Трон

11

Зима 681 — 680 гг. до н. э.

Столица Ассирии Ниневия

Об исчезновении Марганиты стало известно во время смены караула, когда обнаружилось, что на нескольких постах нет часовых. Десятник немедленно позвал начальника охраны принца. Трупы нашлись в саду. Тогда уже подняли тревогу. Появился Арад-бел-ит, выволок из теплых постелей евнухов. Те упали в пол: ночь прошла спокойно, ничего такого не слышали. Принц пришел в бешенство: «Вам бы только спать!» Бросился к Шарукине — цела и невредима, уже на ногах и о чем-то воркует со служанками. От нее к Хаве — дочь спит как младенец. К Марганите — а там никого…

Во дворец вызвали Набу-шур-уцура. Тот, выяснив, в чем дело, приказал немедленно найти вавилонянина Ур-Уту, которого ценил за умение читать место преступления, как глиняную табличку, сам же принялся допрашивать евнухов, применив к ним самые страшные пытки. Но ни каленое железо, ни кипящая смола не помогли получить хоть толику полезной информации.

К полудню Набу начал проявлять нетерпение, а так как Ур-уту по-прежнему не объявился, было решено подключить к расследованию Бальтазара. Едва за ним послали, как он уже тут как тут.

— Ты сам сюда направлялся? Случилось что? — нетрудно было догадаться.

— Да, мой господин. Только что разговаривал с Эгиби…

— Это подождет, — перебил Набу-шур-уцур. — Есть кое-что поважнее твоего тамкара.

Бальтазар дерзко перебил его:

— Эгиби только что сообщил мне о заговоре, готовящемся против царя…

После этого они вдвоем вошли к принцу.

— Что ж, тогда все складывается. Если Закуту пронюхала, что Марганита может стать новой царицей, — это объясняет ее похищение, — выслушав рассказ Бальтазара, пришел к неутешительному выводу Арад-бел-ит.

— Почему ее просто не убили? — засомневался Набу.

— О-о, надо ведь знать Закуту! Уверен, она сама не прочь насладиться местью. Хотя, возможно, Марганиту попытаются использовать как рычаг для принятия выгодных решений... Заговорщиков не трогать. Сначала выясним, кто они и что замышляют.

— Мы знаем, что среди них Ашшур-дур-пания и его племянник Син-Ахе. Кто еще, выясним, когда вернется Эгиби. Он же и расскажет нам об их плане, — сказал Набу.

— Эгиби? — перепросил принц. — Нет-нет, он для этого не годится. Струсит, выдаст себя, разворошит этот змеиный клубок, потом хлопот не оберемся… Вот как мы поступим. Бальтазар, ближе к вечеру найди Ашшур-дур-панию. Скажи, что к тебе пришел Эгиби, сообщил о заговоре, а ты, вместо того чтобы рассказать обо всем мне, бросил предателя в темницу. И вот тогда можно не сомневаться, что этой ночью ты окажешься среди изменщиков. Даже если они тебе не доверяют, эту услугу Ашшур-дур-пания оценит по достоинству. Ну а пока займись похищением. Набу тебе все объяснит. Не уверен, что это поможет найти Марганиту, но зато выведет на тех, кто нас предал…

Син-аххе-риб принял Арад-бел-ита без задержки.

Царь как раз заканчивал трапезу. Он возлежал поверх подушек, брошенных на мраморное ложе, ел горстями вишню, предусмотрительно избавленную от косточек, иногда запускал руку в миску с лесными ягодами, да еще маленькими глотками потягивал пиво. В этом странном сочетании кислого, сладкого и горького он почему-то находил особое наслаждение.

Кравчий, стоявший по правую руку от царя, управлял слугами одним взглядом, не забывая при этом подобострастно улыбаться своему господину, который рассказывал забавную историю о том, как неделю назад ему и Арад-бел-иту пришлось гоняться за зайцем, спугнувшим льва и испортившим охоту.

— …И вот мы его окружили, и деваться ему некуда, и Арад уже занес над ним меч, а заяц вдруг как прыгнет на него, точно кошка, и давай его лапами мутузить. Наскочит, пару-тройку ударов в грудь сделает, отпрыгнет и снова бросается, — царь смеялся. — Нет, ты бы видел лицо моего сына! Его округлившиеся глаза! Отвисшую челюсть! Чору, Таба-Ашшур, Басра остолбенели, не знают, то ли на помощь прийти, то ли остаться в стороне — ну не лев ведь! А сами, вижу, точно, как я, тоже от смеха давятся. Я уже кричу им: да хватайте же его, остолопы! Словом, кидаются всем скопом. Таба-Ашшур и Басра бьются головами. Чору оказывается на земле, но умудряется-таки ухватить зайца за одну лапу. Тут и Арад мой уже в себя пришел — злодея в охапку и к груди прижал. Я и говорю: а знаешь ли ты, что примета такая есть, поймаешь зайца — к сыну, зайчиху — к дочери. Ты бы присмотрелся, кого в руках держишь, пока не поздно. И тут он… и тут он… — царя уже душили слезы, так его разбирал смех. — Как будто не заяц у него в руках был, а змея. Выпустил из рук, а мерзавец сразу ноги! Больше мы его не видели.

