Трон

14

Зима 681 — 680 гг. до н. э.

Столица Ассирии Ниневия

Царский глашатай Бэхрэм редко видел царя. Обычно властитель передавал ему поручения через Мардук-нацира, министра двора, или Набу-Раму, первого министра. И Бэхрэм, помня о том, каким влиянием пользовался его предшественник, всегда обижался этой незаслуженной опале (а именно так это и выглядело со стороны). Поэтому неудивительно, что первая же попытка Ашшур-дур-пании завоевать доверие столь высокого сановника сразу увенчалась успехом. Царский же кравчий сказал тогда про себя: «Идиот, поумнеешь ли ты когда-нибудь?! Не будь в тебе столько спеси, может статься, ты и сумел бы занять должное положение при дворе».

Спеси в Бэхрэме действительно было через край. С кем бы он ни говорил, — с министром, туртаном, принцем или самим царем, — у его собеседника невольно складывалось впечатление, что глашатай относится к нему как к младшему брату, причем независимо от возраста. Син-аххе-риба, например, это сначала настолько покоробило, что он уже хотел было отправить наглеца на плаху, но, пошептавшись с Мардук-нациром, передумал (повезло, что настроение было хорошее).

Этот короткий разговор можно передать в нескольких словах:

— Что хочет от меня этот надменный баран? Попасть ко мне в шурпу?

— Мой повелитель, он вовсе не собирался тебя обидеть. Однако надо признать, что он дурак.

— Вот как? Тогда, может, было ошибкой поставить его на такую высокую должность?

— Он очень богатый дурак — и поэтому очень уважаемый. Хотя и многими нелюбимый… К тому же он обладает ценным талантом…

Мужчина он был крупный, высокий, плотный, с широкими по-женски бедрами, покатыми плечами и большой квадратной головой. Что до таланта, то Мардук-нацир, несомненно, имел в виду ораторские качества Бэхрэма. Голос у него был как труба, а речь лилась так плавно, так восхитительно красиво, что народ почти боготворил его.

…Будучи последним представителем знатного древнего рода, Бэхрэм владел самым большим полем хлопчатника в Ассирии, десятками лавок и мастерских в Ниневии, Ашшуре, Калху и Арбелах. Его приказчики продавали роскошные ковры, вышитые золотом ткани и покрывала, богатые одежды, духи, от которых женщины приходили в восторг, помаду самых разных оттенков, краску и эмаль для росписи стен дворцов и храмов, фаянс, кафель, сосуды и вазы из разноцветного стекла, резную мебель, оружие.

Если чего и не хватало для полного счастья царскому глашатаю, так это наследника. Семь дочерей от четырех жен — и ни одного сына! По этой причине месяц назад Бэхрэм решил взять себе пятую жену. Его новой избранницей стала Хилини, дочь Авана, начальника почтовой службы Ниневии.

— Стройна как лань! — сказал Бэхрэм, подглядывая через щелку в стене за своей гостьей, сидевшей среди его жен на женской половине дома.

— И нежна, как цветок! — добавил Аван, довольный реакцией жениха, одновременно стараясь избежать слова «красивая», чего никак нельзя было отнести к числу достоинств невесты. Впрочем, тридцатипятилетнему мужчине тринадцатилетняя девушка и без того показалась очень соблазнительной.

— Я беру ее в жены, — недолго думая решил Бэхрэм.

— Могу ли я рассчитывать на какую-то компенсацию? — осторожно спросил Аван.

— Конечно! Чего ты хочешь?.. Пойдем-ка обсудим это за ужином.

Хозяин дома посмотрел на своего будущего тестя свысока — и потому что вырос на две головы выше его, и потому что считал, будто оказывает большую милость, соглашаясь на этот брак.

Маленький тщедушный Аван покорно опустил глаза и даже пустил слезу.

— Я так берег мое сокровище! Мне так будет не хватать моей Хилини!

— Ну-ну, не переживай, это будет честная сделка, — рассмеялся Бэхрэм, хлопнув гостя по плечу.

Мужчины вышли из своего укрытия в коридор, не спеша прошествовали к залу, где их уже ждали два низеньких столика с яствами и вином, поудобнее расположились, чтобы начать трапезу, и продолжили переговоры.

— Я отдам тебе оружейника Яхмоса и его кузню. Его мечи — самые дорогие в Ниневии.

— Египтянина Яхмоса?

— Его… Разумеется, золото и подарки не в счет. По рукам?

