Творчество

Гумилевика

Богословие Льва Гумилева

Богословские взгляды Льва Николаевича Гумилева (ЛНГ) являются белым пятном для исследователей его творчества. По единственной причине: как советский ученый, он не имел возможности публично высказывать их. Благодаря свидетельствам близких, нам известно, что ЛНГ являлся воцерковленным православным христианином. Тем не менее, как у всякого крупного мыслителя, чьи научные интересы лежат в сфере истории духовности и сравнительного религиоведения, и при этом верующего, у него не могли не появиться собственные богословские разработки. Информация о них разбросана по многим его произведениям. Поскольку есть опасность, что эти идеи, в любом случае, не являющиеся вероучительными положениями, могут быть использованы врагами Церкви и еретиками, есть смысл разобрать их, дабы пресечь такие соблазны в корне.

Лекции

Признаки того, что ЛНГ симпатизировал точке зрения ересиарха II века н. э. Маркиона и его последователей, отвергавших Ветхий Завет и древнеиудейскую религию, как предшественницу христианства, можно извлечь из многих его текстов. В сборнике гумилёвских лекций «Струна истории» [3] я насчитал три таких места.

«Маркион был из Малой Азии. Очень ученый был человек. Сначала он был торговцем, потом занялся филологией и написал большой трактат о Ветхом и Новом Заветах, где он доказал вполне убедительно (и с моей точки зрения убедительно) (выделено мной. — П.В.), что Бог Ветхого и Нового Заветов — это различные Боги и что поклоняться Ветхому Завету не нужно» (C. 216).

В этом абзаце Лев Николаевич, как всегда, кратко и полно раскрывает свое кредо, так, что, кажется, других доказательств уже и не требуется. В самом деле, если бы он хотел лишь указать на убедительность доводов Маркиона для его современников, этим бы и ограничился. Но он сознательно делает некорректное для нейтрального историка заявление, высказывая (как часто делает по другим поводам, и везде с особым умыслом), личное отношение к описываемому событию: «И с моей точки зрения убедительно».

Надо помнить, что сделано это заявление было в конце 70-х годов прошлого века, когда точка зрения советского историка по таким вопросам обязана была быть только отстранено-иронической, не признающей за «религиозно-идеалистическими концепциями» никакого самостоятельного значения для познания. Тем не менее ЛНГ пошел на определенный риск, озвучив свое отношение. Разумеется, он не мог сказать: «Я христианин, но не признаю Ветхий Завет». Поэтому сделал это, как бы, между прочим, однако вполне ясно выразил свой взгляд на вопрос — в рамках, заданных реалиями того времени.

Об отношении ЛНГ к идеям Маркиона говорит и такая цитата: «…Маркиона, филолога, показавшего принципиальное различие между Ветхим и Новым заветами». [4]

Заметим, не «якобы, показавшего» или «считавшего, что он показал». В этой фразе присутствует утверждение.

«…Он (Авраам. — П.В.) имел сына Исаака, которого хотел принести в жертву богу Яхве или какому-то своему богу, которому он поклонялся. Трудно сказать точно, — там называется „Элохим“, то есть разные боги» (С. 522). [3]

Из этого видно, что ученый поддерживал деление Ветхого Завета на «Элохист» и «Яхвист», введенное критиками Библии в XVIII веке. В настоящее время это деление опровергается и многими светскими библеистами, а в церковной среде возражения на него появились сразу же после его появления.

«Приметив, что до сего места книги Бытия постоянно употребляемо было в ней имя Элохим, а отселе до конца 3 главы употребляется Иегова Элохим, они (критики. — П.В.) заключают из сего, что сия часть книги писана совсем другим писателем. Но, а). в сей самой части употребляется и одно Элохим (3, 5), который же из мнимых двух писателей написал сии стихи? б). Даже в одном стихе написано сперва Иегова Элохим, а потом Элохим (3, 1). Итак, неужели и один сей стих написан двумя писателями? в). В 4 главе многократно употребляется одно Иегова: неужели нужен для сего третий писатель? г). Глава 5 начинается надписанием совершенно подобным настоящему (2, 4), кроме того, что там надписано Элохим: сколько же еще надо выдумать разных писателей для разъяснения сей разницы в словах?», — недоумевал в начале XIX века свт Филарет Московский. [17]

«Действительно, надо заметить, что кроме внутренней противоречивости позиций критиков, их построения никак не подтверждаются ни тестом (в Ягвистских текстах стоит слово Элохим Быт. 3, 1–5; 33, 5, 11, у Элохимиста — Ягве — см. Быт. 21, 33; 22, 11,14; 28, 17–22), ни, главное, использованием слов Бог и Господь в Септуагинте, которая многими экзегетами считается более точной». [17]

Что касается множественного числа слова «элохим», то оно употребляется в Библии по-разному.

