Ух, как я рванул!
Изо всех сил этого небольшого тела, аж камешки полетели из-под ног. Даже не глядел, куда мчался, тут что налево, что направо — темнота и неизвестность.
За спиной громко ругался Розарио, и топали его башмаки…
В девяностые из дома исчезли почти все ценные вещи, за исключением библиотеки. Мама и папа собирали ее всю жизнь и наотрез отказались продавать, когда разбогатевший сослуживец предложил выкупить ее за приличные деньги.
— Он же не читает, просто поставит за стекло, корешками хвастаться, — объяснил отец.
Я тогда впервые обратил внимание, как состарились родители — сероватые лица, морщины, поблекшие волосы, а ведь им не было и сорока. На следующий день, полный решимости, я сказал товарищам, что собираюсь потрошить свалку при радиотехнической войсковой части, где служил отец — там, по моим сведениям, должны быть детали с драгметаллами. Отправились втроем — я, Мишка и Юрка.
Естественно, никакого золота и серебра там и в помине не было, все сдавалось под отчет, а что не сдавалось, давно повычищено имевшими «право первого доступа». Но свалка на пару лет стала нашим главным времяпрепровождением и развлечением — сперва выковыривали и «коллекционировали» красивенькие детальки, а потом…
— И что это у тебя? — иронично спросил дядя Сережа, папин друг.
Я засмущался и прикрыл свои сокровища учебником.
— Да ладно, что я, транзисторов не видел? Давай-ка лучше покажу, что из них собрать можно…
Вот так я и стал радиотехником. С помощью дяди Сережи собрал первую «цветомузыку» из крашенных прозрачным цветным лаком обычных лампочек. Несмотря на кустарщину и первый блин комом, его у меня с руками оторвала школьная «дискотека» — обычная радиорубка, где был магнитофон, на котором крутили музыку на танцевальных вечерах. Так-то в радиочасти умельцев куда круче, чем я, хватало, но всем не до школьных мероприятий, выжить бы да семьи прокормить.
Потому и усилитель взамен сгоревшего старого пришлось делать мне, а дальше пошло-поехало: приемник, передатчик, электронные часы, затем я персобрал позорную цветомузыку в нечто более приличное и даже программируемое и уже начал примериваться к сборке собственного компа, как возник первый клиент, причем сразу с телевизором.
Он даже что-то заплатил, и Юрка немедленно выдал бизнес-план:
— А давайте ремонтировать за деньги? Детали есть, люди новую технику купить не могут, а старая ломается…
— Это он хорошо придумал, — повернулся ко мне Мишка, самый удачливый добытчик среди нас. — Я буду по свалкам лазить, ты паять, а он что?
Мы вполне справились бы вдвоем, но как бортануть Юрку? Пришлось думать, куда пристроить старого товарища. Впрочем, при его хорошо подвешенном языке работа нашлась быстро — посадили на телефон обзванивать потенциальных заказчиков. Главная беда, что нам тогда было по пятнадцать-семнадцать лет и особого доверия мы не вызывали. Но потихоньку, полегоньку за пару лет мы наработали клиентуру и репутацию, пошли приличные, даже по взрослым меркам, деньги. Теперь мы могли сводить девушку не только на скамеечку в парке, но и кофе попить, а то и в ресторан. Как следствие, появились и девушки, любовь-морковь, все дела.
Дефолт нас почти не затронул — запчасти мы по-прежнему получали с радиосвалок, за доллары ничего не покупали, в казначейские обязательства вкладываться не могли, так что только обороты просели. Я тащил заработанное в семью, Мишка поигрывал в казино, а Юрка, которому повезло весной прикупить валюты, в одночасье «разбогател» и как только ему стукнуло восемнадцать, обзавелся правами и подержанной тачкой. К ним вскоре прибавились кожаная куртка, барсетка и растопыренные пальцы.
Декабрь 1999 года завершился заявлением тогдашнего президента «Я устал, я ухожу», а в январе началась новая жизнь.
— Я устал, я мухожук, — заявил «крутой» Юрка, — надоело копейки сшибать и на вас горбатиться.
И хлопнул дверью.
