Ты - наша

24

О том, что в группе, куда идет набор бэк-вокалисток, одни парни, узнаю, так сказать, в процессе.

Пару минут с изумлением смотрю на скучающе рассевшихся старшекурсников, очень симпатичных, кстати, тут же одергиваю себя: нашла время, чтоб парней разглядывать! Мало мне проблем в жизни!

— Марин, а они вообще о чем поют-то? — поворачиваюсь к взволнованно ерзающей на сиденье рядом одногруппнице.

— Ой, ну ты вообще! — закатывает она глаза, — их песни все знают! Та-а-кие крутые! Я специально выучила самую топовую, “Я тебя хочу”.

— Что, так и поют?

Черт, если родители хотя бы краем уха услышат, что я пою такие песни, меня точно запрут дома и заставят наизусть всю книгу молитв выучить!

— Ну да, — Маринка явно не понимает моего замешательства и не оценивает степень шока, — ой, все! Не отвлекай, а то не услышим, как нас вызывать будут!

— А нас вместе вызывать будут?

Так, мне надо под любым предлогом отсюда убраться…

— Конечно, — фыркает Маринка, — ты видела, сколько народу? Если по одиночке, то они нас так неделю будут слушать!

— Но я не учила ничего… И слов не знаю.

И не хочу знать, кстати…

— Ну и ладно! Я же говорю, со мной просто постоишь, рот пооткрываешь.

Так и не поняв, зачем я нужна Маринке, если тут и без того массовка плотная, я замолкаю и снова оглядываюсь, пытаясь определить, в какую сторону ближе выходить.

Вокруг нас полно народу, все галдят, перешушукиваются, смотрят друг на друга недобро. Конечно, все друг другу соперницы. Пока еще просто нежными словами обмениваются. Кто-то кого-то назвал неправильно, кто-то на кого-то посмотрел…

Но, судя по накалу страстей, до физической агрессии недалеко.

Хм… Если Маринка надеется, что я буду от нее конкуренток отгонять, то совершенно зря. Я — вообще не боец. С Лисом и Тошкой это чисто случайность была.

Принимать участие в крысиных бегах я резко передумываю, потому что возможность получения бонусов и преференций от участия в группе пока под большим вопросом, а вот звездюли от родителей, если они узнают, что именно я пою на своих дополнительных занятиях, вполне реальны.

Нет уж, слишком велик риск…

— Марин, я вспомнила, что мне надо…

Я поднимаюсь с места, чтоб протиснуться между рядами к выходу, и в этот момент парень с переднего ряда, один из музыкантов группы, высокий, худой и симпатичный, встает и начинает говорить:

— Так, сейчас первый ряд…

Он говорит негромко, все настороженно прислушиваются, а я испуганно замираю в самой неудобной из возможных поз: сусликом перед фарами автомобиля.

И глаза, наверно, такие же дурные.

Из-за того, что я стою, девчонка позади не видит своего кумира и злится.

— Да сядь ты, корова! — шипит она и дергает меня за и без того неплотный хвост.

Резинка с треском лопается, мои лохмы, которые я так и не сумела за весь день привести в божеский вид, рассыпаются по плечам и лезут в лицо, а парень внезапно обращает на меня внимание:

— О, стоп! Это кто еще?

Он смотрит на меня, но в то, что реально заметил, верится с трудом, потому я оглядываюсь по сторонам, искренне надеясь, что не объект его внимания, а затем, поняв, что чуда не произошло таки, неуверенно пищу:

— Я?

— Ты! Рапунцель! Дуй сюда!

— Эм-м-м… Но я…

— Ну быстрее, чего застыла?

— Вот кор-р-рова, — злобно рычит девчонка, которая превратила меня в посмешище сейчас.

Похоже, она совсем не рада тому, что невольно сыграла против себя, не устранив, а, наоборот, выделив конкурентку.

— Ну ты чего? — шипит Маринка, а затем кричит весело парню, который позвал меня, — Саш, возьми меня лучше! Она петь не умеет!

Но Саша задумчиво осматривает меня, затем снова кивает, приглашая на сцену и бормоча что-то себе под нос.

Слышу только “нахрена петь, если такой рот”.

Не понимаю, о чем он, да и не особо стремлюсь.

И на сцену выходить тоже не стремлюсь.

Еще раз смотрю в сторону входа, наплевав уже на то, как это будет выглядеть со стороны. Пусть бегство, вообще пофиг.

