Тюмень без секретов, или Как пройти на улицу Павлика Морозова

«...На горе всем буржуям мировой пожар раздуем»

Ленин и его сподвижники искренне верили, что Октябрьский переворот 1917 года в Петрограде станет прологом к общеевропейскому социалистическому пожару.

Троцкий выразился предельно откровенно: «Россия должна стать лишь охапкой хвороста для разжигания мировой революции».

Ему вторил Свердлов: «Мы начнем в России, где все, благодаря войне, потеряно. Пожар неминуемо распространится... Риска у нас нет никакого. Мы, большевики, выиграем во всех случаях».

Подвел черту Ленин: «Наше дело – есть дело всемирной пролетарской революции, дело создания всемирной советской республики». По идеологической доктрине Ленина-Троцкого-Свердлова пролетарии каждой из воюющих тогда стран должны были подняться против своих правительств и буржуазии и захватить власть в свои руки.

В известном кинофильме «Чапаев» есть такой эпизод: комиссар чапаевской 25-й стрелковой дивизии Фурманов спрашивает начдива: «Ты за коммунистов или за большевиков?». Каверзный вопрос озадачил Чапаева. Но он не растерялся: «Я за Интернационал». Фурманов уточнил: «А за какой?». Чапаев и здесь не смутился: «А Ленин за какой?». «За Третий. Он его и создал», – ответил Фурманов. «Ну и я за Третий», – припечатал Василий Иванович.

Этот фрагмент из фильма показал политическую неосведомленность Чапаева и других рабочих и крестьян, брошенных в гражданскую войну, развязанную как раз лидерами Третьего интернационала, или сокращенно Коминтерна.

Улица с таким названием есть в Ханты-Мансийске. Была и в Тюмени, но после 1957 года стала Гвардейской. Еще одна улица называется Интернациональной и продолжается от кольца улицы Калинина и Московского тракта до бывшего аэропорта Плеханово.

Известно, что Исполнительный комитет Коммунистического интернационала (ИККИ) был организационно оформлен 5 марта 1919 года. Но его начало заложено задолго до Первой мировой войны. В вопросе об отношении к этой войне ЦК РСДРП(б) провозгласил лозунг превращения империалистической войны в гражданскую. От такой мрачной перспективы многие участники Второго интернационала отказались, за что Ленин назвал этот интернационал «оппортунистическим».

Уже в 1918 году Коминтерн начал создавать компартии в Германии, Австрии, Венгрии, Польше, Финляндии и других странах. Установки Ленина на «организацию насилия во имя интересов трудящихся... война не на живот, а на смерть... наша сила в гражданской войне» звучали во всех газетах того времени. «Красная газета» в статье «Это революция» (2 октября 1918 г.) убеждала читателей: «Мы знаем, что настанет час, и во всех странах произойдет то же, что и у нас. И слава тем, кто был первым в превращении империалистической войны в гражданскую... Слава раздувающим мировой пожар... Не прекратим нашей борьбы до тех пор, покуда весь мир не превратится в социалистическую республику».

Добровольцы или наемники?

Ленинским ноу-хау времен Гражданской войны в России стало активное привлечение в Красную армию и в ВЧК революционеров–интернационалистов из числа иностранцев.

В те годы в России оказалось много иностранцев – эмигранты, временные рабочие, военнопленные из германской, австро-венгерской и турецкой армий, освобожденные из плена после Октября 1917 года. И часть этого иностранного десанта действительно активно встала на сторону большевиков, дав многотысячную армию интернационалистов, основу будущего Коминтерна. В Красной армии были целые крупные воинские соединения из чехов, немцев, сербов, корейцев. А также из ставших для Советской России к тому времени иностранцами латышей, литовцев, эстонцев, финнов и поляков. Но больше всего среди интернационалистов-красноармейцев было китайцев. В Москве при Реввоенсовете существовал даже отдельный штаб китайских отрядов под началом Шен Ченхо.

Китайцы (кроме тех, кто издавна жил на Дальнем Востоке) в России оказались в Первую мировую войну. Тогда своих мужиков мобилизовали на фронт, а экономика требовала рабочих рук. По договоренности с царским правительством китайские подрядчики начали эшелонами завозить в Россию земляков. Власти были в восторге: ехали люди, готовые за мизерную плату валить лес, тянуть дороги, класть рельсы, подметать улицы. При этом непьющие, исполнительные, терпеливые, спят вповалку в бараках, едят любую бурду... Этот процесс во многом схож с положением гастарбайтеров в современной России.

Все бы было хорошо, но после 1917 года русские разделились на белых и красных – куда деваться более чем 150-тысячной трудовой армии китайцев? Поскольку самих россиян, желавших воевать друг с другом, первоначально было немного, то противоборствующим политическим силам пришлось привлекать иностранных волонтеров. Вместе с латышскими стрелками, мадьярами, немцами и прочими «интернационалистами» китайцы охраняли Ленина, Троцкого и Свердлова. Служили в воинских соединениях и карательных отрядах.

В 1919 году будущий советский журналист № 1 Михаил Кольцов написал: «Мне довелось видеть первые советские китайские формирования. Просторные казармы у Воробьевых гор, чисто выметенные полы, ряды винтовок, низко стриженные головы. Короткие фразы-команды. Коммунистические воззвания на стенах. Портрет Ленина. Косые глаза. Медленные конфузливо-бесстыдные улыбки на темных лицах. Высокий визгливый смех. И тщательное, долгое умывание из крана... Так же буднично и старательно, как по утрам желтые красноармейцы мыли свои жесткие круглые головы, пошли они теперь на Волгу, на Украину, на Урал и в Сибирь, стреляют в черные незнакомые дома, опустошают кумирни незнакомых и ненужных им богов».

Китайцев использовали и белые. В мемуарах белогвардейца Романа Гуля есть такой эпизод: «Кто-то идет навстречу. Кто идет?» – «Китайский отряд сотника Хоперского». Подошли: человек тридцать китайцев, вооруженных по-русски. «Куда идете?» – «Ростов, большевик стреляй». «И зачем эту сволочь набрали, ведь они грабить к большевикам пошли», – говорит кто-то. «Это сотник Хоперский, он сам вывезенный китаец, вот и набрал. В Корниловский полк тоже каких-то персов наняли...».

Мало кому известно, что вместе с Верховным правителем России адмиралом Колчаком и председателем сто правительства Пепеляевым 7 февраля 1920 года в Иркутске на льду Ангары был расстрелян и третий человек – китаец Чен Тинфань. В колчаковской контрразведке он расстреливал и пытал, да еще обучал тонкостям восточных пыток русских офицеров.

За деньги или за идею?

Участие китайцев в нашей Гражданской войне долго старались не вспоминать. Может, эти исторические факты и совсем бы забылись, да куда деть классику литературы – Шолохова, Бабеля, Булгакова, Николая Островского? У каждого упоминаются воюющие за большевиков китайцы. Да и в Тюмени на памятнике Борцам революции среди погибших «интернационалистов» латыш Дульнис, немец Ольберх, венгр Абрек и китаец Чип-Лин. А к Интернациональной улице примыкают Дальневосточный и Пекинский переулки.

Григорий Мелехов в шолоховском «Тихом Доне» размышляет: «Китайцы к красным добровольцами поступают и за хреновое солдатское жалованье каждый день жизнью рискуют. Да и при чем тут жалованье? Какого черта на него можно купить? Стало быть, тут корысти нету, что-то другое...».

Сохранилась характеристика китайского батальона из донесения советского военачальника Ионы Якира: «Жизнь они (китайцы) легко отдавали, а плати вовремя и корми хорошо».

Деньги были для китайцев скорее индикатором, показателем того, что новый наниматель (советская власть) честно выполняет обязательства. Реально же большевики предложили китайцам нечто большее: повышение социального статуса. Были «китаезы», «ходи», растерянные, малограмотные, плохо понимающие по-русски, оборванные, голодные, забытые в чужой холодной стране. Стали элитными частями новой власти. Опять же жалованье, форма, пайки... ну а пуля... Все равно в Россию нелегкая занесла!

