Три дня до смерти

Глава 14

52:17

Слой свежей черной смолы покрывал нижнюю часть моста Смеджа. Вся цементная поверхность была обмазана маслянистым веществом, которое не давало троллям подняться. Смеджу пришлось переехать. В городе множество мостов: пешеходных, путепроводов, железнодорожных — и почти такое же количество троллей. Найти другой дом будет трудно. Пока он не вынырнет и не пошлёт сообщение, я не смогу связаться со своим последним союзником среди Падших.

Алекс остался в машине с работающим двигателем, пока я осматривала местность. Он не спорил, и я оценила его растущее доверие. Следы в пыли не дали никаких результатов. Средние размеры обуви, двуногие и как минимум четыре разных человека. Они ничего не оставили. Даже тело гончей, которую я убила накануне, исчезло, каждую каплю крови смыли. Кто-то был осторожен. Слишком осторожен.

Забралась на пассажирское сиденье и уставилась на приборную панель, желая появления хоть какой-нибудь идеи. Что-то более продуктивное, чем сидеть и ждать заката и обещанного телефонного звонка от Руфуса.

Слежка за телефонной будкой казалась хорошей мыслью. Это помешает кому бы то ни было добраться сюда первым и устроить ловушку — если он все-таки позвонит. Я хотела доверять Руфусу; его Триада просто реагировала на имеющуюся информацию. Их лидера похитили. Они должны были вернуть его любой ценой. Мне понятна такая слепая преданность.

— Твоего друга здесь нет? — уточнил Алекс.

— Нет, его нет.

— Ну и что теперь?

Пришло время сделать ту вещь, которую я избегала — отправиться туда, куда не хотела идти без Вайята. Это могло освежить мою память, и мне хотелось, чтобы Вайят был там, когда это произойдет. Он поймет, даже если я не буду вдаваться в подробности. Алексу — благослови его невинное сердечко — нужно было всё разжевывать. Но как бы сильно ни ненавидела поход в то место, я не могла просто сидеть на заднице четыре часа до заката.

— Мы поедем дальше на юг, — проговорила я. — За рекой Анжан следуй по железнодорожным путям к Ист-Сайду.

— Что там такое? — Алекс переключил передачу, и машина тронулась.

— Заброшенная железнодорожная станция. Именно там я и умерла.

* * * * *

— Так как же стать охотником на Падших? — спросил Алекс.

Ни один из нас не произнес ни слова за те десять минут, которые потребовались, чтобы добраться до Ист-Сайда, и его вопрос прозвучал неожиданно. Я могла только представить, что творилось в его голове.

— Нас вербуют, как и везде.

— Не совсем как везде. Вы точно не можете установить стенд в День карьеры.

Я хихикнула:

— Мы, как правило, занимаемся вербовкой в центрах содержания несовершеннолетних и детских домах.

— Серьезно? — Он крепче сжал руль руками.

— Как укус вампира. Хотя рекрутеры не носят костюмы и не просят рекомендаций. Они ищут детей, которые нуждаются в наставлении, детей, которых можно обучить убивать.

— Ты говоришь так, будто это нормально.

— Нормальность относительна. Когда Бастиан завербовал меня, мне исполнилось восемнадцать, и моей самой большой целью в то время было избежать взрослого тюремного заключения за взлом с проникновением.

— В чей дом ты вломилась?

— Парня, который управлял центром содержания несовершеннолетних Макмануса. Тот, в котором я прожила большую часть своих подростковых лет.

— Зачем ты вломилась в его дом?

— Чтобы выбить из него всё дерьмо. Расплата за то, что пару раз он избил меня до полусмерти.

Руль скрипнул, костяшки пальцев Алекса побелели. Он уставился на дорогу впереди, его плечи напряглись.

— И детей-сирот?

— Никто не будет скучать по нам, когда мы умрем.

— Очевидно, кому-то было не всё равно, когда ты умерла.

— Я имела в виду тренировочный лагерь.

— Что это такое?

