Весна 682 г. до н. э.
Столица Урарту Русахинили
В первый день месяца симан на двадцать третьем году правления Син-аххе-риба в столице Урарту было невероятно душно. Мар-Априм лежал на топчане, вынесенном во двор его резиденции, и лениво понукал слуг:
— Поднимите выше гирлянды… Поставьте сюда кадки с цветами из дома... Позовите повара… Выносите столы…
Сегодня вечером должны были прийти Зорапет с женой и дочерью, а приказчик Мар-Априма, как назло, подхватил лихорадку, вот и пришлось приглядывать самому.
Мар-Априм находился в Урарту почти год, причем девять месяцев — в качестве мар-шипри-ша-шарри. Впрочем, о царской службе он старался вспоминать как можно реже. Вдали от дворцовых интриг, без которых в Ниневии нельзя было прожить и дня, здесь человек его положения мог позволить себе вполне счастливое существование. И он ни в чем себе не отказывал.
Урартские женщины влекли Мар-Априма утонченной красотой и необузданным темпераментом. В его постели перебывало несколько сотен красавиц. Кому-то он платил, кого-то очаровывал, кого-то брал силой.
Он пристрастился к вину. Редко засыпал, не напившись до беспамятства. Купил несколько виноградников и винодельню в окрестностях ванской столицы. И даже наладил торговлю с Ассирией собственным вином.
Появилось и новое увлечение — бойцовские собаки. В поисках лучшего экземпляра Мар-Априм мог провести в дороге неделю, а то и больше. Он покупал их на рынках или находил в горных селениях, за каждого мастифа платил золотом и раздобыл уже два десятка собак. Каждые несколько дней в резиденции мар-шипри-ша-шарри устраивались бои, посмотреть которые приезжали самые знатные люди Урарту. Мар-Априм и здесь был невероятно популярен.
Он знал, как угодить обоим претендентам на ассирийский престол. Сообщил Арад-бел-иту, что после падения Ордаклоу и смерти Завена Урарту полностью подпало под влияние скифов, и переложил таким образом всю ответственность за развитие ситуации на чужие плечи. Ашшур-аха-иддин получил заверения, что царь Руса не собирается принимать чью-либо сторону. Оставалось только следить за тем, чтобы никакие вредные слухи не распространились за пределы Урарту, минуя Мар-Априма. И, чтобы решить эту непростую задачу, мар-шипри-ша-шарри хотел породниться с самим Зорапетом, чье влияние на царя и двор трудно было переоценить.
Самым легким оказалось вскружить голову Ишхануи, куда сложнее — добиться расположения Зорапета, который видел ассирийца насквозь. Мар-Априму пришлось действовать через его жену Аревик. Выждав момент, когда министр уедет из столицы, ассириец предпринял решающий штурм и, безусловно, покорил сердца и матери, и дочери. К возвращению Зорапета по Русахинили уже поползли слухи, что свадьбы не избежать. Противостоять натиску одновременно двух женщин любящий муж и отец не отважился.
Этим вечером в узком, уже почти семейном кругу они хотели определиться, когда и где должна состояться церемония бракосочетания.
Манук появился у Мар-Априма ближе к полудню. Волнуясь, рассказал о ночном происшествии, передал слова Ашшуррисау и поинтересовался:
— Пойдешь?
— Отчего же нет? Я даже рад, что он жив. Все ошибаются, вот и я ошибся.
Мар-Априм был невозмутим. Этот человек всегда оставался для Манука загадкой.
Из всего отряда, три года назад вступившего на Табале в бой с киммерийцами, только один Арад-Син и уцелел: с тремя стрелами в спине, дважды пронзенный в грудь мечом, он, тем не менее, выжил, хотя и попал в плен. Лигдамида, сын Теушпы, видя, как ассириец бьется в окружении десятка воинов, проникся к нему уважением и даровал жизнь.
Из неволи Арад-Сина выкупили через полгода, вместе с Шаррукином, но поскольку переговоры с киммерийцами вел Скур-бел-дан, никто кроме наместника Харрана и Ашшур-аха-иддина об этом не знал.
