Трон

4

История, рассказанная писцом Мар-Зайей.

Двадцать третий — двадцать четвертый годы правления Син-аххе-риба^[3]

Я не покидал пределы царства Ишкуза^[4] на протяжении двух лет…

Целую вечность...

Сколько всего произошло за это время — перемен, потрясений, смертей!..

И не было дня, чтобы я не думал о Марганите.

Во сне я целовал ее руки, прижимал к себе, вдыхал ее пьянящий аромат, и шептал, шептал слова любви.

Я все еще верил, что мы когда-нибудь будем вместе.

Как будто нас не разделяли обстоятельства и огромное расстояние…

Вернувшись из похода на Ордаклоу, царевич Ратай и номарх Арпоксай пришли доложить повелителю всех скифов о своих подвигах, а еще — о том, что в сожженной и разграбленной ими крепости случайно оказались ассирийские принцессы. Тело младшей привезли в стойбище, Хаву не нашли вовсе. Больше пятидесяти скифов, виновных в том, что они нарушили приказ Ратая и прикоснулись к внучке царя, казнили: разорвали лошадьми. Ишпакай, с удовольствием наблюдая за этой расправой, которая ему всегда нравилась, разоткровенничался тогда:

— Я благоволю к твоему господину и по-прежнему хочу, чтобы мы стали союзниками. Расскажи Арад-бел-иту, как я покарал тех, кто надругался над его дочерью. Эта нелепая случайность не должна разрушить доверие, которое между нами возникло…

Ишпакай прекрасно знал, кому я служу на самом деле.

Между тем, дружба киммерийцев и скифов, в которую никто никогда не верил, на двадцать третьем году правления Син-аххе-риба получила самое веское доказательство: вожди кочевников наконец породнились.

Шестидесятитрехлетний царь Теушпа и шестнадцатилетняя Шпако, дочь царя Ишпакая, соединили себя священными узами брака в праздник весеннего равноденствия.

Две недели в царство Ишкуза съезжались многочисленные гости.

Свадьбу играли в царском стане. Собрались все скифские номархи. Киммерийцев было значительно меньше: Балдберт, Дарагад да еще несколько вельмож. Урарту представляли царевна Ануш и первый министр Зорапет. Ассирию — мар-шипри-ша-шарри Мар-Априм.

Последним из гостей приехал мидийский царь Деиок. Выглядел он намного старше своих двадцати шести лет. Ростом невелик, широк в плечах да еще и кривоног. Большая голова, бычья шея. Волосы русые, борода окладистая. Не самое приятное впечатление производил и его голос — глухой, протяжный, он напоминал рев буйвола.

Веселье растянулось на десять долгих дней.

За это время мне удалось встретиться со многими гостями. С кем-то — обмолвиться всего парой слов, с кем-то — провести не один вечер. Впрочем, большинство новостей, которые мне удалось почерпнуть из этих источников, относились к разряду сплетен. Болезнь Син-аххе-риба ни для кого не была секретом, а о войне в Табале уже давно говорили как о проигранной кампании.

Тогда же я узнал о предстоящем бракосочетании Мар-Априма и Ишхануи, дочери Зорапета, что меня немного расстроило. Наверное, я все же испытывал какие-то чувства к этой девушке. Мар-Априм держался со мной на равных, однако не преминул напомнить, что попади я ему в руки в Урарту, он сразу заковал бы меня в цепи и отправил бы как государственного преступника в Ниневию. От него я впервые во всех подробностях узнал об убийстве Шумуна, о смерти Шели, Ани… и Диялы.

Раздавленный известием о гибели близкого мне человека, я два дня пребывал в оцепенении.

Царевна Ануш, рискуя вызвать ревность Ишпакая, подсела ко мне во время пира:

— Что с тобой? Ты сам на себя не похож.

— Погиб мой друг, — ответил я.

Пытаясь хоть как-то поддержать меня в этот трудный момент, она молча взяла мою руку и сильно сжала ее.

