Слова песни и смысл начисто ускользали от меня, я смотрел, как после первого куплета она спустилась со сцены в зал и пошла вдоль столиков. Мать моя женщина, как она двигалась! Плыла! Не на пятку, всей тяжестью работающей девушки, а на носочек, балетным шагом, слегка виляя из стороны в сторону.
— Панчо, ты глянь, какая тазобедренная композиция! — ахнул обалдевший не меньше меня Ося и тут же получил локтем в бок от блондиночки.
— Я эстетически! — запнулся Ося и принялся что-то ворковать ей на ушко, но бросать взгляды на певичку не перестал.
— Она слишком худая, — резюмировал Панчо и притиснул счастливо пискнувшую брюнетку.
А рыженькая шла между столиками, трепала замерших мужчин по щекам, ерошила им волосы, даже выдернула у одного из нагрудного кармана белоснежный платок и махнула пару раз в такт, прежде чем вернуть.
Когда она приблизилась к нам, я наконец-то как следует разглядел лицо — нос крупноват, глаза чуть-чуть навыкате, губы пухлые вопреки нынешней моде на «бантик». По отдельности ни разу не эталон красоты, но все вместе било наповал, особенно в сочетании с пластикой и тембром.
Глаза вообще казались огромными, так что когда она полуприсела прямо на наш столик, я уже был готов — бери меня голыми руками.
Она то ли поняла, то ли почуяла и немного наклонилась. Ярче зеленых блесток сверкнула в разрезе белая грудь, мой верхний мозг отключился начисто и передал управление спинному и нижней голове.
Еще мгновение — и я бы не удержался.
Но она уже скользнула к следующему столику, оставив вместо себя только легкий цветочный аромат.
— Какая фемина! — простонал Ося и еще раз получил локтем в бок. — Дарлинг, я исключительно эстетически!
С последними тактами мелодии рыженькая изогнулась у стены и замолчала. Под овации она послала в зал несколько воздушных поцелуев — гадом буду, один точно мне — и скрылась в разрез занавеса.
Следом ушли две девицы из подпевки — блин, там еще и подпевка была??? А я и не заметил… Наэлектризовало меня так, что с волос даром что искры не срывались, хоть в сеть включай в качестве генератора.
Оркестр продудел заставку, в которой я с трудом угадал гершвиновскую «Рапсодию в стиле блюз» и перешел к танцевальным мелодиям.
Круг заполнился почти мгновенно — взвинченные не меньше меня мужчины прижимали к себе партнерш, но нашлось и несколько одиноких дамочек. По привычным мне канонам так себе — ноги коротковаты, брови выщипаны, губки эти бантиком дурацкие, но мне уже было море по колено. Глотнул из оставленного Панчо стакана и чуть не сдох — вискарь, натуральный вискарь! Выскочил на танцпол, ухватил первую попавшуюся девицу помоложе и пошел выделывать.
После второго танца мы уже двигались вплотную, а моя рука блуждала в районе заниженной талии со стороны спины. Девица хохотала над моими древними шуточками и я понял — пора!
— Эй, парни, продолжим дома!
Ося и Панчо сгребли блондинку с брюнеткой и несколько недопитых бутылок, а я свою даму. Видимо, я был достаточно убедителен, а девица достаточно пьяна — возражений не последовало.
Дома мы еще накатили, танцевали под патефон, еще выпили и вскоре разбрелись по спальням. Несмотря на кирпичные стены, слышимость ничуть не хуже чем в хрущевках — стоны и вопли доносились отлично. Время от времени участники выползали догнаться спиртным, пока оно не кончилось, так что утром я проснулся с трещащей головой и почему-то в компании блондинки.
Проснулся не сам, всех разбудила брюнетка:
— Сладкие, вызовите такси, нам на работу!
«Моя» девица выползла из спальни Панчо, глянула на часы и кинулась собирать свои вещи, что было весьма непросто — детали одежды всех трех девушек усеивали весь дом вперемешку, еще и нашего барахла хватало.
