13


Зима 681 — 680 гг. до н. э.

Столица Ассирии Ниневия


Спать не хотелось. А ведь обычно Басра засыпал, едва голова касалась подушки. Сейчас же на душе было тягостно, тревожно, гадко… Какой уж тут сон…

Поворочавшись, Басра наконец встал и пошел в конюшню. Он нередко сам проверял, ухожены ли лошади, все ли в порядке, иногда не гнушался сам взять в руки щетку и скребок, лишь бы побыть с кем-нибудь из своих любимцев наедине, погладить по холке, пошептаться.

«Вот уж кого не заботят все эти дворцовые интриги», — с досадой думал он.

Стража, охранявшая царскую конюшню, пропустила колесничего безропотно. Он прикрыл за собой ворота. Один из коней, узнав хозяина, призывно заржал. Басра поднял факел выше.

— Ну что ты, Сипар?! Что ты, дорогой друг! Ждал меня?! Неужто и тебе не спится…

Сипар, стройный гнедой жеребец, забил копытом. Кажется, он тоже был рад видеть человека.

Басра принес ему пару яблок. Стал кормить с руки, делиться сокровенным: этот не выдаст.

— Как ты тут без меня? Прости, утром никак не мог тебя навестить. Царь отослал меня за город по неотложным делам. Потом встречался с кравчим… Помнишь его? Он еще как-то нахваливал тебя, хотел задобрить финиками. А ты их не любишь...

Конь словно догадался, о ком речь, вздрогнул, засопел. Басра с горечью усмехнулся:

— Это ведь из-за него я вляпался во всю эту историю. И, похоже, пути назад нет… Знал бы царь, что я против него замышляю… Он вчера говорил со мной, как с товарищем, а я, веришь, в глаза ему смотреть не смел… Была бы моя воля, прямо сегодня б и уехал из Ниневии, только бы не участвовать во всем этом. Как думаешь, куда бы нам податься? Может, к тебе на родину? Ты ведь из Мидии?.. А что, нашли бы тебе красотку, да и мне заодно…

Спроси кто, как он оказался среди заговорщиков, Басра, наверное, и не смог бы дать вразумительного ответа. Разве он не готов был умереть за Син-аххе-риба без раздумий, разве не преклонялся перед его мудростью… А все равно встал на путь цареубийства, словно поддавшись чужим чарам. И теперь его терзали сомнения — вдруг он поступает неправильно, что, если все наветы и уговоры Ашшур-дур-пании на самом деле пропитаны ядом…

Ашшур-дур-пания — вот кто с первого дня, как Басру назначили царским колесничим, стал для него лучшим товарищем и во всем помогал советом, что для человека, не искушенного в придворной жизни, особенно ценно.

— Надо уметь трезво смотреть на то, что происходит в стране, вне зависимости от того, на чьей ты стороне, — говорил царский кравчий. — На протяжении почти ста лет Ассирия ведет бесконечные войны, и конца этому не видно. Наши города скоро обезлюдеют. Здоровых мужчин почти нет, одни калеки остались, еще немного — и ассирийские женщины станут совокупляться с рабами, только бы продлить род. Тукульти-апал-Эшарра, Шаррукин, Син-аххе-риб[17]… А теперь вот и Арад-бел-ит!

— Ты правда веришь, что Ашшур-аха-иддин в этом отличается от Арад-бел-ита? — несмело пытался возразить ему Басра.

— Воевать можно по-разному. Довольно сынам Ашшура класть свои головы на поле брани. Пусть за них это делают инородцы. Хватит им отсиживаться за нашими спинами, пока мы добываем для них славу!

И он же убеждал:

— Ты же знаешь, как я люблю нашего повелителя. Ни при каких обстоятельствах я не допущу, чтобы с головы Син-аххе-риба упал хотя бы один волос…

Тем более обескураживающим стал для Басры итог их совещания в усадьбе Син-Ахе, когда были сказаны страшные слова: умертвить царя.

Басра тогда побелел и едва удержался, чтобы не покинуть собрание, вопросительно посмотрел на кравчего: «А как же твое обещание?!»

На что Ашшур-дур-пания спокойно ответил, видимо, прочел этот вопрос в его глазах:

— Кто-то должен положить этому конец. Пусть даже на нас обрушится гнев богов! Это жертва, которую мы должны принести ради процветания Ассирии!..