Бывший офицер китайской армии Жен Фучен, владевший, кроме родного, английским, русским, японским, французским и индийским языками, привез в 1914 году на Урал китайцев–работяг. Когда здесь в мае 1918-го началась Гражданская война, 34-летний битый жизнью Жен Фучен сформировал из своих соплеменников воинскую часть. Вряд ли он вдруг искренне уверовал в коммунизм. Просто появилась возможность заняться привычным командирским делом: умный, сильный и смелый китаец не упустил свой шанс. Созданный им 225-й китайский полк в составе 29-й стрелковой дивизии 3-й армии Восточного фронта стал крупнейшим однонациональным воинским формированием на Урале. В боях на подступах к станции Выя этот полк потерял около ста человек убитыми, погиб и Жен Фучен.

Получивший в Чусовой пополнение из работавших на строительстве Ляминской железнодорожной ветки китайцев, полк под командованием Ля Цзехена вел в декабре 1918 года ожесточенные уличные бои в районе станции Пермь II и у села Троица (на подступах к Перми), где погибло более двухсот китайцев. Позднее здесь установлен мемориальный комплекс.

Островок России – Харбин

После окончания Гражданской войны в России осталось около 100 тысяч китайцев. На Урале и в Сибири они вкалывали в основном на тяжелых работах или держали мелкие промыслы. Существовали китайские артели, выходили национальные газеты.

Куда же все это потом делось? Дальше, как пишет Александр Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ», «взяты в северные лагеря и вымерли». Ну а те, кто уцелел? Растворились, считают специалисты-этнологи. На заработки в Россию ехали одни мужики. Здесь женились на русских женщинах. Дети росли в русской среде, говорили по-русски. Поди разбери сейчас в нашей стране, кто какой крови.

Китаец Игорь Пэн родился в 1926 году в Омске. Когда родителей отправили в ГУЛАГ, мальчик оказался в детском доме, потом окончил школу фабрично-заводского обучения и работал на стройке. В сентябре 1942-го его мобилизовали (в 16 лет!) на войну. После ранения в пехоте «маленький Пэн» стал танкистом и... полным кавалером ордена Славы. День Победы он встретил в госпитале: ему ампутировали ногу и демобилизовали. Возвратившись в родной Омск, инвалид Пэн окончил строительный техникум, а в 1965 году Московский инженерно-строительный институт. Возводил Волжскую и Каховскую ГЭС, работал в Алжире. Участвовал в ликвидации последствий землетрясения в Ташкенте. Скончался в 1998 году в Ростове-на-Дону.

Китай, в свою очередь, дал приют сотням тысяч русских эмигрантов, изгнанных из родных мест Гражданской войной. Большая часть беженцев (около 150 тысяч) осела в главном городе Маньчжурии – Харбине.

Когда-то этот город с китайским названием был русским. Как и построенная Россией в 1903 г. Китайская Восточная железная дорога (КВЖД) протяженностью свыше 2500 километров.

На гребне эмигрантской волны в Харбине появились новые предприятия, рестораны, артели кустарей, комиссионные магазины, банки, рекламные агентства, мастерские, автотакси и многочисленные забегаловки с горячей едой и дешевой водкой.

Одну из авторитетных общественных организаций – «Беженский комитет» – возглавил тюменский купец и просветитель Виктор Иванович Колокольников (1881–1941), ранее основавший в Тюмени коммерческое училище (сейчас в этом здании находится архитектурно-строительный университет).

В театрах Харбина – русском и украинском – шли «Ревизор» и «Свадьба Кречинского», со сцены оперного театра пел Шаляпин, в цирке давал представление Дуров, звучали песни Вертинского и мелодии ансамбля Лундстрема.

Открылись институты: юридический, медицинский, политехнический, педагогический, ориентальных (восточных) и коммерческих наук.

Выходили десятки газет и журналов. Печатались книги, поэты-эмигранты называли Харбин «дальневосточным Парижем».

Все закончилось в августе 1945 года, когда в Харбин вступили советские войска. Русское население подвергли реэмиграции, то есть вывезли в Советский Союз. Одних расстреляли, других отправили в лагеря, остальных расселили на Урале и в Сибири. Так в Тюмени оказались Алексей Деревнин, главврач травматологической больницы, Георгий Томашевский и Ростислав Соколовский, заведующие кафедрами лор-болезней и иностранного языка в мединституте. Образованные, интеллигентные люди.

Тюменцы, побывавшие недавно в Харбине, подтвердят: в этом городе на реке Сунгари не осталось ничего русского – снесены православные храмы, стерты национальные кладбища, изменился облик городских кварталов.

Зато теперь в Тюмени никто уже не удивляется обилию желтых лиц. Политики и экономисты обсуждают: нужно ли предоставить Китаю строительство железной дороги по восточному склону Уральских гор (в рамках мегапроекта «Урал промышленный – Урал полярный»), лесоразработки в Тюменской области, пустующие сельхозугодья в Зауралье?

Но сумеет ли нынешняя Россия в условиях экономического кризиса, при неудержимом сокращении собственного населения впитать и ассимилировать крупные китайские анклавы? И как поведут себя эти анклавы в случае возникновения социальных и межэтнических конфликтов, от которых не застрахована ни одна страна мира? Прецедент нашего недавнего революционного прошлого заставляет серьезно задуматься о последствиях таких переселений народов.

Интернационалисты в ЧК

Кроме китайцев, наиболее организованными и боеспособными интернациональными вкраплениями в Красной армии оказались венгры. Но наиболее охотно их почему-то брали в чекисты.

В 1918 году резидент британской разведки в России Хикс сообщал в Лондон, что из большой массы пленных бывшей Российской империи именно венгры сотнями записываются в красные части и ЧК. Здесь и будущий премьер-министр социалистической Венгрии Имре Надь, по не подтвержденным документами данным причастный к расстрелу царской семьи в Екатеринбурге (сорок лет спустя Надь сам станет жертвой советского КГБ, на службу которому пошел когда-то молодым революционным венгром). Среди причастных к расправе над Романовыми чекистов мелькают и другие, явно мадьярские фамилии: Хорват, Фексти, Вергази.

В чекистском Северном экспедиционном отряде Лепехина, очистившем в 1919–1920 годах от колчаковцев Югру и Ямал, один взвод целиком состоял из мадьяр.

Пошедший за большевиками офицер австро-венгерской армии Карай Лигети, проигравший 12 июня 1918 года под Тобольском сражение белому отряду штабс-капитана Казагранди, также успел побывать в ЧК, позднее его забросили в тыл колчаковцам, где он был арестован и расстрелян в 1919 году в Омске.

Уже в Испании в 1937 году под именем генерала Лукача в должности командира 12-й интербригады погиб в бою другой известный венгр-чекист Мате Залка, возглавлявший в 20-х годах в Москве Театр революции.

И среди других интернационалистов в ЧК встречались люди, осевшие после Гражданской войны в советской спецслужбе. Как австриец Карл Паукер, прошедший путь от рядового улана австро-венгерской армии и пленного в России до начальника оперативного отдела НКВД и личной охраны Сталина. Фантастическая карьера бывшего львовского парикмахера, брившего главу Советского государства, окончилась в 1938 году расстрелом в подвале родной Лубянки. Его соотечественник и тоже бывший пленный австриец в ЧК Морис Мандельбаум известен как один из самых жестоких организаторов «красного террора» в Коми и Березовском уезде Тобольской губернии, что, впрочем, не помешало назвать его именем улицы в Сыктывкаре и Печоре.

Еще один интернационалист Яков Бухбанд – начальник Управления НКВД по Крымской АССР, по совместительству возглавлявший местное отделение... Союза советских писателей. Никаких задатков к писательскому труду у Бухбанда не наблюдалось. Русским языком он владел плохо, так как родился и вырос в Австро-Венгрии, а в Россию попал в 1915 году как военнопленный. Образования, кроме первого класса гимназии, никакого. Характеризовался: «Хороший следственник, но плохо знает русский язык, занимаемой должности соответствует при непременном условии: иметь хорошего, развитого секретаря, знающего русский язык». Тем не менее, в 1928 году, будучи начальником Таганрогского окружного отдела ОГПУ, Бухбанд сочинил две пьесы чекистской тематики – «Расправа» и «Полковник Лавров». Позднее опубликовал еще две повести о чекистах – «Перебежчики» и «Путь солдата», которые удостоились хвалебных отзывов самого... Горького. В Крыму дом чекиста–писателя частенько посещали именитые собратья по перу – Маршак, Авдеенко, Павленко... Бухбанд собирался создать эпохальный роман «Перековка» о «рождении в сибирской тайге нового города Остяко-Вогульска, построенного для туземцев перековавшимися кулаками». Закончить это произведение он не успел – в 1937 году его расстреляли, а пьесы запретили.