— Какое счастье, что царевна Шарукина снова беременна, — сделав из этого рассказа неожиданный вывод, почтительно сказал Ашшур-дур-пания.

Царь воспринял эти слова спокойно, но взглянул на кравчего с холодной улыбкой, от которой стыло сердце:

— Разве я говорил что-то такое?

Ашшур-дур-пания опустил глаза и растерянно пробормотал:

— Мой повелитель…

В этот момент в царские покои и вошел принц.

К царю немедленно вернулась его ласковая улыбка, он протянул сыну руку, позволяя облобызать ее, усадил рядом.

— Видишь, так и не уснул… Порадуй меня известием, что ты нашел поджигателей зиккурата.

— Все еще ищем. Я к тебе по другому делу, — сказал Арад-бел-ит. — Крайне важному и безотлагательному.

Царь понял, что с ним хотят поговорить без лишних свидетелей и жестом отпустил от себя Ашшур-дур-панию. За спиной стался лишь верный Чору.

— Стряслось что-то ужасное? — Син-аххе-риб, внимательно посмотрев на сына, нахмурился. — Такое лицо обычно бывает у гонцов, что приносят плохие вести.

— Этой ночью из моего дворца похищена Марганита.

Син-аххе-риб тяжело задышал, глаза налились кровью, затем он издал глухой рев и в ярости рукой смахнул на пол все, что было на столике перед ним.

— Кто?! Закуту?! Этот выродок, что только что был здесь?! Или наш жрец, этот жалкий червь Набу, который служит богам больше, чем своему царю?!

— Скорее, все вместе… Сторонники Закуту соберутся этой ночью в усадьбе Син-Ахе, родственника Ашшур-дур-пании. Думаю, похищение Марганиты — это часть их тайного плана.

Син-аххе-риб встал с ложа и, не в силах справиться с возбуждением, заходил по комнате. Глухо спросил:

— Готовят заговор?

— Сказать об этом с уверенностью я смогу только завтра. На встрече будет Бальтазар. Он служит мне и одновременно пользуется доверием Ашшур-дур-пании.

— Я хочу вернуть Марганиту. Слышишь, Арад! И я не хочу ждать! Одна мысль о том, что сейчас чьи-то грязные руки касаются ее тела, сводит меня с ума! Я хочу, чтобы они заплатили за это! Я предам этих изменников самым долгим и мучительным пыткам на свете!

— Отец, я желаю этого не меньше твоего. Однако надо набраться терпения. Я скажу тебе то, о чем раньше молчал. У меня есть доказательства, что это сторонники Закуту имеют отношение к несчастным родам Шарукины. Я ждал этого момента три долгих года… И готов подождать еще.

Син-аххе-риб остановился посреди зала.

— Ашшур-аха-иддин причастен к смерти твоего сына?

— Думаю, что нет, — признал Арад-бел-ит. — Но если ты арестуешь его мать, он не остановится ни перед чем, чтобы ее освободить.

— Я не хочу войны между ассирийцами. Нам всем придется чем-то поступиться. И я должен знать, готов ли ты на уступки?

— Одно твое слово, отец.

— Тогда вот тебе мое повеление: Закуту и сыновья Ашшура не должны пострадать ни при каких обстоятельствах.

— Обещаю. Но тогда и я прошу тебя довериться мне и не торопить события. Мне надо знать все о планах наших врагов и о том, кто с ними заодно.

— Иди ко мне, дай мне обнять тебя в знак моей искренней любви!

Пока Бальтазар слушал рассказ Набу-шур-уцура о том, что во дворце Арад-бел-ита долгое время тайно жила принцесса Тиль-Гаримму, возлюбленная Син-аххе-риба, что теперь она похищена и неизвестно, жива или нет, нашелся Ур-Уту. Отстранять Бальтазара было поздно, и Набу-шур-уцур приказал этим двоим объединить свои усилия в расследовании, дал в помощь кравчего Арад-бел-ита, чтобы перед ними открылись все двери во дворце, а сам отправился к Набу-дини-эпише. Надо было запереть все выходы из города, перетрясти все постоялые дворы и рынки, расспросить купцов, караванщиков, старших по каждой улице: не видел ли кто чего подозрительного, не заметил ли чужих. А как сделать все это без наместника Ниневии?