Мы в растерянности переглянулись, а потом кинулись к столу, в котором лежала тетрадка с контактами клиентов.
Хрена там, мы в одночасье лишились почти всех заказчиков, которых, как выяснилось, Юрка «переключал» на себя. Подошли сроки платежей, пришлось брать в долг, и тут на нас наехали. Видно, обороты выросли настолько, что мы стали интересны серьезным парням и фирмешку у нас просто и элегантно отжали. Идти работать на дядю я не захотел, потому весной с чистым сердцем ушел в армию, несмотря на все страхи насчет Чечни. А Мишка с горя сперва забухал, потом начал нюхать, а следом и колоться.
Полк стоял в Ростове Великом, а Чечню я задел краешком — три командировки в сводную роту разминирования, уже «дедушкой». Там-то мы с напарником и установили личные рекорды по бегу: в авиабомбе, над которой мы колдовали, щелкнуло внутри, за две секунды мы промчались метров пятьдесят и свалились в окопчик, закрыв головы руками в ожидании взрыва. Но хрен, бомба не сработала — черт его знает, что там в ней внутри щелкало. Вечером ее со всеми предосторожностями подорвал старшина, а уже утром мы уехали обратно в полк — закончилась наша последняя командировка, и через два месяца, весной 2002-го, я ушел на дембель.
Едва-едва отгулял, как пришла пора поступать — на службе я твердо решил получить верхнее образование, а то раньше мы работали бессистемно и многое по незнанию запороли. Конкурс на радиотехнический факультет Желтогорского политеха был так себе, в начале нулевых абитура рвалась больше в юристы-экономисты, так что несмотря на два года в армии я за несколько месяцев освежил знания и успешно сдал экзамены.
Ну и понеслась — учеба, студенческая жизнь, халтурки, на которых я нарабатывал клиентуру. Институт мигом пролетел, пахал что над учебниками, что с паяльником в руке, не разгибаясь.
— Ой, а вы правда музыку ремонтируете? — прелестное создание хлопало пушистыми ресницами и смотрело на меня, как на бога.
Ну да, первокурсница, а я-то уже преддипломник, да еще отслуживший…
— Ремонтируем, а что у вас?
— Ой, у нас группа, я пою, но без усилителя никак, а ребята сказали… — защебетало создание и с каждой секундой нравилось мне все больше и больше.
— Можно, только быстро не получится.
— Почему?
— Ну, во-первых, сегодня не начнем, потому что я веду вас в кино. Завтра тоже, мы идем в кафе…
Девчонка хихикнула, но согласилась. А я влип без малого на двадцать лет — усилок починил, с Татьяной на свиданку сходил раз, другой, и как только я закончил институт, поженились.
После выпуска меня сватали на «Горизонт», есть у нас такое производственное объединение, но там все очень строго, носу наружу не высунуть, а у меня уже планы на новую фирму были. Ушел на вольные хлеба — в нулевых деньги в стране водились, за пару лет поднялся, дом построили в пригороде, машина, квартира. И главное — никаких схематозов, честная производственная деятельность! Как ныне говорят, «у нас по ряду направлений образовались уникальные компетенции».
Господи, какой только техники через мои руки за эти годы не прошло! От банальных магнитофонов и телевизоров до установок, назначения которых я не знал и знать не хотел — при одной из них все время торчали серьезные ребята с табельными пистолетами под мышкой. Раскрутил фирму, филиалы открыл — два в Желтогорске, четыре по региону, к соседним присматривался, хорошие бабки пошли. Дочка родилась, любые Танины хотелки исполнял, да и сам мог в загул удариться.
И тут хренак — 2014 год, скачок курса, все поставки под откос, себестоимость ракетой вверх. Филиалы пришлось закрыть, вернее, отправить их в самостоятельное плавание, а в головную фирму впрягаться и пахать, пахать, пахать… Положение стабилизировалось через год, я даже стал понемногу на бирже поигрывать — скорее для интереса, потому как быстро понял, что если хочу получать с этого доход, то надо влезать с головой, иначе это просто лотерея. А радиотехнику я бросать не собирался.
