Три дня до смерти

Глава 18

43:10

Сознание вернулось резко, как удар наковальней. Головная боль и тошнота появились из ниоткуда и вернули меня в реальный мир. Тусклая комната и голый потолок вызвали приступ паники. Адреналин заставил сердце колотиться. Я дернула руками. Вместо того, чтобы найти их связанными над головой, обнаружила их свободными. Я лежала на спине на чём-то твердом и холодном.

Все ещё пахло испражнениями и потом, но я больше не была в этом проклятом туалете.

— Эви?

Знакомый голос напугал меня. Перекатилась на бок и подтянула колени, готовясь к прыжку. От резкого движения у меня скрутило живот. В глазах потемнело. Сглотнула борясь с непреодолимой тошнотой.

Я находилась в какой-то тюремной камере, максимум пять на восемь, без всякой кровати, с ведром вместо унитаза. Три стены были забраны железными прутьями, четвертая — цементными блоками. Голая оранжевая лампочка светила из открытого плафона рядом с камерой. Другие усеивали коридор примерно через каждые десять футов. Я могла видеть остальные камеры насквозь. Две слева от меня были пусты. Та, что справа от меня — нет.

Вайят стоял на коленях со своей стороны решетки, сжимая руками тонкие прутья. Я моргнула, уверенная, что видение исчезнет. Но этого не произошло. На левой скуле багровел синяк. Нос у него покраснел и слегка распух, костяшки пальцев были в пятнах засохшей крови.

— Ты жив, — проговорила я.

— Как и ты.

Он улыбнулся, и я чуть не сломала нос, пытаясь обнять его через решетку. Мои руки были достаточно тонкими, чтобы протиснуться, но он мог только сжать мои плечи и коснуться моего лица. Прижалась губами к его лбу, вдыхая знакомый запах.

— Я не думала, что найду тебя снова, — сказала я.

— Это не совсем то спасение, на которое надеялся, но я приму и это.

Спасение. Дерьмо.

— Я облажалась, Ваяйт. Позволила себя схватить.

— Не важно, Эви, мы разберемся. Мы всегда так делаем.

Я посмотрел мимо него на камеру по другую сторону. Она была пуста.

— Алекса и Айлин тоже привезли сюда?

— Ты встретила Айлин?

— Мы столкнулись сегодня на железнодорожной станции. — Или вчера, в зависимости от того, как долго я находилась без сознания. — Она помогает нам. Мы были вместе, когда нас схватили.

— Я её не видел. — Он нахмурился сильнее. — Здесь был ещё один парень. Его забрали около часа назад, он не приходил в сознание.

Страх скрутил желудок. Я схватилась за шею и обнаружила голую кожу. Уставилась на пол камеры, на футболку. Ожерелье с крестом исчезло. Будь я проклята за то, что его потеряла.

— Кто? Кто это делает, Вайят? Это не могут быть триады.

— Это не они, Эви. После того, как меня забрали у закусочной, они отвезли меня на одну из наших явок возле реки Анжан. В основном допрос вели Кисмет и Виллеми, и там я провёл около часа, не отвечая на их вопросы. Затем появился Руфус и сказал, что хочет поговорить со мной. Дверь снова открылась, и вдруг в него выстрелили…

Он посмотрел вниз. Я сжала его руки, призывая закончить.

— Помню вспышку гранаты и крики, а потом я очнулся здесь. Посреди белого дня они бегают, как ни в чём не бывало.

— Вампиры? — спросила я.

Он покачал головой:

— Полукровки. Я даже не видел их, пока они не принесли вас двоих несколько часов назад. Никаких вопросов, никаких разговоров.

Был всё тот же день, вероятно, вечер. Прошло не так много времени, как я думала, но это всё ещё не объясняло: "Что хотят полукровки?" Они приложили много сил, чтобы захватить нас живыми — просто ещё одно доказательство того, что охота шла на самом деле на моих напарников на железнодорожном мосту. Не на меня.

— Я не уверен, Эви. Полукровки недостаточно организованы, чтобы быть мозгом всего того, что бы это ни было. Они следуют чьим-то приказам.

— Таким приказам, как подставить меня, выследить и держать нас взаперти бог знает сколько времени?

— Что-то подобное.

— А как же твой дар, Вайят? Почему ты не использовал его, чтобы призвать ключ или ещё что-нибудь?

Он указал на дальнюю стену коридора. Сначала я увидела только цементные блоки. Но на гвозде, обернутом бечевкой, висел тонкий оранжевый кристалл.

— Он блокирует меня, — сказал Вайят. — Каждый раз, когда пытаюсь что-то сделать, меня бьет, как хлыстом. Никогда раньше меня не отключали от источника магии. Это так странно, как будто у меня нет руки или чего-то ещё.