Я с силой выдохнула сквозь зубы, радуясь, что мы уже почти добрались до вокзала, чтобы разговор можно было закончить.

— Они не просто дают нам в руки нож и приказывают убивать, Алекс. Сначала мы должны выжить в учебном лагере. Те, кто выживут, становятся охотниками.

— И это законно?

— Возможно, нет, но это необходимо. Почему, думаешь, никогда не слышал о нас до сегодняшнего дня?

— А что насчёт Вайята?

— Он определенно слышал о нас до сегодняшнего дня.

— Он ведь твой куратор, верно? — спросил Алекс с просочившимся в его словах раздражением. — Они проходят тренировочный лагерь?

Я приоткрыла рот. Вопрос, над которым никогда не задумывалась в течение четырех лет. Кураторы знали, что делают; не моё дело спрашивать, как они этому научились. — Я уверена, что у них есть свои требования к обучению. Думай об охотниках, как о призёрах, а о кураторах, как о тренерах.

— Одни из лучших тренеров — бывшие игроки.

Я пожала плечами.

— Если кто-то из кураторов бывшие охотники, никто об этом не говорит. Мы делаем свою работу, спасаем жизни, конец истории.

— Хорошо.

Вокруг станции росли зеленые деревья с весенней листвой. Там было пустынно и одиноко — идеальное место для похищения. Десятифутовая ограда из звеньев выстроилась по периметру, но замок уже давно исчез. Алекс проехал по пустой, потрескавшейся парковке, заросшей травой и одуванчиками. Линии разметки исчезли, оставив после себя море серого асфальта и почти ничего больше.

Сама станция была высотой в два этажа — старомодный остроконечный стиль с облупившимися красными стенами и белой отделкой. Доски закрывали окна, долго лишённые стекла. Детские граффити были отмечены десятками подростковых дерзостей и посвящений. Платформа в задней части, обращенная к рельсам, была искорежена и испорчена и, вероятно, прогнила в дюжине мест. Пахло горючим и гнилью.

Алекс припарковался рядом со зданием. Выключил двигатель и потянулся к ручке двери. Я положила руку ему на плечо.

— Дай мне пять минут, — попросила я. — Если не выйду, хочу, чтобы ты уехал, как летучая мышь из ада. Ты понимаешь?

Казалось, он готов был возразить. Вместо этого кивнул.

Достала из багажника монтировку — самое близкое к оружию, из того что у меня имелось. Избегая платформы и потенциальной опасности падения с неё, я решила зайти через задний ход. На двери висел новенький замок. Он свободно болтался на петлях. Провела пальцем по его поверхности — без пыли. Там кто-то был. Мое сердце бешено колотилось, я хотела, чтобы оно замедлилось. Хотела предупредить Алекса, но любопытство заставило меня войти внутрь.

Ручка повернулась без скрипа и протеста. Петли были смазаны маслом. Густые запахи пыли удивили меня. Мой нос дернулся. Захотелось чихнуть. Я зажала нос, чтобы этого не произошло.

Вестибюль был пуст, освещенный щелями в заколоченных окнах. Пыльный пол пестрел следами и пятнами, все они вели мимо рядов стеклянных билетных касс к задней двери с надписью «персонал». Я на цыпочках направилась к ней, следуя по тропе, тихо, как мертвец. Дерево скрипело, но не под ногами. Где-то ниже.

У двери остановилась и прислушалась. Ни голосов, ни шагов. Моя рука болела, и я крепче схватилась за монтировку. Это помогло, но мое сердце всё ещё стучало, как пулеметный огонь. Мне нужен Вайят — его пистолет, его храбрость и его силы. Я был слаба в теле Чалис и презирала себя за это, но должна двигаться вперёд. Если уйду или потерплю неудачу, Вайят может умереть. Независимо от того, что Товин потребовал от него позже, я не могла нести ответственность за его смерть. Никто другой, о ком я заботилась, не умрёт раньше меня.