Такси увезло случайных подружек под обещания непременно созвониться, а мы собрали раскиданное и побрели на кухню, где Панчо вознамерился сварить кофе. В разговорах выяснилось страшное — у нас кончились презервативы и неизвестно, до окончания загула или одновременно? Но в любом случае, надо думать, где достать новые. Тут, понимаете ли, пуританская страна, аборты запрещены, а презервативы не приветствуются. Прямо хоть в Канаду засылай бутлегеров за дюрексами… Представил, как полиция настигает контрабандистов, а вместо выпивки в фургоне только резинки, и заржал.
Зря это я — голова чуть не взорвалась изнутри, но тут, слава богу, поспел кофе. Впрочем, по здравому рассуждению, я заменил его целой бутылкой апельсинового сока, а затем чаем с лимоном и таблеткой аспирина. Поглядев на постепенно розовеющего меня, то же самое сделали и соратнички.
Едва-едва оклемались, как явилась троица добровольных помощников и застала нас неумытыми, всклокоченными и в халатах поверх пижам. Прямо сказать, и они выглядели так себе: тоже не выспавшись, в рабочем — старых командных свитерах с буквами «Т» на груди, парусиновых штанах с дырками от припоя или олова, теннисных туфлях. Но они-то готовы к труду и обороне, а мы нет…
— Ох, не спрашивайте, — выдавил я и жахнул еще соку, — через полчасика присоединюсь.
Ребята со смешками проследовали в лабораторию, а я блаженно раскинулся на кушетке, переживая эпизоды ночной разрядки. Ну, те, которые смог вспомнить. Но с половым вопросом надо что-то решать. Шататься по проституткам так себе идея, не говоря уж о том, что большинство страшны, как атомная война. Случайные подружки тоже не вариант, намотать на винт можно как здрасьте, надо что-то постоянное. Вот если бы ту рыженькую охмурить…
Организм отреагировал мгновенно и я метнулся в спальню, чтобы никто реакцию не заметил. Прямо хоть девчонок в лабораторию набрать и замутить с одной… Они и работают аккуратнее… Нет, нельзя — парни тоже не удержатся, вместо исследований и разработок получится дом свиданий.
Но рыженькая… Стоило только представить голос и движения, как по всему телу пробегала дрожь. Кое-как справился, приняв холодный душ, но к вечеру все равно раззадорил себя воспоминаниями.
— Поехали в клуб! — дернул я Панчо и Осю, как только свалила уже третья за сегодня смена наших помощников.
— О, а мальчик-то вырос и просится на травку… — покачал головой Ося.
А Панчо рубанул напрямую:
— Ты хоть знаешь как ее зовут?
А ведь точно, я даже имени не знаю!
Ося взял телефон и минут через пять доложил:
— В Paradise, где мы были, Таллула выступает через три дня.
О, Таллула! Но через три дня…
— Может, она поет где-то еще?
— Может, и поет. Только я не буду обзванивать все ночные клубы и кабаре Бостона.
Ну да. Интернета нет, все сами, все ручками и ножками.
Два дня я провел в мечтаниях. Не совсем, конечно — в институте и лаборатории от меня в таком состоянии толку никакого, но хоть бумагами для подставных фирм мог заниматься. Как ни привлекали меня названия вроде Kum Gou Brokerage, General Major Co, Passmore Shareholders Trust, выбор пал на более унылые Zingelshuher Industries и тому подобное. Первые будут на Осю с Панчо и Поля с Фернаном, а потом надо будет искать каких-нибудь забулдыг. Кстати, надо форсировать процесс получения ребятами американского гражданства.
— Ты только посмотри на него, — комментировал Ося мои метания по дому. — Он первый раз на моей памяти озаботился крахмальной сорочкой.
И костюмом, и глажкой, и дебильными носками на резиновых подвязках.
— Бриолин, одеколон… Мы его теряем, — поддакнул Панчо.
— Он хотя бы помыл шею или поедет как поц, с немытой?
— Два часа, Хосе, — сокрушенно вздыхал Панчо, — два часа он торчал в ванной и я не понимаю, зачем, если он еще не бреется? И что он будет делать с помытой шеей, если его отошьют?
— Тоже мне горе, помоет на обратно…
— Друзья называется, — огрызнулся я. — Лучше скажите, букет уже доставили?
— Тот веник размером с пальму? — Ося сокрушенно посмотрел в прихожую, где торчал куль в цветной папиросной бумаге. — Да, и я уже вызвал грузовик, в такси он не влезет.
