Тюмень без секретов, или Как пройти на улицу Павлика Морозова

Как корабль назовешь...

«Долой капиталистов-пароходчиков! Да здравствует пролетарский флот Сибири!» – провозгласил III Всесибирский съезд водников в Томске в марте 1918 года.

Так в Западной Сибири перестали существовать пароходные компании Богословского горного общества, «Плотников и сыновья», «Товарищество Игнатова-Курбатова».

В собственность Государственного пароходства – «Госпара» перешло 250 пароходов, из которых 192 были построены в Тюмени.

Навигация 1918 года началась... с переименования судов. Очевидец вспоминал: «...Речники с яростью выскребали с бортов старые названия “Св. Николай”, “Св. Филофей” и ярким суриком выводили на колесных кружалах “Коммунист”, “Революционер”»...

Пароход «Станкевич», названный в память тобольского губернатора, стал «Красной звездой».

Андрей Афанасьевич Станкевич окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. С юности интересовался Сибирью, изучал ее историю и географию. После назначения в 1912 году в Тобольск губернатором он много внимания уделял развитию сельскохозяйственной жизни края, улучшил сообщение губернского центра с рыбопромышленным Севером, изыскав средства на постройку специального парохода.

В связи с переводом Станкевича губернатором в Самару в ноябре 1915 года «Сибирский листок» писал: «В Тобольской губернии Станкевич приобрел симпатии мягкостью характера, доступностью и внимательностью ко всем, обращавшимся к нему с какими-либо просьбами».

В августе 1919 года Станкевич умер в Петрограде от голода.

Л на пароходе «Станкевич», переименованном в «Красную звезду», отряд особого назначения под командованием члена Тобольского комитета РКП(б) Наума Пейселя отправился вниз по Иртышу устанавливать советскую власть в Демьянском, Самарово, Кондинском... Продвижение «Красной звезды» на Север остановил мятеж чехословацкого корпуса военнопленных.

7 июня 1918 года чехи и вышедшие из подполья белогвардейцы захватили Омск – так в Западной Сибири началась Гражданская война.

Через пять дней к пристани Тюмень пришвартовалось до ста больших и малых судов во главе с флагманом Обь-Иртышского речного флота «Андреем Первозванным». С этой флотилией в Тюмень прибыли из Омска руководители Западно-Сибирского областного совета: Косарев, Усиевич, Окулов, Эйдеман, Лобков, Нейбут, Шебалдин... На пароходы успели погрузить около миллиона пудов зерна и хранившиеся в Омском государственном банке 270 миллионов рублей в золоте, серебре и валюте.

Оставленным большевиками в Омске, Таре и Тобольске речным судам вернули прежние названия – пароход «Красная звезда» вновь стал «Станкевичем».

Великая речная война

Первое боестолкновение белой и красной флотилий на реке Тобол произошло 26 июня 1918 года у села Бачелино.

Под командованием Павла Хохрякова, 27-летнего кочегара с линкора Балтийского флота «Александр II», было пять пароходов, два орудия, три бомбомета, 42 пулемета, 700 бойцов...

Белая флотилия состояла из трех пароходов, захваченных вместе с интернационалистами бывшего корнета австро-венгерской армии Карола Лигетти, офицерским отрядом штабс-капитана Казагранди 12 июня у села Каркатеево между Омском и Тарой.

Участник этого сражения вспоминал: «Незадолго до заката солнца вниз по реке мы заметили дымы приближающихся пароходов. Вскоре из-за поворота показался пароход, потом другой, третий и, наконец, вся ширина реки была занята идущими полным ходом судами самых разнообразных типов и величин. Зрелище было грандиозное... Как Давид против Голиафа вышла “Мария” с 57-миллиметровой пушкой и двумя пулеметами на встречу этой дымящей и несущейся на нас армаде. Подпустив головной пароход версты на полторы, мы выстрелили ему под нос. Все напряженно всматривались вперед, ожидая ответного залпа. После нескольких мучительных минут ожидания армада вдруг сбавила ход, и лишь один передовой корабль продолжал идти навстречу. Его остановил наш второй выстрел...».

Красные потеряли два разведывательных катера – «Тобольск» и «Юрий», шесть человек убитыми и 23 пленными. Белые заняли Бачелино и отрезали устье реки Тавды. Флотилия Хохрякова отошла к селу Иевлево. Решающее сражение произошло 29 июня на реке Туре у села Покровского. Здесь Хохряков применил снаряды с удушающими газами. Белые отступили к Ярково, где укрепились. Хохряков понял: в Тобольск не прорваться. И приказал поднять на палубу флагманской «Оки» арестованного им во время пасхального крестного хода епископа Тобольского Гермогена. Начиналось утро 30 июня – ровно два месяца после ареста епископа.

Свидетельств убийства Гермогена не найдено. Историки ссылаются на слова уральского чекиста, участника расстрела Николая II и его семьи в Екатеринбурге Михаила Медведева. Ему, мол, рассказал сам Хохряков: «А потом я вывез его на середину реки, и мы привязали к Гермогену чугунные колосники. Я столкнул его в воду. Сам видел, как он шел ко дну...».