Уже по пути на родину выяснилось, что за эти полгода Арад-Син овдовел. Прослышав о гибели мужа, Можган взяла малолетнего Парвиза и отправилась к своим родственникам в Калху. По дороге на молодую женщину напали разбойники, изнасиловали, избили, и она еле живая вернулась домой, а спустя месяц скончалась.
Скур-бел-дан, рассказывая эту историю, не жалел красок:
— Говорят, чтобы платить за свое лечение, матери пришлось вынести из дома последнее. После ее смерти твоего сына едва не продали за долги в рабство. И ведь никто не помог, словно и не служил ты Арад-бел-иту и Набу-шур-уцуру… Слава богам, что о несправедливости узнал Набу-аххе-риб, большой друг Закуту и Ашшур-аха-иддина. Жрец забрал мальчика к себе, и тот теперь ни в чем не нуждается.
На самом деле все было не так. Набу-шур-уцур приходил в дом Арад-Сина трижды. Сначала — чтобы выразить соболезнование по поводу страшной утраты, уверенный, что Арад-Син погиб. Дал серебра. Затем навестил его жену, когда она уже умирала; привел лекаря, но тот лишь развел руками: ничем бедняжке уже не помочь. В третий — забрал сироту и отдал его жрецам на воспитание.
А Скур-бел-дан все подначивал:
— Не тому господину ты служил все эти годы… Хотя о чем я тебе говорю! Ты и сам все знаешь. Если Арад-бел-ит даже к богам относится свысока, то как от него дождаться сострадания к простым смертным.
Несчастье затуманило рассудок Арад-Сина. Возвращаться в Ниневию он передумал и сказал:
— Раз так, передай Ашшур-аха-иддину, что отныне я его слуга на веки вечные… Ты, главное, позаботься моем о сыне.
Принц отправил Арад-Сина в Урарту, чтобы создать собственную сеть лазутчиков и тайно присматривать за шпионами Арад-бел-ита, всячески мешая их планам. Но сначала новому лазутчику надлежало уничтожить все таблички, где упоминалось имя Саси, убить писца Анкара и подстроить гибель мар-шипри-ша-шарри Мар-Зайи так, чтобы следы не привели в Ассирию. В помощь дали десяток стражников Бальтазара под командованием сотника Нинурты. Однако выполнить это поручение лазутчик не сумел. Писец сбежал, прихватив архив с собой. Мар-Зайя уцелел. Единственное утешение — никто из людей Арад-бел-ита так и не узнал, кто стоял за этим нападением.
Это позволило плести паутину и дальше. Сведения о тех, кто служит Ашшуррисау, Арад-Син собирал весь год. Ювелир Егия, переметнувшийся на сторону Ашшур-аха-иддина, помог в этом деле как никто другой.
Весной двадцать второго года правления Син-аххе-риба, через несколько дней после убийств в доме Анкара, Арад-Син приехал в Эребуни и тогда же наведался к Тадевосу, начальнику внутренней стражи города, назвавшись купцом, которого обворовали на рынке.
— Много же у тебя украли, если ты так легко расстаешься с золотом, — заметил Тадевос, неуверенно принимая из рук просителя бечевку с нанизанными на нее кольцами из желтого металла. Наметанный глаз сразу признал в посетителе человека хитрого, бесстрашного и жестокого — и кого угодно, но только не торговца. Это длинное вытянутое лицо и ввалившиеся щеки, пристальный взгляд и поджарая фигура куда больше подошли бы наемному убийце. — И кого же мне искать?
— Старика. Отъявленного мошенника, который всем приносит только несчастье. Того самого старика, в чьем доме недавно произошли убийства.
— Ах вот ты о ком? И что он украл у тебя?
— Ты найди его и отдай мне, а я уж в долгу не останусь.
— Не получится, — покачал головой стражник. — Старик убил свою жену и ее любовника и должен за это ответить по закону. Так что забирай свое золото и проваливай по-хорошему.
Тадевос уже понял: раз этим делом интересуются Ашшуррисау и Баграт, приехавший этим утром из столицы, тут надо держать ухо востро. Как будто мало проблем без этого «купца».
Арад-Син забрал золото с кроткой усмешкой и сказал, глядя стражнику прямо в глаза:
— Передумаешь — найди на рынке обувщика Арана. А нет… сам потом пожалеешь.
Тадевос сурово сдвинул брови.
— Кикос! Аргам!