Я осознала, что отдаленное ощущение магического поля, которое чувствовала с момента моего возрождения, тоже исчезло. Кристалл отрезал нас от источников магии — то, что Айлин называла разрывами, — но как, чёрт побери, полукровкам удалось заполучить один из них?

— Ладно, если они не допрашивали тебя, зачем забирать Алекса?

— На ужин?

Я ударила его сильнее, чем хотела. Он вздрогнул, в его черных глазах сверкнула боль.

— Прости, Эви, — проговорил он.

— Он хороший парень, Вайят. Он не должен был помогать мне, но помог. — Мысль о том, что Алекс окружен полукровками, каждый из которых откусывает кусочек от его руки, шеи или ноги, привела меня в ярость. — И что нам теперь делать?

— Понятия не имею. Ты вспомнила что-нибудь новое?

— Боже, да. — Я описала ему подробности моего опыта с Мо'н Ратом, включая внешность Келсы и причину странной реакции Макса на меня. Опустила некоторые детали пыток, не желая вновь переживать их или навязывать Вайяту, но заметила, как в нём вспыхнул гнев: ярость от того, что я не сказала, ужас от того, что я сделала.

— Когда ты не вернулась в отель к полудню, — сказал он, — понял, что что-то не так. Я должен был начать искать тебя раньше.

— Ты бы меня не нашёл. Вайят, возможно ли, что альянс, о котором мы слышали, не с правящими семьями вампиров, а с полукровками? Они всегда были чужаками, мы охотились на них, а вампиры обращалась с ними как с дерьмом. Есть смысл в том, что они пытаются сменить власть, если у них все получится.

— Я тоже об этом думал. Это определенно объясняет смерть Эш и Джесси. Триады слишком заняты погоней за тобой, чтобы увидеть, что ещё происходит.

— Все равно кое-что не сходится.

Он склонил голову набок.

— Что?

— Я.

— О чём ты?

— Они могли выбрать любую триаду для атаки, Вайят, но они выбрали твою. Они выбрали меня. Келса сказала, что кто-то заплатил за меня кучу денег, но не так, как я предполагала. Тот, кто хотел меня заполучить, заплатил ей за то, что она сделала, и за то, чтобы ты меня нашёл. Но почему? Всё, что им нужно было сделать, это убить меня и спрятать моё тело. Ты бы заставил триады искать меня несколько дней или недель, пока не нашли бы. Почему всё было обставлено именно таким образом?

— Понятия не имею. Мне бы очень хотелось, но не понимаю. И это не единственное, что не сходится.

— Вроде как, зачем держать тебя здесь живым и не пытать?

Он приподнял бровь:

— Ты теперь высказываешься в пользу насилия надо мной?

— Нет, болван, просто логичный ход событий. Они убили Вормера и Талли сегодня днём, когда захватили нас. Застрелили их. Но использовали транквилизаторы против нас. Зачем я им нужна живой?

Раздражение нарастало, я встала на дрожащие ноги и начала расхаживать по узкой камере. Замешательство, гнев и остатки отчаяния закипели у меня внутри прежде, чем я смогла себя сдержать.

— Какого чёрта ты вернул меня, Вайят? Почему ты просто не оставил меня в покое? Ад определенно лучше этого.

Он поник передо мной — каждая частичка света, каждый клочок борьбы в нём улетучились. Я не жалела о своих словах. Ненавидела только то, что они были правдивы, и то, как точно отражали мои чувства. Ошеломлённая и разочарованная, я вымещала злость на единственной доступной мне цели — мужчине, который бросил всё ради меня.

— Почему? — Схватилась за разделяющие нас прутья. Он должен это сказать. Мне нужно это услышать.

Вайят отошел в угол камеры, как можно дальше от меня. Хуже того, он отвернулся. Я не могла заставить его посмотреть мне в глаза. Он не мог скрыться за дверью ванной, но всё же мог меня игнорировать.

Костяшки пальцев заныли. Ослабила хватку на прутьях решетки, которая с таким же успехом могла быть твердой скалой. Ярость наполняла меня, но не на него. Я злилась на себя за то, что не сумела спасти его, как надеялась. За неверие в его «долго и счастливо», в которое Вайят так отчаянно верит.

— Я действительно эгоцентричный придурок, правда? — спросил он. Его тон был таким мягким, что я подумала, что это риторический вопрос. Он повернул голову, показав мне только профиль. — Разве нет?

— Ты не придурок, — сказала я. — Немного эгоистичен, но не придурок. Чёрт, ты сделал то, что считал правильным. Ты должен знать то, что знаю я.

Его профиль исчез. Он схватился за прутья решетки. Плечи и спина напряглись.

— Я убедил себя, что причина именно в этом. Я убедил всех, даже тебя.

