Трон

5

Весна 682 г. до н. э.

Урарту. Аргиштихинили — Загалу — Эребуни — Русахинили

На рассвете старый плешивый пес, спавший на пороге дома, настороженно поднял голову и повел носом. Просторный двор, вверенный заботам четвероного сторожа, утопал в зелени. В саду цвели яблони, абрикосы и алыча. Напротив входа был разбит цветник. Высокий каменный забор обвила виноградная лоза. Рядом с обветшалым деревянным сараем рос крыжовник… Чужой человеческий запах доносился откуда-то оттуда.

Пес злобно ощерился и зарычал. Но в то же мгновение его ударила стрела, в самое сердце, разом оборвав жизнь. Тишина даже не вздрогнула. Город еще не проснулся.

Ашшуррисау сдержанно похвалил Тарга:

— Неплохо… Оставайся здесь. В случае чего отрежешь ему путь к отступлению.

Затем оглянулся на молодого коренастого урарта с квадратной челюстью. Это был Манук, заменивший Касия.

— Пошли. И смотри — поаккуратнее! Мне он живой нужен.

Они искали Дилшэда почти год, пока Трасий, приехав однажды из Аргиштихинили, не рассказал о богатом ассирийце, поселившемся в городе. Стали следить, расспрашивать — выяснилось: по всем приметам подходит. Чтобы исчезли последние сомнения, привезли из ассирийской провинции Тушхан старого сапожника, знавшего беглого постельничего в лицо. Наконец все подтвердилось.

Перешагнули через мертвого пса, толкнули дверь — не заперто…

За первой комнатой, узкой и почти без мебели, сразу шла вторая. Она была снизу доверху заполнена тюками с овчиной. Ашшуррисау не поленился вспороть один из них, чтобы оценить качество шерсти. Довольно улыбнулся: неужели это предприятие может оказаться еще и прибыльным!

За спиной встал Манук, спросил на пальцах: куда дальше? Две двери…

Разделились. В комнате, куда проник Ашшуррисау, было совершенно темно. Пришлось переждать, пока глаза привыкнут к темноте. В воздухе таял легкий запах недавно потушенной лучины. Широкая кровать пустовала, в углу лежали сброшенные на пол доспехи и оружие. Ашшуррисау сделал к ним шаг, пытаясь разобраться, все ли на месте, а когда понял, чего не хватает, бросился назад, в комнату с тюками. Проснувшись то ли по наитию, то ли по случайности, хозяин дома бежал отсюда в спешке, прихватив с собой только меч.

Манук стоял в двух шагах от комнаты, в которую еще недавно вошел, и пытался обеими руками зажать рану на шее, но из нее ключом била кровь. Рядом с ним замер Дилшэд.

Зная, насколько опытных воинов обычно подбирают в постельничие, Ашшуррисау сейчас не дал бы за свою жизнь даже кружки пива и поэтому, вместо того чтобы драться, тут же сдался.

Отбросив в сторону меч, лазутчик смиренно сказал:

— Дом окружен. Тебе так просто не выбраться. Может, договоримся?

— А я попробую, — ответил Дилшэд, не выказав ни тени страха. — И уж точно проживу дольше, чем ты!

Он толкнул умирающего Манука и, полный решимости, пошел на Ашшуррисау.

— Зачем тебе убивать меня? Ты же видишь, я безоружен. Да и не хочется мне умирать ради той малости, что обещана за твою голову.

Когда острие меча коснулось шеи Ашшуррисау, лоб лазутчика покрылся испариной, а нижняя губа мелко задрожала:

— Нет, нет, подожди, — затараторил он. — Я слишком важен для моего господина. Возьми меня в заложники. Это спасет тебя.

Дилшэд замешкался, раздумывая — раздавить или не раздавить этого навозного жука, но в конце концов поинтересовался:

— И почему я должен тебе верить? Откуда мне знать, что ты действительно настолько важен, как говоришь?