Дверная ручка слегка скрипнула, и петли отозвались эхом. Справа стояли билетные кассы, давно пустые, без стёкол. Слева находилась лестница, которая спускалась к далекому источнику света. Старое, серое дерево выглядело громким и опасным, но другого пути вниз у меня не было. Опуская по одной ноге за раз, я спустилась на три ступеньки, прежде чем одна из них скрипнула.

Застыла. Движения внизу нет. Никаких криков и предупреждений. Нужно продолжать идти, мои пять минут быстро заканчивались. Еще три ступеньки вниз. В поле зрения появился узкий, тускло освещенный коридор. Две голые лампочки висели в сломанных светильниках в десяти футах друг от друга.

Никакого чувства дежавю. Ощущение узнавания не наполняло меня и не выворачивало наизнанку. Руфус сказал, что меня держали здесь, но я этого не помню — вероятно, потому что находилась без сознания во время спуска и, конечно же, была мертва во время подъема. Мне нужно найти комнату, в которой меня держали.

Воздух изменился. Я почувствовала это слишком поздно, чтобы увернуться. Холодное тело врезалось мне в плечи, а не в спину. Присев, я согнулась, и тело пролетело надо мной. Оно ударилась о стену с глухим стуком и болезненным визгом. Я сидела на корточках, опираясь на левую руку, а в правой держала монтировку, в то время как вампир выпрямился со сверхъестественной легкостью и вскочил на ноги.

На первый взгляд мужчин-вампиров часто трудно отличить от женщин — те же белокурые волосы, те же бледные, угловатые черты лица, те же гибкие, плоскогрудые фигуры — но это определенно была женщина. Её фиолетовые глаза вспыхнули. Она обнажила блестящие белые клыки. Дикое рычание вырвалось из её горла. Она смотрела, но не нападала.

— Кто ты такая? — спросила она.

— Приветственная делегация, — ответила я. — Мы услышали, что в доме появились новые жильцы, и хотели завезти корзину с фруктами.

— Ты не боишься, — усмехнулась она.

— Я убивала таких, как ты, чтобы заработать себе на жизнь.

— Раньше?

— Я потеряла лицензию.

— Или свои нервы.

Я рассмеялась; я потеряла больше, чем нервы. Она встала, не обращая внимания на оружие в моей руке. Её нос дернулся. Под бледной натянутой кожей перекатывались мышцы. Она была обучена, вероятно, разведчик. Вампиры, как известно, высокие и тощие, редко ниже пяти футов десяти дюймов, но эта заставила её собственный вид устыдиться. Она легко набрала шесть футов два дюйма и нависла надо мной. От неё, как от манекенщицы, несло недоеданием и голодом.

Неудивительно, когда всё, что ты ешь, это кровь.

— Ты не человек, — произнесла она.

— Ну, это нехорошо. — Я замахнулась монтировкой.

Вампирша пригнулась. Её кулак врезался мне в живот. Я использовала внезапное изменение импульса, чтобы опустить железо в противоположном направлении. Монтировка треснула о её ребра, когда я упала на колени, хватая ртом воздух. Она отступила, рыча.

— Кто ты такая? — спросила она снова.

Я уставилась на нее, всё ещё стоя на четвереньках.

— Я раздражена. Кто ты?

— А я теряю терпение.

— Приятно познакомиться, Нетерпеливая.

Её фиолетовые глаза блуждали по моему телу, изучая меня. Она глубоко вдохнула, раздувая ноздри: — Что тебе здесь нужно?

— Охота за домом. Это место сдается в аренду?

Она обнажила свои клыки.

— Разве ты не можешь дать серьезный ответ, дитя? Я могу убить тебя на месте.

Я выпрямилась в полный рост — не очень впечатляюще рядом с ней — придерживая монтировку, как бейсбольную биту. Готова ударить, как только она двинется.

— Попробуй. Что ты здесь делаешь? Это не твоя часть города.

— Я подозреваю, что моя цель такая же, как и твоя, — раскрыть личности тех, кто распространяет ложь о союзе между гоблинами и вампирами, и их остановить.