Тошнота накатила так сильно и быстро, что колени подогнулись. Только моя хватка на прутьях удерживала меня на ногах.

— Теперь я уже не так уверен.

— Я что-то знала, — повторила слова, которые мне говорили и в которые я верила. — У меня была необходимая информация об альянсе.

— Я на это надеялся.

— Вайят, остановись!

— Я говорил себе, что не верну тебя, потому что терять тебя слишком больно. Что жизнь без свободы воли не стоит ещё трёх дней с тобой. Этого было недостаточно. Я должен был сделать это по правильным причинам. Для них, не для нас.

Меня охватила ярость. Лицо покраснело. Руки продолжали дрожать.

— Ах ты ублюдок! Я что-то знаю, Вайят? Неужели? — Мой голос стал громче, злее, и он отшатнулся. — Я хоть что-нибудь, чёрт возьми, знаю или всё, что я вспомнила, зря? Неужели напрасно снова пережила пытки и изнасилование?

— Тебе не следовало терпеть это и в первый раз.

— Это, чёрт возьми, не ответ!

— У меня его для тебя нет, ясно? — Он, наконец, повернулся. Краска залила его лицо. Его глаза блестели, но слез не было. — Мне кажется, я больше не помню правды, Эви. Сижу здесь часами, не имея ничего, кроме времени, и, кажется, не могу нормально думать. Я не знаю разницы между тем, что говорил себе, и настоящей правдой. Кажется, это больше не имеет значения.

Знаю, ты меня не любишь, и это, вероятно, худшее из моих преступлений. Я предал твое доверие, Эви. Я не имел права.

Он выглядел таким потерянным, как брошенный ребенок. Сострадание никогда не было моей сильной стороной, но, несмотря на ярость, вызванную его обманом, поймала себя на том, что пытаюсь его понять. Намерение не перевешивало цену того, что он отдал ради меня. Я легко смирилась с мыслью о том, что он пожертвует своей свободной волей — станет рабом воли Товина — ради более благородного дела; меня беспокоила мысль, что он сделал всё это только ради трех дней со мной. Я не была особенной. Не стоила такой цены.

— Не понимаю, — сказала я. — Как ты можешь всё ещё любить меня? В этой личности? Я уже не та, что раньше.

— Дело не в цвете волос или росте, Эви, а в том, что делает тебя такой, какая ты есть. Твой дух. Твои воспоминания, то, как ты говоришь, и твоя способность ругаться, как никто другой. Они никогда не изменятся, независимо от того, как ты выглядишь внешне.

Физическая оболочка имела для него меньшее значение, чем эмоции и интеллект. Первое было бонусом, второе — единственным, что ему было необходимо. Так почему же я борюсь с изменениями? Мое новое тело хотело от него большего, чем я эмоционально готова принять.

— Думаю, ты ошибаешься, — произнесла я. — Думаю, во мне ещё осталось немного от Чалис, и я не та, что прежде. — Моя необычная связь с магическими разрывами была достаточным доказательством. Её частички просачивались в мою личность, включая её дружбу с Алексом. — Ты хочешь, чтобы я была точно такой же, потому что ты на это надеялся. Точно так же, как надеялся остановить этот союз. Но надежда не имеет под собой никаких оснований.

— Прекрасно. — Он протянул руки раскрытыми ладонями вверх. Сдаваясь. — Что ты хочешь от меня услышать, Эви? Я совершил огромную ошибку. Поступил неправильно по правильным причинам, и теперь мы оба пострадаем за это. Ты это хочешь услышать? Что это всё моя вина?

— Я не этого хочу, придурок. — Ударила ладонью по одной из решеток. Удар отдал в руку и плечо. Я крепко держалась за боль.

— Что тогда?

— Я хочу жить, чёрт возьми!

Слова слетели с моих губ так неожиданно, ошеломив меня, что я замолчала. Неужели так было всё это время? Больше, чем на неуверенность в мотивах Вайята, гораздо больше, чем на сомнения, что могу сделать что-то полезное, вернув свои воспоминания, я злилась на нехватку времени? Злилась, что мне осталось жить сорок часов? Я не могла выторговать больше. Упускала предоставленный шанс.

Да, всё во мне кричало против того, чтобы тихо уйти в предполагаемую ночь. Обучение велело мне сражаться, найти любую возможную альтернативу смерти. Только колода была сложена, и у дилера были все тузы. У меня даже не было джокера. Не было ничего, кроме острого чувства беспомощности перед моим нынешним положением и надвигающейся судьбой.

— Я хочу жить, — прошептав, прижалась спиной к прутьям и соскользнула на пол, чувствуя твердый металл и прохладный бетон. Мой гнев прошёл. Осталась лишь печаль. Я прогнала её. Не могла сдаться.

