В остальном дела понемногу налаживались. Я много общалась со старейшиной Таяной. Пожилая хромая волчица с зоркими, как у юной девушки, глазами слушала рассказы о моей жизни с предельным вниманием, не пропуская ни единого слова. И как-то раз я случайно услышала, как она сказала Элле:
— … она три года хранила верность мертвецу. Удивительно для рода людского. Но это не значит, что тебе нечего бояться. Ты живой — и тем лучше мертвеца. Но всё может измениться. И тоже оттого, что ты живой.
Меня задели эти слова. Да, старейшина призывала Элле быть ко мне внимательным, но… но мне по-прежнему не доверяли. Несмотря ни на что, в глазах стаи моя натура оставалась неверной, просто потому что я человек. С этим нужно лишь смириться, а изменить возможно только делом и правильным, предсказуемым поведением.
Старейшина также одобрила моё намерение защитить диплом после рождения ребёнка.
— Хороший артефактор всегда пригодится стае, — подытожила она. — Особенно если он один на всю округу.
Об этом я тоже думала. Моя специальность помогла бы смягчить отношение стаи ко мне, ведь я бы приносила пользу.
Но и этого было бы недостаточно, потому что я познакомилась с кровной роднёй Элле и надолго лишилась спокойствия.
Родители Элле презирали своего старшего сына. И такой силы презрения я не видела даже по отношению к себе в худшие времена.
Отец и мать, Андор и Мелина, вернулись с длительной охоты через несколько дней после нашего прихода в стаю, и появление сына застало их врасплох. Они не простили Элле. Они были обижены на него сильнее, чем вся остальная стая, и его поступок ранил их очень глубоко.
Элле не применял к родителям силу альфы, чтобы принудить их к диалогу. Он даже помыслить о таком не мог. Посему он долго и с трудом искал любую возможность заново сблизиться с ними, и я, наблюдая за этим, испытывала горечь.
Думаю, о том, как холодно приняли Андор и Мелина уже меня, и говорить не нужно. Ведь я была виновницей ухода Элле. Моё положение далеко не сразу смягчило их сердца.
Я понимала новых родственников. И даже немного ожидала этого.
Однако же обида родителей не шла ни в какое сравнение с ненавистью младшего брата.
— Хорошо, что это произошло так скоро. Я думал, что буду ждать ещё несколько лет, чтобы посмотреть тебе в лицо.
Я впервые увидела Дамиана одним ранним утром. Они с Элле стояли друг напротив друга на заднем дворе, чтобы не привлекать праздного внимания. Оба брата были удивительно похожи друг на друга — и на свою мать, Мелину. И тем больнее было от гнева в ясных голубых глазах Дамиана, с которым он смотрел на своего брата-альфу.
— Я слушаю тебя, — коротко сказал Элле. Его лица я не видела, но предполагала, что оно оставалось бесстрастным.
Дамиан заметил меня, окинул коротким острым взглядом — и в следующий миг бросился на Элле.
Тот не шелохнулся. Он ничего не сделал, когда Дамиан схватил его за грудки и притянул к себе так близко, что их носы почти соприкоснулись. Однако юноша так ничего и не сказал и не сделал. Он лишь стискивал зубы, и мне показалось, что его глаза заблестели от слёз.
Не дождавшись большего, Элле оттолкнул Дамиана, и тот безропотно отстранился.
— Всё? — холодно спросил Элле, на что брат угрюмо промолчал.
На меня больше не обращали внимания. Элле, невзирая на только что минувшую вспышку ярости, крепко обнял Дамиана и что-то тихо заговорил ему на ухо. Я же предпочла тихонько уйти в дом. Им нужно пообщаться без лишних свидетелей.
Аурики дома не было. Она очень быстро нашла новых подружек и целыми днями пропадала в гостях с самого утра. Иногда дружеские посиделки собирались и у нас, как, например, вчера.
Элле рассказывал мне о Дамиане. Сейчас парню неполных восемнадцать лет. Последние два года он провёл в соседней стае у их сестры, которая нашла там пару и вышла замуж. Согласно обычаям, волки выбирали детей и отправляли их в соседние стаи в знак дружбы и укрепления связей. Дети жили там некоторое время и получали новый жизненный опыт. Как правило, это происходило в подростковом возрасте, и на Дамиана в его пятнадцать пал жребий, и он покинул родителей, чтобы вернуться аккурат к появлению старшего брата.
— … я не прощу тебя, — раздался голос Дамиана в дверях.
— Дело твоё. Ты уже взрослый.
За стеной послышалась беспокойная возня, которую прекратил глухой звук удара. Я вздрогнула. Кто кому отвесил тумака, сомнений не было.
— Успокойся уже. Я теперь никуда не денусь, — проворчал Элле.