У меня челюсть отвисла. Ничего не могла с собой поделать. За её официальным тоном я услышала искренность. Вспыхнула маленькая искорка надежды.

— Ты против альянса? — удивилась я.

Она вздёрнула подбородок.

— Я и большинство моих соплеменников не видим в нём никакой пользы в будущем и ничего не знаем о его предполагаемом существовании. Гоблины — неприятный вид, отвратительный, разрушительный и неспособный сформировать продуктивное общество. Многие вампиры разделяют их взгляды на человечество, но я предпочла бы жить рядом с вашим видом, чем с их. Объединившись с гоблинами, мы потеряем больше, чем можем надеяться получить.

— Ваши лидеры разделяют это мнение?

Что-то мелькнуло в её глазах — любопытство?

— Никто из семей не говорит об этом открыто, дитя, потому что этого не происходит. Услышала слухи от подчиненного, но мы действуем не на основании слухов, а на основании фактов. Я скормила слух человеческому информатору, и он должен был расследовать обвинения, но с тех пор потеряла контакт.

Тревожный звонок прозвучал в моей голове.

— Как звали твоего информатора? — спросила я.

— Он просит меня называть его…

— Эвангелина!

Я развернулась к лестнице, чуть не запутавшись в ногах. Позади меня зарычала вампирша. Вниз прогремели шаги, а через несколько мгновений появился Алекс. Он замер на нижней ступеньке, положив руку на узкие перила, пристально глядя за мое плечо.

— Я в порядке, — сказала я ему, держась между ними. — Нетерпеливый друг, он не представляет угрозы.

Она сделала вид, что нюхает воздух.

— Нет, полагаю, что нет. И меня зовут Айлин.

— Эви. Это Алекс.

— Что происходит? — спросил Алекс.

— Потенциальный союзник, — ответила я ему, а у Айлин спросила: — Ты говорила, что он просил тебя звать его?

— Трумен, — произнесла Айлин. — Это имя он мне назвал.

Вайят. Он не сказал мне, кто его информатор, кто рассказал ему о потенциальном союзе. Оказалось, что этот кто-то хорошо информирован и обладает прямой связью с высшими эшелонами вампирской власти. Альянс, который когда-то казался лишь возможностью, теперь приблизился к ужасающей реальности.

— Ты его знаешь, — отметила она, когда я промолчала.

Мне действительно нужно научиться контролировать выражение своего лица.

— Да, знаю. Его схватили триады. Они держат его для допроса, но у меня есть контакт внутри, который может помочь нам его вытащить.

— Чего ради?

— Чтобы спасти ему жизнь?

Айлин склонила голову, тонкий жест, наполненный снисхождением.

— Будет ли его помощь полезна нашему делу?

Наше дело? Запястье ныло. Я ослабила хватку на монтировке, позволяя крови вернуться обратно в мою руку.

— А как ты, чёрт побери, думаешь? Да, он будет полезен нашему грёбаному делу.

— Это всё, что я хотела узнать. Не стоит расстраиваться.

— Леди, вы не видели меня расстроенной.

— Ты так предана, как он и говорил.

Я уставилась, балансируя на пятом уровне боевой готовности.

— Вы знаете, кто я такая?

— Сначала я сомневалась, но теперь нет. Он говорил о тебе, Эвангелина, хотя я представляла тебя моложе.

— Блондинкой?

— Прости?

— Долгая история, и она имеет отношение к тому, почему я здесь.

Её глаза задавали безмолвный вопрос, но я колебалась. У меня не хватит сил повторить свою грязную историю дважды за день. Кроме того, я всё ещё не уверена, что ей доверяю. Вампиры по своей природе очень эгоцентричны. Их целью всегда является улучшение своего народа, и если другие виды будут попраны на этом пути, так тому и быть. Обманчивые и готовые играть на вас, как на скрипке, для своих целей, они обладали одним качеством, которое отсутствовало у многих людей: нежеланием лгать.