И в дверях вижу Тошку! Он смотрит на меня, всем своим видом выражая неодобрение. И мне даже на расстоянии заметно, насколько Тошка зол и раздражен. Почему-то именно этот невыносимо дурацкий собственнический взгляд выводит невероятно!

Весь день Тошки и близко не было, и я, честно говоря, немного успокоилась. В конце концов, в том, что он внезапно сошел с ума и решил, что может начать ко мне приставать, моей вины нет. Я повода не давала.

Конечно, дружбе нашей конец, и это больно и жестоко, но что поделать? Ответить на его чувства я не могу, Тошка навсегда для меня — друг детства. А с друзьями не спят.

И теперь, даже если он сам захочет все вернуть на прежние рельсы, я не смогу. Просто потому, что буду каждую минуту рядом с ним думать, а не прокручивает ли мой друг в голове порно-картинки с моим участием? Так и с ума сойти недолго…

Тошка открывает рот, он явно намерен что-то сказать сейчас, может, во всеуслышанье заявить, что я — его девушка, или еще какую-то такую же невыносимую глупость, и я, пытаясь опередить его, торопливо говорю Сашке:

— Сейчас, одну минуту.

И, не глядя больше на своего бывшего друга, иду по проходу к сцене.

Поднимаюсь, немного робея перед залом, хотя эти эмоции мне знакомы, в хоре пою ведь, да и на отчетных концертах по классу фортепиано в музыкальной школе приходилось выступать.

Но там я готовилась, точно знала, чего ждать, а здесь…

Я смотрю на сидящих в первом ряду троих парней, участников группы, названия которой я до сих пор не знаю, кстати, и робко улыбаюсь.

Дурацкие волосы, волнами падающие ниже бедер, жутко мешают, но второй резинки у меня нет, и времени воевать с прической при помощи шпилек, тоже. Обычно я убираю все в тугой пучок, делаю хвост или банально косу плету. Но сегодня все против меня. И волосы тоже!

— Рапунцель, блять, — задумчиво говорит один из парней, затем поворачивается к Саше, — и нахера нам эта ромашка?

— Ты не понимаешь, — отвечает Саша, явно лидер в команде, рассматривая меня с интересом энтомолога, поймавшего необычную букашку, — на контрасте будет охуенно. Кость, ты как думаешь?

— Надо глянуть, — басит третий из парней, — фактура норм.

— Давай, Рапунцель, — командует Саша, — что-то из нашего.

— Эм-м-м… — я кидаю короткий взгляд на Маринку, сделавшую только что рука-лицо, на злобно фыркающую девчонку, что так опозорила меня, на Тошку, соляным столбом застывшего у дверей зала. Все они ждут моего провала.

Осознаю это очень отчетливо. И злюсь. Снова.

Ну уж нет!

— Я не слышала ваших песен, — обращаюсь к парням, выпрямляясь и отфыркивая волосы, — но я могу спеть что-то другое. Не важно же, что, главное голос?

— Да в твоем случае… — снова бормочет Саша, проглатывая окончание фразы, но его перебивает второй парень, имени которого я не знаю.

— А зачем ты пришла тогда, если песен не знаешь наших?

— Не думала, что это — обязательное условие, — пожимаю я плечами, — хотя… Нет, так нет.

Делаю шаг к выходу, старательно не глядя на ликующую злопыхательницу, сожалеющую Маринку и торжествующего Тошку, но тут Сашка останавливает меня:

— Погоди. Давай, что знаешь, спой.

— Хорошо.

Я пару секунд раздумываю, прикидывая, что петь, и настраиваясь, а затем начинаю:

— Луч солнца золотого туч скрыла пелена…

Мне эта песня всегда нравилась, она хорошо получается и подходит для исполнения а-капелла.

В зале неплохая акустика, и мой голос звучит выигрышно, красиво и ярко.

Закрываю глаза, чтоб отрешиться от лишнего, не замечать устремленных на меня взглядов, погружаюсь в мелодию.

И прихожу в себя, только когда песня завершается. Открываю глаза, удивленно осматриваясь.

Я что, всю песню спела? Почему никто не остановил? Странно для прослушивания…

И почему все молчат? Так всё плохо?

Моргаю, снова привыкая к свету, щурюсь, рассматривая лица слушателей, в первую очередь, парней из группы.

И, надо сказать, физиономии у них сложные. Что не так-то? Что за молчание такое?

И тут, в полной тишине, раздается обиженный голос Маринки:

— А говорила, петь не умеешь…