В руководстве Тюменской ЧК были бывший офицер австро-венгерской армии Денис Коуделко (по одним данным австриец, по другим – словак, по третьим – чех), поляк Иосиф Бойко и целая плеяда латышей: Падерня, Зернин, Добилас, Сирмайс, Ратнек... Уездную ЧК в Сургуте возглавлял немец Роберт Валенто.

Был среди первых чекистов и швед Вольдемар Ульмер, ставший к 1937 году личным секретарем 1-го заместителя наркома НКВД Фриновского и отправленный после расстрела своего шефа в красноярские лагеря. Самыми экзотичными сотрудниками ЧК из иностранцев являлись потомок старого дворянского рода Франции поэт Делафар (расстрелян белыми в 1919-м) и негр Джонсон из Одесской ЧК.

По архивной справке ВЧК за 1921 год о национальном составе комиссии явное большинство (77 %) составляли русские, на втором месте евреи – больше 9 %, заметна польская и латышская составляющая – представителей маленькой Латвии в ВЧК 3,5 %, больше, чем выходцев из значительно более населенной Украины (украинцев только 3,1 %). А затем, после белорусов, армян, грузин и объединенных по тогдашней моде в одной графе всех «мусульман», уже идут иностранцы – финны, немцы, венгры, чехи, сербы, хорваты, китайцы... Замыкается этот чекистский национальный список одним французом, тремя шведами и двумя англичанами.

В большинстве своем всех чекистов–иностранцев и других зарубежных волонтеров готовили к близящейся мировой революции и в качестве партийных и чекистских кадров будущих советских социалистических государств.

«Даешь Варшаву! Даешь Берлин!»

Коминтерном был разработай план подрыва государственных устоев западных стран путем организации волнений, заговоров и террора. Создавалась агентурная сеть для внедрения своих людей в структуры власти европейских государств, в первую очередь Польши, Германии, Венгрии, Италии, Румынии, где, как казалось коминтерновцам, шансов захвата власти было больше.

С первых дней своего существования ИККИ стал снабжать деньгами многочисленные компартии и коммунистические группы. В решении вопросов об их финансировании участвовал и лично Ленин. 28 августа 1919 года Я. Берзин писал председателю Бюро ИККИ Зиновьеву, что он говорил с Лениным о материальной поддержке компартий, и тот считает, что 5 млн франков – это мало, что для коммунистических групп в Западной Европе нужно выделить сумму до 20 млн франков (примерно 1 млн фунтов стерлингов). Половину сохранить как резервный фонд, а остальное «немедленно распределить между коммунистами и лево-социалистическими группами Западной Европы и Америки, причем спартаковцам (радикальной группе германских коммунистов. – А.П.) нужно дать сразу крупную сумму (несколько миллионов), они давно просят...».

На проведение подрывных коммунистических операций тратились изъятые чекистами из православных храмов и тайников сокровища.

В 1919 году в Польшу отправили большую группу командного состава Красной армии во главе с бывшим поручиком царской армии Стефаном Жбиковским. Эта группа готовила вооруженное восстание и «располагала неограниченными финансовыми средствами, полученными от Коминтерна».

Тот же 1919-й: «Во второй половине мая в Вену прибыл эмиссар Белы Куна, один из видных венгерских коммунистов Эрне Беттельхайм. Он привез с собой кучу денег и совершенно дикий план социалистической революции в Вене».

По указанию Ленина в Берлин раздувать пожар мировой революции отправился Райх Яков Самуилович, он же «товарищ Томас». Сохранились его воспоминания: «Инструкции Ленина были кратки: “Возьмите как можно больше денег, присылайте отчеты и, если можно, газеты, а вообще, делайте, что покажет обстановка. Только делайте!”. Сразу же написал соответствующие записки Ганецкому, Дзержинскому... Ганецкий в это время заведовал партийной кассой – не официальной, которой распоряжался ЦК партии, и не правительственной, которой ведали соответствующие инстанции, а секретной партийной кассой, которая была в личном распоряжении Ленина, и которой он распоряжался единолично, по своему усмотрению, ни перед кем не отчитываясь. Ганецкий был человеком, которому Ленин передоверил технику хранения этой кассы... Я знал Ганецкого уже много лет, и он меня принял как старого знакомого, выдал один миллион в валюте – немецкой и шведской. Затем повел меня в кладовую секретной партийной кассы... Повсюду золото и драгоценности: драгоценные камни, вынутые из оправы, лежали кучками на полках. Кто-то явно пытался сортировать и бросил.

В ящике около входа полно колец. В других золотые оправы, из которых уже вынуты камни. Ганецкий обвел фонарем вокруг и, улыбаясь, говорит: “Выбирайте!”. Лотом объяснил, что это все драгоценности, отобранные ЧК у частных лиц. По указанию Ленина Дзержинский сдал их сюда на секретные нужды партии... Мне было очень неловко отбирать: как производить оценку? Ведь я в камнях ничего не понимаю. “А я, думается, понимаю больше? – ответил Ганецкий. – Сюда попадают только те, кому Ильич доверяет. Отбирайте на глаз, сколько считаете нужным. Ильич написал, чтобы вы взяли побольше...”. Я стал накладывать, и Ганецкий все приговаривал: “Берите побольше”, – и советовал в Германии продавать не сразу, а по мере потребности. И действительно, я продавал их потом в течение ряда лет... Наложил полный чемодан камнями, золото не брал: громоздко. Никакой расписки на камни у меня не спрашивали...».

Чемодан с бриллиантами и миллион валютой – это только на первоочередные нужды. Чтобы обосноваться в Берлине. После этого средства товарищу Томасу начали поступать по официальным каналам: «Из России с дипломатической почтой шла не только валюта, но и разного рода драгоценности. Бриллианты, коллекции произведений искусства и нумизматики. Реализовать их было отнюдь не просто. Берлинские антиквары не могли определить подлинную стоимость собрания редких серебряных монет... Деньги шли на подкуп различных полицейских чинов, аренду транспорта, в том числе самолетов, приобретение конспиративных квартир, закупку и переправку в Москву новинок литературы, секретарш, владеющих немецким языком, и даже “на всякие вкусные вещи”, – так писал сам Райх в письме от 19 августа 1922 года. В его распоряжении находились два самолета... Деньги хранились, как правило, на квартире товарища Томаса. Они лежали в чемоданах, сумках, шкафах, иногда в толстых пачках на книжных полках или за книгами. Передача денег производилась на наших квартирах поздно вечером, в нескольких картонных коробках весом по 10–15 килограммов каждая...».

В России Гражданская война и чудовищный голод, но Ленину бриллиантов не жалко – чекисты еще награбят. Тем более что с началом в некоторых странах Восточной Европы коммунистических восстаний, со свержением кайзера Вильгельма в Германии и с выходом Красной армии к Польше и к Карпатам образование союзных советских государств в Европе стало совсем близкой реальностью.

В начале октября 1918 года в Германии возникла непосредственная революционная ситуация. Идейным вождем бунтовщиков стала организация под названием «Союз Спартака». Началом революции послужило восстание военных моряков в ноябре 1918-го в Киле. Возникли Советы.

События развивались по сценарию событий годичной давности в России. 9 ноября произошло восстание в Берлине. Но значительная часть немцев, в отличие от русских, была настроена националистически или, как писали наши газеты, находилась под влиянием социал-шовинистов и местной национальной буржуазии. 15 января 1919 года зачинщики бунта Карл Либкнехт и Роза Люксембург были убиты контрреволюционно настроенными немецкими офицерами.

В отместку и, как писали у нас, в знак «солидарности с немецким пролетариатом» в России расстреляли тысячу человек из числа заложников. Позднее во всех городах Советской России улицы со «старорежимными» названиями переименовали в улицы Либкнехта и Люксембург. В отличие от соседних Екатеринбурга и Омска в Тюмени нет улицы Либкнехта – только Люксембург (примыкает ко Дворцу спорта и стадиону). Кто-то в Тюменском горсовете 1922 года невзлюбил Карлов, понимая буквально детскую скороговорку: «Карл у Клары украл кораллы...». Может, поэтому в нашем городе не было улицы еще одного Карла – Маркса? (она появилась лишь в 1961 году в результате переименования улицы Кагановича, бывшего сталинского железнодорожного наркома).