Зашуршала одежда. Прохладные руки коснулись моих плеч. Я не отстранилась, слишком захваченная этим нежным жестом. Вайят сжал напряженные мышцы, и я расслабилась в импровизированном массаже. Горькие слезы жгли глаза, но не проливались.

— В первый раз умереть было не так уж плохо, — сказала я. — Я цеплялась за тебя, когда дела шли совсем плохо. Никогда не переставала верить, что ты придёшь за мной. Это было проще, из-за нашего счастливого конца. Легче поверить в спасение.

— Я так старался найти тебя.

— Знаю. — Протянула руку и переплела свои пальцы с его, такими сильными и прохладными. — Но теперь всё во мне кричит, чтобы я боролась и выжила, и я просто не могу смириться с тем, что умру меньше чем через два дня. Не хочу снова умирать.

— Мне жаль, что не могу отмотать всё обратно, Эви. — Его голос был настолько тихим, едва громче шепота. — Но я не могу. Это было неправильно. Все это неправильно.

Он поцеловал меня в затылок. По спине побежали теплые мурашки. Я подумала о библиотечной лестнице и о том, как реагировала на его прикосновения и поцелуи. Всё осложнялось явным влечением тела Чалис к Вайяту, которое, в свою очередь, стало и моим влечением. Оно изменило мою существующую привязанность в нечто иное, в нечто близкое к действительному желанию. Во что-то, чему я не могла уступить, когда ни у кого из нас не было шанса на счастье.

— Мы ничего не можем отменить, — сказала я. — Мы не можем ничего изменить. Может, и никогда не сможем. Моя роль закончилась, и я никогда не должна была быть здесь, чтобы остановить гоблинов или полукровок, или кого-то ещё, чёрт возьми, замешанного в этом дерьме, но я здесь. Теперь мы оба в нём, и я не собираюсь провести остаток своей оставшейся жизни, гния в этой вонючей камере. Это не про меня, и знаю, что не про тебя.

— У тебя есть какие-нибудь блестящие идеи, как выбраться отсюда? — Он стукнул меня по макушке кончиком пальца. — Потому что этот кристалл не дает мне воспользоваться даром, и если ты не научилась гнуть металл…

— Я работаю над этим.

Я отодвинулась достаточно далеко, чтобы обернуться. Опустилась на колени перед решеткой и взяла его за руки.

— Хватит о прошлом, — произнесла я. — Мы должны думать только о настоящем и ни о чём другом. Ни почему, ни как, ни кто, и уж точно никакой жалости к себе. Договорились?

— Договорились.

— Ты лжёшь?

— А ты?

Я сверкнула глазами. Какого чёрта?

— Жалость к себе — это твое дело, а не моё.

Жесткая линия рта не изменилась. Ни намека на то, о чём он думал. Просто загадочный взгляд, который действовал мне на нервы.

— Что, Вайят?

— Просто ты что-то бормотала, пока была без сознания. Ты просила кого-то простить тебя. Это был Алекс?

— Нет. — Мне следовало согласиться и притвориться. Открытость не была моей сильной стороной, но я должна была кому-то рассказать. Вайят поймет. — Сегодня я подстрелила невинного. Он встал на пути, и я выстрелил в него.

— Он умер?

— Не знаю. Не думаю.

— Но это был несчастный случай?

— Да, но он никогда не узнает, почему в него стреляли и что за тварь гналась за нами по улицам.

— Ему лучше не знать.

— Это не снимает с меня ответственности.

— В моих глазах — да. Нельзя зацикливаться на одной ошибке, Эви.

— Как ты?

Он хмыкнул, недовольный таким поворотом.

— Я твой куратор. Жить и потакать своим желаниям — это прерогатива моей работы, особенно когда ты единственный выживший член команды, которую возглавлял четыре года, и которая оставалась в целости дольше, чем любая другая триада. Я вложил слишком много в эту работу, а всё остальное поставил на кон ради тебя. Уж прости за то, что потакаю своим эмоциям.

Я изогнула бровь. Для человека, обычно столь сдержанного в своих чувствах, он слишком многим поделился. Прямо полоскание своего грязного белья. Должно быть, невероятные ощущения. С минуту Вайят смотрел на меня, скривив губы в напряженной гримасе. Я пошевелила бровями. Его губы дрогнули. Я скосила глаза.

Вайят громко рассмеялся. Он потянул меня вперед, и я неуклюже его обняла. Его теплые руки обнимали меня за плечи, защищая и любя. Не хотела отпускать его, но холодный металл впивался в мою левую грудь. Я хмыкнула; он ослабил хватку. Отодвинулась на несколько дюймов.