Но так-то мне все подколки пофиг — еще час, от силы два и я увижу Таллулу…
Второе явление оглушило не меньше, чем первое и отличалось разве что песней, но мне было без разницы. Я тревожно оглядывал зал, пытаясь понять, кто еще ломанется с букетами за кулисы…
На этот раз друзья не ехидничали, а ловко оттеснили конкурентов и к ногам Таллулы я пал в одиночестве. К хорошим, надо сказать, ногам — новое платье имело разрез не сверху, а снизу. Еще бы заменить туфли с квадратным каблуком на шпильки… ммм…
Что я там нес в тумане, пытаясь сократить дистанцию до вожделенного тела, я не помню. Но Таллула аккуратно отстранила меня ладонью:
— Ты не слишком молод?
— В самый раз! Инженеры-радиотехники возраста не имеют! — я гордо распушил хвост и тут же совершил стратегическую ошибку: начал рассказывать о своих разработках, вместо того, чтобы восхищаться Таллулой.
Так бы и остался я одним из десятков поклонников, но ухитрился заметить, что пентоды и коммутаторы ее мало увлекают, запаниковал и от растерянности брякнул:
— А еще я придумал, как делать апельсиновый сок в бутылках…
Она наклонила голову, отчего рыжая прядь выбилась из-под бандо и упала на глаза:
— Это тот, что Dollack, Grander Co?
— Да, я Джон Грандер-младший.
Вот тут-то в ее зеленых глазах и блеснул индикатор настройки, но она убрала волосы с лица таким жестом, что меня опять повело в туман, а голос разума и чувство самосохранения окончательно заглохли. Слава богу, мне хватило не мозгов, а везения не трепать о брокерской конторе — она могла посчитать меня пустым хвастуном. Или хуже, решить, что я не вру и вцепиться мертвой хваткой. А так она предпочла держать меня не слишком близко, но рядом:
— Завтра я пою с девяти вечера в Hawthorn-е, вот визитка. Все, иди, мне нужно переодеться.
Я бы предпочел остаться, но меня практически вытолкали за дверь, в руки товарищей.
— Ну что, у вас все серьезно? — с покер-фейсом спросил Ося.
— На себя посмотри! Где твоя блондинка?
— Ты же меня знаешь, если я влюбился, так это на целый день.
— Хорош трепаться, где этот Hawthorn?
Всезнающий Панчо неодобрительно хмыкнул — если Paradise заведение относительно респектабельное, то Hawthorn откровенный спикизи, подпольный клуб, где нелегальный алкоголь наливают в открытую, а не под видом чая или содовой. Зато совсем рядом с нашим домом. Но каково название, а? «Боярышник» — идеальный нейминг для шалмана!
Через сутки мы перебрались на другую сторону Чарльз-ривер, нашли несколько стоявших бок о бок небольших гостиниц и нырнули в проход между двумя из них. В конце, под ржавой пожарной лестницей, нашлась затрапезная дверка с окошком, куда я и подал вчерашнюю визитку. Вышибала внимательно осмотрел нас и впустил:
— Прямо по коридору, вторая дверь справа.
Там негромко играл джаз-квартет — хрипел саксофон, бумкал контрабас — а возле бара скалили зубы завсегдатаи.
— Мистер, сколько вам лет? — вопрос официанта, прямо скажем, поставил меня в тупик.
— Восемнадцать.
— Мы не продаем алкоголь лицам моложе двадцати одного года.
Каких усилий мне стоило не расхохотаться! Американцы на редкость упертая нация в части законов. Пусть тут торгуют выпивкой нелегально, но двадцать один год это святое!
— Я пришел слушать музыку.
— Мы также не можем продать алкоголь вашим спутникам.
— А им-то почему?
— Они могут поделиться с вами.
Панчо и Ося закатили глаза. То есть заведение, которое зарабатывает на продаже алкоголя, не будет продавать его из принципа. О-кей, приятель, о-кей.