Когда нам удалось поговорить еще раз, я понял, как сильно царевна нуждается во мне. Царь Руса наконец уговорил ее согласиться на брак с Ишпакаем. Свадьбу назначили на осень.

Рассказав об этой новости, девушка отшутилась:

— Меня успокаивает только то, что ты теперь будешь рядом.

В последний день веселья, наблюдая издали за Ишпакаем и Теушпой, я вдруг понял, что они говорят о Марганите.

— Она и в самом деле настолько красива, что способна свести с ума? Или твой Лигдамида настолько обделен женским вниманием? — спросил скиф.

— Мы оба знаем, что это блажь и все женщины одинаковы, — отвечал киммериец. — Слава богам, что с годами Лигдамида тоже стал понимать это. Принцесса ему уже давно безразлична. Если что и движет им, так это упрямство. Однажды ему посулили бесценный изумруд, а потом подло выкрали. Эта девчонка нужна моему сыну на одну ночь. Но он поклялся, что перережет горло нашему ассирийскому другу, если она вдруг окажется не девственницей.

— Арад-бел-ит хитер как лис и скользкий как угорь. Ему нельзя доверять.

— Мой дорогой тесть, доверять нельзя никому...

Самые великие планы самых великих людей порой рушатся из-за пустяка, о котором-то и говорить иногда стыдно. Все приготовления к большой войне против Ассирии остановились из-за пустого бахвальства Ишпакая.

Под конец праздника скифский царь решил доказать свою удаль, бился на равных с сыновьями, скакал на коне, поднимал тяжести, как молодой… А на следующий день не смог сесть на трон, стал ходить по большой нужде кровью, сначала все отшучивался, а через две недели высох, ослаб, утратил ко всему интерес. К лету царь пошел на поправку, но затем его угораздило подхватить другую болезнь, которая имела самое тесное родство с первой, — теперь он бегал по нужде каждый час, если не чаще, и от этого прямая кишка у него вывалилась наружу почти на палец.

Военные союзы, женитьба — все отошло на задний план.

Впрочем, недуг царя оказался мне на руку. Мучаясь от бессонницы, страдая от болей, Ишпакай взял за правило звать меня по ночам в свой шатер, чтобы послушать об Ассирии, о чудесах, прославивших Ниневию, и канувшем в вечность Вавилоне. Наша дружба укреплялась день ото дня…

— Похоже, боги прогневались на всех царей сразу, — сказал как-то в разговоре со мной Ишпакай. — Что слышно из твоей родной Ассирии? Син-аххе-рибу не стало лучше?

Я ответил, что он при смерти.

— И кто же станет царем Ассирии, если Син-аххе-риб не сегодня-завтра умрет?

Мне пришлось напомнить, что у ассирийского царя есть соправитель и это Ашшур-аха-иддин.

— Он мне не нравится, — нахмурился Ишпакай. — Этот сопляк знает, что Арад-бел-ит пытается заключить со мной союз, и совершенно равнодушно на это взирает. Это выглядит неуважительно по отношению ко мне. Передай при случае своему господину, что Ишпакай остается ему преданным другом и готов помочь в трудную минуту… Мне бы только выздороветь!

А затем случилось невероятное: Хава, которую все считали погибшей, спустя год после своего исчезновения вдруг объявилась в Ниневии живой и невредимой.

И — о чудо! Через неделю к Син-аххе-рибу вернулся аппетит. Через месяц — на щеках появился румянец, еще через месяц вернулась речь, весной царь встал с постели и заново начал учиться ходить. К лету двадцать четвертого года правления Син-аххе-риба Ассирия вновь обрела законного правителя.

Однако борьба за трон после этого лишь обострилась. Когда это понял Ишпакай, тоже оправившийся от болезни, союз скифов, киммерийцев и мидийцев обрел второе дыхание.