Тот же неизвестный деятель из горсовета не посчитал предосудительным, что «Клара у Карла украла кларнет», и присвоил переходящей в Товарное шоссе улице имя Клары Цеткин. Той самой, объявившей в 1910 году 8-е марта Международным женским днем. Она неоднократно встречалась с Энгельсом (в Тюмени есть его улица – бывшая Большая Царевогородищенская), но ни разу с Марксом.

Ленин всячески пытался помочь бунтовщикам в Германии, но смычке русской и немецкой революций мешала Польша, препятствующая движению Красной армии к Берлину. Первые боестолкновения между красноармейцами и польскими жолнерами произошли в феврале 1919 года в Белоруссии у местечка Береза-Картуская. Потом началась война – 6 мая 1920 года польские войска вошли в Киев. В Варшаве царила победная эйфория. Но уже через десять дней Красная армия перешла в наступление: поляки бежали, бросая оружие. 12 июня их выбили из Киева, 11 июля был занят Минск, 14 июля Вильнюс. Сталин телеграфировал Ленину: «...Поляки переживают развал, от которого они не скоро оправятся. Я думаю, что никогда не был империализм так слаб, как теперь, в момент поражения Польши, и никогда не были мы так сильны, как теперь, поэтому чем тверже будем вести себя, тем лучше будет и для России, и для международной революции».

Будущий маршал Тухачевский, чьим именем названа улица в тюменском районе Парфеново, командовал наступлением на Польшу под лозунгом: «Даешь Варшаву! Даешь Берлин!». Ленин не сомневался в падении польской столицы. 23 июля он телеграфировал Сталину: «Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может, также Чехию и Румынию».

Однако добиться революционного успеха в Польше не удалось: маршал Пилсудский нанес внезапный удар, и Красная армия покатилась назад: десятки тысяч красноармейцев попали в плен. Советско-польская война отличалась крайней жестокостью с обеих сторон. Ворошилов 4 сентября 1920 года писал Орджоникидзе: «...Озлобление бывает доводимо упорством поляков до максимальных пределов, а в таких случаях наши ребята рубят беспощадно. Наши потери на Белопольском фронте также огромны. Мы потеряли почти весь свой комсостав, военкомов и до десяти тысяч бойцов, столько же приблизительно лошадей...».

Перемирие, заключенное 18 октября 1920 года, вожди Коминтерна считали временным. Тухачевский писал Зиновьеву: «...Учитывая неминуемость мировой гражданской войны в ближайшее время, необходимо теперь же создать генеральный штаб Третьего Коммунистического интернационала. Задача штаба заранее учесть силы и средства сторон в будущей гражданской войне в странах, ныне еще скованных капиталом... Мы стоим накануне мировой гражданской войны, руководить которой со стороны пролетариата будет Коминтерн...».

Подрывная деятельность Коминтерна привела к организации альтернативных политических движений: фашистского и национал–социалистического. Они опередили Коминтерн в Италии, Германии, Венгрии, Румынии, Болгарии, Испании...

Германские друзья Ленина и Троцкого к власти не прорвались, но могло случиться и по-другому. Были шансы: к тому времени всю Германию трудами тамошних социал-демократов сотрясали демонстрации, митинги и стачки в знак солидарности с Советской Россией. Никто тогда не располагал машиной времени и не мог знать, что революции в странах Западной Европы в конце концов провалятся. Известный писатель-фантаст Герберт Уэллс в 1920 году написал: «Если бы мировая война продолжалась еще год или больше, Германия, а затем и державы Антанты, вероятно, пережили бы свой национальный вариант русской катастрофы. То, что мы застали в России – это то, к чему шла Англия в 1918 году, но в обостренном и завершенном виде... расстройство денежного обращения, нехватка всех предметов потребления, социальный и политический развал и все прочее – лишь вопрос времени». Так что надежды большевиков на германских, венгерских, польских, болгарских, румынских и других зарубежных единомышленников были отнюдь не беспочвенными.

Ленин и его сподвижники отличались завидным упорством в достижении поставленных целей, поэтому неудачный опыт с советизацией европейских государств их совершенно не обескуражил. Не получилось с Европой? Прощупаем Азию.

Право на интервенцию

Пробу сил на Востоке с позиции интернационализма провели в 1920 году на территории Персии, нынешнего Ирана. Туда под видом «местных бунтовщиков» вторглись конники знаменитого атамана червоного казачества Украины Виталия Примакова, провозгласившего Гилянскую советскую республику. Просуществовала она недолго: совершенно равнодушное к идее мировой революции местное население оказало сопротивление «красным персам», которым, в конечном счете, пришлось убраться восвояси. О том, что они там находились, велено было забыть раз и навсегда. Дело в том, что штабом Красной армии Гилянской советской республики заправлял небезызвестный суперчекист Яков Блюмкин, один из участников убийства в 1918 году в Москве германского посла графа Мирбаха. А при штабе Блюмкина пребывал его приятель Сергей Есенин, там же и написавший свой знаменитый «персидский» цикл стихов. Но поскольку о советском вторжении в Персию никто даже не заикался, то считалось, что «персидские стихи» Есенина созданы не на основе «творческой командировки», а по заочной любви к далекой загадочной стране, где сам поэт, мол, никогда не бывал. Так что улица Есенина в заречной части Тюмени – напоминание о поэтическом таланте и об участии в «мировой революции».

Или другое:

В 1921 году Коминтерном была создана компартия Китая и направлена группа военных специалистов, которую возглавил начальник сформированной в августе 1919-го в Тюмени 51-й стрелковой дивизии герой Перекопа в Крыму и волочаевских дней на Дальнем Востоке Василий Блюхер (под именем Га Лина). Но и в Китае у Коминтерна произошла осечка. После смерти от рака печени 12 марта 1925 года главного китайского коммуниста Сунь Ятсена главнокомандующий народно-революционной армией Чан Кайши вышел из КПК и объявил ее вне закона. Начались репрессии против коминтерновцев и местных революционеров, Га Лину (Блюхеру) пришлось срочно покинуть Китай.

Большевики не привыкли останавливаться на пути к мировой революции – под предлогом проверки буддийского мифа о Шамбале – счастливой стране совершенных людей – в Тибет отправилась секретная экспедиция все того же Блюмкина (без рассорившегося с ним к тому времени Есенина). Вместе с эмигрировавшим в США русским художником Николаем Рерихом вожди Коминтерна замышляли создать на стыке Афганистана, Тибета и Индии большое монголо-сибирское государство «Красную Шамбалу». Эта территория в Центральной Азии могла бы стать отличным плацдармом для продвижения революции в другие страны Востока.

Однако мистические чекистские опыты но «скрещиванию» буддизма с ленинизмом оказались бесплодными. В ноябре 1929 года после тайной встречи в Константинополе с изгнанным к тому времени из СССР идеологом мировой революции Троцким чекиста-аваитюриста Блюмкина расстреляли «за повторную измену делу пролетарской революции, Советской власти и революционной чекистской армии». Еще раньше, 24 декабря 1924 года, в ленинградской гостинице «Англетер» нашли мертвым поэта Есенина: он повесился в своем номере на ремне от чемодана. Смерть эта по сей день остается загадкой, не исключается причастность к гибели поэта его странного приятеля Блюмкина. А десятилетие спустя советская пропаганда громогласно объявила учение Шамбалы «орудием японского фашизма». Академик Рерих скоропостижно умер 13 декабря 1947 года в Индии, по одной из версий его отравили агенты МГБ СССР, растворив яд в гранатовом соке.

Одну из улиц Тюмени могли бы назвать именем Рериха. В июне 1926 года он из столицы Западного Китая Урумчи отправился в Москву по рекам Зайсану и Иртышу до Омска, дальше в поезде. В Тюмени ему передали вчетверо свернутый лист бумаги.

«Строго секретно Конфиденциально

В собственные руки Товарищу Рериху Н.К.

Уважаемый Николай Константинович! Ваше пребывание в СССР нелегально. Или, в лучшем случае, полулегально. Для разведок западных стран, а также Японии, Индии и Китая, но прежде всего Англии, ваша экспедиция «затерялась» месяца на два-три в Китае. Конечно, шила в мешке не утаишь, особенно многое известно китайцам, но пусть это будут только слухи, которые всегда можно официально опровергнуть.

Наша с вами главная задача: ничего о вашем пребывании в СССР не должно появиться в печати.