Наши лица были так близко, что рты почти соприкасались. Его горячее дыхание касалось моих щек, нежно лаская кожу. Я смотрела на его губы и вспоминала, какие они на ощупь и вкус. Меня опалило жаром, словно от его поцелуев. Я хотела снова ощутить эту всепоглощающее томление. Знать, что каждый дюйм его тела хотел меня, каждый мускул гудел от желания. Я никогда не чувствовал этого раньше, в моей первой жизни. Как у охотника, у меня не было времени ни на что личное. Жизнь — это работа, удовольствие всегда второстепенно. А удовольствие с коллегой было запрещено.

Я откинулась назад, увеличивая расстояние между нами. Сейчас не время и не место заниматься подобными вещами. Дюйм твердой стали через каждые четыре дюйма был непреодолимым препятствием. Не говоря уже о его болезненности.

— Хватит жалеть себя. Верно? — спросила я.

— Верно, — кивнул он.

— Хорошо. — Стала осматривать камеру, делая вид, что восхищаюсь окружающей обстановкой и рассматриваю каждую (несуществующую) деталь спартанского пространства. — Итак, что ты делаешь, чтобы развлечься?

— Театр теней.

— Удивительно, что вы ещё в здравом уме, мистер Трумен.

— Ты можешь сосчитать количество бетонных блоков на задней стене. Я сделал это дважды.

— Я пас.

— Странно, но во второй раз я сбился со счёта.

И снова его слова прозвучали совершенно невозмутимо.

— Я бы тоже начала волноваться, если бы такое произошло в третий раз.

— Хочешь посчитать со мной?

— Я лучше обойду свою камеру и проверю каждый прут решетки на прочность, вдруг получится.

— Я пробовал, но удачи.

— Весёлого счёта.

* * * * *

Тюремные камеры оказались старыми, вероятно, их не использовали лет пятьдесят, но они всё ещё оставались надёжными. Ни один прут не дрогнул и не пошатнулся, а замок на двери был крепким. Никаких обломков металла, ничего, кроме ведра, в которое можно помочиться. Моё усердие окупилось усталостью и потраченным впустую часом.

Вайят лежал на спине посреди камеры, уставившись на бетонную стену. Наверное, считает блоки, как и говорил. Сложно сказать, но мне всё равно. Я была на взводе и на несколько дюймов приблизилась к клаустрофобии. Не могла оставаться в клетке. Одно дело быть связанной, и совсем другое — запертой. Достаточно места, чтобы двигаться, но недостаточно, чтобы по-настоящему размять ноги.

Рядом звякнул металл. Вайят поднялся на ноги, и мы двинулись к выходу из наших камер. Дальний левый конец коридора заканчивался стальной дверью. С нашей стороны была ручка, но ни замка, ни окна.

Опять шум с той же стороны.

— Кто-то идёт, — сказал Вайят.

Щёлкнул замок. Я вздрогнула от скрежета ржавого металла. Дверь распахнулась, и на голый бетонный пол упал прямоугольник желтого света. Внутрь вошли три фигуры.

Двое стоявших прямо были полукровками, их было легко узнать. Настоящие вампиры похожи на Айлин: высокие, стройные, белокурые, с ярко выраженными клыками и лавандовыми глазами. Процесс заражения не может изменить рост или телосложение человека, но он меняет цвет волос и глаз. У полукровок волосы в крапинку, как после неудачной перекиси, и опаловые глаза, которые с одной стороны кажутся фиолетовыми, а с другой — естественного оттенка. На половине двух миров, но с радостью не ждут ни в одном.

Они поддерживали Алекса за руки. Голова его была низко опущена, босые ноги волочились по полу. Он был раздет до трусов. Синяки, рубцы и десятки мелких порезов покрывали его торс и ноги. Крови было мало. Похоже, что полукровки не теряют ни капли.

Гортанный рык вырвался из моего горла. Это, казалось, испугало полукровок. Они остановились и обменялись взглядами. Наверное, подростки, у которых меньше недели опыта в новом образе жизни. Они больше подходили для футбольного матча, чем для грязной работы на допросе. Ярость ударила меня так сильно, что заболел живот. Сжала прутья так, что хрустнули костяшки пальцев. Если бы могла сбежать из тюрьмы, я бы с радостью прижала их лица к полу.

— Что вы с ним сделали? — Мой голос разнесся по узкому коридору и отразился от металлических прутьев. Один из полукровок — тот, что побольше, — поморщился.

Они затащили Алекса в соседнюю камеру и отпустили. Его голова ударилась о твердый пол. Я бросилась к общей стене из прутьев, протянув руку, чтобы ударить одного из этих высокомерных придурков, но промахнулась. Они знали достаточно, чтобы держаться на расстоянии вытянутой руки.

Высокий качок, самый пугливый из них, расправил плечи и оглядел меня с ног до головы. Спереди на узких джинсах появилась заметная выпуклость. Определенно старшеклассник, забредший ночью не в ту часть города. Он что-то прошептал своему другу, и Коротышка так же оценивающе посмотрел на меня.