Тем не менее я не видела разницы между обманом и ложью, но вампиры видели океан разницы. Как они могут гордиться культурой двуличия?

Айлин наблюдала за мной с холодным безразличием, почти не обращая внимания на Алекса. Она доверяла нам обоим, но мой инстинкт не позволял доверится вампирше. Её народ — часть этого союза, нравится ей это или нет. И мы с Вайятом не были особо скромными игроками в триаде. Я должна знать наверняка.

— Как выглядит Трумен? — спросила я.

— Выше его, — ответила она, кивнув в направлении Алекса. — Черные волосы, темные глаза, полагаю то, что вы называете средиземноморской внешностью. Грек, возможно? Мягкий голос, который усиливается, когда он сердится.

Пока всё хорошо.

— А что насчет шрама?

— Шрам?

— Да, шрам у него на лице.

Она оставалась неподвижной. Если бы она была хорошо знакома с Вайятом, как утверждала, если бы вообще его знала, то была бы в курсе…

— У него нет шрама на лице. Ничего из того, что я могла бы разглядеть.

— Хорошо.

Я прошла мимо неё, к другим дверям, которые выходили в коридор. Время интервью закончилось. Мне нужно сделать то, ради чего я сюда пришла. Прошла мимо нескольких дверей и остановилась перед той, на которой висел сломанный замок. Табличка на двери сорвана, и на ней нарисован черный крестик. Нет, не краской. Дотронулась до него, и на кончике пальца появилось мягкое пятнышко. Засохшая кровь. Я пошевелила ручкой, не заперто.

— Не думаю, что это хорошая идея, Эвангелина, — произнесла Айлин. Она стояла рядом со мной, не шелохнувшись. Алекс не двинулся со своего места у лестницы.

— Почему нет? — спросила я.

— Смерть в этой комнате. Там произошло что-то злое и порочное. Это довольно подавляюще.

Страх прочертил ледяными пальцами линии на моей спине, когда поняла, к какой двери меня тянуло. Я умерла в этой комнате. Если войду внутрь, то смогу освежить потерянные воспоминания. Но столкнувшись с такой возможностью, заколебалась. Некоторые вещи лучше оставить в земле, а другие нужно выкопать снова, как бы больно это ни было. Что в данном случае?

В ворохе моих колебаний на поверхность поднялась простая мысль: я нужна Вайяту. Мне нужно сделать всё, что в моих силах, чтобы его спасти. Он вернул меня, отказался от своей свободной воли, чтобы я могла рассказать ему, что произошло в той комнате. Не войдя, я подведу его, сделаю его жертву напрасной. Нет.

— Я должна войти, — проговорила я, больше для себя, чем для Айлин. — Мне нужно это увидеть.

Она отступила на шаг. Я повернула медную ручку. Та не издала ни звука. Дверь со скрипом отворилась. Теплый, влажный воздух выползал наружу, принося с собой тяжелый запах смерти. Металлический, сладкий и густой, он казался физическим существом, заставившим меня отступить. Я отпустила ручку, но дверь продолжала раскачиваться в чернильной темноте.

Внутри пальцами нащупала выключатель. Тусклый яркий свет единственной голой лампы залил комнату. Засохшая кровь запятнала каждую поверхность. Стены комнаты, обшитые деревянными панелями, были едва ли больше шкафа для одежды, и на них виднелись беспорядочные брызги и полосы, без каких-либо заметных рассеивающих узоров. На цементном полу лежал грязный и рваный матрас. К стене над одним концом матраса были привинчены две цепи, каждая заканчивалась парой незапертых наручников. На полу у противоположного конца матраса лежали ржавые кандалы, словно из фильма про рабство.

Это и был источник запаха, страха и ощущения смерти. Моя смерть. Моя кровь.

— О боже.

Дерьмо.

— Алекс, не входи сюда.

Слишком поздно. Он убежал обратно в холл, прежде чем его вырвало. Я проигнорировала свою тошноту. Мне не до того. Вот то, что я хотела увидеть. То, что должна вспомнить. Как я сюда попала? Что узнала такого чертовски важного?

