Троллиада и Идиссея

30. Проблемы с покойничками

И вот как-то очень спонтанно в лагере ахейцев образовалось ажно два проблемных трупа. Первый — это который несвежий, но пока что еще не похороненный Патрокл. Второй — это свежий, который в прошлом назывался Гектором, а в лагерь ахейцев приехал за колесницей Ахилла в качестве такого античного «Педигри» (мои собаки кушают Гектора, у них игривый нрав и блестящая шерсть!). Теперь-то можно было разгуляться, уменьшить количество проблемных трупаков в истории и хоть кого-то пафосно схоронить.

Так что народ вскоре отлично отдохнул на похоронах Патрокла. Были жертвы, были стенания до утра у моря («Это снова стонут чайки в жутком страхе перед бурей?» — «Нет, опять Ахилл рыдает, а уж лучше б глупый пингвин»), были костры, торжественные шествия, опять рыдания (Ахилл на это дело был прямо-таки неистощим), обрезания волос в знак скорби, торжественные игры с призами, мордобоем и выпивкой — ну, словом, все чин чинарем, приличные похороны.

Недовольными остались разве что собаки, которым ценного «Гекторгри» не перепало, поскольку над трупом Гектора, сурово бдя, стояли Афродита и Аполлон, первая — с драгоценными маслами, второй — хмуро бормоча «я тучка-тучка-тучка» и образуя для трупа приятный тенечек.

Надо думать, Афродита и Аполлон программой торжеств тоже не были особенно осчастливлены. А, да, Ахилл тоже оставался стабильно недоволен, поскольку после игр сначала опять рыдал, а потом решил развеяться, пошел среди ночи, потаскал еще труп Гектора вокруг погребального кургана на колеснице (о том, бегали ли за колесницей Афродита и Аполлон, сурово бдя, аэдами так и не было сказано).

В общем-то, положение «труп Гектора лежит бесхозный, собаки не едят, Ахилл таскает за колесницей» примерно на одиннадцатый день уже начало серьезно напрягать богов на светлом Олимпе. Потому что неэстетично, неэтично, и вообще, вон Аполлон уже негодует, потому что ему надоело изображать тучку.

— А давайте Гермес его просто сопрёт? — выдвинулся какой-то генератор идей.

— Во, спасибочки, — приуныл Гермес, воображая себя с одиннадцатидневным кадавром Гектора в объятиях.

— А это вообще нормально? — призадумались Гера, Афина и Посейдон. — То Зевс гоняет Таната с Гипносом своего сынка смертного хоронить, то теперь Аполлон в роли тучки. Может, как бы, уже и сказать герою, что он поступает нехорошо?

— Ша, народ, — выдал Громовержец, — сейчас сделаем.

После чего к Ахиллу была отправлена его мама, а к Приаму — Ирида, обе с похожими вестями.

— Сыночка, — сказала Фетида. — Твои покатушки с Гектором на колеснице Олимпу как-то уже и фу. Так что придет к тебе Приам, а ты… нет, не за ногу и об стенку. Нет, не привязать к колеснице. Нет, там другая воля богов. Да, сыночка, разговор будет долгий…

— Бери шинель, пошли домо… э-э, бери дары, пошли к Ахиллу, — сказала тем временем Ирида Приаму. — И это. У тебя тут вокруг трона куча громко рыдающих сыновей, до них только сейчас дошло, или они за все одиннадцать дней не охрипли?

Приам внял воле богов, наготовил даров, отцепился от жены и громко рыдающих сыновей и поехал в стан греков. По дороге отряд из Приама и даров усилился еще и Гермесом (который, видимо, все же решил поучаствовать). Гермес провёл Приама в лагерь мирмидонян — и се, великая встреча состоялась.

— Ой, какой ты трогательный, — сказал Ахилл, глядя, как Приам рыдает у его ног. — Чот я сам папку вспомнил. Ну, хватит уже валяться, я сегодня гостеприимный, вставай, садись, поговорим.

Робкий вяк Приама на тему «да я не встану, пока ты мне тело сына не вернешь» был пресечен насупленными бровями и четким:

— Если я сказал, что я гостеприимный — значит я гостеприимный! Тело — отдам, потому что надо. А ты давай меня не зли, а то опять сорвусь в ярость и депрессию, отправлю тебя вслед за сыном, неудобно получится.

Уяснив себе глубины милосердия Ахилла, старец глубоко офигел и даже попировал с убийцей сына (продолжая офигевать — насколько же тот богоподобен). Гектора тем временем, отмыли, приодели и положили на повозку — жених женихом.

Ахилл же до того расчувствовался, что таки показал себя с хорошей стороны и обещал не начинать боевых действий, пока Гектора не похоронят (а то скорбь, шествия, отрезания волос, опять скорбь, стенания у моря — плавали, знаем). И даже приказал соорудить для Приама роскошное ложе, чтобы тот мог выспаться, поскольку царь Трои уверял, что не спал со дня смерти сына («Но это же… одиннадцать дней?» — «Пф! Ты слышал, сколько у меня детей? Ты думаешь, мне вообще сон нужен?»).

Пока Приам почивал, Гермес думал. Думал он о том, что спать среди вражеского лагеря — это как-то даже немножко неосмотрительно. Опять же, вдруг кто мимо будет идти, приберет и кадавр Гектора, и Приама, а там опять кто-нибудь приедет за выкупом, опять ляжет спать… так и Троя в лагерь переедет. В общем, Гермес растолкал царя Трои и велел досыпать в Трое.

Приам внял и поехал к Трое. Где все очень начали скорбеть по Гектору, рыдать, рвать на себе волосы, а потом… ну, в общем погребальный костер, скорбь, пиры… да-да, где-то мы это уже слышали.

Античный форум

Аполлон: Нет, почему это я должен был держать тень над телом Гектора?

Афродита: А почему меня туда с маслами послали?!

Афина: Ну-у, отец пытался привлечь к делу Таната и Гипноса, но, во-первых, тогда у тела была бы слишком хтоничная тучка и слишком дебильный помазыватель…

Арес: Ага, во-вторых, после первого же дня тучка пошла бы разбираться с Ахиллом насчет «Ну, и сколько он тут будет валяться?!»

Гермес: Есть мнение, что после этого Приаму были бы выданы скопом все троянские покойники, в том числе уже похороненные.

Афина: Да, и ещё кое-кто начал свой ответ с «Проблемы нужно решать в корне! Знаете, в пятку можно ткнуть многими подручными средствами…»