Потом, отходя от шока и прихлебывая кока-колу со льдом, допер: а ведь официант прав! Ведь если их прихватят на продаже алкашки, то это обычное дело, кто не грешен. Нехорошо, конечно, но общество (за исключением двинутых пуритан) в глубине души их не осудит. А вот если их поймают на спаивании малолетних…
Мои юридические изыскания прервало появление Таллулы — она вышла на малюсенький подиум в почти что обычном платье и запела нечто джазовое, изредка поглядывая на меня. Низкие вибрации опять пробрали до самых пяток и я очнулся, только когда Таллулу сменил дуэт негритянок.
Вперед, за кулисы! Гримерка там одна на всех и попал в нее только отстегнув двадцать баксов вышибале.
— Привет, Джон Грандер-младший, — улыбнулась Таллула от зеркала, глядя в которое поправляла губную помаду.
— Привет, — прохрипел я.
Она скользнула по мне взглядом и скорчила едва заметную гримаску — ну да, я сегодня даже без цветов. И без айфона, или что тут принято дарить девушкам? Сумочку от Версаче? Айфон? Брюлики? Не книгу же…
— Смотри, какая красота, — без лишних слов она сунула мне под нос дамский журнал.
На рекламе томно изгибалась девица в жемчугах, но в фокусе лежало колье-чокер с блестящими камушками. Я с ужасом подумал о том, сколько это может стоить, если они настоящие, но следующая фраза позволила облегченно выдохнуть:
— Потрясные стразы, правда?
— Считай, что они уже твои.
— Ты такой милый, — она без церемоний обхватила мою шею и чмокнула в губы.
Перед глазами пронеслось, как я задираю ей подол и разнузданный секс на туалетном столике, но прежде чем я протянул руки, за дверями послышался шум, и в гримерку после короткого стука бесцеремонно всунул голову Панчо:
— Облава.
Блин, если в МИТ узнают, что меня замели в притоне, это крах.
— Пошли! — вскочила Таллула. — Тут где-то есть второй выход…
Ося героически остался прикрывать, а Таллула, Панчо и я ломились по узким подвальным коридорам, петлявшим между котельной, шахтой лифта и котлом с мазутом. Вскоре мы выскочили в в проход между двумя зданиями, близнец того, где вход в спикизи.
Там-то нас попытался перехватить некто в шляпе и плаще, но он не успел даже показать значок — Панчо с ходу вломил прямой в челюсть и добавил в бочину. Мы пробежали мимо упавшего на колени бедолаги и что есть сил помчались по Коммонвелс-авеню, слушая за спиной трели свистков, свернули на Дирфилд-стрит и дальше, на Бэй-Стейт-роуд. На наше счастье, общество Phi Delta Theta отмечало какой-то праздник и возле братского дома собралось человек сто студентов. Мы проскочили под шуточки и восторженное улюлюканье, а вот полицейские завязли…
Хоть мы и двигались быстро, но замерзли — удрали без верхней одежды, а в марте поздним вечером хорошо если не морозец, тем более, я отдал пиджак Таллуле.
Через десять минут, запаленно дыша, мы ввалились в наш теплый дом.
— Ой, ноги не держат… — Таллула плюхнулась на диванчик в гостиной.
— Очень помогает массаж, — прохрипел я, поднося ей стакан с согревающим вискариком, — могу сделать…
Панчо закатил глаза, а я зыркнул на него — сгинь, чтоб я тебя не видел! Он с ухмылочкой скрылся, а я провел Таллулу в ванну, подал полотенце, халат и тапочки. Она заперлась, а я метнулся перестилать белье.
— Эй, дон Хуан, держи, — сквозь приоткрытую дверь Панчо протянул мне пачку дюрексов.
— Где взял?
— В спикизи, у бармена, пока ты на сцену таращился.
Через полчаса она выплыла из клубов пара в махровом халате и с тюрбаном на голове. Без этой дурацкой пудры и нарисованных губ выглядела она умопомрачительно.
Начал я с пальчиков и стоп, потом потихоньку взялся за узкие щиколотки, икры, поднялся к бедрам…
Самое сложное было не спешить — внутри все кипело, особенно от ее вздохов, но я сдерживался и пробирался все выше, выше, выше…
Наконец, она тихо простонала и раздвинула коленки.
До самого рассвета меня никто не остановил, наоборот, в паузах Таллула старалась привести меня в боевое состояние.