Ну и покупал-продавал разные акции, «голубые фишки» по маленькой. Вдруг что да выстрелит? На остров с пальмами точно не хватит, но мне сгодится и заимка под Желтогорском. Читал сайты и книжки по трейдингу, пока мне не объяснили, что в «открытых источниках» только всякое старье и водится — ну там, «треугольники», «каналы», «линии сопротивления-поддержки».
Настоящее хобби я себе нашел на тридцать третьем году жизни, когда набрел на магазин моделек. Нашарил взглядом коробку с нарисованным КВ-2, взыграло недополученное в детстве — сколько раз упрашивал родителей купить, да им тогда не до игрушек было, вот и реализовал отложенное желание.
Склеенный за вечер «Клим Ворошилов» вышел кривеньким, косеньким и обвиняюще смотрел на меня дулом: хорошую модель без хорошего инструмента не собрать! Заехал в тот же магазин, там мне глаза и раскрыли: коврик для резки, модельный нож, кусачки, надфили, струбцинки, зажимы, пинцеты, тонкогубцы, микродрель, кисти, краски, грунтовка… А еще втюхали три набора и приглашение на ежегодный конвент.
Вторая модель, собранная уже за четыре дня и даже получившая деколи с тактическими номерами, незаметно отправилась в мусорный бак прямо на выставке — прихватил я ее от большого ума и чуть не помер от стыда, уж больно позорно смотрелась она на фоне других работ. Там я выучил новое слово «диорама» и узнал о существовании сообщества. Да-да, «мальчик в клубе склеил модель» в старом смысле всех четырех слов.
Чем больше я углублялся, тем больше поражался, насколько серьезно люди подходят к хобби. Не все, разумеется, но именитые моделисты влезали с головой в историю техники и ее использования. На каждую загогулинку имелся исторический источник, на каждую заклепку — фото, на каждое отклонение — цитата из мемуаров.
А уж какие обсуждения в клубе бывали на презентации новых работ! И каких — некоторые диорамы изображали боевые сцены персонажей на двадцать-тридцать, и это совсем не предел. Отдельные фанаты чуть ли не целые города строили! И я за пару лет наблатыкался, вошел если не в первую тройку городских стендовиков, то в десятку точно — рукам-то без разницы, что паять-собирать, модельку или схемку. Плюс занятие медитативное, очень от бизнес-процессов отвлекает, разгружает голову. Первый танчик сохранил, как напоминание — до сих пор на полочке красуется.
Красовался, то есть.
Спорили коллеги-стендовики больше про технические детали, особенности применения, тактический камуфляж и другие важные для моделистов вопросы. Иногда, правда, зацеплялись языками и на более глубокие темы — особенности конструкций, биографии инженеров, возможные модификации. Порой говорили об истории.
— Резун твой звездобол. Знаешь, почему? — нависал над очкариком из молодых седоватый дядька в свитере.
— Ну давай, давай, совок недорезанный, открой мне глаза! — при общении «среди своих» вольности допускались, как в любой мальчишеской компании.
— Сколько раз он в книгах поминает Мюнхенское соглашение, ась?
Очкарик задумался.
— Нисколько, — не дождался ответа седоватый. — А Мюнхен, на минуточку, отдал Гитлеру Чехословакию, пятую на тот момент экономику Европы. С Зброевкой-Брно, со Шкодой, с ЧКД, где делали твои любимые «Хетцеры».
— Их потом делали!
— Ага, на базе чешского vzor-38, — согласился седоватый и обратился к остальным: — Мне однажды чехи попытались заявить «Ваши танки ездили по Праге в шестьдесят восьмом!», так я им ответил «А ваши по Киеву и Минску в сорок первом!»
Все вежливо посмеялись, и высокое собрание, как обычно, вернулось к обсуждению характеристик чешских танков. Исторические споры, как ни удивительно, к ссорами не приводили — все знакомы, воззрения каждого известны, лучше пойдем чего-нибудь склеим или раскрасим.
Я понемногу прикупал литературу по военной технике интербеллума — периода между двумя мировыми войнами, уж больно лихо тогда конструкторская мысль работала, можно было очень сладкие темы для моделирования нарыть. Историческими исследованиями тоже не брезговал, но особо размахиваться не мог — сама моделька, может, стоила всего ничего, но дополнения к ней и книжки увеличивали цену раз в шесть-семь.
