Трон

20

История, рассказанная писцом Мар-Зайей

Казалось, ничто не может омрачить нашего счастья.

Мы были вместе. Мы любили друг друга. Мы верили, что это навсегда…

Пока не наступило то злосчастное утро.

Это было перед самым рассветом. Марганита спала, волосы моей возлюбленной разметались по подушке, голова лежала у меня на плече, запах ее тела пьянил, а робкое дыхание заставляло мое сердце сжиматься от нежности.

Никогда не верил в бескорыстие великих богов...

И вдруг Марганита вскрикнула, задрожала всем телом. Я осторожно приподнялся на локте, тревожно посмотрел на нее: она лежала с открытыми глазами, а на лице застыла гримаса боли.

— Милая… я здесь, я рядом! — но моя несмелая попытка успокоить любимую только усугубила положение.

Марганита метнулась от меня прочь, упала с кровати, разбив локоть в кровь, и принялась отползать к стене. Тяжелое и частое дыхание прерывалось всхлипываниями и стонами.

Я бросился к ней, все еще надеясь достучаться до ее воспаленного мозга, но вдруг обжегся о взгляд, полный ужаса, и тогда в растерянности остановился на полпути, умоляя богов снизойти до милости к нам обоим.

Не знаю, но, может быть, это боги услышали меня, когда на память пришли последние слова Син-аххе-риба: «Не позволяй мраку отнять ее у тебя».

О боги! Почему я был так беспечен!

Я бросился к огню, зажег с десяток факелов — в комнате стало светло как днем, но и это не помогло. Марганита забилась в угол, обхватив голову руками. Меня она не узнавала, то испуганно отводила взгляд, то смотрела куда-то поверх моей головы, то заходилась плачем, то опять вскрикивала…

А затем в ее голове случилось что-то еще. Марганита вырвалась из дома и, не разбирая дороги, побежала в лес. Я бросился следом. С трудом нагнал ее, повалил на землю, скрутил руки, не обращая внимания на отчаянное сопротивление, отнес в дом. Кое-как она успокоилась и вскоре уснула…

Спала она почти сутки.

А я боялся отойти от нее хотя бы на мгновение. И все смотрел в ее такое умиротворенное и прекрасное лицо. Словно не было того кошмара, что случился прошлой ночью.

Несмотря на долгий сон, ее взгляд не сразу стал осмысленным, а улыбка — прежней. Только через три дня Марганита немного пришла в себя…

Сначала мне показалось, что это случайность. Однако я стал присматриваться к моей возлюбленной, подмечать в ней то, на что раньше не обратил бы внимания. Иногда она словно засыпала на ходу, так что достучаться до нее не было никакой возможности, иногда была безудержно разговорчива, но стоило ее перебить, как она терялась и не могла вспомнить, о чем только что шла речь… Когда я попытался осторожно расспросить ее о прошлом, неожиданно наткнулся на стену непонимания. Она ничего не помнила. Ни кто такая принцесса Тиль-Гаримму, ни отца, ни матери, ни братьев… Такое уже было с ней раньше, когда я вытащил ее из петли. Но если тогда Марганита справилась с недугом (по крайней мере, четыре года назад мне хотелось в это верить), то теперь он оказался сильнее.

Ей очень помогало теплое козье молоко с медом. Отныне в комнате и днем, и ночью было светло. Повсюду висели амулеты. Я часто и много молился… Засыпала она почти мгновенно, а для меня начиналась ночная стража. Я научился спать днем, помалу и очень чутко. Увы, несмотря на все мои старания Марганите становилось хуже: ночные приступы повторялись все чаще и чаще. Она угасала.

Было ли известно о состоянии Марганиты принцессе Хаве, Арад-бел-иту и Син-аххе-рибу мне неизвестно. И конечно можно было только гадать, что послужило причиной этого помешательства: попытка моей возлюбленной покончить с собой, пожар, в котором погибли ее братья, что-то еще. Или же все беды и несчастия копились в ее сердце подобно яду, и, в конце концов, достигли той величины, когда разум отказывался воспринимать окружающий мир не иначе как через призму безумия…

Но как же дороги были мне те короткие часы просветления, когда Марганита смотрела на меня незамутненным взглядом! Как радовался я ее звонкому смеху! Как любил, держась с ней за руки, прогуляться по девственному лесу, где кроме нас в округе не было ни одной живой души.

Мы ведь спрятались от всего мира, и я верил, что надежно…

Омри приехал к нам осенью в год первый правления Ашшур-аха-иддина.

Да-да, тот самый Омри, что арестовал меня в Тиль-Гаримму, когда я еще юнцом приехал вместе с мар-шипри-ша-шарри Хавшабой в мятежный город.

Как судьба свела меня с Омри?.. Кажется, я немного опередил события…

Мне трудно сказать, собирался ли Набу-шур-уцур исполнить волю Син-аххе-риба, но из зиккурата в старый царский дворец меня привели как пленника. И если бы не Бальтазар... Взяв с меня обещание не покидать Хаву до Экбатан, он помог мне тайно выбраться из дворца. Благодаря его же стараниям дочь Арад-бел-ита даже не узнала о моей безуспешной попытке сбежать. И хотя я снова был разлучен с Марганитой, надежда на благоприятный исход все еще теплилась в моем сердце.

