Турция старая и новая

ПОБЕДА НАЗЫМА ПОСЛЕ СМЕРТИ

Я не собираюсь говорить о творчестве Назыма — на это мог бы решиться только литературный критик. Но как не посвятить в работе о Турции специальной главы этому великому турецкому поэту, который принадлежит к авангарду мировой поэзии нашей эпохи?

Его поэзия, которая питалась народным творчеством, особенно близка нам, полякам. Он был правнуком участника польского восстания Константина Боженцкого, который нашел себе убежище в Османской империи и под именем Мустафы Джеляльэддин-паши прослыл храбрым военачальником и автором исследования по истории турок…

Начальный жизненный путь Назыма был типичным для отпрыска благородной фамилии. Первое потрясение для поэта — это поражение Турции в мировой войне 1914 года и зарождение кемалистского освободительного движения. Молодой слушатель Стамбульской военно-морской школы прошел пешком по своей Анатолии, чтобы примкнуть к народным отрядам Кемаля, которые должны были принести Анатолии свободу.

Рожденная их борьбой Турецкая Республика не стала предвестником освобождения бедных анатолийских масс. С того времени вся деятельность Назыма — и политическая и литературная — тяготеет к левому движению. В стране усиливаются репрессии. В 1938 году, накануне второй мировой войны, Назым в разговоре со слушателем военной школы высказался об опасности фашизма, и этого было достаточно, чтобы приговорить его к пятнадцати годам тюремного заключения за якобы имевшее место «подстрекательство к бунту в армии». Главное доказательство — найденные при обыске в школе сборники его стихов… С этого года начинается «голгофа» поэта. Он узнает вкус тюремного хлеба во многих тюрьмах разных турецких городов. С ним происходит беспрецедентная история: через несколько месяцев после окончания первого процесса над сидящим в тюрьме поэтом начинается новый суд на том основании, что его стихи читали также и младшие офицеры флота. Его приговаривают еще к пятнадцати годам тюремного заключения. Суд нац Хикметом был классическим примером судебной расправы. «Это был показательный процесс для устрашения» — напишет в своих воспоминаниях товарищ Назыма по тюрьме — Айдемир. А адвокат поэта Назихи в одном из своих интервью назовет Назыма «козлом отпущения».

Большую часть своего заключения Назым просидел в Бурсской тюрьме. Здесьим написаны прекрасные стихи, проникнутые горячей любовью к Анатолии, к простому турку, солидарностью с его борьбой. В тюрьме он закончил эпопею «Человеческая панорама» и дал миру наипрекраснейший образец любовной лирики «Письма к жене». Стихи погребенного заживо поэта, проникнутые, несмотря на преследования, нескрываемой радостью жизни, ободряют его товарищей по несчастью.

Война подходила к концу, а Назым все еще оставался за решеткой. Однако его стихи, передававшиеся из уст в уста, стали известны не только в Турции, но и в других странах. Повсюду поднимались голоса за пересмотр приговора. Дело Хикмета сравнивали с делом Дрейфуса. Эти требования особенно усилились после победы над гитлеризмом. Во Франции создается Комитет за освобождение Назыма во главе с поэтом Тристаном Тцара. Но турецкие власти остаются глухи к протестам. В 1950 году Назым в знак протеста объявляет голодовку, во время которой он похудел на 18 килограммов. Тогда же, в 1950 году Назым награждается Международной премией мира и избирается членом Бюро Всемирного Совета Мира.

Под давлением общественности турецкие власти в конце концов пересмотрели свое решение. Больной и ослабевший от голодовки Назым в 1950 году выходит на свободу. Однако преследования продолжаются. Его окружают шпиками, которые не спускают с него глаз. Больной Назым получает повестку в армию. И хотя у него офицерское звание, его хотят призвать как простого солдата, чтобы выслать в отдаленную местность на востоке страны и там под любым предлогом безнаказанно расправиться с ним. Такие прецеденты уже были, и Назым понимал, чем это ему грозило. Тайно покинув Турцию, он приезжает в 1951 году в Советский Союз. Он часто бывает в Варшаве. Много путешествует вообще. Пишет стихи, полные тоски, полные любви к своему народу, к своей земле.

Вот одно из них:

Гостиница «Бор»

3 июня 1963 года Назым умер в Москве от сердечного приступа.

Я была тогда в Турции и должна сказать, что после смерти поэта, когда творчество его «замкнулось», в стране будто прорвалась плотина и начался бурный процесс возвращения проклятого при жизни поэта турецкому народу. Воистину Назым победил после смерти! В прежние годы стихи поэта, запятнанного именем «предателя народа» были в черном списке, его имя было под запретом, а если находили его стихи при обыске, этого было достаточно, чтобы обвинить человека в «коммунистической деятельности». И происходило это в годы, когда Хикмет приобрел уже мировую славу, а его стихи были переведены на шестьдесят языков. Его игнорирование на родине, несомненно, омрачало последние годы Назыма. Об этом он как-то сказал Эренбургу: «Прислали мои стихи на исландском языке. Удивительно… А в Турции меня не печатают. Да и печатали бы, те, для кого я пишу, не смогли бы все равно прочитать — неграмотные…»