Как приоткрылись ворота, Басра не услышал, об опасности предупредил Сипар. Конь вдруг замер, по его телу пробежала крупная дрожь, а широкие ноздри стали раздуваться, как будто он только что проскакал галопом несколько стадиев.

Басра прислушался, положил руку на меч.

«Да что это с тобой, ты еще своей тени начни бояться, — волнуясь, осадил свой страх колесничий, — откуда здесь взяться опасности?»

А потом его словно что-то подтолкнуло — он одним махом оказался на коне, и уже оттуда увидел за деревянной перегородкой крадущихся стражников, не меньше десятка.

Для чего они здесь, было понятно сразу.

— Ну, давай, дружок, — пробормотал Басра, ударяя пятками в круп скакуна.

Сипар вынес его из стойла, опрокинув сразу трех или четырех воинов. Двое других попытались воспользоваться копьями, но одно прошло мимо, а второе перехватил Басра, чтобы тут же им и ударить. Еще одного стражника колесничий убил мечом. Это позволило прорваться к воротам, но там дорогу преградили еще двое, тоже выставили перед собой копья. Конь встал на дыбы.

Сзади послышался осипший голос Бальтазара:

— Не убивать! Живым!

Басра растерянно обернулся. Как?! Он здесь?! И пытается меня схватить, вместо того, чтобы спасти?!

— Предатель! — сорвалось с уст.

В следующее мгновение одно, а затем и другое копье пробили брюхо коня. Басра почувствовал, как содрогнулось тело Сипара, как он стал заваливаться набок. Соскочить колесничий не успел. Когда он оказался на земле, беспомощный, придавленный тяжелой тушей, стража принялась избивать его ногами. За расправой молча наблюдал Бальтазар.

* * *

Когда Арад-бел-ит не появился в назначенный час в царском дворце, Бальтазар, в отличие от Ашшур-ахи-кара, не мешкал, тут же отправился к Мардук-нациру и принялся его уговаривать:

— Ты пойми, промедлим — случится непоправимое, что, если заговорщики раньше времени нападут на царя?! А нет — так просто сбегут из Ниневии, соберут армию, и тогда уже пожар не потушить.

Мардук-нацир со свойственной его преклонному возрасту рассудительностью возражал:

— А вдруг Арад-бел-ит собирается решить дело миром, встречался с кем, вел переговоры, о которых мы не знаем?..

— А вдруг его арестовали или, хуже того, убили? — парировал Бальтазар. — Тогда завтрашний день никому из нас не пережить.

Министра двора эти слова покоробили, однако убедили.

— Знаешь, где они сейчас? Ашшур-дур-пания, Таба-Ашшур, Басра?

— Мои люди следят за каждым их шагом. Таба-Ашшур только что пожаловал к кравчему. Басра направился к конюшне.

— Что это он среди ночи? Уж не бежать ли надумал?

— Его и возьмем первым…

Взяли. Избили до полусмерти, сломали несколько ребер, свернули набок нос, лишили половины зубов, отбили все внутренности. Стоять пленник уже не мог, и тогда его волоком потащили в казарму внутренней стражи.

Бальтазар распоряжался:

— Первая и вторая сотня направляются в восточное крыло и к караульному помещению. Третья — к покоям царицы. Часть людей пойдет со мной! Постовых не щадить.

* * *

Ашшур-дур-пания, не в пример Басре, спал этой ночью словно младенец, впрочем, как и всегда. Его сон был цветным и благоухающим, совершенно осязаемым… хотя и не очень добрым.

Сначала в спальне возник страшного вида стражник, рослый, могучий, с кривым глазом. Следом вошел другой, такого же роста и стати, только без головы, она почему-то болталась у него на поясе вместо фляги, но была живой. Встав по обе стороны двери, воины дали пройти своему господину, чье лицо скрывал шлем.

— Здравствуй, Ашшур! — произнес гость.

— Здравствуй! Кто ты? — настороженно спросил Ашшур-дур-пания.

— Ты разве не узнал меня?

— Нет. Мы знакомы?

— Даже не знаю, что тебе ответить. Ты служил мне долгие годы кравчим. Я доверял тебе. А ты меня предал. Как считаешь, мы знакомы?