В комнату, бряцая доспехами и оружием, вбежали стражники.
— Возьмите этого наглеца и вышвырните на улицу.
Как только стемнело, Тадевос поспешил в дом к Ашшуррисау. Рассказал ему о приезде Баграта, предстоящих обысках и визите «купца».
— Сможешь показать мне того, кто ввалился к тебе в дом? — спросил Ашшуррисау.
— Зачем тебе это?
— Хочу с ним договориться. Мне ведь этот старик тоже кое-что должен…
Аран был только приманкой, и Тадевос на нее попался. Лазутчик по имени Ханат (тот, который год назад вместе с Нинуртой похитил в Русахинили мар-шипри-ша-шарри, и он же — жонглер, потешавший толпу в тот день на рыночной площади) вечером, встретившись с Арад-Сином, доложил:
— Там был Мар-Зайя. Я сразу узнал его.
— У кого он остановился в городе?
— В доме торговца пряностями Ашшуррисау.
— Надо присмотреть за ними обоими...
Проследив за Таргом, который выполнял поручение Мар-Зайи, лазутчики узнали о жене Сартала. Женщина, расставшись с киммерийцем, тотчас села на лошадь и поскакала в сторону Аргиштихинили, потом свернула с дороги и углубилась в лес. Добравшись до одинокого деревянного дома, спешилась. Встретить ее вышли трое мужчин, один сказал:
— Тайша, сестричка! Как раз к ужину, заходи!
Арад-Син и Ханат, не спускавшие глаз с молодой женщины, подкрались ближе. Стали прислушиваться: мидийская речь, говорят о том, как спасти товарища, оказавшегося в плену у Ашшуррисау.
— Оставайся здесь! Если со мной что случится, уходи, — предупредил сообщника Арад-Син.
После этого он бесстрашно вошел внутрь.
Мидийцы при виде незнакомца схватились за мечи. Но Арад-Син тут же поднял вверх руки, показывая, что он безоружен.
— У нас общие цели. Вам нужен ваш друг, мне — те, кто его схватил. Предлагаю объединить усилия.
Мидийцев оказалось семеро, еще четверо — у Арад-Сина. Заключив временный союз, они решили не мешкать, опасаясь, что может быть слишком поздно.
Вылазка в дом Ашшуррисау получилась удачной. Сартала освободили, а в руки Арад-Сина попал писец, которого он так долго искал.
И все было б замечательно, если бы в последний момент одна из сторон вдруг не вспомнила об условиях сделки.
— Тебе нужны были хозяин и его гость, но они сбежали. О старике речь не шла, — сказал, посоветовавшись с Сарталом, один из мидийцев.
Они стояли посреди двора, принадлежавшего Ашшуррисау, вокруг все пылало, а с улицы доносились возбужденные голоса соседей, которые сбежались на разгоравшийся пожар.
— Мне нужна его голова, — положив руку на рукоять меча, сказал Арад-Син.
— Прости, этого не будет, — возразил Сартал. — Но я могу обещать, что твой хозяин больше никогда не услышит о писце по имени Анкар. Если ты солжешь, что он мертв, это будет почти правдой.
«Семеро против четверых», — оглянувшись на мидийцев, готовых схватиться за мечи, подумал ассириец.
А Сартал стоял на своем:
— Это хорошая сделка, обещаю.
Как будто у ассирийцев был выбор.
Примерно через два месяца их пути пересеклись вновь.
Когда в Ордаклоу приехали принцессы Хава и Ашхен, в вотчине Завена вскоре появился Арад-Син. Остановившись на постоялом дворе, он послал за Мар-Апримом. Встречались они ночью. Но не успели начать разговор, как в комнату постучали. С опаской, ожидая любой развязки, открыли — на пороге стоял Сартал.
Арад-Син вернул меч в ножны и, усмехнувшись, сказал:
— Вот уж точно неожиданно, — и успокоил сановника: — Я его знаю.
Сартала пригласили войти, угостили вином, терпеливо ждали, пока гость объяснит свое вторжение.
— Давно ли вы знакомы? — спросил Мар-Априм.
— Недавно. Однако обстоятельства, при которых нас свела судьба, были очень запоминающимися.
— Арад-Син помог мне выбраться из плена.