Заснули мы в обнимку, но ненадолго — утром меня ждал МИТ и я с грехом пополам заткнул будильник на втором дребезге.
— Отстань, Гаспар, — пробормотала Таллула и накрылась с головой одеялом.
При этом наружу высунулась нога, и я понял, что если сейчас не уйду, то прогуляю все занятия. И вообще, после ночной разрядки в голове зашевелился разум.
В кухне шерудил Ося — его после краткого допроса отпустили из полиции, чему немало помогло абсолютно трезвое состояние.
Я ухватил чашку кофе, привалился к косяку и выхлебал ее в три глотка:
— Ося, найди, где продаются колье-чокеры со стразами.
Сзади присвистнул Панчо.
— А ты узнай о ней все. Да, парни, я запал, и запал сильно. Но мозг вроде еще работает.
— Вали учиться, мозг, — заржали эти двое.
Сведения, которые добыл Панчо за месяц, совсем не обрадовали — она, конечно, не зиппер, как тут называли гулящих девиц свободного нрава, у нее один постоянный друг, но какой! Мистер Гаспар Мессина, сорока пяти лет от роду, глава «Конторы» — бостонской мафии, местного отделения семьи Беннини.
Что никак не мешало Таллуле ночевать у меня или принимать в своей квартирке. Причина же оказалась проста: у Секретной службы США имелись некоторые претензии к мистеру Мессина на тему распространения фальшивых десятидолларовых купюр аж на полмиллиона. И хотя обвинение предъявлено не было, папик уехал на Сицилию, проведать родных. А поскольку родни у него много, то возвращения ждали не раньше, чем через полгода.
И я кинулся как в омут — за колье последовала таки сумочка, за сумочкой новое платье, за платьем уже сережки с жемчугом…
Семестр я не завалил только потому, что Ося и Панчо время от времени хватали меня за шкирку и сажали учиться буквально под замок. Наши биржевые доходы тоже снизились и компаньоны не горели желанием выпускать меня на волю.
Деньги — это серьезно и пришлось напрячься. Сделал себе бумажный Excel — лист ватмана на крупную компанию, с историей торгов. Слева — цены, справа — график от времени. Работа муторная даже в компьютере, чего уж говорить о рукописном варианте… Зато эти двое тоже заняты по уши и мне не надоедают: Ося съездил в Нью-Йорк и освободил контору мистера Кролла от подшивок старых газет с биржевыми ценами, Панчо каждый день пририсовывал новые столбики цен. Рассчитывать скользящие средние я поручил Осе, как обладающему каким-никаким коммерческим образованием.
По результатам анализа мы несколько переиграли нашу стратегию, перенацелив вложения на самые эффективные направления. Уже через месяц доходы вернулись к норме и даже потихоньку поползли вверх. Так будет не всегда, средние неплохой инструмент для бескризисных времен, но я-то твердо знал, что еще пять лет у нас точно есть. А когда грянет Черный вторник, средние и нафиг не нужны будут.
На встречи с Таллулой меня отпускали раз в неделю, и мы отрывались на всю катушку — из-за криков даже домовладелец приходил. Правда, он очень смущался из-за темы и стремался из-за Гаспара, но все равно претензию высказал.
Остальное время мы обходились длинными телефонными разговорами, но ребята тоже не давали засиживаться у аппарата больше получаса. Хотя я вряд ли бы и сам высидел больше — связь покамест так себе, в трубке хрипы, шумы…
Усилитель!!! Усилитель с отрицательной обратной связью!
Когда эта мысль стукнула мне в голову, я первым делом разобрал телефон — ничего похожего на каскад с ООС не имелось. Собрал обратно, полез в радиоприемник — нету! Даже в новейшем аппарате от RCA — нету! Элементарная вещь: чем больше уровень на выходе, тем больше зажимаем вход. Все, шумы срезаны!
Да что я удивлялся, если даже приемники с питанием от сети только-только появились, а там всего-навсего выпрямитель надо воткнуть! Обычная инерция мышления: если вижу телефон, значит, он такой же, к которому я привык. А тут дофига чего только-только появилось и до известного мне состояния десять верст, хорошо хоть не лесом. Вон, Метро-Голдвин-Майер, лев рыкающий Голливуда — я-то думал, она существовала испокон века, ан нет, буквально на днях основана.