Поэтому:

1) В пути до Москвы, по возможности, никаких официальных встреч (впрочем, местные товарищи будут предупреждены). И категорически – никаких контактов с журналистами, никаких интервью и проч.

2) В Москве – то же самое и еще более категорически. Об этом мы позаботимся сами, но и вы имейте в виду.

Яхонт. Прочитав, уничтожьте.

1.VI.1926 г. Москва».

Под псевдонимом «Яхонт» скрывался начальник Спецотдела ОГПУ СССР Глеб Бокий (расстрелян 15 ноября 1937 года, реабилитирован в 1956-м).

Предупрежденные Бокием «местные товарищи» доложили на Лубянку об остановке Рериха в Тюмени: «...Совершил поездку по городу на автомашине, предоставленной окружным отделом ОГПУ» (в то время Тюмень входила на правах округа в Уральскую область с центром в Свердловске).

Цепь сплошных неудач в подрыве существовавшего мирового порядка не снизила активность Коминтерна. Раз от разу убежденность вождей Коминтерна и их экспертов из ОГПУ и Разведуправления Красной армии в «международной победе коммунизма» росла, а формы ее конкретизировались. Сбежавший в 1928 году через Персию к англичанам бывший секретарь Сталина Бажанов заявил: «Мировая революция, безусловно, все еще является целью советской политики. Однако внимание советского руководства, пожалуй, переключилось с Европы на Восток... Несмотря на провал в Китае, который Советы вынуждены были признать, попытки подрывной деятельности в этом районе будут продолжаться».

На седьмом расширенном пленуме Коминтерна с приветствием от ЦК ВКП(б) выступил кандидат в члены Политбюро и главный редактор газеты «Правда» Бухарин: «...Мы готовы сделать все от нас зависящее для победы мировой революции... Каждое пролетарское государство имеет право на интервенцию. Распространение Красной армии является распространением социализма и пролетарской власти».

Мечтали восторженные поэты. Владимир Маяковский:

Михаил Светлов:

Павел Коган:

Не стоит порицать этих поэтов: один из них застрелился в апреле 1930-го из наградного пистолета ОГПУ (кто-то считает, что его убили работники этого ведомства), другой дожил до глубокой старости, третий погиб в 1942-м с винтовкой в руках, но не в Индии, а в России на Великой Отечественной войне.

Гораздо хуже, когда серьезные матерые политики, несмотря на отрицательный опыт советизации чужих стран, ни за что не хотели уняться и остановиться...

Афганские грабли

Очередной авантюрой «мировой революции» Коминтерн отметился в Афганистане.

15 апреля 1929 года советско-афганскую границу пересек странный на вид отряд. Две тысячи всадников, одетых в афганскую военную форму, но говорящих между собой по-русски, переправились через полноводную Амударью.

Отряд имел четыре горных орудия, 12 станковых и 12 ручных пулеметов, мощную радиостанцию. Командовал конниками человек, называвшийся «турецким офицером Рагиб-беем». На самом деле это был все тот же Примаков, который после своей неудачной интервенции в Персии и секретных экспедиций в Китае занимал пост советского военного атташе в Афганистане.

Рейду Рагиб-бея предшествовало восстание племен против правительства эмира Амаиуллы. Среди повстанцев появился Бачаи Сакао, по национальности таджик, сын водоноса, дезертир афганской армии. После трехдневного боя с правительственными войсками его отряды заняли Кабул. Заигрывавший с большевиками Аманулла бежал в Кандагар. Бачаи Сакао провозгласил себя королем Афганистана.

Москва оказалась в трудном положении – кого поддержать: эмира или вождя повстанцев. ОГПУ и Коминтерн доказывали, что Бачаи Сакао, выходец из низов, опирается на крестьянство, поэтому, поддержав его, можно постепенно «советизировать» Афганистан. Народный комиссариат иностранных дел, соперничавший с чекистами и коминтерновцами, утверждал, что за Бачаи Сакао стоят англичане, снабжавшие его оружием.

Политбюро ЦК ВКП(б) признало доводы Наркоминдела более правильными и решило поддержать Амануллу, представителя помещиков и ханов, против пролетария Бачаи Сакао. Состоялось тайное свидание Сталина с афганским министром Гуламом Джеланиханом в присутствии Примакова.

По утверждению сбежавшего в 1929 году на Запад резидента ОГПУ в Турции Георгия Атабекова, начинавшего чекистскую службу в Тюмени: «Сталин со своей обычной прямотой решил разрубить узел внутренних афганских отношений ударом красноармейского кулака».

Интересно, что переведенный после упразднения Тюменской губернии в ноябре 1923 года в Среднюю Азию в Ходжент начальник Тюменского губотдела ОГПУ Николай Долгирев направил в Москву рапорт, в котором возражал против военного вторжения на территорию сопредельного государства. Однако его предостережения не восприняли и за нарушение субординации (его рапорт отправлен, минуя вышестоящее полномочное представительство ОГПУ в Средней Азии) уволили из чекистского ведомства.

После первого же серьезного боя за Мазари-Шариф, один из главных политических и экономических центров афганского Туркестана, примаковцы убедились, что идеи мировой революции глубоко чужды местному населению.

Уже через день гарнизон соседней крепости Дейдали предпринял попытку выбить пришельцев из Мазари-Шарифа. С религиозными песнопениями повстанцы густыми цепями шли под косящий их орудийно-пулеметный огонь. Несмотря на огромные потери, такие лобовые атаки повторялись несколько раз. Радист Примакова отбил первую шифровку в Ташкент с просьбой о помощи.

Советская авиация нанесла бомбоштурмовые удары по боевым порядкам противника под Мазари-Шарифом. Через границу переправилось серьезное подкрепление под командованием Зелимхана. Под этим именем скрывался Иван Петров, ставший в Великую Отечественную войну генералом армии и Героем Советского Союза. Пытавшаяся оказать сопротивление красноармейцам афганская пограничная застава была буквально сметена огнем артиллерии и пулеметов. По главное препятствие осталось – нараставшая враждебность населения. К тому же Аманулла, ради которого была предпринята советская интервенция, вдруг прекратил борьбу с Бачаи Сакао и, прихватив изрядную сумму государственных средств в иностранной валюте, золото и бриллианты, бежал в Индию, а оттуда выехал в Швейцарию, где умер в 1960 году пережив всех главных участников «советизации» Афганистана.

Потеряв возможность действовать именем Амануллы, советские войска вернулись обратно на свою территорию. Дорожные сумки красноармейцев были отнюдь не пустыми: они вывезли казну Мазари-Шарифа и большое количество товаров, изъятых у местных купцов.

Экспедиция закончилась, но в штабе Среднеазиатского военного округа продолжалась разработка повой военной операции против Бачаи Сакао. Один из ее вариантов предусматривал возвращение Амануллы при сохранении независимости Афганистана, другой – создание на севере страны марионеточной республики с дальнейшим присоединением ее к СССР.

Повторная интервенция не состоялась, потому что 1 октября 1929 года афганский народ сверг самозванца – короля Бачаи Сакао без всякой помощи извне.

В 1937 году комкор Примаков оказался в числе других уничтоженных по ложным обвинениям советских военачальников. Истязавшие его чекисты добивались признания, что поход в Афганистан он совершил по заданию германской и британской разведок, чтобы втянуть СССР в большую войну на Востоке. Попытки Примакова убедить своих мучителей, что он выполнял поручения самого Сталина и Коминтерна, были встречены хохотом.

В декабре 1979 года престарелое брежневское Политбюро вновь наступило на «афганские грабли» и ввязалось в очередную военно-политическую авантюру. Как будто не знали о провале секретной экспедиции Примакова и о предостережениях Долгирева. И хотя Коминтерн в своем первоначальном виде прекратил существование, ввод советских войск в Афганистан был представлен как «выполнение интернационального долга». Непонятно только, кому и за что мы были должны: Амину, которого расстрелял спецназ КГБ, Тараки, задушенному Амином, ставленнику Москвы Кармалю или руководителю афганской госбезопасности Наджибулле, повешенному талибами... Известна только цена этого «интернационального долга» – «за девять лет один месяц и девятнадцать дней – такова продолжительность афганской войны – 14453 погибших в чужой стране советских солдат и офицеров, и в том числе 142 тюменца».