А у меня все-таки на первом месте — восстановление фирмы, так что прочие расходы приходилось урезать. Вот тогда-то Татьяна и принялась зудеть насчет моих «закидонов». При больших деньгах ей пофигу было, что и куда я трачу, а стоило лишь немного ограничить, началось.
— Не стыдно, тридцатилетний лоб, в игрушечки играется? — разнообразием заходов жена меня не баловала. — А ребенок, между прочим, на море не был!
— Как это? А в прошлом году мы куда летали? — оторвался я от раскрашивания танкиста из «Легиона Кондор».
— В прошлом! А в этом Нинка уже дважды летала — в Тай и Дубай!
— Ну ты сравнила! Я бизнес едва-едва восстановил, а Нинкин Вадик к бюджету присосался…
— А тебе кто мешает? — ее глаза сжались в щелочку.
— У меня таких связей нет, — печально смотрел я на сохнущую фигурку.
— Ты говорил, что Сергей Владимирович в администрации работает.
— Не думаю…
— Не думает он! А о дочери ты думаешь???
— Тань, ну погоди! — встал я из-за модельного стола. — Раскручиваемся, скоро все совсем хорошо будет. Давай месяца через три слетать попробуем, у нас как раз один контракт закроется?
Худо-бедно мы ладили, но с ростом Таниных аппетитов концепция, что муж тоже имеет право что-то тратить на себя, воспринималась все хуже. И неважно, что все годовые расходы на мое хобби меньше, чем ее за месяц. Вынь да положь, обеспечь как хочешь! Как такое вырастает из первокурсниц с пушистыми ресницами — просто не понимаю. Наверное, надо было меньше ее хотелок слушать, но тогда мы впервые почувствовали вкус обеспеченной жизни, да и возраст был совсем молодой…
Удивительно, как мозг за считанные мгновения прокрутил все эти картинки из прошлого и прервался только когда совсем близко прохрипело:
— Faccia di merda!
До меня долетел запах пота и я наддал. Бесполезно — у него ноги длиннее, оторваться не получалось.
— Dio boia! — здоровенная пятерня чуть было не ухватила меня за ворот.
Внутри все сжалось, и я старым детским способом, который отработан в тысячах догонялок, резко тормознул, нырнул под руку, а когда он по инерции пробежал вперед, метнулся в просвет между домами справа.
И попал.
Кранты. Тупик.
Пока я судорожно напрыгивал на забор, Розарио вбежал в проулок, увидел, что я в западне и сбавил ход.
— Sei fottuto, minchetto, sei fottuto… — он шел ко мне как горилла, на полусогнутых, раскинув руки на всю ширину прохода и улыбался во всю пасть.
Я еще раз дернулся, попытался влезть на забор, но опять сорвался, а громадная туша, надвигалась, словно танк.
— Faccia di culo! — смрадное дыхание громилы ударило похлеще кулака.
Нет, он не бил меня, а просто сгреб за шкирку и поволок за собой, так, что я не успевал перебирать ногами и запинался, цепляясь носками за землю…
— Эй, отпусти парня!
На выходе из тупичка стояла темная фигура в длинном пыльнике, почти как Одинокий Герой.
— Иди мимо, — рыкнул Розарио.
Он даже не стал доставать кастет, настолько мой доброхот уступал размерами громиле.
— Слушай, гринго, я два раза повторять не буду…
— Гринго? Я гринго??? Vafanculo! — взревел бандюган и ринулся вперед.
Меня он, разумеется, волок за собой, как пушинку.
Он попытался врезать человеку в пыльнике, но тот ловко уклонился раз, другой, и Розарио с проклятиями засунул руку в карман, а затем резко выдернул ее, сверкнув четырьмя кольцами на пальцах.
Но противник вовремя заметил появление оружия и выхватил из-за пояса кривое лезвие. Громила отпрыгнул, ругаясь по-итальянски, но меня не выпустил, в ответ полились ругательства вроде бы на испанском.