— Ты позволишь? Я кое-что тебе покажу, — нерешительно спросил Ашшуррисау, пытаясь засунуть руку за пазуху.

— Показывай. Только помни: одно твое неверное движение — и ты мертвец.

Но Ашшуррисау и не думал его обманывать. Перстень с сине-зеленым изумрудом, стоивший огромных денег, впечатлил бывшего постельничего:

— Давай его сюда. Допустим, я тебе поверил. Теперь рассказывай, кто послал, зачем, а главное — сколько вас снаружи?

— Я служу Арад-бел-иту. Тебя приказано арестовать за убийство наместника и препроводить в Ассирию.

— И зачем ему этот арест, когда он сам меня нанял для этого убийства?

— Тебя нанял Арад-бел-ит?

— Не думаю, что Ашшур-аха-иддин стал бы убивать своих сторонников.

— Ты можешь сам рассказать об этом принцу.

— Ну уж нет. Попасть в лапы к внутренней страже? Я как-нибудь без этого обойдусь. Сколько вас снаружи?

— Десять человек. Но они все стоят вокруг дома. Через забор проникли только я и Манук, — беззастенчиво лгал Ашшуррисау.

— Верхом?

— Все пешие.

— Тогда идем к лошадям.

Из дома они показались вдвоем. Дилшэд шел сзади, приставив меч к шее своего пленника.

— Видимо, у принца дела совсем плохи, если он присылает ко мне таких заморышей, как ты, — усмехнулся бывший постельничий, немного ослабляя хватку.

— Ты принес мне столько хлопот! — неожиданно совсем другим тоном заговорил с ним Ашшуррисау. — Ты так меня разозлил, что я даже не повезу тебя в Ассирию. Тем более что от тебя все равно нет проку.

Дилшэд от таких слов опешил и принялся рассматривать этого нескладного лазутчика с внешностью торговца, словно увидел его впервые. А тот продолжал:

— Я хочу познакомить тебя с моим киммерийским другом, вернее, с его стрелами.

— Придержи свой язык, собака! — рявкнул бывший постельничий, но это было последнее, что он произнес.

Первая стрела насквозь прошила ему шею и заставила выпустить меч. Вторая — пробила грудь и бросила на землю.

Тарг, показавшись из-за сарая, виновато посмотрел на своего господина:

— Я правильно тебя понял? Ты ведь говорил, что он нужен живой?

— Мой добрый друг, — улыбнулся ассириец, — я всегда ценил в тебе смекалку и безграничную преданность.

Тарга эта похвала почему-то заставила покраснеть.

Домой они возвращались лишь неделю спустя. Похоронили Манука, затем продали овчину. Ашшуррисау немало заработал на этой сделке, и настроение у него было хорошим.

— Пока ты напивался в таверне, я прошелся по рынку. Накупил Айре всякой всячины. В сущности, ничего нужного. Но тут главное — чтобы доставить жене удовольствие. Хотя, о чем я говорю, если ты, наверное, ни разу в жизни никому ничего не дарил, — незло подтрунивал он над киммерийцем.

— Дарил, — обиженно откликнулся обычно молчаливый в таких случаях Тарг.

«Конечно, дарил, — мысленно согласился Ашшуррисау. — Серьги для моей жены три месяца назад. И если бы она так настойчиво не уверяла меня, что купила их сама, то я, пожалуй, даже поверил бы ей. Но ювелир сказал, что приходил ты. О поводе догадаться нетрудно».

Три месяца назад, когда скрывать беременность было уже невозможно, Айра призналась, что понесла.

«Значит, не только мне сказала», — с холодной насмешкой подумал ассириец, покосившись на нахмурившегося спутника.

Как со всем этим мириться, Ашшуррисау еще не решил. Весь последний год ему приходилось настолько старательно отворачиваться в сторону от этих двоих, что у него стала болеть шея. А влюбленные по-прежнему не сомневались, что их отношения для всех остаются тайной. Впрочем, вряд ли это беспокоило его, пока не выяснилось, что у них будет ребенок. А это в корне меняло ситуацию. Раньше Тарг был покорным и надежным помощником, но что будет с ним, когда в нем проснутся отцовские чувства? Не станет ли он опасен? Не станет ли опасна Айра?