Ответить Аван не успел. В комнату быстро вошел старший стражник, его суровое лицо было встревожено. Но Бэхрэм только расхохотался:

— Зизи, ты хочешь перебить нам аппетит? Что там случилось? С неба падают камни? Или к нам в гости пожаловала сама Семирамида?!

— Мой господин, — торопливо произнес Зизи, — снаружи первый министр Набу-Рама, и он пришел в сопровождении множества воинов. Они окружили дом и перекрыли все соседние улицы.

— Вот как? — презрительно усмехнулся Бэхрэм. — И почему же ты его не впустил?

— Мой господин, они пришли арестовать тебя.

— Ты сошел с ума, мой дорогой Зизи?! Кто Набу-Рама, и кто — я!.. К тому же моя совесть чиста! Я как никто другой искренне предан нашему повелителю! — последние слова предназначались, скорее, притихшему Авану, на которого оглянулся хозяин дома.

— А если это измена? В городе с вечера творится что-то неладное. Городские ворота заперты наглухо. Караулы усилены… У меня два десятка человек, только прикажи — и мои люди будут биться за тебя насмерть, — настаивал Зизи.

— Ты что, предлагаешь изрубить в капусту Набу-Раму и его охрану?.. Ступай, встречай гостей, а главное, не препятствуй нашему министру, с чем бы он ни явился, исполнять его долг.

Зизи подчинился. С понурой головой он спустился вниз, приказал отворить ворота и выставить по обе стороны от дорожки, ведущей в дом, почетный караул… Но караул не понадобился…

Воины Набу-Рамы мгновенно заполонили двор, попытались отобрать у стражи оружие, а когда это не получилось, вступили в бой. Впрочем, схватка продолжалась недолго, слишком велик был численный перевес с одной стороны. Пока снаружи лилась кровь, Зизи и трое его людей бросились в зал, где ужинали Бэхрэм и его гость.

— Надо бежать, мой господин! — воскликнул старший стражник.

— Что ты наделал?! — схватившись за голову, запричитал царский глашатай. — Разве я не приказывал тебе…

— Они набросились на нас как дикие звери!.. Уходите вместе с гостем, я выиграю для вас время!

Но было уже поздно. Сразу четверо воинов ворвались в дверь справа, еще пятеро — в дверь слева, и в два раза больше ломились через центральный вход. Один за другим пали все стражники Зизи, а потом и он сам, пронзенный одновременно тремя мечами. Аван защищался вяло и продержался совсем недолго. Сначала его насадили на копье, а потом добили в сердце ударом клинка. И в результате Бэхрэм остался один против двух десятков воинов. Всего лишь с мечом, но с горящими глазами.

— Взять его живым! — послышался откуда-то голос Набу-Рамы.

Исполнить приказ оказалось ох как непросто! Каким бы рыхлым ни казался этот человек, он был огромен и достаточно силен.

Бэхрэм вдруг вернул меч в ножны, схватился за дубовую скамью и, подняв ее над головой, стал орудовать ею, как булавой. Подступишься тут! Разбросав вокруг себя врагов, хозяин дома стал пробиваться к дальнему выходу, ведущему на женскую половину.

Кто-то ударил его копьем, задел бедро. Бэхрэм огрызнулся — снова отмахнулся скамьей, да так, что три человека отлетели от него, будто дети, на пять или шесть шагов. Кто-то копьем ранил его в бок. Скамья смела еще двоих…

Прорвавшись в коридор, Бэхрэм бросил свое страшное оружие и взялся за меч. Первому же врагу, вставшему на его пути, снес голову, будто всю жизнь был дровосеком. Сумел запереть дверь и опустить тяжелый засов, привалив вход тяжелым шкафом.

В крови, в разорванной одежде, Бэхрэм вбежал в комнату, где сидели жены и дочери, перепугал их до смерти своим видом — они заголосили, сбились в кучу, а он, вместо того чтобы успокоить их, вдруг повел себя как волк, оказавшийся среди отары овец. Здесь, в одной из стен, имелся тайник, который мог его спасти. Но понимая, что под пытками кто-нибудь да выдаст его, мужчина в припадке бешенства принялся размахивать мечом направо и налево, лишь бы успеть покончить со всеми раньше, чем до него доберутся враги. И все это время он слышал не женские визги и крики о помощи, а то, как таран бьет в двери.

Единственной, кого он пожалел, была юная Хилини. Сначала он замер над ней с мечом, потом схватил ее в охапку и вместе с ней шагнул в тайник, зажав рукой девушке рот. И замер.