Историк Леонид Млечин считает: «Председатель КГБ Андропов в Афганистане попался в ловушку своего ведомства, которое соблазнило его простотой решения проблемы: убрать правителя Амина, доставить в Кабул своего человек Кармаля и поставить его у власти. Тайные операции, чрезвычайно соблазнительны простотой, дешевизной и секретностью. Потом, правда, все оказывается иначе, но ведь это потом...».

Министерство мировой революции

С самого возникновения и до самороспуска в июне 1943 года Коминтерн финансировался из бюджета Советского Союза. Других источников просто не было. Коминтерн называли «наркоматом мировой революции». ВКП(б) считалась всего лишь секцией Коминтерна, а следовательно, по партийной линии Сталин находился в подчинении председателя Исполкома Коминтерна Зиновьева. Численность функционеров Коминтерна превышала триста тысяч человек (для сравнения – персонал Народного комиссариата иностранных дел три тысячи, от дипломатов до технических работников).

В двадцатые годы Коминтерн откровенно подминал под себя все прочие государственные структуры – сотни тысяч борцов за мировую революцию как в СССР, так и за рубежом... Многочисленные весьма специфические учебные заведения: международная ленинская школа, коммунистический университет национальных меньшинств Запада им. Ю. Мархлевского (готовил кадры коминтерновских аппаратчиков для Скандинавии, Прибалтики, Восточной и Балканской Европы), коммунистический университет трудящихся Востока с многочисленными филиалами (то же самое, что и предыдущий, только направление работы другое – восточное), коммунистический университет китайцев... А кроме того, военные школы, где для внедрения в тыл противника готовили разведчиков, радистов, диверсантов... Свои средства массовой информации: радио «Голос Коминтерна» и газеты на всех языках...

Расходы на проведение подрывных коммунистических операций росли. Народные ценности отправляли в Японию, Америку, в Центральную Азию... Политбюро постановило: «отпустить по смете Наркоминдела 20000 руб. серебром на организацию второй экспедиции в Тибет (для поиска загадочной Шамбалы).

МОПР – эта аббревиатура мало кому сегодня знакома. Некогда за ней стояла мощная международная организация помощи борцам революции, созданная в 1922 году по решению Коминтерна в поддержку политзаключенным, политэмигрантам, семьям погибших революционеров и объединившая с годами 14 миллионов человек. Секции МОПР были созданы в 70 странах, одна лишь советская секция объединяла 9,7 млн человек. Как и в других местах, в Тюмени появилась ячейка МОПР и улица с таким названием (сейчас Индустриальная, параллельная улицам Максима Горького и Мельничной).

Когда кладовые Коминтерна опустели, то коммунистические спецоперации принимали нередко самые экзотические формы. Переправляли бриллианты за границу нелегально – зашивали в специальные подошвы башмаков, для чего ИККИ добывал особую кожу («кожа нам нужна для подметок, в которые мы будем заделывать ценности, главным образом, бриллианты»).

Чаще всего в таких «башмаках Коминтерна» в качестве курьеров за кордон отправляли женщин–болыпевичек, имевших опыт политической эмиграции (например, Галину Крулину, которая за один раз нелегально перевезла в Германию бриллиантов на сумму до 15 млн золотых рублей (!). В марте 1937 года председатель ЦК МОПР Елена Стасова направила в Политбюро Сталину совершенно секретное письмо:

«Дорогой товарищ! Не считали ли возможным поднять вопрос об обмене тов. Матиаса Ракоши? В настоящее время по всей Венгрии ведется сбор средств на перевезение из СССР и погребение в Венгрии останков известного венгерского поэта Дьени Геза, умершего в Сибири как военнопленный... Останки его найдены.

Может быть, возможно было бы поставить вопрос об обмене Ракоши на останки этого Геза плюс трофеи – знамена венгров, взятых при подавлении венгерского восстания Николаем I. Сам Ракоши высказывает предположение, что, может быть, какие-либо экономические сделки, закупки, заказы и т.д. оказали бы свое воздействие на возможность обмена. Сидит Ракоши уже 12 лет...».

Ракоши с 1920 по 1922 год работал в Исполкоме Коминтерна. Потом вернулся нелегально в Венгрию, где был арестован и осужден. Вышел на свободу в 1940 году, а после Второй мировой войны стал «хозяином» Венгрии, занимая одновременно посты первого секретаря ЦК Венгерской партии трудящихся и главы правительства. Начались «разоблачения антиреспубликанских и антидемократических заговоров». Ракоши, казалось, помешался на поиске врагов – только за десять месяцев 1952 года в Венгрии было осуждено 540 тысяч человек (!).

Проводимая Ракоши по примеру СССР сталинская политика индустриализации и коллективизации привела к резкому снижению уровня жизни, разорению крестьянства, ухудшению продовольственного снабжения страны, восстановлению карточной системы.

Венгрия впервые за свою историю была вынуждена закупать зерно за рубежом. Репрессивный режим Ракоши оказался реликтом в изменяющейся Центральной Европе и привел в 1956 году к вооруженному восстанию, подавленному советскими войсками.

В стычках и боях погибло с венгерской стороны 2052 человека, 19226 было ранено. Свыше 200 тысяч венгров покинули страну. Потери советской армии составили 270 человек убитыми и пропавшими без вести, 1540 ранеными. За участие в венгерских событиях 26 военнослужащих получили звание Героя Советского Союза (для сравнения: за Афганистан этого высокого звания удостоено 72 человека: 15 рядовых, 5 лейтенантов, 10 старших лейтенантов, 10 капитанов, 8 майоров, 10 подполковников, 7 полковников, 2 генерал-майора, 1 генерал–лейтенант, 1 генерал–полковник, 2 генерала армии и 1 маршал Советского Союза).

Ракоши тайно вывезли в СССР. Первоначально к нему относились как к руководителю братской партии, потом, когда в Венгрии утвердилось новое руководство Яноша Кадара (при Ракоши он сидел в тюрьме), он стал помехой. Кадар, в свою очередь, приговорил к пожизненному заключению участвовавшего в сопротивлении советским войскам Арпада Генца – будущего президента Венгрии (в июле 1993 года он приезжал в Ханты-Мансийск на IV фестиваль финно-угорских народов, потому что манси относятся к этой языковой группе и считаются прародителями венгров).

В феврале 1957 года пленум Венгерской социалистической рабочей партии закрыл Ракоши въезд в Венгрию. Тогда советские власти отправили его в почетную ссылку в Краснодар, где выделили четырехкомнатную квартиру и выдавали пятьсот рублей в месяц (в ценах 1961 года это были очень хорошие деньги). Сладкая жизнь Ракоши изменилась к худшему после 1962 года, когда венгры возложили на него главную вину за репрессии. Секретным постановлением ЦК КПСС Ракоши перевели в высокогорный и труднодоступный город Токмак в Киргизии, где платили ежемесячно только двести рублей. Он написал воспоминания, опубликованные после распада СССР, а умер в 1971 году.

Худшая доля досталась другому деятелю Коминтерна – лидеру компартии Греции Никосу Захариадису. После ссоры с главным коммунистом Югославии Иосином Броз Тито Сталин приблизил к себе Захариадиса. Возглавляемая им Демократическая армия Греции контролировала северные районы страны. Однако коммунистический режим в Греции не состоялся. Греки устали от длительных и кровавых междоусобиц. В октябре 1949 года коммунисты вынуждены были прекратить военные действия. Остатки их деморализованной армии вывели в Албанию и Болгарию, а Захариадис вылетел в Москву.

В октябре 1952 года он с трибуны XIX съезда ВКП(б) заклеймил позором «предательскую клику Тито». Досталось и «внутренним врагам в партии: дезертирам, соглашателям и оппортунистам». После смерти Сталина Хрущев, чтобы помириться с Тито, отправил соперничавшего с ним генерального секретаря компартии Греции Захариадиса в ссылку в небольшой городок Боровичи, что в Новгородской области, а с 1962 года – в Сургут. Протестовавший против такого произвола Захариадис в августе 1973 года покончил жизнь самоубийством. Тайно похоронен под именем Николая Николаевича Николаева в Тюмени на Червишевском кладбище, и только в начале 90-х его сыновья перенесли в Афины останки отца, мечтавшего о мировой революции. Места захоронений многих других интернационалистов, расстрелянных в Советском Союзе во время сталинского террора, остались неизвестными.