«В большинстве случаев, несмотря на множественное число, это слово в Танахе согласуется с глаголами и другими частями речи в единственном числе и означает единого Бога. Однако в некоторых случаях у него полноценное множественное число, и оно при этом означает многих языческих богов (напр., Исх. 20:3: „Да не будет у тебя других богов“), ангелов (Псал. 8:6) и даже людей (Исх. 4:16)». [19]

Общецерковная точка зрения состоит в том, что множественное число слова «Элохим» приоткрывает тайну Пресвятой Троицы:

«В первом библейском стихе еврейское слово Элохим переведено на русский как Бог: „В начале Бог создал небо и землю“ (Быт. 1, 1). Грамматическое построение этой фразы удивительно: сказуемое (бара; сотворил) поставлено в ней в единственном числе, а вот подлежащие (Элохим) стоит во множественном (в единственном это слово звучит как Элоах; им в иврите — окончание множественного числа). То есть при буквальном переводе первая библейская фраза зазвучит: „В начале Боги сотворил“. Для христиан эта странная рассогласованность между подлежащим и сказуемым радостна: это значит, что первая библейская фраза приоткрывает нам тайну Троицы: Единого Бога („сотворил“) в Трех Лицах („Элохим“)». [12]

Однако из приведенного высказывания ЛНГ очевидно, что он этой точки зрения не придерживается, считая «элохим» обозначением группы племенных богов древних евреев. Разумеется, при этом он не имел в виду гностические и теософские концепции, основанные на Каббале: «Теософы чтут Представителей Великого Разума, тех Элохимов, которые создали человека по образу и подобию своему». [20]

«А у этих древних семитов существовал такой обычай, что первого своего сына они убивали в жертву богу. А жене-то было — жалко. Она быстренько взяла острый камень, который лежал в палатке на полу… сделала обрезание Моисею (так в тексте. — П.В.) и — духу или „богу“, который там был, — „синайский бог“…» (С.526). [3]

Этот темный библейский эпизод (Исход, 4:24–26) имеет множество толкований. Похоже, ЛНГ приближается к точке зрения Оригена, подразумевавшего под «богом» некоего демона. [21]

Выражение «синайский бог» употреблял о. Александр Мень:

«Для народа синайский Бог (выделено мной. — П.В.) был, прежде всего, Божеством огня и бури. Быть может, не случайно само Его имя созвучно со словом „хава“ — „веяние“. Он всегда является в пламени, от Его раскаленного дыхания тают холмы и плавятся гранитные утесы. Его окружают сонмы „сынов Божиих“, Он повелевает небесными светилами. Среди богов нет более могущественного, чем Ягве. Он Бог Синая, но он же Владыка пустыни, Сеира и Ханаана. После исхода Ягве показал свою власть над Амоном и другими богами Мицраима. Так постепенно в сознании кочевников синайский бог грома и огня превращается в мирового Бога». [16]

Мы видим, что о. Александр, часто критикуемый за модернизм в богословии, склонен выводить древнееврейскую религию из почитания племенного бога. По всей видимости, ЛНГ разделял эту точку зрения.

О неприятии Львом Гумилёвым Ветхого Завета говорит в своих воспоминаниях и Л. Д. Стеклянникова:

«Неудивительно, говорил он, что мирянам-католикам даже запрещено читать Ветхий Завет, чтобы не потерять веру». [18]

Таким образом, очевидно, что, по крайней мере, на рубеже 70–80 годов прошлого века Лев Николаевич отрицательно относился к Ветхому Завету и «племенному богу евреев Яхве». В свете этого понятнее становится концепция загадочного «Апокрифа».

«Апокриф»

«Работая в Государственном музее этнографии народов СССР в 1949 г., автор наткнулся на странный текст, написанный уйгурским алфавитом на языке, автору незнакомом. К тексту был приложен перевод на русский язык на отдельном листе толстой бумаги, написанный чернилами с соблюдением дореволюционной орфографии», — так начинается текст, который сам автор назвал «всего лишь вставная новелла» в трактат «Древняя Русь и Великая степь» (ДРиВС). [3]

Столь романтическая история заставляет предположить литературную мистификацию, которые были столь популярны в континууме «Серебряного века», плоть от плоти которого является литературно-художественное творчество ЛНГ. Тем более, дальше рассказывается, что потом документ пропал. Подобный прием обычен, достаточно вспомнить историю «Велесовой книги». Надо отметить, однако, что в случае «Апокрифа» имеет место, скорее «псевдофальсификация», поскольку факт своего авторства ЛНГ не очень скрывает. Он даже не указал номер фонда, в котором, якобы, найден документ. Возможно, ЛНГ избрал такую форму подачи материала опять же в силу цензурных ограничений, из-за которых он не имел возможности под своим именем опубликовать богословский труд. «Автор добавил к переводу краткий комментарий и несет ответственность только за него», — предупреждает он. [3]