Конечно, проще всего было бы расправиться со спящим Таргом во время одной из их многочисленных поездок, а потом сказать Айре, что верный слуга погиб в бою. Но кто тогда убережет Ашшуррисау от смерти в ситуации, подобной той, что случилась в Аргиштихинили?

Нет, нет, об это даже думать не хотелось.

С другой стороны, кто у него есть на свете? Айра, их маленькая дочь, Трасий да еще этот великан-киммериец. Это и была вся его семья.

Но представив, как их, вернувшихся, будет встречать Айра — радоваться, собирать на стол, суетиться, и все время осторожно поглядывать на Тарга, чтобы пересечься с ним взглядом, — Ашшуррисау стало не по себе.

Выход нашелся, когда впереди в лучах заходящего солнца показались крепостные стены Эребуни; за ними виднелись рассыпанные по склону горы жилые постройки и дворец наместника Киракоса.

— До города я доберусь сам, — неожиданно молвил Ашшуррисау. — Поезжай в Загалу. От нашего сапожника давно нет никаких вестей. Проверь, все ли у него в порядке.

В том, что от лазутчиков долго не приходило известий, не было ничего странного: такое случалось и раньше. Однако сейчас «замолчали» и другие его люди в городах Урарту Анаше и Бастаме^[5]. Это настораживало.

Сапожника звали Агван. Вся его работа заключалась в том, чтобы ежедневно проверять тайник, куда Саурмег, сын купца Радассара, закладывал сообщения от Мар-Зайи, а если таковое появлялось — немедленно отправлять его в Эребуни.

В Загалу Тарг приехал уже на следующий день. Прошелся по оживленным улочкам, купил на рынке овсяную лепешку и, присев в тени старой ивы, не спеша позавтракал. Отдохнул немного с дороги и только потом двинулся в квартал ремесленников.

Агван жил на улице кожевников, в пятом доме от перекрестка по левой стороне.

Калитка оказалась заперта изнутри, но Тарга это не смутило: тихая улочка, редкие прохожие — перелезть через забор, когда улыбнулся случай, совсем нетрудно.

Во дворе, и без того тесном и совершенно не ухоженном, повсюду висела выделанная кожа самых разных сортов, на каменном парапете перед широким бассейном лежал хозяйский инструмент. Казалось, сапожник отложил работу, чтобы вот-вот вернуться. Настораживало другое — Агван держал двух огромных собак, и если они до сих пор не объявились, это плохой знак.

Тарг еще раз тщательно обследовал двор и, не найдя ничего подозрительного, направился в дом.

На труп первой собаки киммериец наткнулся в сенях. Вторая лежала посредине одной из комнат. Обе были убиты мечом. Перерытые вещи, разбитая мебель, кое-где вскрытый пол… Кто-то основательно потрудился, обыскивая дом.

Агвана, ни живого, ни мертвого, нигде не было.

«Ну а что, если он бежал, скрывается и еще вернется», — подобные мысли заставили Тарга остаться в доме до следующего утра.

Он не торопился. Раздевшись, долго плескался в бассейне, хотя вода была еще очень холодной, затем, чтобы согреться, почти час упражнялся с мечом. Нашел в доме еды, немного вина, привалил тяжелым шкафом входную дверь и поудобнее устроился на хозяйской кровати.

Кажется, впервые в жизни воина такой огромный дом принадлежал только ему, и это оказалось так странно, что он вдруг осознал, какой тихой и спокойной может быть мирная жизнь.

Он впервые мечтал. Оказывается, все, что ему надо было для счастья, — это крыша над головой, Айра и их дети.

«Арад-бел-иту, наследнику Син-аххе-риба, да славят тебя боги, да ниспошлют они тебе здоровье, счастье и благополучие, пишет тебе твой верный слуга Мар-Зайя из царства Ишкуза.