Между тем Ур-Уту приступил к делу основательно: обошел весь сад, стал искать следы, которые оставили злодеи, расспросил нескольких слуг, стражу, только что заступившую на пост, и даже, пользуясь данными ему почти не ограниченными правами, поговорил с принцессой.

Бальтазар ходил за ним по пятам, помалкивал и с нетерпением ждал хоть каких-нибудь выводов.

— Так что скажешь? — наконец не вытерпел начальник внутренней стражи.

Ур-Уту, вместо того чтобы ответить, поглядел на кравчего:

— Тебя ведь зовут Агга? Мне бы выяснить, какая из служанок принцессы могла незаметно выйти этой ночью в парк.

Пузатый, невысокого роста круглолицый ассириец с накладной бородой^[13] почтительно поклонился и заметил тихим вкрадчивым голосом:

— Принцесса разговаривала с нами крайне неохотно. Просить ее еще об одной встрече — неразумно.

— Мне нужны всего лишь ее служанки.

— Принцесса этого не допустит.

— А ты все-таки попробуй, — безразлично ответил Ур-Уту.

Агга тяжело вздохнул, сказал ждать и вразвалочку отправился в покои Хавы.

Бальтазар, оставшись с Ур-Уту наедине, долго изучающе рассматривал его. Этот вавилонянин появился рядом с Набу-шур-уцуром совсем недавно, а уже пользовался у своего господина почти неограниченным доверием. Худой, со впалыми щеками, среднего роста и немного сутулый, Ур-Уту относился к тому типу людей, которые могут легко затеряться в толпе. Одевался он скромно, однако тунику носил длиной ниже колен, что говорило о его достаточно высоком статусе. Об этом же говорили серебряная серьга в правом ухе, серебряные перстни на каждом из пальцев и массивный серебряный браслет с золотыми вставками на левом запястье. На поясе всегда красовался длинный тонкий кинжал в ножнах из красного дерева. Словом, ничто человеческое ему было не чуждо. В Ниневии он появлялся редко, не имел ни родных, ни близких, жил где придется — мог остановиться и на захудалом постоялом дворе, и в доме богатого купца или сановника.

— Думаешь, это кто-то из ближнего круга принцессы? — предпринял еще одну попытку Бальтазар.

Ур-Уту тоскливо посмотрел на пасмурное небо, на промокший сад, скривился:

— Им очень помог дождь. Почти никаких следов не оставил… Скажу больше — такое впечатление, что сами боги взяли их под свое покровительство. Ну, посуди сам: они пробрались во дворец, когда снаружи все только и были заняты, что пожаром. Пробрались незаметно. Куда идти — знали. Никто из часовых их не заметил, не подал сигнала тревоги… А тут еще этот дождь.

Бальтазар с пониманием кивнул:

— Да уж. Похоже, не с чем нам идти к Набу…

Ур-Уту покачал головой:

— Ну почему же… Похитители — трое мужчин. Помогала им женщина. У дворцовой стены остались очень отчетливые следы, думаю, где-то там поблизости можно найти и тайный лаз. Все часовые, кроме одного, убиты сильным мужчиной среднего роста. Похоже, один охранник даже увидел убийцу, но при этом почему-то не поднял тревоги, а спокойно дождался, пока тот приблизится к нему вплотную и вонзит в него клинок. Значит, это был кто-то, кого часовой знал. И, возможно, из ближнего круга принцессы.

— Ты сказал: кроме одного?

— Потому что одного убила женщина. Это другие удары — неумелые, слабые, хотя и яростные. И самое главное — непонятно, где его убили. Где убили других, я понял. А этого…

Ур-Уту не сказал, а только подумал, что единственное место, которое они не осмотрели и где это могло произойти, — спальня принцессы. И попасть туда не было никакой возможности.

Агга вернулся спустя час, красный, как мак, с подбитым глазом, в испачканной одежде: принцесса, выслушав нижайшую просьбу, рассвирепела и швырнула в кравчего сначала кубок с вином, затем миску с соусом, схватилась даже за кинжал и приставила его к горлу несчастного гонца. Но потом внезапно остыла — словно ее осенила какая-то мысль — и сказала, что разрешит встретиться со своими служанками, если разговор будет в ее присутствии.