Через пятнадцать месяцев после свадьбы Теушпы и Шпако союзники встретились в стане скифов во второй раз. О том, что там говорилось, я знаю лишь со слов отца.

Царь Теушпа порадовал Ишпакая доброй вестью о том, что царевна Шпако понесла. Это подтолкнуло киммерийского правителя к тому, чтобы возглавить поход в Маннею, Мидию и Элам — завоевать там земли для будущего отпрыска. Номарх еще и подмигнул Деиоку:

— Мы будем добрыми соседями!

Мидийский союзник воспринял эти слова спокойно и тут же поведал о тайной встрече с Арад-бел-итом. Принц предлагал ему породниться, отдавал за него свою любимую дочь Хаву. Вдобавок с помощью шпионской сети ассирийцев Деиок собирался устранить всех своих конкурентов — претендентов на мидийский престол. За все готов был платить золотом, в котором сейчас так отчаянно нуждался Арад-бел-ит.

Итог подвел Ишпакай:

— Тогда договорились. Весной Теушпа ударит по Мусасиру. Ратай, мой старший сын, — по Зикерту. Силы свои соедините в Маннее. Деиок поднимет восстание в Мидии. Сообща мы сможем одолеть ассирийского льва, на престол посадим Арад-бел-ита…

А затем пришла осень, принесшая череду смертей.

Царевна Ануш и царь Ишпакай должны были связать себя священными узами брака в первых числах месяца ташрит. Помню, как в предвкушении свадьбы старый скиф вдруг помолодел и приосанился. Он добивался сестры царя Русы больше трех лет.

Гонец со страшным известием приехал из Русахинили за полмесяца до того дня, как состояться свадьбе.

Он ворвался в царский шатер среди ночи, упал ниц и тихо произнес:

— Царевна Ануш умерла.

Ишпакай долго смотрел не мигая на посланника ванского царя, но так и не тронул его, отправил прочь. Мне приказал налить вина, сесть рядом и вместе с ним выпить. Попросил рассказать о том, как я учил Ануш, когда жил в Русахинили. Вспоминал о том дне, когда они впервые увиделись. Был задумчив, грустил, много пил… Мы проговорили всю ночь.

Больше при мне он никогда не вспоминал о ней.

Еще через месяц погиб Ратай. Как это случилось, никто так и не понял. Старший сын царя поехал на охоту вместе с товарищами, отбился от общей группы… и пропал. Поиски его продолжались трое суток. Царевича нашли в глубоком овраге. Тело было растерзано волками, оружия рядом не оказалось, а лошадь Ратая так и не вернулась в стойбище.

Ишпакай, узнав об этом, приказал седлать коней.

Он повел за собой две тысячи скифов, напал на ближайший город урартов и в отчаянной схватке одержал полную и сокрушительную победу. Ни пленных, ни рабов в тот день не брали.

Только море крови могло растворить в себе его нечеловеческое горе.

Не успели мы вместе с ним оплакать убитого царевича, как я потерял отца.

Мой старик болел давно. Он иссох и пожелтел, с трудом ходил, опираясь на посох. За день до смерти мы сидели в его шатре и вспоминали дом.

— Мне уже не вернуться, но обещай, что похоронишь меня в родной земле, — сказал отец, предчувствуя свою скорую кончину.

Умер он во сне...

Ишпакай был удивлен и озадачен моей просьбой. Он так и не узнал, кем был для меня ассириец Атра.

— Он сам просил тебя об этом? И почему ты считаешь себя обязанным исполнить волю несчастного старика? Не помню, чтобы вы были с ним близки. Мне всегда казалось, что вы недолюбливаете друг друга. Почему, понятно: ревновал он тебя ко мне. И вдруг все изменилось… Не боишься, что Син-аххе-риб схватит тебя и подвергнет пыткам за совершенное преступление?

— Ниневия — большой город. Там легко затеряться, — отвечал я.