Его авторство подтверждает и другой вариант этого текста, опубликованный в сборнике статей «Этносфера. История людей и история природы» (ЭИ) уже после смерти ученого. По свидетельству редактора книги Е.М. Гончаровой, его вдова Наталья Викторовна, являвшаяся составителем сборника, принесла машинописный листок, который нашла на столе, и предложила опубликовать, уверяя, что этот текст принадлежит ЛНГ. Так оно и есть, судя по словам Н.В. Гумилевой в предисловии к сборнику (с.9): «Завершается сборник „Апокрифом“, который, по моему мнению, замечателен». [6] Поскольку в публикации нет никаких ссылок, что это перевод древнего текста, надо полагать, вдова сказала то, что сказала: «Апокриф» принадлежит ЛНГ.

А вот устное сообщение Л. Д. Стеклянниковой: «Лев Николаевич, даря мне и подписывая книгу (ДРиВС. — П.В.), назвал мне страницу „Апокрифа“ и сказал, чтобы я прочитала сначала его. Курс-то я несколько раз прослушала, он это знал, поэтому и указал на новенькое» (передано О.Г. Новиковой).

Окончательную точку в вопросе об авторстве «Апокрифа», на мой взгляд, ставит свидетельство ученика и друга ЛНГ писателя Дмитрия Балашова в его статье «Слово об учителе», опубликованной в сборнике «Лев Гумилев: судьба и идеи»:

«У меня в руках была (и, увы, исчезла!) воистину драгоценная страница машинописной рукописи, представляющая собою оригинальный, вполне законченный по сути своей богословский трактат. (Его-то я и использовал в богословском споре будущего Сергия Радонежского со своим старшим братом Стефаном)» (С.589). [14]

Поскольку в романе Дмитрия Балашова «Похвала Сергию» 1992 года [1] действительно использован текст «Апокрифа», причем, в варианте ЭИ, надо думать, эта «машинописная рукопись» и была той самой, или ее копией, которую вдова ученого принесла в «Экопрос». Очевидно, писатель получил рукопись от самого ЛНГ. Во всяком случае, Балашов не сомневался, что это авторский текст Льва Николаевича.

Попытка сравнения

В ДРиВС «Апокриф» опубликован «вставной новеллой» с авторским комментарием, представляющим текст как находку в Государственном музее этнографии народов СССР.

В ЭИ — отдельным текстом в конце сборника (С. 479–480).

В ДРиВС 12 пунктов.

В ЭИ — 14.

Текстуально совпадают (с незначительными стилистическими отличиями) в обоих изданиях пункты 1–7.

В пункте 8 в ДРиВС изложена индуистская концепция реинкарнации — перерождения души (атмана) (в ЭИ — п. 11).

В пункте 8 в ЭИ вводится понятие «сатана», на которого возлагается ответственность за мировое зло. Это понятие в ДРиВС введено в пункте 9, при этом сатана приравнен к шуньяте — Великой Пустоте буддизма Махаяны.

Пункты 9 ДРиВС и 10 ЭИ, в основном, совпадают. Утверждение п. 9 ДРиВС «Небытие облекает частицы Света (фотоны)», которого нет в ЭИ, можно счесть отголоском манихейских представлений. В ЭИ нет также фразы: «Зло приходит в мир из небытия, и горе тем, через кого оно приходит».

Пункты 10 ЭИ и 11 ДРиВС совпадают.

Пункт 12 ДРиВС о спасении людей Богом по молитве отсутствует в ЭИ. На этом «Апокриф» в ДРиВС заканчивается. П. 11–14 ЭИ в ДРиВС отсутствуют, далее следует вариант ЭИ.

П. 11 содержит утверждение, что за смертью следует или новое перерождение, или полный распад. «Царство сатаны» представлено как «вечная неудовлетворенность без надежды на конец».

П. 12. «Сила зла — во лжи».

П. 13. «Лучший друг сатаны — огненный демон Яхве, говоривший с Моисеем на горе Синай; наивысший святой сатаны — Иуда…».

П. 14. «Христос единый отверг зло» «(Земля)…готовится к встрече Параклета (Утешителя)…». [6]

Характеристика данной концепции самого ЛНГ (ДРиВС): «Отношение к гностицизму и махаяническому буддизму четко отрицательное, но сам жизнеутверждающий теизм напоминает сочетание „желтой веры“ Тибета с несторианскими реминисценциями ранней Византии и восточными вариантами митраизма». [5]

На основании этого сравнения мне кажется, что принадлежность текста перу ЛНГ очевидна, поскольку вариант, опубликованный в ЭИ, является явным авторским развитием и дополнением идей, данных в ДРиВС. Возможно, конечно, что вариант ДРиВС — всего лишь результат редакторской правки. Но ее, скорее всего, не было бы, считай редактор, что имеет дело с аутентичным источником…

Что касается богословской концепции, изложенной в этих текстах, то, по моему мнению, она является синкретическим производным от христианства, развитого индуизма, и — частично — теистического буддизма. Отголоски гностицизма, а также различных квазихристианских еретических учений можно усмотреть постольку, поскольку эти ереси питались восточными системами, на которые опирался и автор «Апокрифа». Однако в том виде, в котором она изложена, концепция не отходит кардинально от ортодоксального христианства, за исключением нескольких пунктов, а именно:

1. Утверждение о переселении душ (реинкарнации);2. Отторжение ветхозаветного Бога;3. Утверждение о грядущем явлении Параклета.