Не обернулась, но могла представить ядовитый взгляд Вайята. Я не могла отвести взгляд от Алекса. Его ребра сдвинулись на долю дюйма. Он дышал — слабое утешение. Он всё ещё был без сознания, во власти полукровок и их заразных укусов.

— Надо было её обратить, — сказал Коротышка, глядя на меня.

Мой желудок ухнул вниз. Кровь отхлынула от лица, сердце бешено заколотилось. Выходя из камеры, полукровки рассмеялись. Я не глядела на них. Осмотрела каждый порез, каждую царапину на видимой коже Алекса, ища укус. Требовался лишь один. Дружный смех полукровок оборвался, когда хлопнула дверь.

Опустилась на колени и протянула руку через решётку. Алекс был слишком далеко, по крайней мере на фут. Лежал лицом вниз, наполовину скрытый от моего взгляда. Он не мог быть укушен. Они сказали это, чтобы подразнить меня, разозлить.

— Алекс. — Я прижималалась к холодному барьеру, пока не заболело плечо. — Алекс!

— Эви, он жив? — спросил Вайят.

— Думаю, да. Не вижу!

Ему не нужно было уточнять, чего я не вижу. Я потянула за прутья, как будто могла разорвать их, как глину. Попробовала другую руку, напрасно, только растянула её и ушибла. Снова и снова выкрикивала имя Алекса, но тот не шевелился. Вайят не прервал мой мини нервный срыв, оставаясь тихим в своем углу, наблюдая.

Через несколько минут — или через час, это уже не имело значения — Алекс дернул левой рукой. Я оставалась совершенно неподвижна. Затем он застонал, тихо и глухо. Затаила дыхание, боясь разрушить чары. Ещё один стон, ещё одно подергивание. Он наклонил голову… не в ту сторону.

— Алекс, — позвала я.

После секундной паузы — и, вероятно, с его стороны это было большим усилием — Алекс повернул голову в мою сторону. Оба глаза были опухшими и полузакрытыми. Ноздри покраснели. Свежая ссадина украшала лоб от падения на пол. Его старая рана от выстрела была не перевязана и сочилась. Он моргнул мутными глазами, которые оставались полуприкрытыми, несмотря на мое отчаянное желание увидеть их цвет.

— Я здесь, Алекс. Это Эви.

Его ноздри раздулись. Он прищурился. Губы шевелились, пытаясь подобрать слова. Не раздалось ни звука, но я узнала очертания. Это было имя. Прикусила щёку изнутри, присела на корточки и протянула руку через решётку.

— Это Чалис, — проговорила я. — Возьми мою руку, Алекс. Я здесь.

Болезненная улыбка скользнула по его губам. Левой рукой медленно потянулся к моей, зацепившись пальцами без ногтей. Я подавила крик, но он, казалось, не заметил этого. Его внимание было приковано к моей руке. Одна маленькая задача. Сантиметр за сантиметром. Он сократил разрыв.

Коснулась его руки. Он остановился, довольный своим продвижением. Тяжело дыша, с раскрасневшимися на фоне смертельной бледности щеками, он смотрел на меня полуприкрытыми глазами.

— Алекс, они тебя укусили? — спросила я.

Он прищурился, но, казалось, не понял вопроса.

— Распрашивали меня, — с трудом выговорил он, хрипло выдыхая каждое слово. — Не знаю… ничего.

— Мне так жаль, Алекс. Так жаль.

— Думаю, не похороню… тебя всё-таки.

Не смогла сдержать слез. Они жгли мне глаза и горло, сжигая печаль в моем сердце. Я взяла невинную душу, втолкнула его в свой жестокий мир, и он умирал. Умирает, потому что я не осталась мертва в первый раз.

— Всё будет хорошо, — сказала я, задыхаясь от слов. От них несло ложью. Но я всё равно продолжила говорить. — Мы выберемся отсюда и отвезём тебя в больницу. Там позаботятся о тебе. У тебя будет вся нездоровая еда, которую ты сможешь съесть, пока тебе не станет лучше.

Уголок его рта дернулся.

— Мороженое?

— На любой вкус.

— Клубничное.

— Это лучшее, что ты можешь выбрать? Клубничное? Как насчёт шоколадной крошки?

— Перебор.

Я рассмеялась и потеряла дар речи в рыданиях. Погладила его пальцы, достаточно легко, чтобы он почувствовал меня, но недостаточно сильно, чтобы причинить ему ещё больше боли. — Хорошо, пусть будет клубничное. Много, с клубничным соусом и взбитыми сливками. Просто держись, ладно? Ты не получишь его, если умрёшь у меня на руках.

— Лучше не умирать.