Допрос шел до позднего вечера. Бальтазар, видя испуганные лица служанок, не смевших даже поднять глаз, только усмехался. Однако Ур-Уту был невозмутим и методично задавал одни и те же вопросы: где кто спит, кто кого видел, кто что слышал…

— Это все? Ты забыл поговорить с моей Хэмми, — насмешливо напомнила Хава, когда стало ясно, что все закончилось.

Хэмми, та самая служанка, что впустила во дворец Дрека, Нинурту и Мар-Зайю, весь день не отходившая от принцессы ни на шаг, ее тайная сообщница, перехватив устремленный на нее пристальный взгляд Ур-Уту, не только выдержала его, но даже слегка улыбнулась.

— Нет. Этого не нужно. Сомневаться в этой девушке — все равно, что сомневаться в тебе, моя госпожа, — почтительно поклонился вавилонянин.

Однако стоило Бальтазару и Ур-Уту покинуть женскую половину дворца — сказал:

— Это она и есть.

— Кто? — не понял начальник внутренней стражи Ниневии.

— Хэмми.

— Но все служанки подтвердили, что она всю ночь была с ними в спальне и никуда не отлучалась. Даже к принцессе.

— Заметь, ее видели все. И все говорили об этом абсолютно уверенно. Но если речь заходила о других девушках, кто-то путался, а кто-то просто не мог вспомнить. Ее выгораживают. Причем явно.

— Ты понимаешь, что, обвиняя эту служанку, ты обвиняешь принцессу? Думаешь, если ты ошибешься, это сойдет тебе с рук? Ведь это только твои подозрения.

— Конечно, не сойдет. Но если я прав и принцесса в этом замешана, то единственный способ вывезти кого-либо из города, когда закрыты все ворота, — в ее свите.

— Но мы ведь не дадим этого сделать?

— Каким образом? Ворвемся в покои принцессы? Учиним там обыск? Станем ее пытать? А вдруг я ошибаюсь?.. Нет. Пусть едут. Пусть поверят, что у них все получилось, и забудут об осторожности. Надо, чтобы твои люди сопровождали принцессу, по крайней мере, до Калху. Вероятнее всего, царская наложница будет находиться в свите не как рабыня, а как дочь, жена или родственница кого-то из сановников, чтобы под этим предлогом никто не мог увидеть ее лица. А таких будет немного.

Бальтазар план одобрил и сказал, что сделает все от него зависящее.

Усадьба Син-Ахе находилась на полпути между Ниневией и Калху, примерно в часе езды на колеснице. Огромный двухэтажный дом, окруженный стеной в два человеческих роста и узкими башенками для дозорных, стоял посреди полей и садов, в пяти стадиях от главной дороги.

Первым здесь появился Ашшур-дур-пания. Хозяин, молодой долговязый человек двадцати пяти лет в лиловой тунике, встретил своего дядю объятиями и лучезарной улыбкой.

Через полчаса приехали Таба-Ашшур, начальник царской охраны, и Басра, царский колесничий. Их уже встречали оба: и Ашшур-дур-пания, и Син-Ахе. Затем друг за другом пожаловали Набу-аххе-риб, жрец и воспитатель сыновей Ашшур-аха-иддина, царский глашатай Бэхрэм и Бальтазар.

Набу-аххе-риб, увидев во дворе начальника внутренней стражи Ниневии, встал рядом с Ашшур-дур-панией и тихо спросил:

— Ты не предупредил… что изменилось? Мы ведь решили… не посвящать его… в наш план.

Царский кравчий передернул плечами:

— У меня не было выбора. Нас предал Эгиби. И если бы не вмешательство Бальтазара, как знать, где бы мы сейчас были.

— Вот как? — старый жрец задумался. — А что помешает… ему арестовать нас… после того как мы… он узнает всю правду?

— Не беспокойся, я позаботился о том, чтобы нас не застали врасплох. Уйти мы сможем в любом случае… Кстати, вот тебе и доказательство: приехал наш отважный защитник…

Ишди-Харран был единственным, кто появился здесь в сопровождении многочисленной вооруженной охраны. Он сразу по-хозяйски расставил людей у каждого выхода, затем нашел взглядом Ашшур-дур-панию, который наблюдал за ним с террасы дома, и быстрым шагом направился в его сторону.

— Видеть тебя с нами — лучше любого чудодейственного бальзама на раны, — сказал после обмена приветствиями царский кравчий.

Ишди-Харран скупо улыбнулся и по-военному доложил:

— Со всех сторон на дальних подступах к усадьбе расставлены дозоры. Две моих сотни стоят на дороге в Ниневию, еще одна прикрывает путь на Калху.

— Ну вот и отлично, — улыбнулся Ашшур-дур-пания. — Можем начинать.