Постараюсь разобрать эти три пункта.

Реинкарнация

ЭИ, 11: «Смерть сама по себе не зло, ибо за нею идет новая жизнь или полный распад и забвение. Зло и ужас — вечная неудовлетворенность без надежды на конец. Это и есть царство сатаны». [6]

Очевидно, что речь идет не о христианской танатологии. Православное учение о посмертной судьбе души ничего не говорит о «полном распаде и забвении», это, скорее, представление атеистическое: «Преп. авва Дорофей суммирует учение ранних отцов по этому вопросу: „Ибо души помнят все, что было здесь, как говорят отцы, и слова, и дела, и мысли, и ничего из этого не могут забыть тогда. А сказано в псалме: В той день погибнут вся помышления его (Пс. 145, 4); это говорится о помышлениях века сего, т. е. о строении, имуществе, родителях, детях и всяком деянии и поучении. Все сие о том, как душа выходит из тела, погибает… А что она сделала относительно добродетели или страсти, все то помнит и ничего из этого для нее не погибает… И ничего, как я сказал, не забывает душа из того, что сделала в этом мире, но все помнит по выходе из тела, и притом лучше и яснее, как освободившаяся от земного сего тела“». [10]

Что касается «Новой жизни», то это можно толковать, конечно, как отсыл к «Откровению Иоанна Богослова»: «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет» (Откр. 21.1). Однако в Апокалипсисе речь идет о всеобщем воскрешении и переходе человечества к иной, высшей форме жизни, а не об индивидуальной посмертной судьбе. Остается предположить, что ЛНГ имел здесь в виде учение о переселении душ — реинкарнации или метемпсихозе.

Это становится очевидным из следующего пункта «Апокрифа» в ДРиВС:

«8. Бог добр, а значит, мир, Им сотворенный, благ. И чередование рождения и смерти — не зло, а благо. Вечная душа (атман) перерождается, забыв обиды и горе, перенесенные ею в предшествующей жизни (выделено мной. — П.В.). Цепь перерождений непрерывна. Но тогда откуда возникает зло?». [5]

Как справедливо разъясняет ссылка, данная в том же издании: «Атман, согласно философской системе Веданты, — бессмертная душа, подвластная карме — закону причинности». [5] То есть это положение перекочевало в «Апокриф» непосредственно из индуизма. Но, надо сказать, упоминание Веданты здесь не совсем корректно. Широко распространено мнение, что учение о переселении душ и кармической зависимости — принадлежность индуизма и буддизма, «визитная карточка» их танатологии. Однако на самом деле собственно Веды этой концепции не знают. Впервые она сформулирована лишь в Брихадараньяка-Упанишаде (VII–V вв. до Р. Хр.). Есть предположение, что идея эта заимствована из шаманских систем народов Северной Азии. В Европе она впервые появляется у Ферекида и его ученика Пифагора, причем, судя по всему, заимствована она ими была отнюдь не из Индии. Во всяком случае, не напрямую. [13]

При этом, опять же вопреки распространенному мнению, в буддизме эта концепция не прижилась, поскольку буддийская философия отрицает само существование души, атмана. В буддизме существует понятие сантана — протяжённость сознания, за которым не стоит никакой абсолютной опоры, поток элементов бытия (дхарм). Тем не менее в тибетском буддизме есть положение, по которому некоторые высшие ламы способны сохранить свою личность и перенести в следующее рождение. Очевидно, это имел в виду ЛНГ, поминая «жизнеутверждающий теизм…„желтой веры“ Тибета». [5]

Дальнейшее развитие идея реинкарнации получила в Каббале (гильгуль нешамот) и позднейших учениях негативного толка — манихействе, гностицизме, современных учениях нью-эйдж, в частности теософии и агни-йоге.

Христианству такие идеи были чужды изначально, как проявление язычества. Реинкарнация (метемпсихоз) была осуждена многими Отцами Церкви. В VI веке в формуле отречения от манихейства 12-м пунктом стояло: «Верующий, что человеческие души перемещаются заново в другие тела или в животных — да будет анафема». В 543 г. поместный Константинопольский собор, осудивший мнение Оригена о предсуществовании душ, тем не менее, не нашел в его учении признаков реинкарнации. Она был анафематствована лишь в 1082 г. в Константинополе, на Соборе против учения Иоанна Итала. [13]

Итак, совершенно очевидно, что следовать учению о реинкарнации, оставаясь при этом ортодоксальным христианином, невозможно. Вопрос, как относился к нему ЛНГ, остается открытым.

