В полном молчании мы загружаемся в машину Лешки и едем.
Я, как и до этого, на пассажирском, Лис, как и до этого, на заднем. И с руками у меня на плечах и шее.
Он возбужденно дышит и постоянно трогает меня, гладит, гладит… А еще шепчет на ухо такие вещи, от которых мне становится одновременно горячо и холодно.
Я уже примирилась с тем, что сегодня произойдет. Еще раз произойдет. И теперь только пытаюсь держать себя в руках, потому что боюсь!
Очень боюсь того, что случится! И одновременно очень хочу этого!
Странная двойственность, уже привычная мне в последнее время, даже не напрягает. Похоже, я ловлю дзен во всем этом помешательстве. Психика защищается, да.
Камень молчит, не смотрит на меня, как по пути в кафе, не пытается ревниво окоротить Лиса или, наоборот, вступить в его горячую грязную игру.
Просто ведет машину, и только ладони, сжавшие руль, напрягаются до белых костяшек.
Меня эта его каменность пугает еще сильнее, чем то, что скоро нам предстоит снова оказаться наедине.
И в этот раз я уже немного представляю себе, на что парни способны.
На части меня разодрать, вот на что.
В противовес возможной угрозе боли, низ живота мерно и ритмично потягивает сладкими требовательными спазмами, вообще меня не удивляющими.
Ну вот такая я пропащая, что тут поделаешь? Ничего. Только принимать себя такой, какая я есть…
— Малыш, такая сладкая… — бормочет Лис, подаваясь вперед и зарываясь носом в мои волосы, — пахнешь… Чистый кайф… Хочу тебя…
От его хриплого обещающего шепота у меня все волоски на коже дыбом, а лютая тяжелая молчаливость Камня на этом сладком горячем фоне — жесткий контраст, от которого холодно до жжения.
И я уже не хочу никуда ехать с ними, я уже боюсь и тревожусь!
Тот дурман, в который они погрузили меня недавно, развеялся, и сейчас я в страхе и напряжении. А такое разное, контрастное поведение парней еще больше пугает.
Что, если они сделают больно? Опять? Если будет больнее? Надо остановить это все, пока не поздно!
Но, глядя искоса на жесткие пальцы Камня, сжатые на руле, я понимаю со всей очевидностью, что поздно…
Поздно, Вася, дурочка ты… Ты уже все им позволила, со всем согласилась. И теперь пойдешь в отказ?
Смешно же…
Не смешно! Не смешно!
Пальцы Лиса, скользящие по шее, ощущаются оковами. От Камня, молча ведущего машину, идет лютый холод…
Они не пожалеют меня.
Не остановятся.
Не для того уламывали.
Не для того везут сейчас с такой скоростью…
— Приехали, — Камень неожиданно заворачивает в проулок и останавливается… Возле общаги!
Я с недоумением моргаю, только теперь понимая, что ехали мы совсем не в сторону дома Лешки, а вообще в другом направлении!
Крыльцо моей общаги так близко!
И девчонки толкутся на нем, явно собираясь куда-то отчаливать в холодный зимний вечер.
Не понимая ничего, поворачиваюсь к Камню:
— Домой?
— Да, иди, маленькая, — спокойно говорит он, — тебе выспаться надо.
— Чё? — раздается позади безмерно удивленный голос Лиса, — ты ебанулся? Какое домой? Мы же к тебе ехали!
— Мы с тобой поедем ко мне, — так же спокойно отвечает Камень, — так и быть, переночуешь у меня, пока с папашей не помиришься. А Вася идет домой. Спать. У нее завтра зачет. И концерт.
— Ты охуел??? — еще громче и жестче рычит Лис, вообще не походя сейчас на себя самого, такого ласкового, такого сладкого со мной только что, — да я же сдохну!
— Не сдохнешь, — говорит Камень, — у меня вагон дел по дому, нехрен просто так нахлебничать. Вася, иди.
— Да погоди ты…
Камень, игнорируя вопли Лиса с заднего сиденья, наблюдает, как я торопливо отстегиваю ремень безопасности, затем тянет меня на себя, коротко и горячо целует в раскрытые в немом изумлении губы, смотрит в глаза:
— Маленькая… Не бойся ничего. Все будет так, как ты захочешь.
— Да брось, ну, Лех… — не замолкает Лис, — малыш, ну ты-то чего молчишь? Ты же хочешь!
— Мне… Мне домой, в самом деле… — бормочу я, — зачет… Концерт… Я же говорила…
— Да мы тебя подтянем! Чего у тебя там завтра? Социология? Мы подтянем! Слышь, Вася… Не уходи…
— Ага, а потом еще раз подтянем… — задумчиво усмехается Камень, не сводя с меня жадного взгляда, — иди домой, Вась. Пока я не передумал.
— Лех! Ну нахера так делать!
— Завали. Я потом с тобой поговорю.
— Ну нет! Я с Васькой пойду! А ты вали домой!
— Не пойдешь. Ноги поломаю.
— Да блять!
— Игнат, — я поворачиваюсь к нему, и Лис тут же подается еще ближе, принимается жарко шептать, пожирая меня обещающим взглядом:
— Малыш, малыш… Не слушай его, малыш… Поехали. Или давай я с тобой пойду? Давай? Не пожалеешь, малыш…
— Игнат, я в самом деле домой… — отвечаю я ему и добавляю истинную правду, причину, по которой сейчас хочу уйти и безмерно радуюсь этому, — мне передышка нужна, Игнат… Нам всем нужна передышка.
— Не мне! — шепчет он, — не мне! Малыш…
— Пока, Игнат, — обрываю я его, дергаю ручку двери, но Лис, видно, осознав, наконец, что я тверда в своем решении сбежать, с мучительным тоскливым матом тянет меня за шею к себе и целует, больно и горячо, так, что задыхаюсь от его жадности, затем отрывается от моих губ, снова шепчет лихорадочно:
— Малыш… Ну поехали, а? Поехали…
— Отъебись уже от нее, — рычит Камень, снова тянется ко мне, жестко прижимается к губам, словно печать ставя, окончательную, финальную, затем проводит пальцем по губе, взгляд его темнеет с каждой секундой утрачивая связь с реальностью, — беги, маленькая. Быстро беги.
И я бегу.
Под тоскливый стон Лиса, под тяжелое, ужасное молчание Камня.
С колотящимся сердцем, готовым выпрыгнуть и поскакать впереди меня по ступенькам крыльца.
Мимо недоуменно кривящих накрашенные губы девчонок.
Бегу и чувствую, как во мне что-то пробуждается.
Странное такое, непонятное.
Они меня не хотели отпускать. Оба. Но отпустили. Оба.
Это… Что это?
Подарок? Возможность выбора? Возможность выдохнуть? Прийти в себя?
Или…
Что?
_______________________________________
Когда теряется в душе возможность верить и скучать
И, завихрясь на вираже уходит в небеса дыханье,
ты мне позволь на этаже перед квартирой постоять
и, будто выстроив сюжет, вновь пережить твое молчанье.
Мне будет больно, тяжело. Мне будет горько и нелепо.
И столько мыслей намело, и столько дней впустую снова…
Но нас одно с тобой свело, и тянет друг за друга слепо
вот это тонкое стекло и строгость зеркала немого.
и мы, в двух разных плоскостях
но снова в виражах упругих.
и я смотрю, как мы в тенях
так точно отразим друг друга.
7.10.24 М. Зайцева