Царь Ишпакай после свадьбы своей дочери с киммерийским царем Теушпой тяжело заболел, по нужде ходит кровью. От государственных дел отстранился, думает только о своем здоровье.

В царский стан на днях прибыли послы от царя Русы. Принял их царевич Ратай.

На уговоры прекратить разбойные нападения и довольствоваться данью, принц ответил смехом. Сказал: сколько захочу, столько и возьму.

Сила Ратая в последнее время растет. К нему прислушиваются все старейшины и номархи скифов. Все решения ныне принимает он.

С низким поклоном, твой верный слуга Мар-Зайя».

Эту табличку Ашшуррисау перечитал дважды или трижды, пытаясь привести мысли в порядок, потом зачем-то спросил у Тарга:

— Если собаки убиты, а Агвана в доме не было, значит, взяли живым. Тогда почему тайник не тронули? Разговорить не смогли?

Киммериец только пожал плечами: откуда ему знать.

— Или переусердствовали, — продолжал рассуждать вслух ассириец. — Съездить бы в Анаше и Бастам. Вот только боюсь — поздно… Не нравится мне это все. Бери Трасия, Айру и мою дочь, и сегодня же, как стемнеет, уезжайте из Эребуни. Из вещей возьмите самое необходимое. Куда — Трасий покажет. Он еще весной в горах жилье брошенное присмотрел. Оно как раз для такого случая подойдет.

«О боги, что я делаю?! — удивлялся себе Ашшуррисау. — Да ведь я сам толкаю жену в объятия этого увальня! Как можно оставлять их вдвоем?!»

Тарг нахмурился:

— А как же ты?

— Съезжу в Русахинили к Мар-Априму. Попытаюсь выяснить, что происходит. Что за мор такой напал на моих людей. Догадки, конечно, есть, но тут надо точно знать.

Ашшуррисау покинул Эребуни в тот же день. Прощаясь с женой, едва обмолвился с ней парой слов, дочь нежно поцеловал в щеку. Долго давал наставления Трасию, поручив немедленно нанять местного приказчика, чтобы тот присматривал за хозяйством. Таргу сказал с усмешкой: «Знай: доверяю тебе самое ценное». Взял двух лошадей, чтобы менять их в дороге, прихватил табличку от Мар-Зайи как предлог увидеться с мар-шипри-ша-шарри, и был таков.

Приземистый урарт с непропорционально большой головой, обладатель темно-каштановой копны волос и окладистой бороды, одетый небогато, но опрятно, выбросив две шестерки, громко расхохотался и сказал со смехом в полный голос, так, что все, кто сидел в таверне, это услышали:

— Зинвор! Мой добрый друг, сегодня не твой день!

Рослый стражник с квадратной челюстью засверкал глазами, в бессильной ярости ударил кулаками о стол, отчего подпрыгнула вся посуда и разлилось вино. Потом зарычал:

— Еще один кон!

— Не-е-ет, — протянул его соперник, обнажая кривые и неухоженные зубы. — Тебе ли не знать, что удача хуже продажной девки. Взял свое — беги, пока она не продалась другому.

— Еще один кон, Кадж! — грозно повторил Зинвор. — Или, клянусь всеми богами, эту ночь ты проведешь под арестом.

— Вот, значит, как ты заговорил, — зашипел его соперник, меняясь в лице, от прежнего благодушия не осталось ни следа. — И на что будем играть?

— Ты поставишь все, что ты у меня сегодня выиграл… Если выиграешь ты, клянусь, я закрою глаза на все твои проделки в Русахинили до конца года.

— Ну, это того стоит, — зловеще усмехнулся игрок.

— Бросай первым…

Кадж равнодушно пожал плечами, ловко подхватил со стола игральные кости, опустил их в кубок, долго тряс его, не сводя глаз со стражника. Перед тем как выбросить, сказал с усмешкой:

— Эх, заживу!

Когда он оторвал от стола кубок, кости показывали на гранях пять и шесть.