Началась пляска, в которой меня мотало, как тряпичную куклу, и я молился, чтобы Розарио не догадался использовать меня в качестве щита, а к тому все шло — неизвестный все наседал и ускорял выпады.
Он задел руку, щеку и, наконец, воткнул нож в солнечное сплетение Розарио. Громила отшатнулся, соскочил с лезвия и тупо уставился на хлынувшую кровь. Наконец, у него внутри булькнуло, екнуло, и гангстер грохнулся на землю, прямо в грязь.
Грохнулся и я — он так и не выпустил мой воротник, пришлось повозиться, пока не освободился. Больше, чем сам труп (на разминировании видал и пострашнее) меня поразил вылезший из задравшейся штанины носок с подвязкой и застежкой, как на женских чулках.
Мой спаситель тем временем обтер лезвие о полу пиджака убитого — в лунном свете я разглядел веретенообразную рукоятку и двойной изгиб лезвия, как у шашки.
— Тебе надо бежать, могу нагрянуть фараоны, — он убрал оружие в ножны из толстой тисненой кожи.
— Меня ноги не держат, — пискнул я, и это было сущей правдой.
Незнакомец тем временем обыскал труп, выудил пару долларовых бумажек и горстку мелочи, презрительно сплюнул, но потом перевернул тело и вытащил из-за пояса сзади пистолет:
— ¡Chinga tu madre! Да нам еще повезло!
Он повеселел, убрал добычу поглубже, подмигнул мне и протянул руку:
— Давай, мелкий гринго, доведу тебя до станции.
— Лучше до дома, — попросил я и, увидев, как он скривился, добавил: — отец даст тебе сто долларов!
Сумму я брякнул с потолка, но она наверняка во много раз меньше затребованного выкупа. Он все еще сомневался и я добавил:
— У нас собственный дом в Лоренсвилле. И конюшня.
Спаситель внимательно оглядел меня, повернул к зыбкому свету Луны. Уж не знаю, чего он там разглядел в моем изгвазданном обличье, но согласился.
Едва мы высунулись из проулка, как чуть не вляпались: напротив стоял человек и таращился на нас, презрительно вздернув бровь. Секундой позже я разглядел, что ее пересекал шрам, и она вообще не двигалась, а человек согнулся пополам, уперся рукой в стену и принялся блевать, распространяя вокруг отвратный запах перегара.
— Пошли!
Но невезуха продолжиась: в улицу, сверкая фарами, въехал автомобиль.
— Бежим!
Видно, в первый раз я бежал слишком быстро — ноги болели, будто их отлупили палками, но когда сзади раздалось «Стой!» и следом «Faccia di culo», сил прибавилось.
Мимо неслись закоулки, пакгаузы и железнодорожные конторы, впереди поблескивали рельсы товарной станции, через которые автомобиль не переедет.
Но щеголь поступил проще — скрипнули тормоза, хлопнула дверца и он помчался за нами на своих двоих. Впереди стоял длинный состав, вдали справа виднелись огни маневрового паровоза и слышалось его пыхтение.
— Давай под вагоны!
И тут меня заколодило. В далеком детстве у малолетних дураков была игра «Кто ближе подойдет к идущему поезду», победитель получал звание «Героя Советского Союза». Но я выпал из этого развлечения еще до того, как абсолютный чемпион уехал на кладбище, хотя я вполне мог занять его место — уж не знаю чем, но поезд зацепил школьный рюкзак и тащил меня за собой, пока не лопнула лямка. С тех пор я панически боялся приближаться к поездам, а тут еще и лезть под него???
Да ну нафиг!
Но щеголь уже близко и спаситель, недолго думая, пихнул меня между тележками. Я влетел под вагон и замер между рельсами в ужасе, а он выскочил с другой стороны и подал руку. Сил заставить себя двинуться не было и я лишь взывал ко всему мирозданью, чтобы меня не увидели в темени под вагоном.
Но щеголь не стал полагаться на свое зрение и чиркнул спичкой. Пляшущие тени от огонька превратили его лицо в страшную дьявольскую рожу. Я шарахнулся и совсем было собрался нырнуть между колес, но тут состав дернулся, лязгнули буфера и вагоны медленно стронулись с места.
