Туркменская трагедия

“ВОР В ЗАКОНЕ”

У молодого врача буквально из под-носа угнали новенькие “Жигули”, но хозяин оставался по-олимпийски спокоен: тесть работал в верхах, а теща в системе прокуратуры — они-то отыщут “тачку” дорогого зятька, купленную тем более не на его деньги. На ноги были поставлены работники милиции и ГАИ, даже из КГБ кое-кто подключился. Вскоре самонадеянный потерпевший получил записку. “Подъезжай с четырьмя кусками, — писал аноним, — к анаусским барханам. Вернем тебе “Жигуленка” в порядке. Только не вздумай за собой ментов тащить — прогоришь”.

Молодой врач с четырьмя тысячами рублей на машине тестя устремился к месту назначенного свидания, зная, что за ним поодаль следует десяток омоновцев, надеясь схватить вымогателя.

Издали в лощине увидел знакомую машину. Они! Не успел подъехать — раздался треск, словно кто-то выстрелил из ракетницы, и “Жигули” в мгновенье ока вспыхнули пламенем. Откуда-то выскочили омоновцы, они прочесали местность, но кроме траков вездехода на барханах и сгоревших дотла останков украденной машины ничего не обнаружили. Похитители словно в песке растворились.

В тот же день врачу кто-то позвонил. “Ты, че, козел, за собой хвост приволок?! — сказал незнакомый голос. — Вот и поплатился. Машину, небось, богатый тесть купил, а они с женой взяточники известные”.

Вскоре пропала “Волга” у видного милицейского чина. Он об этом, как рассказывают, никому заявлять не стал, а направил свои стопы к Аймурату Нурыеву, прослывшему в преступном мире “вором в законе”. Через неделю у дома владельца кто-то оставил похищенный автомобиль, который обошелся хозяину еще в две тысячи рублей, но зато его вернули целым и невредимым.

Дико? Но факт. А что еще ожидать от “дикого капитализма”? Или феодализма? Пора “великих реформ” — всегда пора великого воровства, пронизывающего все ветви власти. Но о том подробно — в следующих главах.

Когда следом в Ашхабаде ограбили ювелирный магазин, — а подобного, как говорят, не случалось за все годы Советской власти, — сыщики снова вышли на Аймурата. Его авторитет был настолько велик, что залетные “медвежатники”, вскрывшие громоздкие сейфы магазина, послушались “пахана”, вернули все золото и другие драгоценности до последнего колечка.

Многие пострадавшие шли за помощью к Аймурату. Он возвращал угнанные автомашины, украденные драгоценности и вещи, ограждал от рекэтиров. И, конечно, отнюдь не бескорыстно. Безвозмездно Аймурат и пальцем бы не шевельнул. Что, и воровской мир подвластен законам рынка? Такой “вор в законе” вполне устраивал правоохранительные органы: его “помощь” заметно сказывалась на снижении динамики роста преступности, чего неукоснительно требовали (любой ценой!) как при Советах, так и в постсоветское время.

Словом, с чем не могли совладать силовые структуры со своим мощнейшим аппаратом, полицией, сыщиками, негласной агентурой и войсками, с тем справлялся Аймурат Нурыев с двумя-тремя помощниками. Не скажу, что это нормальное явление и следует поощрять институт “воров в законе”, но так было, и от его услуг, мне думается, не отказывались и силовые структуры. Абсурдно, но факт.

Услышанное о деяниях воровского авторитета повергло Ниязова в уныние. Может, его возмутила вызывающая наглость вора? Отнюдь. Он-то считал себя полновластным хозяином Туркменистана, на деле же под самым носом верховодит какой-то Аймурат, и вожжи в руках от воровского мира держит он, а не президент, которому такая неограниченная власть и во сне не снилась.

Поинтересовался, сколько же лет наглецу? Узнав, что тому еще далеко даже до сорока, еще больше вознегодовал. А вдруг он на президентское кресло позарится? Сапармурат слышал, что в иных странах бывшие воры и разбойники правителями становились. Просто людям порой все одно, кто над ними будет главенствовать: они грубой силе подвластны. Уж он-то это знает. У вшивых интеллигентиков, домогавшихся власти, на ее захват сил не хватило. А как рвались! И академики, и писатели, и партократы, и чиновники. Дай только волю на выборах да позволь партии создать, глядишь, какой-нибудь неумытый гарамаяк — простолюдин презренный — в президенты проскочит. А не удастся, тоже хлопот не оберешься, воду замутит, людей взбудоражит. Ох, как это опасно!