— Киммерийцы? — предположил сановник.
— Скорее, ассирийцы. Хотя киммериец среди моих тюремщиков был тоже.
Мар-Априм вопросительно посмотрел на Арад-Сина. Тот, не сводя глаз с гостя, объяснил:
— Ашшуррисау, лазутчик Арад-бел-ита, посадил его на цепь.
Сартал воспринял эти слова как знак быть более откровенным, с пониманием улыбнулся и произнес:
— Мой давний и большой друг, которому я служу по приказу моего господина, хочет встретиться с уважаемым Мар-Апримом, так как знает, что он предан Ашшур-аха-иддину.
Ассирийский сановник приветливо улыбнулся:
— Довольно загадок. Кому ты служишь, и кто твой друг? Говори как есть.
Сартал, соглашаясь с подобной постановкой вопроса, слегка склонил голову:
— Я служу мидийскому царю Деиоку. А встретиться с тобой хочет царевич Ариант, сын скифского царя Ишпакая. Ариант хочет союза с Ашшур-аха-иддином.
Мар-Априм задумался. Предложение выглядело заманчивым. Успех этих переговоров вознес бы его на почти недосягаемую вершину, ведь если Арад-бел-ит только-только прощупывал почву для дружбы со скифами, то младший брат мог сразу взять быка за рога — а принц Ашшур умел быть благодарным. Требовалась лишь уверенность в том, что о решении Мар-Априма не узнает Арад-бел-ит.
— Если эта встреча и состоится, то она должна быть тайной.
— Абсолютно, — с пониманием ответил Сартал.
— Где и когда можно ее устроить?
— Тебе придется отправиться со мной. Ариант ждет тебя в одном из стойбищ на границе Урарту и царства Ишкуза.
— Очевидно, что эта поездка займет какое-то время, — вмешался Арад-Син, и тут же напомнил о Мар-Зайе: — Как поступим с нашим писцом?
— Мы не знаем, сколько времени Мар-Зайя будет находиться в Ассирии. И пока он там, думаю, я могу воспользоваться приглашением скифов…
Мар-Априм задержался в гостях у скифского царевича на все лето. Они подружились: то напивались, то охотились, то устраивали оргии с множеством женщин. Иногда казалось, что Мар-Априм только ради этого сюда и приехал. Вскоре стало понятно, что Ариант, исходя из каких-то своих соображений, ждет более удобного момента для переговоров.
В начале осени в стойбище появился Арад-Син со срочным известием, что царь поставил Мар-Априма новым мар-шипри-ша-шарри и ему следует немедленно вернуться в Русахинили.
Прощаясь с ассирийцем, Ариант сказал:
— Принц Ашшур может рассчитывать на мою безусловную помощь, если он согласится сделать Деиока первым и единственным царем Мидии.
Мар-Априм по достоинству оценил тонкую игру скифского царевича: прежде чем о чем-то просить, он хотел завоевать дружбу своего гостя, и только тогда выстрелил точно в цель.
Вот только не учел Ариант изощренного ума Мар-Априма. С одной стороны, война в Табале продолжалась без особых успехов для Ашшур-аха-иддина. С другой — Ариант пока не взял верх над Ратаем. И взвесив все за и против, новый мар-шипри-ша-шарри решил пока ни о чем не сообщать принцу Ашшуру. Ну а после того, как Ариант угодил в опалу к Ишпакаю, необходимость в этом отпала и вовсе.
Ночь, не в пример дню, выдалась сырая и прохладная. В небе висела полная луна, звезды сияли будто драгоценные каменья. Запах сирени сводил с ума.
— Действуй, как только я выйду на террасу на втором этаже, — тихо сказал Мар-Априм тому, кто прятался в тени высокого забора. Сказал — и быстро зашагал к дому торговца, где находился Ашшуррисау. Постучал в калитку, приоткрылось окошечко; спокойные чуть раскосые глаза изучили ночного гостя с головы до ног.
— Кто ты?
— Мар-Априм, — назвался ассириец.
Окошко захлопнулось, отворились засовы — гостя впустили.
— Ступай за мной, — сказал рослый урарт, одетый бедно, но опрятно.