Пыталась дышать ртом, но всё равно чувствовала зловоние. Оно пронизывало комнату, воздух, чувства, кожу — всё. Я думала о Максе и собиралась увидеться с ним в ту ночь, когда покинула кровать Вайята, настолько уверенная, что он может помочь, рассказать мне что-то о союзе, который в то время был всего лишь слухом. Кто-нибудь скажет мне, это достоверный факт или вымысел.

Сделала ещё один шаг внутрь, меньше чем на фут от разорванного и испачканного матраса. Я изучала пятна крови. Большинство из них были в одном месте, и воображение, а не память, подсказало мне их источник. Желудок сжался, желчь подступила к горлу. Ещё больше крови усеяло изголовье рядом с грязными наручниками. На бетонном полу виднелись ничем не примечательные следы, но не было видно ни формы, ни размеров, только следы множества ног. Неужели Вайят стоял там на коленях? Держал меня за руку? Смотрел, как я хватаю ртом воздух и наконец умираю?

Наручники сковывали мне запястья, кандалы — лодыжки, меня удерживали в плену почти три дня. Большая часть пролитой крови была моей, но я чувствовала некоторое подобие удовлетворения, зная — потому что была уверена, что сильно сопротивлялась, — что какая-то крошечная часть её принадлежала моим похитителям. Знала, что меня пытали здесь, потому что Руфус говорил об этом. Знала, что умерла здесь, потому что так сказал Вайят.

Но ничего не находила об этой комнате в своей памяти. Совсем ничего.

Комната накренилась. Я упала на колени, обхватывая себя руками, крепко их сжав. Всё тело дрожало. Постепенно я начала терять самообладание. Если вид этого не потряс мою память и не вернул воспоминания, неужели следующие сорок восемь часов действительно изменят ситуацию?

— Эви? — Алекс оказался передо мной, присев на уровне моих глаз. Он держал меня за плечи и мягко потряхивал, пока я не встретилась с ним взглядом. Два синих омута беспокойства выбили меня из нисходящей спирали.

— Эви, ты здесь?

Я облизнула губы, ощущая вкус смерти.

— Здесь.

— Ты помнишь?

Слезы, горячие и горькие, жгли мне глаза. Я не моргала, только вздрагивала. Искала ответы в его глазах и не находила. Оказалось, я сильнее этого. Вдохнула и задержала дыхание, представляя, как кислород очищает меня, заряжает энергией. Сосредотачивает меня на продолжении работы. В тревоге Алекса я увидела Вайята — он ждал меня, рассчитывая, что спасу его и все исправлю. Сделаю то, ради чего он меня сюда привел.

— Нет, — выдохнула я. — Я пыталась, но ничего не вышло.

— Не знаю, какие воспоминания ты потеряла, — проговорила Айлин, — но, возможно, память — это не то, что привлекло тебя в это место. Возможно, нам суждено было встретиться.

— Я не верю в судьбу.

— Нет? Трумен придает большое значение судьбе и удаче.

Я подумала о Товине и видении, которое привело нас к этому моменту, — слепой приверженности Вайята этому светлому, счастливому будущему. Мой куратор привел в движение все эти события, и уже через два дня это будущее замаячит на краю тьмы. Один нежный толчок, и он упадет в пропасть вместе с моей жизнью и его свободной волей. Так много страданий ни за что.

Используя Алекса, как рычаг, встала. Он закрыл меня телом, и я не противилась. Айлин небрежно стояла в дверях, внешне не обращая внимания ни на вид, ни на запах комнаты. Это удивило меня, ведь дерево окружало её со всех сторон. Отполированное или нет, оно должно вызывать дискомфорт. Не говоря уже о её остром обонянии.

Нет, её ноздри раздувались каждые несколько секунд, в такт вздымающейся и опадающей груди. Она чувствовала это, просто хорошо скрывала.