Долги наши... Интернациональные

По поводу истребления кадров коммунистической эмиграции в СССР в 30-х годах бывший предсовмина Вячеслав Молотов на склоне лет рассуждал с удивительным спокойствием: «Бела Кун едва ли был троцкист. Что послужило причиной его гибели? Думаю, он был не совсем устойчивый. В период революционного подъема он был очень хорош. А уже в 30-х годах... Его компания... Был представителем Венгерской компартии в Москве. Многих тогда убрали... старых социал-демократов. Польских много было убрано...».

В общем, подписал в свое время вместе со Сталиным, Кагановичем, Ворошиловым расстрельный список на представителей братских коммунистических партий, а за что их уничтожили, толком и не помнит.

Большую чистку Коминтерна Сталин начал со своего главного соперника (после высланного из СССР Троцкого) – председателя Исполкома Григория Зиновьева, который после смерти Ленина был реальным претендентом на вакантное место главы партии и государства. Решающая схватка разгорелась на XIV съезде РКП(б), где Сталин и его сторонники сумели нанести полное поражение возглавляемой Зиновьевым «новой оппозиции». В 1926 году под предлогом борьбы с фракционностью Сталин добился снятия Зиновьева с поста председателя Ленинградского совета и Исполкома Коминтерна. Дважды (в 1927 и 1932 гг.) тот исключался из партии, но затем восстанавливался.

Последний удар настиг Зиновьева в декабре 1934 года. Убийство первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) Кирова породило миф о том, что идейными вдохновителями этого преступления являются бывшие лидеры «новой оппозиции». 24 августа 1936 года бывший соратник Ленина, председатель Петросовета и создатель Коминтерна был расстрелян но делу «троцкистско-зиновьевского террористического центра».

И другие коминтерновцы по приказу времени стали шпионами: польскими, румынскими, немецкими, японскими... И чередой из московских коминтерновских квартир в «черном воронке» на Лубянку и после пыток и признаний конвейер поднимал их на второй этаж на бессонные глаза верховных судей СССР ровно на несколько секунд, чтобы послушать приговор. И опять же по лестнице их направляли в подвал, где дежурный комендант стрелял в затылок.

С правой, еще теплой, поджатой ноги снимали обувь и на большой палец бечевкой приматывали фанерную бирку с номером, намалеванным чернильным карандашом – имя больше не требовалось.

В Тюмени исчезла улица Зиновьева (до 1922-го 1-я Монастырская). Вернее, улица осталась, лишь сменила в очередной раз название на Димитрова, нового руководителя Коминтерна, будущего генерального секретаря ЦК Болгарской коммунистической партии и председателя Совета министров НРБ (умер в 1949 г.). Сейчас на этой улице, примыкающей к Коммунистической (бывшая Большая Монастырская), мирно соседствуют православная духовная школа Тюменско-Тобольской епархии и церковь Христа «адвентистов седьмого дня», и на этот пример толерантности идей, теорий и течений мудро взирает от стен Свято-Троицкого монастыря сибирский епископ, миссионер и просветитель Филофей Лещинский.

В октябре 1937 года Димитров и секретарь ЦККИ Мануильский обратились в ЦК ВКП(б) за помощью: исполком парализован из-за того, что органами НКВД выявлен ряд врагов народа и вскрыта разветвленная шпионская организация в аппарате Коминтерна. Нужны кадры...

Обескровив Коминтерн, Сталин, не отказываясь от идеи советизации всей планеты, сделал ставку на сугубо тоталитарные методы влияния в международных и коммунистических делах. Тайные сговоры, усиление агентурного влияния в стране и за рубежом, инициирование нужных процессов в государствах с антиимпериалистическими настроениями стали методами «революционных» действий Сталина.

Когда в 1936 году американский издатель Говард задал ему вопрос: «Оставил ли Советский Союз свои планы и намерения произвести мировую революцию?», Сталин ответил: «Таких планов и намерений у нас никогда не было». Заявлено это было без тени смущения: ложь являлась его союзником.

Через три года, 7 сентября 1939-го, когда прошла неделя после нападения гитлеровской Германии на Польшу и началась Вторая мировая война, Сталин сказал Димитрову: «Война идет между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга... Неплохо было бы, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население».

Несколько раньше, 23 августа, между Германией и Советским Союзом был подписан печально знаменитый договор о ненападении, вошедший в историю как пакт Риббентропа-Молотова. Секретные протоколы к этому пакту и последующему советско-германскому договору о дружбе и границе стали одним из самых тщательно охраняемых тайн советской власти. Ведь само их наличие компрометировало Сталина и Молотова как поджигателей Второй мировой войны наряду с Гитлером и Риббентропом. Правда, секрет удалось сохранять недолго. После разгрома Германии в 1945 г. микрофильм с протоколами был захвачен западными союзниками СССР, а затем опубликован в сборнике «Нацистско-советские отношения». Москва объявила немецкий текст протоколов фальшивкой, но на Западе ей никто не поверил. Тем не менее и после этого советские оригиналы секретных протоколов оставались тайной за семью печатями до начала 90-х годов.

По поводу их содержания бард Александр Городницкий сочинил «Вальс тридцать девятого года»:

Став союзником Германии, Сталин вошел во вкус территориальных приобретений. Осечка вышла только с Финляндией, которая не пожелала отказываться от своей независимости. Тогда применили силу: 30 ноября 1939 года советская авиация бомбила Хельсинки. Войска Ленинградского военного округа перешли границы с Финляндией. Молотов, как нарком иностранных дел, заявил, что действия Красной армии – вынужденный ответ на враждебную политику Финляндии, а цель боевых действий – обеспечить безопасность Ленинграда.

Сразу же появилось сообщение о создании «народного правительства» Финляндии во главе с одним из создателей Финской компартии Отто Куусиненом, который с 1921 года работал в Москве в аппарате Коминтерна.

1 декабря правительство никогда не существовавшей Финляндской Демократической Республики привезли в финский приграничный поселок Териоки, только что занятый советскими войсками (ныне город Земногорск). Отобранные Куусиненом финские коммунисты провели заседание, которое стенографировал сын самого Куусинена по-русски, и призвали финский народ встретить Красную армию как освободительницу.

Председатель исполкома Коминтерна Димитров записал в дневнике, как 21 декабря 1939 года, когда отмечали шестидесятилетие вождя, Сталин откровенно сказал гостям: «В Союзе стало тесновато. Финляндия, Бессарабия, Черновцы нам не помешают».

Превосходство Красной Армии над финнами в живой силе и особенно в технике было многократно. Думали, что Финская кампания будет такой же легкой, как вторжение в Польшу в сентябре 1939 года. Сталин считал, что финны не окажут серьезного сопротивления, и определил продолжительность операции в десять-пятнадцать дней.

Однако отчаянное сопротивление финской армии опрокинуло все планы Сталина. Войну начали, сосредоточив против Финляндии двадцать одну дивизию, а потом довели их число до пятидесяти восьми. Пришлось даже формировать в глубоком тылу добровольческие лыжные эскадроны – в один из них был зачислен студент Харьковского института инженеров железнодорожного транспорта Борис Щербина, будущий первый секретарь Тюменского обкома КПСС. О своем участии в «незнаменитой войне» он никогда не вспоминал даже с самыми близкими людьми. Лишь однажды сказал о своих ровесниках-лыжниках 316-го отдельного лыжного эскадрона: «Они замерзали на ходу».

В ночь с 12 на 13 марта 1940 года в Москве был подписан мирный договор с Финляндией. Финны сохранили свою независимость. Финская армия потеряла двадцать девять тысяч. Каждый погибший был доставлен в родные места и там похоронен. Потери Красной Армии составили: убитыми 65384, пропавшими без вести – 19610, ранеными и контуженными – 186584, обмороженными – 9614, больными – 51892 человека (в 1940 году заявили лишь о 48 тысячах погибших).

Несколько советских соединений, в частности 18-я стрелковая дивизия и 34-я танковая бригада, попали в окружение. При прорыве все раненые и больные были оставлены в тылу противника. Из 15 тысяч к своим вышли 1237 человек.

Гитлер в очередной раз убедился, что Красная Армия не готова к современной войне, и ускорил подготовку к нападению на СССР.

После 22 июня 1941 года, когда встал вопрос жизни или смерти Отечества, абстрактные идеалы интернационализма для советских людей стали неубедительными и чуждыми. Важнейшим фактором отпора германской агрессии объявили патриотизм. Начальнику Главного политического управления Красной Армии Щербакову предписывалось выражение: «фронтовикам Бородино теперь ближе, чем Парижская коммуна».