В столицу Мидии принцесса Хава и присоединившиеся в пути к ее каравану жены, наложницы и дочери Арад-бел-ита прибыли только в месяце аддар. Обе ассирийские армии в это время находились в Шуприи и готовились к решающему сражению, а в Ниневии наводила порядок царица Закуту. Положение принцессы поэтому оказалось более чем шатким. Кем она станет, потерпи Арад-бел-ит поражение, и не захочет ли кто-нибудь из венценосных родственников вернуть ее на родину, чтобы немедленно предать смерти? Но Деиок неожиданно для многих презрел все опасности, которые нес в себе этот брак, и недолго думая объявил о своей женитьбе.

Свадьбу организовали торжественную, пышную и многолюдную. Никогда еще Экбатаны не видели такого веселья. За свадебным столом я находился неподалеку от молодых (таково было желание невесты). Хава в своем свадебном наряде была восхитительна. Вопреки местным обычаям, она не прикрыла лицо, словно желала покорить всех присутствующих своей красотой. И ей это удалось. Кто-то не мог отвести от невесты глаз, как бы дерзко это ни выглядело; другие, опасаясь последствий, наблюдали за ней исподтишка; и даже те, кто старался подчеркнуть, будто их это не волнует, нет-нет да и смотрели в ее сторону.

Деиоку это внимание льстило.

Рядом с женихом на свадьбе сидел Бальтазар. Слегка наклонив голову, мидийский царь изредка задавал вопросы, а ассирийский гость обстоятельно на них отвечал. Многое в этом было удивительно. И то, что Бальтазар удостоился такой чести, и то, каким внимательным собеседником оказался Деиок.

Ну как я мог отказаться от соблазна раскрыть их тайну!

«Для Арад-бел-ита я давно самый преданный слуга. А перед Ашшур-аха-иддином за меня заступится Набу-аххе-риб, с которым я вступил в сговор, когда заманил в ловушку Син-аххе-риба», — говорил Бальтазар.

«Я так и не услышал от тебя, кто три года назад подослал убийц к сторонникам Ашшур-аха-иддина? Закуту — или Арад-бел-ит?» — интересовался Деиок.

«Люди Набу-шур-уцура, но по моему приказу. Однако они были уверены, что я исполняю волю их господина, — ответил Бальтазар. — Нескольких моих гонцов схватили, когда они переправляли тебе сведения… На время пришлось затаиться и действовать самостоятельно».

«В скором времени твои услуги станут еще более ценны. Кто бы ни победил в этой междоусобице, Ассирия, так или иначе, ослабнет. Этой весной киммерийцы обрушатся на Маннею. Скифы подомнут под себя Урарту. Я стану царем всей Мидии. А затем… Я верю, что настанет тот день, когда ассирийский царь будет ползать передо мной на коленях и молить о пощаде. Все равно, кто — Ашшур или Арад. Когда-нибудь не Ниневия, а Экбатаны станут столицей мира».

Так вот она разгадка — осенило меня: все эти годы Бальтазар служил мидийскому царю Деиоку!

Внезапно за спиной царя возник Омри. Я сразу узнал его, вспомнил мой плен, бегство — и подумал: «Так вот где обосновался бывший начальник внутренней стражи Тиль-Гаримму».

— Мой господин, — сказал он, — приехал посланник эламского царя…

Гости продолжали прибывать. Подарков навезли бесчисленное множество. Пир не прекращался даже ночью. На десятый день все засыпали от усталости, едва могли стоять на ногах от выпитого вина, а в рот не лезли ни кусок мяса, ни горячая лепешка, ни сочный персик.

Омри тоже узнал меня. И однажды вошел в мои покои, как давний друг.

— Я виделся с принцессой Марганитой. Этой ночью будь наготове, я помогу вам обоим сбежать из дворца. Оставаться здесь вам небезопасно.

Как он развеял сомнения в его искренности? Заявил, будто испытывает чувство вины перед дочерью царя Гурди, которому когда-то верно служил, и это самое малое, что он может для нее сделать.

Омри вывез нас из дворца, помог добраться до земель Замуа, после чего, простившись с нами, уехал. И вдруг осенью, в год первый правления Ашшур-аха-иддина, мой старый знакомый объявился вновь. С парой свободных лошадей и совсем без охраны.

— Вам надо бежать. Знакомо ли тебе имя Ур-Уту?..

— Да, — ответил я.

— Мне удалось опередить его всего на несколько часов. Теперь он служит Скур-бел-дану. И по-прежнему ищет тебя и Марганиту.

Сборы были недолгими. Мы сели на лошадей и поскакали в направлении города Бушту^[38]. Наш путь лежал на север, к скифам — это было единственное место, где ассирийские лазутчики были бессильны, — к царю Ишпакаю, которого я считал своим другом. В Бушту же мы должны были расстаться с Омри.

— Остановимся у моего друга, переночуете и поедете дальше, — сказал он, когда мы въехали в город.

Марганита выглядела уставшей. Я знал, чем это грозит уже в ближайшую ночь, но оставалась хрупкая надежда, что, отдохнув, моя возлюбленная справится со своим недугом.

— Только на ночь, — согласился я. — Как зовут твоего друга?

— Ур-Уту, — не по-доброму осклабился Омри. — Тот самый Ур-Уту…