— Син-аххе-риб?! — с ужасом спросил Ашшур. — Но ведь ты мертв?

Гость в ответ громко засмеялся, развернулся на каблуках, махнул рукой, мол, следуй за мной, и удалился.

Выбираться из постели не хотелось. Но стражники стали подгонять его копьями, тыкать острыми наконечниками в живот — пришлось подчиниться.

Оделся он второпях. Когда же перешагнул порог спальни, внезапно оказался на просторном лугу, среди тысячи маков под голубым небом. Опьяненный их ароматом, впечатленный открывшейся ему красотой, Ашшур закрыл глаза, запрокинул голову, раскинул руки, словно хотел шагнуть навстречу вечности.

— Не отставай! — услышал он все тот же голос.

Ашшур тут же обмяк и обернулся. Человек в закрытом шлеме стоял за его спиной, но на этот раз уже один, без стражников.

— Я никуда не пойду, — заупрямился вдруг кравчий. — Чего ты хочешь, и куда меня тянешь? И откуда мне знать, что ты Син-аххе-риб, а не самозванец?

— Ступай за мной, или умрешь, — холодно сказал неизвестный.

И стал быстро удаляться от Ашшура, абсолютно уверенный, что тот последует за ним.

А иначе и быть не могло. Земля вдруг задрожала под ногами и стала оседать, проваливаться. Оставалось только бежать. И Ашшур побежал. Только так и смог нагнать неизвестного. Тут-то он и снял свой шлем… Изумлению не было предела — Таба-Ашшур?!

— Ты обманул меня? Когда это я служил у тебя кравчим? — выдавил из себя Ашшур-дур-пания.

А тот вдруг схватил его за одежду на груди, стал трясти и приговаривать:

— Ашшур! Ашшур! Да проснись же ты!

Царский кравчий вздрогнул и открыл глаза. Таба-Ашшур, и правда, был совсем рядом — сидел в ногах на постели и пытался до него докричаться.

— Нас предали.

— Что?..

— Думаю, наш план стал известен Арад-бел-иту.

— Да? Не может быть…

Ашшур-дур-пания вытаращился на царского телохранителя; и спросил, все еще не понимая, что происходит:

— Что ты тут делаешь?

Таба-Ашшур даже сумел усмехнуться.

— Будь ты проклят, Ашшур! Да проснись ты наконец!

Кравчий присел на ложе, — сползшее одеяло оголило рябое рыхлое тело, отвисший живот, — пробормотал:

— Как тебя пропустили слуги?

— Им пришлось, когда я взялся за меч…

— С чего ты взял, что нас раскрыли?

— Я послал слугу в город, а он не смог выйти из дворца. Тогда я сам пошел ругаться с караулом. Выяснилось, что это приказ Мардук-нацира и исключений в нем нет даже для меня.

— Когда это было?

— Полчаса назад…

— Ты нашел Мардук-нацира?

— Никто не знает, где он.

— И как долго мы находимся в заточении?

— Слуги говорят, что стража наглухо закрыла ворота, как только стемнело.

— А царь… он в своих покоях?

— Да, с двумя наложницами. При нем только Чору.

— Царь с наложницами? В последнее время за ним подобного не наблюдалось.

— Ну… всякое бывает…

— Что еще? Ты же, конечно, пробовал выбраться из дворца окольными путями?

— Разумеется. Отправил пару человек: одного к Ишди-Харрану, другого к Набу-аххе-рибу. Оба пропали с концами.

— Думаешь, схватили?

— Тут и думать нечего: лазутчики надежные, проворные, и уж если они не вернулись, значит, все очень серьезно. Я же говорю: это предательство. Арад-бел-ит знает о нашем плане. Одно мне непонятно: почему тогда он не предупредил отца.

У Ашшур-дур-пании был свой взгляд на этот счет:

— Арад-бел-иту в хитрости не откажешь. Если он хочет нашими руками избавиться от Син-аххе-риба — это наилучший способ… Чем сегодня царь занимался? С кем встречался?

— С утра у него был Мардук-нацир, потом — первый министр Набу-Рама, казначей Парвиз… Последним — Набу-шур-уцур.

— Зачем они приходили? Что-то важное?

