга упала на пол, а тело словно укрыли пледом. Он решил умереть. Больше ничего не могло сдержать его.