Он слышал, как враги ворвались на женскую половину, как принялись крушить мебель, искать его следы, как нашли дверь в дальнем углу комнаты, ведущую во внутренний дворик, как сорвался на крик Набу-Рама: «Догнать этого мерзавца!».

Свободно Бэхрэм вздохнул только тогда, когда за тонкой перегородкой, спасшей ему жизнь, наступила тишина.

— Ну вот, моя милая Хилини, мы и уцелели. Уцелели, слышишь! — освобождая от своих объятий девушку, радостно произнес он.

Хилини не откликнулась. Бэхрэм заглянул ей в лицо; пытаясь привести в чувство, пару раз ударил по щекам, но все было бесполезно. Он задушил ее…

Царского глашатая искали повсюду: в домах, на постоялых дворах, рынках. На улицах останавливали всех прохожих, если кто вызывал подозрения — допрашивали. Набу-Рама поспешил к зиккурату, где обычно ночевал Набу-аххе-риб. Однако когда стража ворвалась в храм, жреца там не оказалось. К его помощникам применили пытки, благодаря чему выведали: изменника загодя предупредили об аресте и тайно вывезли из города.

К рассвету стало понятно, что никто из противников пока не в состоянии взять верх. А запуталось все так, что голова шла кругом.

Таба-Ашшур во главе царских телохранителей удерживал главную цитадель дворца Син-аххе-риба — а в стены, казармы и хозяйственные постройки вцепились воины Мардук-нацира, Бальтазара и Набу-дини-эпиши. В окружении оказался и Арад-бел-ит, с той разницей, что он оборонял лишь часть своего дворца — а Ишди-Харран занимал почти четыре пятых его территории. Ему, в свою очередь, снаружи угрожал почти весь царский полк Ашшур-ахи-кара. Словом, настоящий слоеный пирог, с вишенкой украшения ради.

Впрочем, как бы там ни было, город целиком находился во власти сторонников Арад-бел-ита, что сводило шансы его противников на победу почти до минимума. Понимая это, Закуту пошла на переговоры. Посланником царицы стал Ашшур-дур-пания.

Заместитель Ашшур-ахи-кара, Анбу из города Калху, широкоплечий, похожий на массивный каменный блок, суровый воин тридцати двух лет с огненно-рыжей бородой, так долго и не мигая смотрел на царского кравчего, что тому стало не по себе.

— Может, все-таки доложишь своему командиру, что я хочу с ним поговорить? Меня прислала царица, — напомнил он о своей просьбе.

— Придется подождать, — стиснув зубы, соблаговолил наконец ответить Анбу.

Ждать пришлось часа два. И все это время Ашшур-дур-пания, один из самых влиятельных сановников Ассирии, вынужден был стоять перед воротами, как простой слуга, ощущая на себе взгляды солдат, расположившихся неподалеку; в этих взглядах были и любопытство, и насмешка, и неприязнь. Для большинства он уже стал изменником.

Посовещавшись, Мардук-нацир, Набу-Рама, Набу-дини-эпиша и Бальтазар решили, что Ашшур-дур-панию следует проводить к Арад-бел-иту. Ишди-Харран возражать не стал.

Царский кравчий встретился с принцем в небольшой закрытой для посторонних глаз и ушей комнате.

— Говори, — разрешил наследник престола.

— Мой господин… — кланяясь, начал Ашшур-дур-пания.

— Не смей называть меня своим господином, — скривившись, презрительно перебил его Арад-бел-ит. — Ты всего лишь грязь с моих сапог. Мне противно даже дышать с тобой одним воздухом. Не оскверняй мой слух притворными речами! Зачем ты здесь?

Ашшур-дур-пания, нисколько не смутившись, осклабился и поклонился:

— Первое, что интересует царицу, — жив ли наш повелитель? Он исчез этой ночью из дворца. Если он жив и в добром здравии, то почему не прекратил бесчинства на улицах Ниневии?

— Царь в добром здравии. Что еще?

— Царица готова признать свое поражение и просит тебя, во избежание кровопролития, разрешить ей и ее окружению покинуть Ниневию…

— Всего лишь? — рассмеялся принц. — А почему бы ей не попросить мою голову? Вот как мы поступим: Таба-Ашшур и Ишди-Харран сложат оружие, Закуту вползет в этот зал на коленях и будет молить меня о пощаде. А жить ли ей и ее приспешникам, решать будет царь… Других условий не будет.