Схемку с ООС мы собрали за полдня, еще два дня я строчил статью, за которые «сотрудники лаборатории» собрали еще несколько вариантов по моим наброскам. На третий день в Вашингтон срочным письмом ушла заявка на патент, через неделю вышла статья, а еще через одну я имел счастье лицезреть мистера Хопкинса. На этот раз он был сама любезность — еще бы, я представляю, сколько эти жлобы из RCA наварили на пентоде — и вежливо интересовался, что я намерен делать со схемой.
Короче, мы разжились от щедрот деловых партнеров осциллографом, здоровенным и громоздким, слабо похожим на привычную коробочку, без которой трудно представить радиомастерскую и вообще работу с электроникой. На радостях даже собрали приемопередатчики — слабенькие, один поставили у нас, второй в общежитии первокурсников, и это привлекало к нам людей почище любой рекламы.
А институтские преподы убедились, что первое изобретение было не случайным, с их благосклонности я успешно завершил семестр, лелея тайные планы все летние каникулы не вылезать из постели с Таллулой.
Но, видно, мои намерения слишком хорошо считывались, и Ося с Панчо, не надеясь на свои силы, привлекли к делу моих родителей. Для начала нас выдернули домой, в Лоренсвилль, где долго восторгались успехами и пытались ездить по мозгам.
Однако, мама довольно быстро успокоилась, стоило мне подробно изложить историю отношений с RCA и перспективы, а отец переключился на крайне взволновавшую его историю с убийством фашистами депутата Маттеотти в Италии — как француз, он внимательно следил за европейскими событиями и, к моему полному обалдению, восхищался Муссолини. Я попытался мягенько намекнуть, что это не тот персонаж, которым стоит восхищаться и нарвался на получасовую лекцию.
— Джонни, ты пока не понимаешь в политике, но если тебе интересно, найди и прочитай его программу!.
— Лучше ты расскажи вкратце.
— Вкратце… — отец потеребил подбородок. — Ну что же, слушай. Во-первых, он за два года восстановил финансовую систему Италии.
Я пожал плечами — тоже мне достижение. Жесткая экономия и конфискации.
— Во-вторых, и это ты должен понять, он требует снижения избирательного ценза до восемнадцати лет и предоставления права голоса женщинам.
Я кивнул — действительно, неплохое начало. Бенито вроде был социалистом? И следующие слова отца это подтвердили:
— Восьмичасовой рабочий день и минимальная заработная плата, страхование по инвалидности, — восторженно перечислял отец, — снижение пенсионного возраста с шестидесяти на десять лет, признание профсоюзов…
Революционно, спору нет. Только я помнил, что в итоге все организации в стране оказались «фашистскими», а кто не оказался, тех распустили.
— Прогрессивный налог на капитал, церковный секвестр, частичная национализация!
Ну просто заинька.
— «Тайм» поместил его портрет на обложку!
О да. «Тайм» даже Гитлера «человеком года» объявлял.
— И посмотри, как он пришел к власти! Не кровавая революция, как в России, — отец бросил быстрый взгляд в сторону комнат мамы, — а народное волеизъявление, марш сотен тысяч людей на Рим!
И тут на тебе, убили Маттеотти.
В итоге мы тупо поссорились — нет бы мне сдержать язык и подождать годиков десять-пятнадцать, время все на свои места расставит. А тут еще Панчо и Ося настучали родителям о моих похождениях и желаниях.
И едва я заикнулся о возвращении в Бостон, как родители взяли меня за жабры и отправили инспектировать семейные апельсиновые плантации во Флориду. Очень хотелось устроить скандал «Я уже взрослый!», но океан и пляжи перевесили. Тем более, в Дейтоне уже проводили мотогонки, а у меня был некий интерес к двигателям, чисто на будущее.
Ося остался «на хозяйстве», а мы с Панчо отправились загорать и ловить тунцов. Там, в Дейтоне, я заскочил в почтовое отделение и купил money order, перевод на сотню для Таллулы.
— Сообщение для получателя будет? — меланхолично поинтересовался клерк в нарукавниках и козырьке.
— Да, — я продиктовал адрес и добавил «Срочно приезжай.»