Огненный демон

ЭИ, 13. «Лучший друг сатаны — огненный демон Яхве, говоривший с Моисеем на горе Синай; наивысший святой сатаны — Иуда, предавший Учителя; тот, кто следует принципу Иуды, — свободен от греха, ибо все, что он творит, надо звать благом. Эти люди по ту сторону добра и зла. Им позволено все, кроме правдивости и милосердия». [6]

Эти шокирующие положения некогда были достаточно распространены в околохристианском дискурсе. ЛНГ пишет, характеризуя учение гностической секты офитов: «По этой логико-этической системе, в основе мира находится Божественный Свет и его Премудрость, а злой и бездарный демон Ялдаваоф, которого евреи называют Яхве, создал Адама и Еву… Себя он называет Богом Единым, но он лжет; на самом деле — он просто второстепенный огненный демон (выделено мной. — П.В.), через которого говорили некоторые еврейские пророки» («Зигзаг истории»). [6]

Разбирая цитаты из гумилёвских лекций, мы видели, что ЛНГ в своё время симпатизировал похожим взглядам. Но, во-первых, нет доказательств, что он их сохранил, а во-вторых, разумеется, невозможно обвинять его в гностицизме, который он неоднократно и недвусмысленно осуждал: «Гностики ненавидели окружающий их мир и чтили умерщвляющий радиораспад. Поэтому, с нашей точки зрения, следует зачислить авторов гностических учений в разряд губителей окружающей среды». [6]

Гностикам (и их современным последователям) принадлежит также идея о «святости» и благородных побуждениях Иуды Искариота, чье предательство, якобы, было санкционировано Самим Христом. Это лишний раз подтвердила бурная реакция антиклерикальных кругов на публикацию в 2006 году найденного ещё в 1978 году гностического «Евангелия от Иуды» (независимо от его подлинности). Убежден, что ЛНГ была абсолютно чужда подобная трактовка:

«„Наивысший святой cатаны“ назвал его Лев Гумилев, и это верно. Зло, совершенное Иудой, — абсолютное, не нуждающееся в объяснении. Не зло от слабости, корысти, невежества — просто Зло. Он мог спастись, даже после предательства: существует предание, что Христос не умер на кресте, пока Иуда не покончил самоубийством. Быть может, Он ожидал его покаяния, хотя знал, что не дождется. „Лучше было бы этому человеку не родиться“, — сказал Он про Иуду, а в другой раз назвал его „сыном погибели“. Для христианина этого достаточно, чтобы знать: всякий, кто оправдывает Иуду, сам есть зло». [2]

Назвать Иуду «наивысшим святым сатаны» можно лишь в том смысле, в котором церковная традиция называет антихриста «подобным Христу». «Подобным», но «противоположным». Состояние Иуды после предательства — противоположный полюс святости, высшая греховность.

«Иуда был господином своих помыслов и в его власти было не повиноваться им и не склоняться к сребролюбию, то он, очевидно, сам ослепил свой ум и отказался от собственного спасения… Посмотри, сколько сделал Христос, чтобы склонить его на Свою сторону и спасти его: научил его всякому любомудрию и делами и словами, поставил его выше бесов, сделал способным совершать многие чудеса, устрашать угрозою геенны, вразумлял обетованием царства, постоянно обличал тайные его помышления, но, обличая, не выставлял на вид всем, омыл ноги его вместе с прочими учениками, сделал участником Своей вечери и трапезы, не опустил ничего — ни малого, ни великого; но он добровольно остался неисправимым». [8]

Думается, это ЛНГ и имел в виду.

Утешитель

ЭИ, 14: «Христос единый отверг зло, сказав: „Отыди от меня, сатана“. Только силою пречестного креста спасена Земля от уничтожения злом (может быть, психической аннигиляции) и ныне готовится к встрече Параклета (Утешителя), который преодолевает пространство, время и злобность душ людских. Он вечно приходит и вечно с нами и всё же мы чаем его повседневно. Это тайна, не открытая скудному разуму людей». [6]

Прежде всего укажу на примечательные слова: «может быть, психической аннигиляции», которые никак не могут оказаться в рукописи, созданной где-то в Центральной Азии, которую сам ЛНГ «датировал» периодом с III по XVI век. Это еще раз к вопросу об авторстве «Апокрифа»…