На историческом параде в Москве 7 ноября 1941 года Сталин призвал вспомнить о славе русских военачальников: Александра Невского и Дмитрия Донского, Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского, Александра Суворова и Михаила Кутузова.

Ничего нового вождь не придумал, а лишь повторил обращение царя Александра I к гражданам России в связи с вторжением войск Наполеона. В царском манифесте 1812 года говорилось: «Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, Отечество, свободу. Я с вами... Пусть встретит враг в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном – Палицына, в каждом гражданине – Минина. С крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы нас не одолеют...».

После публичных обращений к героическому историческому прошлому в армию вернулись погоны и георгиевские ленты, появились гвардейские полки и дивизии, солдатский орден Славы заставлял вспомнить о Георгиевском кресте, о традициях русского воинства, сражавшегося с немцами в XVIII и в начале XX века. Восстановили православное патриаршество, внедряли идею славянского братства. Сохранение фактически не существовавшего Коминтерна мешало внедрению новой национально-патриотической идеологии, поэтому в июне 1943-го он самораспустился.

Однако ставка на патриотизм и на историческое прошлое была политически небезопасна. Легитимность (законность) большевизма была, мягко говоря, сомнительной. Хотя все революции по своей сути нелегитимны.

Возвращение прошлого создавало предпосылки для возрождения национальных идей как альтернативы коммунистическому интернационализму и самой компартии.

Кто-кто, а Сталин, прекрасно знавший историю России, в полной мере понимал политически положительные и политически опасные стороны русского патриотизма.

На заключительном этапе войны русский патриотизм все больше вытеснялся в официальной пропаганде патриотизмом советским, а национально-культурные признаки патриотизма заменялись социально-политическими. По замыслу Сталина, сформулированному в решениях Пленума ЦК ВКП(б) 27 января 1944 года (кстати, единственного Пленума, который был созван в годы войны), сохранение верности СССР коммунистическим идеям, включая идею мировой революции, должно было стать основными признаками советского патриотизма.

Советский социалистический патриотизм, не отменявший полностью патриотизм национальный, объявлялся «неотъемлемым элементом общественного сознания в СССР», основой возникновения которого послужили «коренные революционные преобразования в экономике, классовой структуре, национальных отношениях в ходе построения социализма...».

Реформы, начавшиеся в СССР после смерти Сталина, не изменили отношения партийно-советской номенклатуры к идеологии мировой революции. Безумные и утопические идеи не исчезают. Произошла мутация самораспустившегося Коминтерна. СССР сохранил образ угрозы для всего капиталистического мира. Брошенная Хрущевым в запальчивости фраза «Мы вас, американцев, закопаем!» отражала его глубокую убежденность в исторической неизбежности мировой революции. Форсированное развитие советской ракетно-ядерной программы стало средством удержания паритета с США, странами НАТО, со всем миром. СССР безоглядно втягивался в гонку вооружений и авантюрные кампании по распространению идей марксизма-ленинизма в Азии, Африке и Латинской Америке, едва не закончившиеся в процессе «кубинского кризиса» в октябре 1962 года третьей мировой войной.

Отставка Хрущева в октябре 1964 года сместила акценты официально насаждаемой политики «социалистического интернационализма» в сторону проведения тайных операций и так называемой «нефтяной войны», проще говоря, сохранение демпинговых цен на энергоносители после открытия в 60-х годах Западно-Сибирской нефтегазовой провинции. Огромного внимания, сил и средств требовали «социалистические революции» в Анголе и Мозамбике, Сальвадоре и Никарагуа, Эфиопии и Южном Йемене, спецоперации на Ближнем Востоке, где СССР поддерживал не только Египет и Сирию, но и Народный фронт освобождения Палестины.

В некоторых зарубежных публикациях на КГБ СССР возлагается ответственность за деятельность Ирландской республиканской армии (ИРА) и японской «Красной армии». Советскому КГБ приписывалась также попытка убить папу Иоанна-Павла II, хотя никаких улик на этот счет не было обнаружено.

Идейно-политическое воздействие на руководство африканских и латиноамериканских государств, «пожелавших встать на путь социализма», оказывалось через партийно-правительственные делегации, возглавляемые первыми секретарями республиканских и областных комитетов КПСС. Возвратившемуся из такой поездки Геннадию Павловичу Богомякову приписывали ставшее крылатым выражение: «Дадим миллион тонн нефти в сутки, и Мозамбик пойдет по социалистическому пути». Тюменские нефтяники достигли этого рекордного показателя, но у Мозамбика, Эфиопии, Сомали, Уганды и других бывших колоний капитализма с переходом к социализму как-то не заладилось.

Спецоперации и пропагандистские кампании сопровождались щедрой «интернациональной помощью»: военной техникой, военно-техническими специалистами, подготовкой военных кадров, обсуждалась тема отправки добровольцев-интернационалистов.

23 марта 1965 года Брежнев на митинге на Красной площади в честь космонавтов заявил: «В наши центральные органы поступает немало обращений от советских граждан, выражающих готовность принять участие в борьбе вьетнамского народа за свободу и независимость. Нам хорошо понятны чувства братской солидарности, социалистического интернационализма, которые находят свое отражение в этих обращениях... Советское правительство в необходимом случае, при обращении правительства Демократической Республики Вьетнам, даст согласие на выезд во Вьетнам советских граждан, которые выразили желание сражаться за справедливое дело вьетнамского народа».

Возобладала, к счастью, точка зрения вьетнамского руководства: дайте денег, ракеты и военно-техническое имущество, а людских ресурсов во Вьетнаме достаточно.

Тем не менее советские специалисты фактически обслуживали пусковые установки зенитных ракет (с 5 августа 1964 года по 1 ноября 1968 года действиями ПВО Вьетнама было сбито 3243 американских самолета). Просьбу вьетнамского руководства прислать из СССР военных летчиков, как в 1950 году в Корею, советская сторона посчитала нецелесообразной – ведь «с первых минут боя станет ясно, что их самолеты пилотируют русские».

Эскалация «социалистического интернационализма», похоже, не радовала некоторых членов Политбюро. «Видишь, как полна жизнь парадоксов! – воскликнул председатель КГБ Юрий Андропов в одной из бесед с начальником Первого главного управления КГБ (разведка) Владимиром Крючковым. – Когда-то мы мечтали о “мировой революции”, теперь же не рады ей даже в соседней стране – в Афганистане... Эх, если бы эта революция года на два-три позже началась, как все хорошо бы сложилось!..».

Новый президент Афганистана Тараки произвел на Крючкова впечатление умного, но крайне политически близорукого человека, наивного революционного романтика, потерявшего чувство реальности. «То, что сделано в Советском Союзе за 60 лет советской власти, – сказал Тараки Крючкову, –в Афганистане будет осуществлено за пять лет. Приезжайте к нам через год, и вы увидите, что наши мечети окажутся пустыми». За позицией афганской стороны и других государств, заявлявших о своей «социалистической ориентации», явно просматривался прагматический расчет: руководствуясь соображениями «пролетарского интернационализма», политическими и нравственными обязательствами, СССР будет вынужден оказывать помощь практически на любых условиях и, главное, безвозмездно.

После распада СССР в 1991 г. объявившая себя его правопреемницей Россия простила все долги странам, отказавшимся от строительства социализма собственными силами. Подозрительно легко отказались от военных баз в Сирии, Южном Йемене, во Вьетнаме, на Кубе... Исчезли с политического небосклона больше не получавшие тайного финансирования из Москвы зарубежные коммунистические и рабочие партии, радикальные молодежные и национально-освободительные движения. Мыльный пузырь международной солидарности, казалось, лопнул навсегда.

Однако плохое помнится долго: страны, ранее входившие в социалистический лагерь, и государства, возникшие на развалинах Советского Союза, требуют от России возмещения коминтерновских и имперских долгов: Польша – за Катынь, Венгрия за 1956 год, Чехия и Словакия – за «оккупацию», Украина – за «голодомор 1932–1933 годов»... Список достаточно длинен.

Выберется ли Россия из этой долговой ямы? Скажите нам, улицы и переулки с интернациональными, коммунистическими и имперскими названиями (таких в Тюмени 19). Не молчите.