Через секунду щеголь увидел меня и осклабился такой гнусной ухмылкой, что меня словно подбросило и, уловив момент, я нырнул между тележек.
Видно, все силы я уже исчерпал и потому приземлился пузом прямо на рельс, глядя на надвигающуюся смерть с ребордой.
Твердая рука выдернула меня в самый последний момент — колесо наехало только на полу пиджака, я рванулся и лишился куска одежды.
Спаситель вздернул меня на ноги и в следующую секунду забросил в открытую дверь товарного вагона, а следом запрыгнул сам.
Силы окончательно оставили меня, и я медузой растекся на полу.
В широкую дверь тянуло угольным дымом и креозотом, посвистывал паровоз. Через полчаса я оклемался, а вагоны заскрипели колесами на подходе к станции. Я выглянул наружу — Трентон. Это мы удачно доехали!
— Прыгаем!
Как ни странно, с идущего малым ходом поезда я сиганул без боязни — шоковая терапия сработала, и то плюс.
Под едва сереющим небом мы выбрались в город и зашагали по утреннему Трентону. Наконец-то я смог как следует разглядеть своего спасителя и это не прибавило мне радости: уж больно он напоминал Юрку. То же округлое лицо, чуть припухлые щеки, чуть суженные глаза, высокий лоб, только кожа смуглая да глаза не серые, а черные. Лет, наверное, двадцать — усы еще толком не растут…
— Чего уставился, гринго? — поддел меня спутник.
— Я даже не знаю твое имя.
— Франсиско Вилья.
— Мексиканец?
— Да, а что? — с вызовом ответил Вилья, но тут же смягчился: — Меня все зовут Панчо, как генерала.
— Какого еще генерала? — затупил я.
— Ну ты дремучий, гринго! Генерала Панчо Вилья, разумеется. Только он на самом деле Хосе Аранго, а я Франсиско Вилья по-настоящему.
Я пожал плечами — меня в душе не трясет, кто там в Мексике генерал и кто какое имя носит.
— Вот вы, гринго, тупые…
— Джон, — сунул я ему свою ладошку. — Джон Грандер-младший.
— Я буду звать тебя Хуан, — радостно улыбнулся Панчо.
— А я тебя Панчо-с-ранчо.
— Приемлемо. Нам долго пылить?
Я прикинул — немало, километров десять, на всякий случай объяснил Панчо дорогу и мы бодро зашагали к светлой жизни.
К светлой потому, что впереди нас (меня, во всяком случае) ждали горячая ванна, вкусная еда, кофе и постель с чистыми простынями. И любящие родители, не затраханные ежедневным поиском работы, денег, еды, одежды.
По улицам Трентона тащились с ручными тележками или разъезжали на конных повозках молочники из пригородов, оставляя на крылечках где две, где шесть, а где и дюжину бутылок со свежим молоком. Белые куртки и полосатые фартуки отличали свободных предпринимателей от фуражек и униформы служащих больших компаний, передвигавшихся на автофургонах.
Булочники пекли утренний хлеб, и дурманящий запах сдобы заставил прибавить шаг. Мы несколько раз обогнали почтальона-велосипедиста, который останавливался, чтобы положить газету рядом с молоком или засунуть письмо в почтовый ящик.
Обычная движуха раннего утра, на ногах только работающие люди, да сомнительного вида два оборванца. На нас, конечно, поглядывали, но мы уверенно шагали, не обращая внимание на окружающих и даже полицейский на площади только проводил нас взглядом, покручивая роскошные усы.
Через два часа мы добрались до знакомых улочек еще спящего Лоренсвилля, и Панчо с каждым шагом все больше терял уверенность — ну да, солидный пригород, тут живут богатенькие буратины. Дорогие дома, стриженые газоны, живые изгороди, над которыми уже трудились садовники.
Похоже, спаситель не ожидал, что я сказал ему правду, и что отец не раздумывая выдаст ему сто долларов.
Везуха закончилась, когда в конце улочки показалась наша цель — кованые ворота отчего дома.
— Куда это мы так спешим, джентльмены? — вышедший из-за угла нам навстречу мистер Коллинз, местный полицейский, изображал добродушие, но от этого не становился менее опасным.