Что касается Параклета (Утешителя), то Церковь однозначно признает его Третьим Лицом Св. Троицы — Святым Духом [15], сошедшим на апостолов в день Пятидесятницы и сходящим на каждого крещаемого при совершении таинства крещения. Однако превратно понятые слова Христа: «И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его; а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет» (Ин, 14: 16, 17) породили мнение, что до Второго Пришествия произойдет явление некого ангела-утешителя. Учение о приходящем Параклете использовали гностики, от Валентина, и до катаров, но у них он считался «истечением абсолюта». Первым же, кто проповедовал пришествие Параклета как личности, а именно, самого себя, был не кто иной, как основатель манихейства Мани. Не чужд оказался этой ереси и ислам шиитского толка: «Многочисленные шиитские авторы, в т. ч. Хайдар Амоли и Камаль Кашани, ссылаясь на Евангелие от Иоанна, идентифицируют пришествие 12-го Имама с чаемым пришествием Параклета». [11] С тех пор этот соблазн — объявить кого-то «тем самым предсказанным Утешителем», довольно распространен. В начале 90-х годов, например, я знал в Сибири безумца, который вообразил Утешителем себя, в доказательство чего попытался совершить самосожжение на кресте…

Таким образом, можно было бы очередной раз уличить «Апокриф» в ереси, однако последующая фраза: «Он вечно приходит и вечно с нами и всё же мы чаем его повседневно. Это тайна, не открытая скудному разуму людей», — вполне может относиться к Параклету — Духу Святому в его христианском понимании. [6]

Но не еретик!

Был ли Лев Гумилев еретиком? Думается, нет. Даже если «Апокриф» принадлежит ему, в чем, думаю, нет смысла сомневаться, он сам дистанцировался от него. Таким образом, невозможно обвинить его в том, что он проповедовал эти идеи.

Невозможно доказать и то, что он их разделял. Скорее, это была всего лишь своеобразная попытка исторической реконструкции утерянного учения. Надо сказать, к методу реконструкции ЛНГ прибегал весьма часто, достаточно вспомнить его трактат «В поисках вымышленного царства». В первой подглавке «Образы утраченного» главы XXVII ДРиВС «Эмпирическое обобщение» говорится о страшных потерях, понесенных культурой, в том числе и степной, от уничтожения материальных ее свидетельств, после чего идет «Апокриф». [5] В таком случае его можно воспринимать, как иллюстрацию, представляющую образчик этого «утраченного», некую оригинальную идеологию, рожденную на просторах Евразии, и противостоящую с одной стороны китайским учениям, а с другой — персидским и европейским. Кажется, такая возможность была бы очень привлекательной для ЛНГ… Но это чисто умозрительное предположение, ни на чем не основанное.

Разумеется, его отношение к Яхве нельзя считать «частным богословским мнением»: в выборе таких мнений христианин свободен, но не безусловно. Границы этой свободы — в обязательном требовании, чтобы его мнения не входили в противоречии с догматами. А отрицание Ветхого Завета входит, поскольку Церковь признает: «Все Писание богодухновенно» (2-е Послание ап. Петра). За несогласие с этим был осужден Маркион.

Возможно, если положения «Апокрифа» развернуть в богословскую систему, она впишется в комплекс неоязыческих учений нью-эйдж. Но ведь ЛНГ этого не сделал.

Он был великим ученым и мыслителем, а таким людям простительно выходить в погоне за истиной за некие рамки. Правда, и спрос с них больше, чем с нас, грешных… Андрей Кураев* пишет в защиту осужденного Церковью Оригена:

«Человек может просто думать, а не „свидетельствовать“ о мнениях традиции. Человек может сам искать, предполагать, аргументировать. Можно ли Бердяева назвать свидетелем православной традиции? Да, многие его тезисы церковны. Но „многие“ не значит „все“. Так и Ориген — это Бердяев III века. Как и Бердяев, Ориген — почти мученик. Как и Бердяев, Ориген на дух не переносит никакие церковные расколы и всю жизнь хранит верность Церкви. Как и Бердяев, Ориген терпеть не может гностиков и теософов. Как и Бердяев, Ориген строит свои гипотезы рядом с церковными догматами. Как и Бердяев, Ориген не очень дорожит этими своими „мнениями“». [13]

В полной мере отнести эти слова и ко Льву Николаевичу Гумилеву, поскольку в основном положения «Апокрифа» не выходят за рамки христианского учения.

Следует вспомнить и слова святителя Филарета (Дроздова): «Ни одну церковь, исповедующую Христа, яко Бога и человека я не дерзну назвать ложной» [10] Если это верно в отношении Церкви, то верно и для богословского мнения.

Безусловно, «Апокриф» остается загадочным документом, но личность Льва Гумилева, воцерковленного православного христианина, перед смертью приобщившегося Святых Тайн, получившего благословение и напутствие Церкви, не позволяет обвинять его в скрываемой ереси. Его последняя исповедь останется между ним и Богом. А мы скажем: «Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего Льва и даруй ему Царствие Твое вечное!»

Список литературы.