Однако реакции не удалось долго держать имя поэта под замком. После государственного переворота в стране началась либерализация. В 60-х годах турецкие издательства начали постепенно печатать произведения Хикмета, а наиболее известные театральные труппы — играть его пьесы. Его смерть дала толчок к диспуту в печати о том, почему величайший поэт должен был закончить свою жизнь в изгнании? Появилось много статей, авторы которых пришли к единому выводу. Была доказана необоснованность утверждения, будто Назыма Хикмета можно было назвать предателем, который добровольно покинул свою родину. Доводы реакции обернулись против нее же. Во всех публикациях подчеркивалось, что именно те, кто, глумясь над элементарными основами правосудия, приговорил поэта почти к тридцати годам тюрьмы и нацеливались на его жизнь, виноваты в том, что поэт вынужден был искать пристанище на чужбине. Советский Союз, предоставив ему убежище, дал Хикмету возможность для дальнейшего творчества и оказал таким образом бесценную услугу турецкой литературе. Знаменательной в этом смысле была статья турецкого литературоведа, профессора Таньола в еженедельнике «Ен». Отвергая клеветническое утверждение о Назыме, как «предателе народа», Таньол подчеркнул патриотическую позицию поэта, который своими стихами прославил Турцию во всем мире и доказал свою любовь к родной земле — все это нашло отражение в тех произведениях, которые он создал на чужбине. Таньол сравнивает позицию Хикмета с позицией таких уважаемых младотурецких реформаторов, как Зия-паша и Намык Кемаль, которые тоже вынуждены были покинуть родину из-за репрессий султанской реакции. Таньол сравнивает Хикмета даже… с Ататюрком. «Мустафа Кемаль, — пишет Таньол, — который спас народ и отчизну, выступив против колонизаторских держав, жаждавших расчленить Турцию, и прибегнув к помощи России, тоже в таком случае может быть признан «предателем Народа». Что означают эти слова, могут понять только те, кто знает, каким нимбом окружено имя «отца турок» в этой стране.

Я не буду здесь говорить о всей «хикметологии». Вместе со стихами поэта турецкий книжный рынок в последние годы начала захлестывать лавина книг и статей о поэте. Одни авторы действительно знают литературу, другие — требуют, чтобы дело Хикмета было пересмотрено…

Появилось также много воспоминаний людей, лично знавших Хикмета, которые познакомили турецкую общественность с подробностями судебной расправы над поэтом. Так, в конце 1966 года вышла брошюра поэта А. Кадыра, судимого вместе с Назымом. Она была буквально расхватана, и потребовалось второе издание. Специально Хикмету посвятил свой номер литературный еженедельник «Ени дерги». Журнал доказывал невиновность поэта и требовал пересмотреть его дело, чтобы снять с него клеймо предателя. Журнал опубликовал ряд свидетельств современников Назыма, в том числе и написанную еще в 1949 году статью старейшины турецкой журналистики, Ахмеда Эмина Ялмана, известного своими правыми взглядами. Ялман тогда вспоминал, как он навестил в Бурсской тюрьме больного, лишенного врачебной помощи Назыма и спросил его: «О вас говорят, что вы не патриот. Ваши стихи переводятся на многие языки коммунистами. Что вы на это скажете?» Назым ответил: «Не в моей власти запретить переводить мои стихи. Что же касается патриотизма, то, вероятно, есть люди, которых связывает с родиной чувство или то, что у них есть поместье или собственный дом в Турции. Моя связь с Турцией другая, более глубокая, я связан с ней родным языком. Мне кажется, трудно себе представить более глубокую связь».

Этот ответ поэта, ставший известным через столько лет, явился сильным аргументом, опровергающим ложь реакционных клеветников. Особое значение для Турции имел опубликованный в журнале «Ен» неизвестный доселе документ — письмо Назыма Хикмета Ататюрку, которое он написал в 1938 году. Это письмо, только недавно найденное в государственных архивах, не попало в свое время в руки смертельно больного Кемаля.

Вот выдержки из этого важного документа:

«Обвинив в подстрекательстве к бунту в армии, меня приговорили к пятнадцати годам строгого тюремного заключения. Теперь мне приписывают распространение бунта на турецком флоте.

Я клянусь турецкой революцией и Твоим именем, что я не виновен.

Я не подстрекал солдат к бунту.

Я не слепой. Я способен оценить все Твои гигантские усилия на пути прогресса, мое сердце полно любовью к родине.

Я не подстрекал солдат к бунту…

От Тебя и от кемализма я требую справедливости».

Сегодня, по прошествии более тридцати лет, проникновенный голос поэта все более широким эхом отдается по всей Турции. Все громче раздаются требования обнародовать дело Хикмета, заслушать оставшихся в живых свидетелей, добиться пересмотра процесса и полностью реабилитировать имя поэта. С таким требованием выступил в 1967 году от имени турецкой общественности известный турецкий журналист, депутат от Рабочей партии Турции Четин Алтай.

Дело Хикмета остается пока открытым. Однако в глазах просвещенной части турецкого общества поэт уже реабилитирован и признан величайшим поэтом современной Турции. Большой резонанс получил призыв Азиза Несина создать в Турции музей Хикмета и учредить литературную премию его имени[32].