В этот момент Зинвор схватил Каджа за правую руку, чуть выше запястья, рванул за рукав так, что он затрещал, и тогда на стол выпали другие кости.

— Мошенник! — крикнул стражник, поднимаясь во весь рост и замахиваясь для удара.

Кадж оказался проворнее и изо всей силы толкнул стол, так, что тот сбил проигравшегося с ног.

— Подлый мошенник! Да я вырву тебе глотку! — орал один.

— Закрой свой грязный рот, сын шлюхи! — отвечал другой.

Схватились за мечи. Посетители таверны принялись подбадривать кто стражника, кто мошенника. Громче всех кричал хозяин:

— Кому еще пива?! Кому вина?! Победитель платит за всех!

Через несколько минут оба были ранены и истекали кровью. Кадж брал натиском и отчаянием. Зинвор полагался на опыт и холодный рассудок. Долгое время бой шел с переменным успехом, пока Натиск не загнал Опыт в угол.

Толпа воодушевленно загудела: развязка была все ближе.

Но Кадж неожиданно опустил меч. Зинвар, не ожидавший подобного великодушия от противника, вжавшись в стену, изумленно спросил:

— Ты что делаешь?!

— Здесь Ашшуррисау, — тихо сказал тот.

И стражник, проследив за взглядом Каджа, понял, кому обязан жизнью.

В толпе стоял их главный работодатель, регулярно снабжавший серебром и того, и другого.

Ашшуррисау улыбнулся, а затем, повернувшись к ним спиной, стал протискиваться сквозь толпу к выходу.

— Хозяин! Всем пива за мой счет! — крикнул Кадж, вкладывая меч в ножны, безо всякого опасения поворачиваясь к недавнему противнику спиной.

Зинвар зашептал ему на ухо:

— А ты все-таки сволочь!

Ответом стала лишь снисходительная улыбка.

Ашшуррисау ждал их на улице. Была уже ночь, и сообщникам не составило труда найти укромное место для разговора.

— Сколько у тебя человек, Кадж? — без хождения вокруг да около спросил ассириец.

— Восьмерых хватит?

— Вполне… Зинвар, твоя помощь тоже может понадобиться.

Зорапет, первый министр Урарту, и Манук, министр двора, не спеша шли по длинной галерее, примыкавшей к тронному залу, и обсуждали итоги почти трехчасового бдения — когда они вынуждены были слушать сначала доклад туртана Баласана, затем длинную речь Киракоса, а напоследок еще и наставления царя.

— Если Баласан прав, то нам ничего не угрожает, — говорил томным голосом Зорапет. — Я не вижу необходимости объединяться скифам с киммерийцами ради войны с нами. Этот союз им нужен только для того, чтобы одолеть Ассирию.

Манук как будто и соглашался с подобным утверждением, кивал, но при этом его лошадиное лицо выражало озабоченность:

— Как конечная цель — быть может. Но что, если, объединившись, кочевники сначала возьмутся за нас? Киракос прав, за последние полгода было вдвое больше набегов на наши северные рубежи, чем за предыдущие несколько лет.

— Скифы обнаглели, это несомненно. Но и преувеличивать опасность, исходящую от них, не стоит. Вот на что невозможно закрыть глаза, так это на падение Ордаклоу. Все остальные их походы заканчиваются мелкими стычками на границе и несколькими разграбленными поселениями. Тут другое. Позиции Киракоса после смерти Завена сильно пошатнулись. Вот наместник и пытается любыми способами привлечь к себе внимание… Нет, скифы в ближайшее время с нами воевать не будут. Тем более — когда вопрос женитьбы царя Ишпакая на царевне Ануш, кажется, уже решен.

— Ишпакай стар. Он и сейчас болеет, — возразил Манук. — Не сегодня-завтра на трон сядет Ратай. И тогда все изменится.

— Не спеши хоронить старика. Он еще нас с тобой переживет. И уж совсем рано видеть на троне его старшего сына, — снисходительно заметил Зорапет. — Насколько я знаю, Ассирия тоже не заинтересована в этом преемнике.