Д.М. Балашов, «Похвала Сергию». LibKing:

https://libking.ru/books/sci-/sci-history/66150-dmitriy-balashov-pohvala-sergiyu.htmlП.В.

Виноградов, «Код Иуды». Аuthor.Тoday:

https://author.today/reader/163633/1375706Л.Н.

Гумилёв,Л.Н. Гумилёв, «Конец и вновь начало». Гумилевика:

http://gumilevica.kulichki.net/EAB/index.htmlЛ.Н.

Гумилёв, «Древняя Русь и Великая степь». М., 2002.Л.Н. Гумилёв, «Этносфера. История людей и история природы». М., 1993.Л.Н. Гумилёв, «Тысячелетие вокруг Каспия». М., 1993.Иоанн Златоуст, «О предательстве Иуды». Древлебиблиотека:

https://txt.drevle.ru/text/ioann_zlatoust-o_predatelstve_iudyМитрополит

Иларион (Алфеев), «Православие». Азбука веры:

https://azbyka.ru/otechnik/Ilarion_Alfeev/pravoslavie-tom-1/9Архиепископ

Иоанн (Максимович), «Краткое изложение Православного учения о посмертной судьбе души». Золотой корабль:

http://www.golden-ship.ru/_ld/20/2057_1686.htm

Анри Корбэн, «История исламской философии». Библиотека Корана:

https://quran.al-shia.org/ru/lib/new/06.htmА. В. Кураев*,

«Кто послал Блаватскую?». Азбука веры:

https://azbyka.ru/otechnik/sekty/kto-poslal-blavatskuyu/4А. В. Кураев*,

«Раннее христианство и переселение душ». Электронная библиотека RoyalLib.com:

https://royallib.com/book/kuraev_andrey/rannee_hristianstvo_i_pereselenie_dush.html «Лев

Гумилев: судьба и идеи». М., 2007.Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1907–1909.О. Александр Мень, «История религии», т.2. Наследие протоиерея Александра Меня:

http://alexandrmen.ru/books/tom2/2_gl_18.htmlО. Даниил

Сысоев, «Летопись начала». Азбука веры:

https://azbyka.ru/otechnik/Daniil_Sysoev/letopis-nachala/9_5Л.Д.

Стеклянникова, «Вечная память». Гумилевика:

http://gumilevica.kulichki.net/memoirs.html «Толковая

Библия, или Комментарии на все книги Св. Писания Ветхого и Нового Завета». М., 2009.Письма Елены Рерих. 1932–1955. Рериховская библиотека:

https://roerich-lib.ru/e-i-rerikh/pisma-eleny-rerikh-1932-1955«„Ты жених

крови у меня“ — как можно истолковать исход 4:24–26?». Правмир:

https://www.pravmir.ru/tyi-zhenih-krovi-u-menya-kak-mozhno-istolkovat-ishod-4-24-26/

*Признан в РФ иноагентом.

Поиски «малой пассионарности» посредством «историоскопа»

Иван Москвитин. «Царь Грозы». «Нестор-История». СПб, 2019.

Пассионарная теория этногенеза (ПТЭ) Льва Гумилёва привлекательна ещё и тем, что представляет собой род интеллектуального руководства, пользуясь которым можно создавать собственные теоретические конструкции, касающиеся исторических закономерностей. Чем многие последователи ПТЭ и занимаются — с разной степенью успешности. Иван Москвитин, выступивший с гипотезой «малой пассионарности» — сингулярных циклов, явно преуспел.

И дело не только в проделанной автором гигантской работе, результатом которой стали два огромных тома, наполненных таблицами сингулярных толчков, охватывающие практические всю письменную историю человечества во всех регионах (и работа эта, насколько мне известно, продолжается).

Изучая эти таблицы, начинаешь проникаться согласием с автором — да, похоже, он и впрямь нащупал некую закономерность в исторических процессах. То есть, то, что он называет «сингулярные толчки», «сверхмощные скачки пассионарности, маркированные образами великих лидеров», нечто вполне осязаемо проявляющееся в истории.

И феномен этот прекрасно ложится на общую канву ПТЭ, сторонником которой (не без оговорок) Москвитин является. Хотя следует заметить, что ПТЭ вообще прекрасно может вписаться во многие другие теории исторических закономерностей, или по крайней мере, быть совмещённой с ними — например, с мир-системным анализом Иммануила Валлерстайна. Или вот сам Гумилёв вполне успешно делал вид, что его теория ни в коей мере не противоречит марксизму, а лишь его дополняет — хотя в этом случае, надо думать, имело место вызванное политическими причинами лукавство.