Я стояла к ней лицом к лицу, ничуть не смущенная её ростом.

— Слепая преданность Трумена идее судьбы — вот почему его собственный народ пытается его убить.

Она выгнула тонкую бровь.

— Я думала, что его люди пытались убить его, потому что он обладает информацией, которую они не хотят обнародовать.

— Это безумие. Они думают, что он предатель. Ни один человек не выиграет от захвата власти вампирами и гоблинами. Мы все будем страдать.

— За исключением людей, вознаграждённых за то, что они наблюдают со стороны, как это происходит.

Комната вдруг показалась на двадцать градусов холоднее, стены слишком близко. То, что она предположила, было невозможно. Гоблинам нельзя доверять. Никто из здравомыслящих людей не заключал с ними сделок и не ожидал, что они выполнят все условия. Не без вампира, чтобы гарантировать это.

— Это безумие, — огрызнулась я.

— Они схватили Вайята, потому что он похитил одного из них и пытал. Они думают, что он стал мерзавцем, вот и все. Ты заставляешь меня видеть заговоры там, где их нет. У тебя нет никаких доказательств.

— В этом ты права, Эвангелина. У меня есть только подозрения и опыт.

— Ну, у меня тоже есть подозрения и опыт, леди.

— Тогда я прошу прощения за высказанное предположение, но мое предыдущее замечание остается в силе. Мы должны были встретиться, ты и я. Мы сражаемся с общим врагом, и у нас заканчивается время.

— Думаешь, мы должны помогать друг другу?

— Знаю.

— Потому что ты довольна статус-кво и не хочешь, чтобы твои соплеменники стали доминирующим видом?

— Я не хочу, чтобы гоблины стали доминирующим видом. Вампиры не могут доминировать над людьми, но мы всё-таки высшая раса. Ничего не изменит этого.

Я фыркнула:

— Так чем ты можешь мне помочь?

— Ты когда-нибудь слышала о Мо'н Рате?

— Панк-группа?

— Это древний вампирский ритуал, — сказала она, не обращая внимания на мой сарказм. — Мы живем долгой жизнью и иногда забываем. Мо'н Рат помогает нам восстановить забытые воспоминания. Я никогда не пыталась сделать это с человеком, но, как уже говорила, ты не совсем человек. Это может сработать.

Алекс предложил гипноз. Айлин — вампирский ритуал памяти. Как бы ни предпочитала ждать того, что окажется за дверью номер три, я должна была что-то предпринять. Воспоминания не возвращались сами по себе, так что мне придётся покопаться. Или пусть кто-то другой копает.

И почему она настаивала, что я не совсем человек? Был ли это ещё один побочный эффект проклятого заклинания воскрешения? Если так, то Вайяту грозит взбучка.

— Предположим, что мы это сделаем, — проговорила я. — Чего ты хочешь от сделки?

— Просто остановить альянс. И, конечно же, я убью вампиров-предателей.

Посмотрела на Алекса. Выражение его лица было слегка застывшим. Это было знакомо — так бывает, когда всё вокруг становится слишком странным. Рано или поздно он привыкнет к этому, но сейчас его невинность освежала. Это напомнило мне, за что боролись триады: за конфиденциальность. Мы держали Падших в строжайшем секрете, а остальной мир шёл своим весёлым путем. Неудача означала, что по городу будет ходить гораздо больше людей с такими же выражениями лица, как у него.

— Ты не обязан мне больше помогать, Алекс, — сказала я.

— Да, понимаю, — согласился он.

— Ты можешь уехать из города, подальше от всего этого.

— Мне больше некуда идти. Чалис была моей семьей.

Я коснулась его щеки тыльной стороной ладони, мое сердце наполнилось благодарностью.

— Трогательно, — сказала Айлин, — но мы должны идти.

Предоставьте вампиру испортить нежный момент. Я повернулась к Айлин.

— Ты знаешь кого-нибудь, кто может выполнить этот ритуал? Кто-то заслуживающий доверия?

— Знаю, — ответила она. — Я сама.