— Хорошо. Будь по-твоему, поезжай. Арад-бел-ит выдает принцессу Хаву за Деиока. Скажешь своему господину, что я хочу видеть тебя в свите его дочери. Мне нужен в Мидии человек, которому бы я доверял.

— А разве ты доверяешь мне? — вырвалось как-то само собой.

Ишпакай с грустью улыбнулся, ласково обнял меня за плечи, посмотрел в глаза:

— Конечно же, нет. Я знаю, что ты шпионишь для Арад-бел-ита. Мне давно следовало бы от тебя избавиться. Но я достаточно хорошо изучил тебя за время, что мы провели вместе. Рано или поздно ты и Арад-бел-ит станете врагами. И тогда у тебя уже не будет пути назад. Я верю, мы еще увидимся.

Никогда не думал, что мы будем прощаться как лучшие друзья.

Увы, даже дома я не имел права похоронить отца по ассирийским обычаям: писец Атра для всех был давно мертв.

Я, дядя Ариэ, мой брат, сестра с мужем простились с ним тайно, привезя тело на кладбище среди ночи, словно воры. Прочли долгую молитву, уронили слезу и медленно побрели назад к городу.

— Вот и получается, что он прожил две жизни, — рассудительно заметил Нинурта.

Как?! Неужели я забыл упомянуть об этом… Сотник в конце концов добился своего и взял Элишву в жены. Давая разрешение на этот брак, отец долго сомневался, и мне пришлось его уговаривать. Я верил, что Нинурта станет любящим мужем и заботливым родителем…

— Нет и никогда не было в этом мире справедливости! — запальчиво ответил я на слова Нинурты. — Почему боги допустили, чтобы этот добрый безобидный человек стал изгоем, потеряв все, что ему было дорого: родину, жену, детей?!

Дядя Ариэ, постаревший за эти годы, хотя все такой же крепкий, соглашался со мной, кивал, тяжело вздыхал. Рамана, который вымахал на голову выше меня, плакал как ребенок, хотя почти не помнил отца…

Увы, жизнь вдали от дома, забвение родных и такие же тихие проводы — все это ждало и меня.

Но горе, каким бы глубоким оно ни было, рано или поздно рассеивается — как туман, стоит выглянуть солнцу.

Через неделю после похорон отца Элишва разрешилась мальчиком. Назвали его Атра, в честь деда.

Требование Ишпакая не очень понравилось Арад-бел-иту.

— Разумеется, я бы предпочел, оставить тебя у ишкузов, — нахмурился он. — Но делать нечего. Против желания Ишпакая идти неразумно. Хочет он видеть тебя в свите Хавы — пусть так и будет. К тому же в Мидии твои таланты тоже будут востребованы. Мне кажется, ты знаешь, как держать принцессу в узде. Даже мне это не всегда удается. Она уезжает семнадцатого тебета… У тебя в запасе почти полмесяца. На улицах днем не появляйся. Бальтазар предупрежден, но если слухи о твоем возвращении дойдут до Закуту, ничто не убережет тебя от гнева Син-аххе-риба.

Не знаю, как я набрался смелости просить принца:

— Мой господин, позволь мне увидеть Марганиту, хотя бы издали.

Глаза Арад-бел-ита стали черными как безлунная ночь.

— О Марганите забудь, — жестко сказал он. — Знаю, она тебе дорога, но вспомнишь о ней еще раз — лишишься головы, — потом смягчился и пояснил: — Пройдет какое-то время, и она станет твоей царицей.

Три дня спустя, после долгих уговоров, я оказался в гостях у Нинурты и Элишвы. Помня о том, что мне грозит, я не хотел рисковать понапрасну и показываться где-нибудь вне дома.

Мы успели поужинать в кругу семьи, когда к нам неожиданно присоединился Бальтазар, зашедший к своему сотнику в гости.

Я сдержанно поздоровался с начальником внутренней стражи. Он же, напротив, был очень радушен.