Таба-Ашшур развел руками:

— Царь дал мне поручение, а когда я вернулся, он уже уединился с наложницами.

— То есть он весь день встречался с нашими первыми врагами, а ты даже не знаешь, о чем шла речь? — вот теперь Ашшур-дур-пания действительно встревожился. — Поднимай всех своих людей. Веди их к царским покоям. Вызови к себе Бальтазара. Внутренняя стража нам тоже понадобится. Предупреди царицу и возьми ее под свою охрану. А я тем временем отправлюсь в город. У меня это получится лучше, чем у твоих лазутчиков.

* * *

Восточное крыло дворца… Тронный зал — пятьдесят шагов по галерее со сводчатыми перекрытиями — тридцать две каменных ступеньки по витой лестнице — снова галерея, сто двадцать шагов — витая лестница, тридцать пять ступенек — просторная открытая терраса с массивной деревянной дверью, закованной в золото, как в доспехи…

Шимон, уроженец города Арбелы, тридцати восьми лет, участник эламских походов Син-аххе-риба[18], мог пройти этим маршрутом с закрытыми глазами; знал здесь каждый выступ, каждый поворот, каждый камень…

В личной охране царя Шимон служил двенадцатый год. Смерть Шумуна он перенес как личное горе. Эти двое успели стать почти друзьями. Может быть, поэтому отношения с новым командиром в первое время и не заладились. Но однажды Таба-Ашшур заступился за Шимона перед царем, которому показалось, что стражник едва не выронил из слабеющих рук копье, потом командир сам отвел подчиненного к лекарю, дал отпуск, а после возвращения в строй даже повысил в должности, поставив сотником и назначив начальником караула. Таба-Ашшур знал, как завоевать расположение солдат: ему достаточно было приручить самого уважаемого своего ветерана…

— Пароль?! — окликнули его.

Шимон, вышедший из тронного зала в восточное крыло дворца, не ответил: галерея освещена была плохо, охранник впереди терялся в темноте.

— Пароль?! — на этот раз уже с угрозой в голосе.

Шимон замедлил шаг и взялся за меч.

Однако из-за ближайшей колонны тут же выступила чья-то тень, а к горлу приставили острие копья.

— Лев! — довольный скрытным маневром своего солдата, усмехнулся сотник. — Отзыв?!

— Лисица!

Караульный убрал копье, встал рядом.

— Надин, кто-нибудь появлялся?

— Таба-Ашшур.

— Ушел?

— Нет, еще там.


Кивнув, Шимон пошел дальше, размышляя над тем, с какой это стати командир решил среди ночи то ли навестить царя, то ли проверить караул. Если последнее, то за два года их совместной службы такое случалось лишь трижды... В любом случае, что-то серьезное.

Второго караульного на этом посту звали Думуз. Он вытянулся перед начальством, застыл, прямой, словно копье, и, кажется, перестал дышать, когда сотник проходил мимо.

Тридцать две каменных ступеньки по витой лестнице наверх…

И сразу грозный окрик:

— Пароль!..

На этой галерее — четверо охранников. Шимон стал вспоминать: Убар, Таби, Аба и, кажется, Балих. Во дворце они всего неделю. Тоже ветераны. Всем лет по тридцать. Таба-Ашшур забрал их из своего кисира, где раньше служил. Новобранцев среди царских телохранителей никогда не было, но и стариков особо не жаловали. Обычно ротации в отряде происходили как раз из-за возраста.

«А ведь мне тоже еще два-три года, и все — кончилась служба», — вдруг пожалел себя Шимон. Поинтересовался:

— Что Таба-Ашшур, спешил?

За всех ответил Убар:

— Очень. Обычно всегда хоть словом обмолвится, а тут...

Шимону подумалось: «Значит, не с проверкой, значит, все-таки к царю».

С этой галереи всегда открывался чудесный вид на дворцовый сад. Будь сейчас луна и звезды, отсюда можно было бы полюбоваться и стройным кипарисом, и величественным буком, и изящным тисом. Но оттого, что ночь выдалась темная и ветреная, казалось, будто внизу встает дыбом земля.

И снова витая лестница. Пока поднимался, услышал шум. Наверху кто-то громко разговаривал.