Свежо на памяти, кажется, в году восемьдесят девятом, как в Небитдаге и в Ашхабаде, на майские праздники, а затем в День победы молодежь вышла на улицы и стала крушить будки и киоски, перевернула несколько автомобилей, кричала какие-то лозунги. Его тогда чуть кондрашка не хватила. Ночами не спал, снотворное принимал, чуть не оглох от таблеток. Его мучило: “Что скрывается за этими непонятными выступлениями: политика или уголовщина? Кто стоит за бузотерами? Что, если бросить против них силы? Но за это ответить придется. Хорошо бы акции этих башибузуков в свою пользу обратить. Но кто они?”

У партийных работников, у вездесущих чекистов на то ответа не нашлось. И тогда, говорят, не без подсказки Ниязова, чекисты побежали за советом к Аймурату с просьбой внести ясность. И он внес, чтоб на душе у первого секретаря ЦК стало спокойнее. Это унижение последний запомнил крепко и носил камень за пазухой до тех пор, пока не стал президентом. Но простить того Аймурату не смог. Выходит, он, Ниязов, некогда обратившись к вору, возвысил, укрепил его авторитет? Неужто этот проходимец и сейчас, когда Ниязов стал президентом, считает себя умнее? Так, не иначе. Что возомнил о себе, гарамаяк проклятый!

Вскоре Аймурата Нурыева с двумя дружками арестовали, а судилище им устроили в здании КНБ, по соседству с внутренней тюрьмой, где они содержались. Заседание суда было закрытым, в полном смысле этого слова. Родственников туда, разумеется, не допустили. Обвиняемых скрывали не только от глаз судей, государственного обвинителя, защиты и даже охраны: железную клетку, где их содержали, занавесили каким-то плотным полотном, и диалог между судом и содержащимися под стражей шел словно в непроглядно темной комнате, где никто не видел друг друга и каждого приходилось узнавать по голосу, когда тот отвечал на заданные вопросы.

Есть все основания сомневаться: кто может гарантировать, что за завесой находились Аймурат и его подручные? А если там были подставные лица? Пародия, а не суд! Комедийность судилища обретала и трагичность: заплечных дел мастера побоялись показать заключенных с изуродованными, опухшими от побоев лицами. Их зверски истязали, стремясь выбить признание в каком-то “убийстве”, будто совершенном по команде Аймурата. Его-то и важно было разговорить, ибо высочайшее внимание, торопившее с расстрелом, зациклилось именно на нем. Однако, Аймурата, по его собственному признанию, можно было обвинить в каких угодно смертных грехах, но только не в убийстве.

Иной морали придерживались “судьи”, для коих не существовали ни правосудие, ни Конституция. И поступали они изощреннее злодеев, еще больше обнаживших антигуманную суть ниязовской системы. Во время суда, видимо, от переживаний скоропостижно скончалась мать Аймурата Нурыева. Сын обратился к министру с просьбой проститься с родным человеком, но ему отказали: не дай Бог, прознает о том президент, да и лицо Аймурата было обезображено побоями. Разрешить тому отдать свой последний сыновний долг, значит, изобличить систему в бесчеловечности, в издевательствах и пытках.

Земля слухом полнилась. Национальное телевидение положило конец всяким разговорам, показав на голубом экране двор КНБ и три распростершихся на земле мужских трупа. Качество изображения было неважное, видно, съемки проводили не профессионалы, а сами заплечных дел мастера, у коих опыта больше в другом. Чтобы у зрителя не оставалось сомнений, комментатор объявил имена расстрелянных по решению Верховного суда и среди них фамилию Аймурата.

Подобные акты в Туркменистане свершаются с ведома самого президента. По телевидению трупы показаны по его личному указанию, для острастки, пусть знают: в Туркменистане порядок — господствует закон. Так кто же теперь в стране “вор в законе”?

Порочное чувство это — зависть. Она категорична, не различает ни правых, ни виновных, и чтобы опорочить или обелить человека, ей не требуется доказательств. А зависть и ревность — близнецы, в них корень зла, этой отвратительнейшей черты человеческого характера, которым обычно сопутствуют ненависть и предательство.

И горе той стране, ее подданным, если ее правители заражены этим пороком. Такие правители, как говорил еще Юсуф Баласагуни, могут привести страну в беспорядок.