— Ну-ну, полно смущаться, — присаживаясь за стол, усмехнулся начальник моего зятя, — ты же знаешь, что Арад-бел-ит предупредил меня о твоем приезде.

Мы выпили. Помянули светлую память его жены.

Я спросил, найден ли убийца, чем вызвал горький смех Бальтазара.

— Ты шутишь? — кажется, он пытался понять, что я знаю.

Мне пришлось оправдываться:

— Надеюсь, тебе известно, что я к этому никак не причастен.

— Известно… — угрюмо сказал он.

Чтобы немного отвлечься от невеселых дум, я предложил сыграть в кости.

Самое пустое времяпрепровождение, какое я только мог себе представить.

Через пару часов благодаря моим стараниям Нинурта выиграл у меня свое месячное жалованье и, довольный тем, как складываются дела, сказал:

— В последний раз мне так везло месяц назад, когда пришлось дожидаться царя у дворца Арад-бел-ита.

— Ты же не входишь в его личную охрану? — удивился я.

Зять выбросил две единички и четверку — крайне мало для того, чтобы рассчитывать на успех. Взволнованный (неужели удача изменила ему?), замер в ожидании — что выпадет у меня, и оттого говорил с нами, вероятно, совсем не думая о последствиях:

— Это вышло случайно. После нескольких ночных ограблений мы обходили улицы, прилегающие ко дворцу Арад-бел-ита. Заметили двоих бедуинов, которые пытались скрытно пересечь площадь. Заставили открыть лица…

Я выбросил две единички и тройку. Кошки-мышки.

Нинурта с облегчением выдохнул:

— Я снова выиграл!

Бальтазар, кажется, догадавшись о моем искусстве, только посмеивался, видя, как его стражник сгребает со стола выигрыш за выигрышем.

Воспользовавшись моментом, я предположил:

— Одним из них был Син-аххе-риб? А вторым — Чору?

— Да, да…

Нинурта вдруг растерялся. Кажется, он только сейчас понял, что сболтнул лишнего, и взмолился, посмотрев сначала на меня, затем на Бальтазара:

— Я… лишусь головы… если… об этом кто узнает.

— Не тревожься понапрасну, ты среди друзей, — успокоил я.

И все же игра после этого разладилась. Нинурта так и не смог взять себя в руки, и мне пришлось очень постараться, чтобы сохранить ему выигрыш.

Бальтазар взялся проводить меня домой.

— Думаю, это женщина, — осторожно начал он, вспомнив слова Нинурты. — Ради кого еще царь стал бы красться, будто вор, подвергая себя опасности? И ее скрывают на женской половине дворца Арад-бел-ита. Если я прав, то он навещает ее едва ли не каждую ночь.

Я не должен был ему доверять, но, кажется, у меня не было выбора.

— К чему ты завел этот разговор? Ты знаешь, как он опасен для нас обоих.

— Безусловно. А ты не думал, что я собираюсь отомстить за смерть своей жены и хочу сделать это с твоей помощью? Син-аххе-риб навещает во дворце Арад-бел-ита принцессу Марганиту, их связь длится уже два или три месяца. Но я также знаю, что ты до сих пор любишь ее. Доверься мне, если хочешь изменить свою судьбу.

Это было безумие… С головой в омут…

— Я слушаю тебя…

— Это правда, что ты будешь сопровождать Хаву в ее поездке в Мидию?

— Да.

— Когда она покидает Ниневию?

— Семнадцатого тебета.

— Значит, у нас осталось десять дней.

— И как же это связано с принцессой?

— Во-первых, нам не проникнуть на женскую половину дворца Арад-бел-ита без помощи Хавы. Во-вторых, без ее участия тебе с Марганитой не выбраться из Ниневии.

— И с чего ты решил, что Хава будет на нашей стороне?

— После возвращения из Урарту она ненавидит своего отца и пойдет на все, чтобы нарушить его планы.