Пока шли через двор, Мар-Априм успел осмотреться. Трое находились около конюшни. Двое отдыхали перед входом в дом. Плюс часовой… Итого шестеро. Манук говорил, что здесь не меньше десяти человек. Где остальные? Спят в доме или ушли?
Ашшуррисау встретил его в первой комнате, улыбался, был дружелюбен. Мар-Априм отвечал тем же. Они расцеловались как давние друзья, хотя виделись всего однажды. Было это через месяц после вступления в высокую должность Мар-Априма, здесь же, в Русахинили. Новый мар-шипри-ша-шарри тогда заверил Ашшурисау, что он знает о его заслугах и не собирается ни в чем ему мешать.
Прошли в зал, где был по-праздничному накрыт стол, присели, без проволочек перешли к разговору.
— Уважаемый Мар-Априм, хотел спросить тебя: знает ли Арад-бел-ит о том, что донесения моих лазутчиков уходят в Ассирию, минуя меня?
Об убийствах и исчезновении своих людей Ашшуррисау благоразумно умолчал.
— Увы, в Ниневии произошли большие перемены. Царь при смерти, и вся власть не так давно перешла к Ашшур-аха-иддину. По его указанию тайной службой теперь руководит Скур-бел-дан. Сожалею, что не успел предупредить тебя своевременно.
— Перемены действительно большие, — спокойно сказал Ашшуррисау, наливая вина сановнику, а затем и себе. Ему надо было подумать, сложить мозаику воедино.
«Получается, они убрали всех, кто не захотел перейти к новому хозяину», — понял он.
Мар-Априм словно угадал эти мысли, и поспешно сказал:
— Скур-бел-дан много слышал о тебе, знает о твоих заслугах и полезных качествах, и поэтому надеется, что ты станешь служить ему так же преданно, как и Арад-бел-иту. Однако прежде ты должен поклясться в верности Ашшур-аха-иддину. И, разумеется, рассказать обо всех твоих лазутчиках, осведомителях и других помощниках в Киммерии, Урарту, Ишкузе, Мидии и Египте, а также о завершенных и незавершенных планах.
— Ты преувеличиваешь мои достоинства, — смиренно склонил голову Ашшуррисау. — Я уже немолод. Память стала подводить. Все, что я могу поведать, — то, чем я занимался последние два года в Урарту. А все остальное разве упомнишь? К тому же я давно подумывал о том, чтобы уйти на покой. У меня жена, растет дочь. Пора остепениться…
И не сказал, но подумал: «Да и клятв я никаких тебе давать не буду, пока Арад-бел-ит жив…»
— Понимаю, — с выражением искренней печали на лице согласился Мар-Априм.
После этого, осушив до дна кубок, он позвал Ашшуррисау на террасу, пояснил:
— Уж больно здесь душно.
На свежем воздухе заговорили о сущих пустяках — ранней весне, совершенно незначительных новостях с родины, похотливых женщинах и, конечно же, о собаках, которыми не преминул похвастать мар-шипри-ша-шарри. Ашшуррисау смотрел на него с улыбкой, со всем соглашался, поддакивал, восхищался чуть ли не каждым словом, а сам думал: «А ведь, похоже, ты уже вынес мне приговор...»
— Ну что за беда, — вдруг сказал Мар-Априм. — В доме дышать нечем, а здесь зябко.
— Я прикажу, чтобы погасили очаг.
— Пошли-ка вернемся за стол. Я расскажу тебе, какого великолепного мастифа приобрел на днях.
Хатрас, схватившись за ветку старого платана, легко подтянулся на здоровой руке, мгновенно перенес тело через высокий глиняный забор и, приземлившись по другую его сторону, затаился. Конюшня — в трех шагах. Рядом с ней на скамейке сидели люди Каджа: двое тихо переговаривались между собой, третий спал, уронив голову на грудь.
Скиф бесшумно словно тень зашел к урартам за спину, не мешкая вонзил кинжал в сердце со спины одному, и тут же вторым движением перерезал горло его товарищу. Третий так и умер во сне.
Часового около калитки заслоняла постройка. Те, кто охранял вход в дом, стояли к конюшне спиной. Хатрас пересек двор, подкрался ближе, прячась за какими-то цветущими кустами и, выбрав подходящий момент, с быстротой молнии расправился с обоими. Кто знает, сколько бы еще погибли вот так без малейшего сопротивления, не опрокинь один из умирающих, падая, амфору с вином, и та с грохотом разбилась о каменный пол. Среди ночной тишины это было равносильно раскатам грома.