— Это тебе сказал Мар-Априм? Так, значит, правда, что он хочет породниться с тобой? Полагаешь, царь одобрит этот брак? — Перспектива, что главным источником сведений для тайной службы Ассирии может стать не он, а кто-то другой, не нравилась Мануку.

Зорапет почувствовал эту перемену в настроении собеседника и тут же поддел его:

— Я никогда не давал повода царю усомниться в моей преданности. А можно ли это сказать о тебе?

Расстались они холодно.

Манук на минуту заглянул в свои покои, справился о здоровье жены, болевшей уже несколько дней, и сразу поспешил по делам. Утром появился гонец от одного из его поставщиков с сообщением, что камень в долг он больше поставлять не будет. Речь шла о мраморе и граните, необходимых для постройки нового дворца. Но потом прибежал с проблемами кравчий, после этого пришлось разбираться с проворовавшимся слугой, затем — проследить, чтобы сменили воду в бассейне, вызвал царь… Только к ночи и освободился.

Поставщик жил на другом конце города, и Манук отправился к нему верхом, прихватив с собой четверых стражников.

«Грязный ублюдок, — думал он о первом министре. — Ты думаешь, если царь прислушивается к твоим советам, то тебе позволено безнаказанно оскорблять меня?! Подожди! Я с тобой еще посчитаюсь!»

Манук пытался понять, где просчитался и выдал себя, как Зорапет узнал о его связях с Ассирией. И с ужасом представлял, что произойдет, если подобные слухи дойдут до ушей правителя.

Петляя узкими улочками Русахинили, всадники ехали почти в полной темноте. Единственный факел, освещавший дорогу, едва ли мог рассеять мрак, окружавший их со всех сторон. Небо было затянуто тучами. А горожане ложились рано.

Манук, редко покидавший свою вотчину, чувствовал себя в городе неуютно. Тени выглядели зловеще, малейший шорох министр воспринимал как напоминание о том, что опасность может таиться за каждым углом.

Старший стражник, заметив это беспокойство, сказал:

— На улицах сейчас стало безопасно, не то что в прошлом году.

— Разве воров, промышлявших этой зимой, уже поймали? — усомнился Манук.

— Нет. Баграт с ног сбился, пару раз устраивал облавы, даже повесил нескольких человек, чем и оправдался перед царем и наместником, но настоящую шайку так и не разоблачили. Однако, говорят, Баграт кое с кем договорился. С кем-то из тех, кто держит всех воров Русахинили за горло. Оттого и тихо стало.

— О боги, я не ослышался? Наш всесильный, могущественный, надменный Баграт делит свою власть в городе с кем-то еще?

— По слухам, он всего лишь гончар. Его зовут Кадж.

— То есть он не скрывается, живет в Русахинили, как добропорядочный горожанин, да еще собирает дань со всякой швали? Невероятно! Интересно, а царь знает о том, что происходит в столице? Вряд ли ему понравится сама мысль о том, что внутренняя стража потакает вожаку воров и убийц…

Ответить стражник не успел. Манук сам отмахнулся от него, увидев знакомый дом, дескать, ладно, потом, уже приехали.

Купец, вышедший их встречать, подобострастно кланялся, прикрикнул на слуг, чтобы они взяли под узду лошадей и завели в стойло.

— Я к тебе ненадолго, — осадил угодливого хозяина Манук, ловко спрыгивая с коня. — Так что такого случилось, что ты заставил меня тащиться к тебе среди ночи?

За гостями затворили ворота. Во дворе зажглись факелы. Стало светло как днем. Хозяйство было большое: несколько складских помещений, конюшня, птичник, дом в два этажа. Слуг вокруг крутилось, наверное, с десяток.

— Сколько, однако, суеты, — заметив смущение купца, видя, как он опускает глаза, Манук вдруг ухмыльнулся. — Признавайся, дело ведь не в оплате? У тебя просто нет этого треклятого камня, и ты теперь не знаешь, как меня умаслить? Ладно уж, говори. Сколько дней тебе дать? Только учти, за то, что подвел меня, эту партию поставишь бесплатно!