«Неужто Таба-Ашшур? — удивился про себя Шимон. — Как же это на него непохоже…»

Оказавшись на террасе, он разобрал слова:

— Да я вас на кол посажу! — все верно: командир, его голос.

Несколько минут назад Таба-Ашшур ворвался к Син-аххе-рибу, чтобы доложить об измене, о том, что дворец оцеплен, а кто всем руководит, неизвестно. Однако нашел в царских покоях только испуганных наложниц. Царь исчез.

Десятник Арвиум, старый приятель Шимона, запинаясь, оправдывался:

— Повелитель всю стражу прочь прогнал еще два часа назад…

— Мне почему не доложил?!

Десятник промямлил что-то неразборчивое.

Два десятка стражников выстроились перед входом в царские покои в две шеренги. Таба-Ашшур в своем неизменно закрытом шлеме стоял напротив Арвиума и каждое свое слово сопровождал ударом кулака в грудь воина.

— Кожу… с тебя… живого… сдеру… если что… с царем… случится!

Шимон встал за спиной у командира и осторожно откашлялся, чтобы привлечь его внимание. Тот мгновенно обернулся, но, судя по голосу, нисколько не удивился появлению здесь начальника караула.

— Поднимай всех! И живо! — закричал Таба-Ашшур.

Исполнить приказ командира Шимон не успел, на нижней галерее подняли тревогу:

— Измена! Нас атакуют!

* * *

— Пароль! — потребовал Думуз, когда в восточном крыле дворца появились почти три десятка вооруженных людей.

Ответа не последовало, а неизвестный отряд с шага перешел на бег.

Впрочем, прятавшийся в тени колонны Надин уже узнал кое-кого из воинов. Они принадлежали к внутренней страже, которая подчинялась Бальтазару.

«Вот будет потеха», — снисходительно подумал о неприятеле царский телохранитель, как будто его ждала не смертельная схватка, а легкая прогулка.

Дождавшись, когда отряд поравняется с ним, Надин ударил копьем ближайшего к себе стражника, выхватил из ножен серповидный меч и мгновенно убил второго, а затем третьего. Одновременно вступил в бой Думуз, он же и закричал: «Измена! Нас атакуют!».

И закрутилось. Полилась кровь. Зазвенела сталь…

Двое против двух с лишним десятков человек.

Главное было — выстоять, дождаться подкрепления.

Еще двоих Надин выпотрошил, как баранов. Одному перерезал горло. И только последний доставил хлопот, даже задел бедро.

«Пустяк, царапина, — пронеслось в голове. — Вот я тебя…»

Однако стражник попался опытный, проворный и яростно отбивал все атаки. Пока Надин возился с одним, Думуз дрался со всеми остальными и поэтому вынужден был отступить на лестницу, где противник не мог воспользоваться численным перевесом.

Наконец подоспели Убар, Таби, Аба и Балих, стали теснить внутреннюю стражу копьями. После этого люди Бальтазара дрогнули и побежали, но в галерее их уже ждал Надин, который расправился с ними по одному, словно со слепыми котятами.

— Этого я оставил допросить, — пояснил Надин, показывая на пленного, самого ловкого своего противника, лежащего на мраморном полу со связанными руками.

— Сам-то как? Цел? — с тревогой спросил Думуз, заметив, что его товарищ едва стоит на ногах, а правая штанина пропиталась кровью.

— Так… царапина, — отмахнулся Надин. И вдруг зашатался, — его едва успели подхватить на руки, — обмяк и потерял сознание. Раненого положили на пол и срезали одежду, чтобы посмотреть, насколько все серьезно. Когда выяснилось, что повреждена бедренная артерия, попытались наложить жгут из ремня. Но было слишком поздно…

* * *

Выпроводив гостя, Ашшур-дур-пания несколько минут сидел неподвижно. Прежде чем действовать, ему нужен был план. Кто-кто, а уж он не сомневался: заговор раскрыт и если их до сих пор не арестовали, то только потому, что на каком-то этапе Арад-бел-ит тоже потерпел неудачу. Был ли здесь чей-то просчет, вмешались ли обстоятельства, или причиной стало сопротивление Ишди-Харрана (единственного их союзника снаружи) при попытке его арестовать — сейчас не имело значения.

«Это вопрос времени… — пробормотал Ашшур-дур-пания. — Мало того, что сил у принца больше, так теперь еще и инициатива на его стороне».