— Да, лучше не надо.

Всё, что я могла сделать, это сидеть и касаться руки Алекса. Несколько капель крови вытекло из его носа и растеклось по бетону. Он, казалось, не заметил. Его глаза едва открыты, но волосы по-прежнему были темно-каштановыми. Может, мне повезёт, и я убью его только один раз.

— Ты, — сказал он.

Я покачала головой, не понимая.

— Алекс?

— Ты сделала это.

Выстрел в живот причинил бы меньше боли. Мука сжала мое сердце так сильно, что я не могла дышать. Он убрал руку и оставил меня хвататься за воздух.

— Алекс, нет. Прости меня.

Он закрыл глаза.

— Пожалуйста!

Его грудь перестала двигаться. Я уставилась на него, дрожа всем телом. Наступила тишина, громче раската грома и смертоноснее удара молнии. Он не пошевелился. Я позволила ему умереть. Это моя вина. Я сделала это, и он это знал.

— Алекс.

Я погрузилась в себя, рыдая сильнее, чем когда-либо в жизни. Свернувшись в клубок, обхватила руками колени и заплакала. Ненависть, печаль, потеря и беспомощность — всё слилось в один кипящий эмоциональный котел. Над всем этим возвышалось отчаяние, острое и болезненное, и тысяча осколков в моем сердце.

— Эви, пожалуйста, иди сюда.

Я слышала голос Вайята, но не могла заставить себя ответить. Проползти пять футов к своей стороне камеры слишком тяжело. Оставаться на полу было легче. Притворяться, что ничего не происходит, ещё проще. Может, если я останусь там достаточно долго, пол разверзнется и поглотит меня целиком. Покончит со всем этим. Прекратит страдание и сомнение.

Истерика утихла сама собой. Удушливое горе сменилось тихим всхлипами. Голова, казалось, весила целую тонну. Нос и глаза болели, горло саднило. Каждый мускул болел от лежания на бетонном полу. Я вытерла лицо, но не стала вставать.

— Эви. — Тревога в голосе Вайята разогнала туман в моей голове. Я развернулась и подняла голову. Он смотрел мимо меня, приоткрыв рот и нахмурив брови. Глаза расширены. — Эви, двигайся!

Я без раздумий последовала его приказу, перекатываясь к нему, снова и снова, пока не врезалась в прутья нашего общего барьера. Слишком быстро села и чуть не упала. Затем головокружение прошло, и перед глазами возник кошмар.

Алекс улыбнулся со своей стороны камеры, выпрямив спину и сцепив руки перед собой. Порезы и синяки покрывали его грудь, но он, казалось, их не чувствовал. Он провел рукой по волосам. Коричневая пудра ссыпалась по его пальцам на плечи, обнажив белокурые в крапинку пряди. Он вытер руку о боксеры. Наконец его глаза открылись достаточно широко, чтобы блеснуть лавандой, и он ухмыльнулся, как дурак, довольный жестокой шуткой.

Я ждала, что ещё больше гнева выплеснется наружу. Праведное негодование по поводу его обмана. Ненависть к шоу, которое он только что устроил. Будучи полукровкой, притворился мертвым, чтобы сделать мне больно. Вместо этого я испытывала только жалость. Алекс исчез. Полувампир передо мной не изменил этого факта. Вампирская инфекция безвозвратно меняет человека, не только физически, но и мозги. Его маленькое шоу только доказало, насколько вампир уже завладел человеком.

Алекс Форрестер был мертв во всех отношениях, кроме физического. Существо передо мной было просто ещё одним негодяем, которого нужно было упокоить.

Я медленно поднялась. Вайят стоял позади меня.

— Видели бы вы свои лица. Это бесценно, — сказал Алекс.

— Какой в этом смысл? — спросила я.

— Скука. У парней наверху не так уж много развлечений, пока они охраняют ваши жалкие задницы. Я был интересен только короткое время.

— Прости.

— За что? За то, что втянула меня в это? Помнишь тот наш разговор? Я всё ещё Алекс, только немного лучше.

— Ты не Алекс.

— Конечно, я. — Он вышел из своей камеры и обошёл мою. — Я всё помню, Эви. Просто никогда не чувствовал себя так раньше, будто могу пробежать марафон и совсем не запыхаться. Будто способен остановить бронированный автомобиль голыми руками.

— Но ты не можешь, потому что ты не вампир. Ты никогда не станешь одним из них, у тебя никогда не будет их силы или власти. Ты заражен паразитом слюны, который изменяет твою ДНК. Ты полукровка, не более того.

— Это лучше, чем быть мертвым.

— Иногда лучше умереть.

Вайят хмыкнул.

— Ты действительно так думаешь? — спросил Алекс.

— Больше, чем когда-либо.