Первым из дома выскочил верткий малый с перекошенным от злобы лицом. Он метнул в незваного гостя копье, промахнувшись, пошел в атаку, беспорядочно вращая мечом-хопшем. Хатрас отступил на два шага — и вдруг выбросил вперед руку с акинаком, пробив нападавшему сердце.
От ворот бежал часовой. Хатрас подхватил с земли копье, а уже через мгновение оно, словно кара небесная, сбило урарта с ног, отбросило назад шага на три, пригвоздив к земле. Раненый захрипел и тотчас испустил дух.
Еще трое показались в дверях дома. Увидев разбросанные вокруг трупы — семерых своих товарищей! — в страхе остановились.
Хатрас вернул себе акинак и двинулся им навстречу. Спокойно, будто на свидание с девушкой. Шесть ступенек по каменной лестнице. Перед входом, на узкой террасе, справа и слева стояли вазоны с ярко-красными цветами. Как кровь.
Урарты взяли Хатраса в кольцо. Со стороны это напоминало травлю медведя, отощавшего за время зимовки. Он был выше каждого из них более чем на голову. Отбив удар, скиф делал выпад, и успевал обернуться, уклониться и ударить снова, вынуждая своих врагов отступать и отступать. За считанные минуты все трое урартов получили несколько легких и серьезных ран и истекали кровью.
Кадж, наблюдавший за боем с одной из боковых террас, в какой-то момент понял, что заранее знает победителя, и тогда поспешил в зал, где ужинали мар-шипри-ша-шарри и Ашшуррисау.
— Твой друг пришел не сам, — сказал Кадж, нисколько не смущаясь присутствия гостя. — И хотя он один, похоже, в него вселился демон. Моим людям с ним не справиться. Пора уходить…
— О да, этот скиф просто великолепен! В жизни не видел никого быстрее, — Мар-Априм улыбался.
Ашшуррисау не стал медлить. Поднялся из-за стола и в сопровождении Каджа торопливо вышел из комнаты.
— Сюда, — позвал его за собой урарт. — Так мы выйдем на задний двор.
Уже перед калиткой неожиданно выяснилось, что она заперта. Верхняя балка была кем-то подпилена, от этого она просела, и дверь на улицу теперь не открывалась.
— Проклятье! — выругался Кадж.
В ту же минуту у них за спиной возник Хатрас, весь перепачканный кровью.
Кадж заслонил собой Ашшуррисау, бравируя, дважды перебросил меч из левой руки в правую, осклабился:
— Ну что, грязный ишкуза! Посмотрим, получится ли у тебя справиться с тем, кто…
Он не договорил, ужас неотвратимой смерти вдруг сковал его сердце — на доли секунды. Меч Хатраса, пролетев в воздухе пять или шесть шагов, трижды перевернувшись, с сухим треском пробил тонкую кольчугу и вошел Каджу в солнечное сплетение.
Хатрас взял Ашшуррисау, как щенка, за шкирку и поволок в дом.
Мар-Априм встретил их усмешкой:
— Ты бы хоть попрощался… Да… напомни, на чем мы остановились?.. Полно, присаживайся. Я не враг тебе…
Ашшуррисау, бледный, хотя и спокойный, посмотрел Мар-Априму прямо в глаза, после чего потянулся за сушеными фруктами, к которым за все время ужина никто не притронулся. С заметным усилием разжевал их, запил вином…
— Ты когда-нибудь видел, как собаки рвут человеческую плоть?! Уверен, тебе понравится… Если еще не понял, я хочу знать все!..
Но Ашшуррисау вдруг покрылся пятнами, изо рта у него пошла пена, он забился в судорогах и упал на пол.
Мар-Априм мигом оказался на ногах.
— Помоги ему! — встревоженно крикнул он скифу.
Увы, толку от него в этом случае было мало. Хатрас так и простоял в растерянности до тех пор, пока Ашшуррисау не затих. Мар-Априм сам попытался нащупать пульс, а убедившись, что его нет, выпрямился. И сказал с сожалением:
— Проклятье, он мертв.