Оставалось решить: бежать самому или попытаться спастись вместе с царицей.

Первое было значительно проще. Но кто мог предсказать реакцию Ашшур-аха-иддина на смерть матери и своих сыновей? Не заподозрит ли его принц в трусости? Что же это получается — та же смертная казнь, только с отсрочкой приговора на несколько недель?.. Нет, Ашшур-дур-панию такая перспектива не устраивала.

Другой путь сулил множество трудностей, однако гарантировал милость и принца, и царицы, а следовательно, безоблачное будущее. Стоило рискнуть…

Дворцовый комплекс пронизывали многочисленные тайные ходы. Ашшур-дур-пания не поручился бы, что хоть кому-то на свете известна вся их сеть, однако сам он знал, как можно пройти незаметно, например, в покои царицы или в тронный зал, или даже выбраться за пределы дворца.

То, что Бальтазар не предупредил своих сообщников об усилении охраны дворца, говорило либо о его аресте, либо о его предательстве. Второе было более вероятным. А значит, он мог появиться здесь в любую минуту.

Ашшур-дур-пания наконец встрепенулся. Быстро оделся — скромно, без полагающегося ему лоска; не забыл про короткую легкую кольчугу, слева к поясу приладил меч, справа — бечевку с серебром, на плечи набросил серый плащ, скрыл лицо под головной накидкой и вышел из комнаты.

— Ливий, Меланей! — позвал он двух своих преданных слуг, обычно сопровождавших его в самых рискованных предприятиях.

Из подсобного помещения тут же появились два рослых египтянина, вооруженные длинными кинжалами. Без слов — достаточно было одного взгляда на господина — все поняли, обнажили клинки, пошли вперед…

— На кухню, — командовал Ашшур. — Во дворце мятежники.

Путь выбрали самый длинный, в обход мест, где могли повстречаться дозорные.

«Где будут посты, там будут и схватки», — размышлял кравчий.

Не ввязываясь ни с кем в бой, им удалось пройти почти до конца. Но около кухни стояла стража. Внутренняя стража Ниневии… Пятеро солдат, и они были настороже.

Ашшур-дур-пания переглянулся со своими слугами, в двух словах объяснил, как действовать, после чего, открыв лицо, решительно вышел из своего укрытия.

— Что вы тут делаете? Кто вас сюда послал?! — брызгая слюной и выкатывая глаза, грозно прокричал царский кравчий.

В любой иной ситуации подобный напор, несомненно, возымел бы должное действие, но эти стражники получили приказ арестовать изменника, и его высокий сан больше не довлел над ними.

Как только Ашшур-дур-пания приблизился к солдатам, один из них ударил его в живот тупым концом копья, другой сделал подсечку. Ашшур неловко завалился на бок, скорчился от боли. Стража тут же обступила его и стала добивать ногами.

Египтяне появились у них за спиной стремительно. Двое стражников упали сразу. Еще двое погибли с небольшой задержкой. Последний успел проткнуть копьем Ливия и легко ранить Меланея, когда Ашшур-дур-пания, лежавший на полу в луже крови, вдруг, выпрямившись, нанес врагу колющий удар слегка снизу вверх в поясницу, справа от позвоночника. Это почти сразу поставило стражника на колени. И уже тогда с ним расправился Меланей, не меньше двадцати раз вонзив кинжал в грудь и живот противника.

Ашшур-дур-пания после этого обессиленно сел и огляделся. Он больше не сомневался.

«Значит, все-таки Бальтазар! Значит, он предатель!»

— Помоги встать.

Они вошли на кухню, отыскали подсобное помещение, предназначенное для временного хранения вина, и там вскрыли пол.

— Возьми факел, — приказал кравчий.

Подземный ход терялся в кромешной тьме...

* * *

Бальтазар вскоре получил донесение:

«Все, кто был послан за Таба-Ашшуром, там, в восточном крыле, и полегли. Трупы обезображены: носы отрублены, уши отрезаны, глаза выколоты. Приказ был никого из внутренней стражи в плен не брать. Большая часть дворца занята воинами Таба-Ашшура, и чтобы одолеть их, понадобится вдвое, если не втрое больше людей, чем есть сейчас… К Закуту пока не подобраться».


Загрузка...