— Не унывай, милая. Твое время заканчивается через тридцать часов, и тогда каждый получит то, что хочет.

— Что, чёрт возьми, это значит? — спросил Вайят.

Алекс пристально посмотрел на Вайята:

— Она так хорошо о тебе отзывается, а ты до сих пор ничего не понял? Это довольно жалко.

— Отдаю ему должное, Эви, он умеет говорить загадками.

— У меня осталось не меньше сорока часов, — проговорила я.

— Ошибаешься, — сказал Алекс. — Не хотелось бы тебя расстраивать, красавица, но твой парень забыл уточнить один момент, когда заключал сделку, а именно, когда начался отсчёт.

Вайят издал сдавленный звук.

Я уставилась на Алекса, быстро прикидывая в уме. Ответ, который должна была предвидеть, привел меня в ярость. Неужели Товин каким-то образом испортил заклинание воскрешения?

— Сукин сын, он завёл часы в момент смерти тела-носителя.

— Бинго. Отстой для тебя, не так ли?

— Поэтому мы должны делать то, что сейчас? Просто сидеть здесь, пока не закончится моё время? Таков план?

— В двух словах. Но подумай, Эви, это ведь твое самое заветное желание. Ты проведешь с ним остаток своей жизни. Пусть и короткий.

— Иди ко мне в камеру, придурок, — сказал Вайят, — и посмотрим, чья жизнь будет короче.

Алекс рассмеялся — жестким смехом, в котором не было ни тепла, ни веселья.

— Пожалуй, я не настолько глуп. Может, я и переродился, но это не значит, что вдруг научился защищаться. Ты бы вытер мной пол, помог своей девчонке сбежать, а потом он бы разозлился.

— Кто он?

— Хорошая попытка, но нет. Это испортит сюрприз, и поверь мне, никто не собирается быть тому свидетелем.

Новые вопросы замерли у меня на губах. Он не ответит. Спрашивать пустая трата времени. Полукровки хотели, чтобы мы были здесь, пока не закончится мое время. У них есть кристалл, подавляющий дар Вайята. Всё было тщательно спланировано. И всё же, как бы просто это ни казалось, я не могла увидеть последний кусочек головоломки. Последнее «кто» и «почему», завершающее картину.

— И тебе повезло, — сказал Алекс Вайяту. — Ты увидишь, как любовь твоей жизни умрет дважды. — Вайят зарычал, Алекс рассмеялся. — Но вы двое будете не одни. Старая подруга вернется около полуночи, и она принесёт свою любимую бритву. То исцеление, которое ты проворачиваешь, её очаровывает.

Мой живот задрожал. Гнев вспыхнул ярко-красным в моих глазах. Келса была здесь недавно, и она вернётся. Передавать угрозы её здоровью Алексу было пустой тратой времени, но это не мешало мне думать о них. Если она хотя бы направит бритву на меня или Вайята…

— Мы, вероятно, больше не встретимся, — проговорил Алекс. — Прощай Эвангелина Стоун.

— Отвали, полукровка — послала я его, отсалютовав средним пальцем.

Он ухмыльнулся и направился обратно к железной двери, легко, как на прогулке. Дважды ударил по ней кулаком. Дверь открылась, и он исчез за ней. Замок со скрипом закрылся.

— Эви? — произнёс Вайят.

Я отступила на середину камеры.

— Если ты спросишь, всё ли со мной в порядке, я тебя прибью, клянусь.

Он слабо улыбнулся:

— Прости.

— Ему не следовало ввязываться в это дерьмо, Вайят. Я пыталась отправить его, но он не ушёл. Вот что принесла ему дружба. — Села, измученная, голодная и на грани того, чтобы пописать. — Так что же нам теперь делать? Зажигательная игра в «Я шпион»?

— Возбуждающая, да?

— Прелестная.

— Ты — да, а я?

— Болван.

— Тебе надо отдохнуть.

Смена темы меня удивила. Я тоже не собиралась спорить. Мне нужен был сон, а также свежие мысли, которые придут с отдохнувшим разумом. Твердый бетонный пол, однако, не располагал к удобному сну, в чём Вайят не сомневался. Он сидел в камере дольше меня.

— Иди сюда, — сказал он.

Я так и поступила. Он вытянулся вдоль тюремной решетки, лицом ко мне. Я сделала то же самое, лежа на правом боку спиной к нему. Барьер мешал общаться, но я чувствовала его присутствие. Его тепло, силу и жизнь. Одной рукой он обнял меня за талию. Я потянулась, чтобы сжать его руку, переплетя наши пальцы. Это лучшее, что мы могли сделать, но я не променяла бы это ни на что другое.

Мы снова были вместе, и из нас получилась отличная команда. Вера в это помогла мне погрузиться в беспокойный сон, снова лишенный кошмаров.