— Возможно, и будут, если ты выслушаешь меня до конца, — не дрогнув, ответил Ашшур-дур-пания.

Арад-бел-ит насторожился. Не мог кравчий просто так бросить ему вызов! Значит, что-то имел за пазухой!

— Твоя жена Шарукина… о лучезарный, захвачена воинами Ишди-Харрана. А увидев, в каком она положении, я подумал, что ее судьба не будет тебе безразлична. Чтобы ты не сомневался в честных намерениях царицы, ты можешь оставить у себя Вардию, старшую жену Ашшур-аха-иддина. Это честный обмен.

Принц помрачнел, сжал кулаки… Сведений от Шарукины у него не было всю ночь. Где она и что с ней, он не знал. Лишь надеялся, что ей удалось укрыться где-нибудь в многочисленных комнатах дворца.

«Жива, — с радостью подумал Арад-бел-ит. — В плену, но жива!»

«Не знает… Он ничего не знает…» — понял по его лицу Ашшур-дур-пания.

— Чего хочет царица?

— Она собирается отправиться в Ашшур. Твои войска должны отступить от царского дворца. Затем ты дашь проход кисиру Ишди-Харрана. Он обеспечит безопасность царицы во время погрузки на корабли. Закуту хочет быть уверена, что ты не будешь ее преследовать, и путь по воде это обеспечит. Те, кому не хватит места, сложат оружие и сдадутся.

— Когда я увижу свою жену?

— Как только последний корабль отойдет от причала.

— Передай царице, что я согласен…

Вардия покинула царский дворец в полдень. Сопровождал ее все тот же Ашшур-дур-пания. У главных ворот их встретили Мардук-нацир и Ашшур-ахи-кар. Старый царедворец позволил себе дерзость заглянуть царевне под покрывало, скрывающее лицо, и, убедившись, что обмана нет, передал молодую женщину на попечение стражи, а вот кравчего задержал, когда тот уже хотел уйти.

— По приказу принца ты останешься с Вардией до тех пор, пока он не воссоединится со своей женой.

Ашшур-дур-пания мягко улыбнулся, что-то хотел сказать, но потом вдруг зашатался и упал в обморок.

…Шарукину схватили еще ночью. Окружив молодую женщину, воины стали срывать с нее одежды, хватать за соромные места. Попытались изнасиловать, да вовремя вмешался Гиваргис. Ему хватило ума понять, насколько это ценная добыча. Он отвел ее к Ишди-Харрану, как только смог, но у царевны к этому времени открылось внутреннее кровотечение, и к утру она умерла.

Затевая переговоры, Закуту рассчитывала, с одной стороны, выиграть время, с другой — связаться с Ишди-Харраном, в надежде, что он найдет способ ее спасти. Но как только Ашшур-дур-пания узнал о пленении Шарукины, он сразу понял: у заговорщиков появился самый действенный способ надавить на Арад-бел-ита. По сути, кравчий действовал на свой страх и риск — и угадал. Даже с Вардией.

Вот только не мог предвидеть, что это приведет в западню его самого…

Арад-бел-ит ни в чем не нарушил слова, данного царице.

Его войска отступили. Ишди-Харран проследил, чтобы царица и ее окружение погрузились на корабли. Осталось лишь дождаться, когда Шарукину отправят на берег.

— Почему она тянет? — напряженно наблюдая за тем, как флот готовится к отплытию, произнес Арад-бел-ит.

Стоявший рядом Ашшур-ахи-кар попытался его приободрить:

— Закуту не посмеет пожертвовать Вардией... Уверен, царица всего лишь испытывает твое терпение.

Только когда большая часть кораблей скрылась за излучиной реки, принц заметил отделившуюся от них лодку.

— Вот она! — вскричал принц. — Ашшур! Она без гребцов! Ее относит течением!..

Двое самых быстрых пловцов бросились в ледяную воду, перехватили лодку, забрались в нее… и вдруг замерли.

Арад-бел-ит все понял. Он нисколько не изменился в лице. Лишь покачал головой и сказал:

— Вардию закопать в землю живой. Ашшур-дур-панию буду допрашивать сам… Мою жену похоронить со всеми почестями…

Что было в лодке, он так никогда и не узнал. Вместо принца к причалу отправился Ашшур-ахи-кар.

Закуту надругалась над мертвым телом, как могла. Голова и конечности у принцессы были отрублены, живот выпотрошен, а то, что осталось от плода, — брошено, точно кусок мяса, ей на грудь…