И вдруг оказалось, что слуги вовсе не слуги, а переодетые разбойники.

Стражника, оставшегося у ворот, ударили в спину, пока он, наклонившись, пытался смахнуть с сапога грязь. Второго и третьего охранника убили просто и без затей — встав лицом к лицу и мгновенно вонзив кинжал в сердце. Заминка вышла с их командиром, единственным, кто был одет в тяжелую кольчугу, да еще скрытую под плащом. Клинок скользнул по защитному снаряжению и лишь ранил воина. А он был хорош — плечом толкнул нападавшего так, что тот отлетел к забору, выхватил меч и отразил атаку справа и слева. Одного заколол, другому отсек кисть руки. А потом услышал, что его зовет Манук: министру приставили нож к горлу.

— Все! Все! Прекращай! Брось оружие! Я приказываю!

Стражник хоть и неохотно, но все же повиновался.

Затем Манук заговорил с теми, кто взял его в плен.

— Кто вы, и что вам надо? Вы хоть знаете, на кого подняли руку?

Посмотрел на купца, сжавшегося под его взглядом.

— А ты еще ответишь за свою измену.

— Не бойся, мой добрый друг, — приободрил того вышедший вперед Кадж, прежде державшийся в тени. — Что он тебе может сделать, если ты под моей защитой?

— Кто ты, и что тебе надо? Сколько золота ты хочешь? — дерзко посмотрел на вожака разбойников Манук.

— Ты не поверишь, за все уже уплачено. Ведите его в дом…

У Манука отобрали кинжал, поторапливая, грубо толкнули в спину, когда он огрызнулся — ударили в живот. Министр с ужасом подумал: «Если это чья-то месть за прошлые обиды или измену, то живым мне отсюда не выбраться. Зорапет? Баграт? Или Мар-Априм? А ему я чем не угодил?».

Кого он не ожидал увидеть в комнате, куда его привели, так это Ашшуррисау.

— Ты? — изумился Манук.

Ассирийский лазутчик сидел в высоком деревянном кресле за столом, заставленным самыми разнообразными яствами, не спеша ел, пил вино из серебряного кубка и встретил пленника наидобрейшей улыбкой:

— Присаживайся, поужинаем.

Манук сел напротив. Смочил пересохшее горло. Однако есть не смог.

— И что же тебя так сильно удивило? — спросил Ашшуррисау.

— Что? — в глазах пленника поселилась растерянность.

— Я спрашиваю: что тебя так удивило, когда ты увидел меня? Как будто я редко бываю в Русахинили… Не хочешь объяснить, что случилось? Или ты больше не служишь моему господину Арад-бел-иту?

Манук понемногу приходил в себя.

— Нет, нет, конечно, служу. Разве ты не получал от меня новых сведений — трижды за последний месяц?

Ассириец выслушал его с интересом.

— Открою тебе тайну — нет, не получал. Донесения ты передавал, как обычно?

— Да, когда приходил на рынок, через Егию. Можешь сам спросить у него.

— Он три дня назад уехал из города.

— А как же Мар-Априм? — хватался за любую возможность оправдаться Манук. — Я ведь еще вчера встречался с ним. Он был всем доволен. Поговори с ним!

От одного взгляда Ашшуррисау лоб министра покрылся холодным потом. Но ассириец вдруг улыбнулся:

— Прости, что пришлось убить твоих людей. Зато теперь у меня нет сомнений, что ты говоришь правду... Ступай сейчас к Баграту. Скажешь, что на улице на тебя напали воры, но за тебя вступился Кадж со своими людьми и едва отбил. Пусть Баграт с ним встретится и как следует отблагодарит. Завтра найдешь Мар-Априма и расскажешь ему о нашей встрече, обо всем без утайки. Я буду ждать его в этом доме следующей ночью.