Да и сам Гумилёв, кажется, ощущал необходимость дополнения своих глобальных положений более детальной схемой. В трактате «Поиски вымышленного царства» он дал образ некоего «историоскопа», «прибора с масштабной шкалой, содержащей градацию степени приближения». И если сама по себе ПТЭ с её витками глобального этногенеза, укладывающимися в промежуток примерно в полторы тысячи лет — самое общее, первое приближение, то сингулярность Москвитина, циклы, связанные с деятельностью отдельных великих пассионарных лидеров — это приближения 4–5, при которых рассматривается отдельная эпоха и деятельность конкретных людей в ней.

Это не первая попытка дополнить ПТЭ подобной детализацией. Достаточно вспомнить, например, циклы «подъемов» и «прогибов» русской истории, которые разрабатывались другом и единомышленником Гумилёва Петром Савицким. Такой цикл укладывался у него в цепочку 10–17 — 7 лет. Сингулярный цикл Москвитина несколько сложнее: 12–14 — 8-10 — 14–16 — 8-12 — 14–16 — 10–12 лет, полностью он составляет 74,5 года

Надо отметить, что столь жёсткие рамки, на мой взгляд, в значительной мере лишают гипотезу Москвитина вариабельности и гибкости, которой отличается ПТЭ. Кроме того, характеристики фигурантов сингулярного толчка, а именно — сингулярных, засингулярных, переферических панличностей и так далее — даются недостаточно чётко, что может вызвать при дальнейших разработках разночтения и путаницу.

Другой недостаток работы — сама выборка из исторических фактов. В принципе, в том же самом критики часто обвиняют и ПТЭ: что события, которые категорически не помещаются в прокрустово ложе фаз этногенеза, сторонники ПТЭ просто игнорируют или идут на хронологические или исторические натяжки, чтобы встроить эти факты в схему.

Для того, чтобы оценить в этом отношении весь труд Москвитина, надо быть специалистом, практически, во всех периодах всемирной истории, что в принципе невозможно. Но и дилетанту понятно, что автор ради того, чтобы создать стройную картину, порой толкует факты, как ему удобнее.

Особенно это очевидно, когда речь заходит о событиях, о которых историкам известно крайне мало. Например, о жизни и проповеди древнеиранского пророка Заратустры. Автор сам признает, что исходил из традиционного зороастрийского его жизнеописания и хронологии: «Данные традиции идеально укладываются в нашу модель и сомнения в достоверности зороастрийских преданий о времени жизни Заратустры теряют всякий смысл».

А если бы не укладывались?.. И как можно с уверенностью описывать сингулярный толчок Заратустры, если специалисты даже во времени его жизни расходятся на тысячу лет?..

Странно выглядят и «сингулярные государи», вроде короля Артура — личности вполне легендарной, споры о существовании реального прототипа которой до сих пор продолжаются в научной среде. А автор вписывает его в свою теорию, опираясь на хронологию, которая в любом случае имеет мало отношения к подлинной истории.

Или хронологию другого, столь же легендарного персонажа — тольтекского вождя Кецалькоатля автор сдвинул на четыре года — просто, потому что это показалось ему правильным…

Кроме того, Москвитин, являясь сторонником взглядов Гумилёва, но и критикуя его за некоторые натяжки, сам упускает важные аспекты гумилёвского учения. К примеру, он, кажется, вовсе не учитывает его теорию антисистем, деятельность которых, по Гумилёву, вызывает «зигзаги» в нормальном развитии этноса. Или эффект химерных образований, который и без наличия антисистемы может породить такие «зигзаги» (хотя упоминает его). Например, это касается этногенеза чжурчжэней, составивших химеру с китайцами, или евреев, оказавшихся в аналогичной ситуации в эллинистическую эпоху.

Однако ни одна гипотеза, особенно, столь глобальная, без недочётов обойтись не может. В целом же сочинение Москвитина может стать серьёзным вкладом в дальнейшую разработку ПТЭ, к чему при жизни горячо призывал сам Гумилёв.

Кроме того, Москвитин делает заявку на оформление новой отрасли исторической науки — геософии, апеллируя при этом к разработкам о. Павла Флоренского или учению того же Савицкого о месторазвитии.

Отсюда весьма привлекательно выглядит рассмотренная Москвитиным с точки зрения своей гипотезы концепции государства, власти, страны и патриотизма.

«Власть — это политическая модальность Родины. И потому разделять ее на страну и государство — все равно что разделять ствол и корни».

В этих местах автор отходит от сугубо научных построений и область духовную, почти богословскую:

«„Родина“ образуется на пересечении горизонтали материальной Вселенной и вертикали Вышнего Града, носителем которого является человек».

В этой же связи — и его упоминание о «таинстве крови» государя (вспомним «кровь — великое дело» Михаила Булгакова), и догадка о происхождении сингулярного толчка вследствие грозы, что дало название всему труду. Эти совершенно «не научные» на первый взгляд высказывания, придают труду налёт поэтичности и некоторого мистицизма, что так привлекает и в работах самого Гумилёва.

В любом случае очевидно, что гумилёвским «истороископом» Иван Москвитин владеет виртуозно.