Начальник тобольской сыскной полиции Иона Питухин, расследовавший обстоятельства утопления епископа, отметил в своем рапорте странности в поведении убийц: «Они стригли волосы у Гермогена, смеялись, бранились... После утопления владыки сопровождавшие Хохрякова женщины переодевались в рясу Гермогена и бегали “с насмешкой” по пароходу».

Когда захваченные белыми 10 июля в Ялуторовске гидропланы провели бомбометание по флотилии Хохрякова, то она отошла от Покровского к Тюмени и дальше, уже на 45 пароходах, к Туринску. Противник их не догнал: вниз по течению отступавшие спустили десятки разобранных плотов – бревна запрудили перекаты.

В Туринске Хохряков приказал разоружить пароходы и вывести из строя. 25 июля сошедшие на берег матросы отошли к Ирбиту. А на сороковины после утопления епископа Гермогена прилетела из леса у маленькой железнодорожной станции Крутиха пуля. Всего одна, казалось, слепая, но Хохрякову в сердце.

Бойцы не бросили своего командира и, несмотря на жару, донесли его тело до Перми, где похоронили. Позднее именем Хохрякова назвали улицы в Ленинграде, Перми, Екатеринбурге (бывшая Тихвинская от Новотихвинского женского монастыря), Тюмени (бывшая Успенская) и Тобольске.

После взятия Тюмени и Туринска белые восстановили брошенные здесь красными пароходы и возвратили им прежние названия. В знак признательности своим союзникам – чехам – пароход «Андрей Первозванный» был переименован в «Чешский сокол».

Адмиральский час

Объявивший себя 18 ноября 1918 года Верховным правителем России вице-адмирал Александр Колчак как опытный моряк придавал большое значение боевым действиям на речных коммуникациях Приуралья и Западной Сибири.

Из 32 пассажирских пароходов, 69 буксиров, в том числе 6 «бронированных», и 17 барж, захваченных 25 декабря в Перми Сибирской белой армией генерал-лейтенанта Анатолия Пепеляева, на реке Каме была сформирована флотилия. Командующим назначили 38-летнего контр-адмирала Михаила Смирнова – он во время Первой мировой войны возглавлял штаб Черноморского флота.

Два судна Камской флотилии были укомплектованы англичанами. Об этом рассказал в 1968 году в своих мемуарах «Экспедиция в Сибирь» генерал-майор Королевской морской пехоты Томас Джеймсон.

«...28 апреля, – вспоминал он, – мы прибыли в Пермь, большой город на Каме. Я явился в штаб Камской речной флотилии, где встретил адмирала Смирнова и нескольких штабных офицеров. Они занимались превращением речных буксиров и барж в боевые корабли... Кроме баржи нам выделили быстроходный буксир, ходивший на мазуте или дровах. Оба судна были зачислены в 3-й дивизион, которым командовал капитан 1-го ранга Феодосьев. Мы назвали его “Кент”, а баржу “Суффолк” – в честь родных крейсеров, оставшихся во Владивостоке».

Начавшиеся 14 мая сражения на Каме и ее притоках Вятке и Белой закончились 26 июня 1919-го разоружением всех судов белой флотилии и затоплением их на реке Чусовой. Там у села Левшино было выпущено из нобелевских береговых резервуаров около 200 тысяч пудов керосина (3276 тонн) и подожжено.

Через несколько дней на место гибели Камской флотилии прибыл специальный уполномоченный Совнаркома Василий Зайцев. В своем отчете он написал: «Неприветливо встретила меня р. Кама... Уже недалеко от ее устья обнаружились остовы сгоревших судов. Не было расстояния, хотя бы через 50–верстный пробег, без этих печальных фактов: то здесь, то там вырисовывались следы судов, или до днища сгоревших, или переломанных... Описать все, что открылось перед глазами, нет никакой возможности – это было что-то невероятное. По пути к реке Чусовой, где было главное место гибели флота, немного выше (пермских) пристаней стоял поперек реки сильно изуродованный пассажирский пароход “Григорий”, а затем уже, начиная от него, через самый малый интервал потянулся почти сплошной вереницей длинный ряд обгорелых и теплых судов. Некоторые еще догорали, и тлели обуглившиеся их части, а пароход “Москвич” пылал пламенем благодаря запасу в его цистернах натурала... Таково было начало. Когда мы дошли до устья р. Чусовой, то тут было что-то невероятно ужасное. Кругом в кучи сбитые пароходы то справа, то слева торчали своими как бы взывающими о помощи головнями и изуродованными корпусами до неузнаваемости. Таковых кучек в 5–9 пароходов было несколько, после пошли одиночки, и так до самой пристани Левшино. Весь фарватер р. Чусовой представлял собой какой-то музей старых, ломаных, исковерканных железных изделий... Всего на районе Пермь – Левшино погибло от огня пассажирских пароходов 22, буксирных – 31, дебаркадеров – 5 и барж – 38».

Команды с уничтоженных судов Камской флотилии были эвакуированы в Тюмень, Тобольск, Омск для формирования здесь новой Обь-Иртышской речной флотилии.

Секретный фарватер

2 августа 1919 г. после поражения под Челябинском колчаковцы поспешно отступали по всему фронту к Тоболу. 8 августа они оставили Тюмень. Начальник снабжения при ставке Колчака барон Алексей Будберг в своем «Дневнике белогвардейца» записал: «...Комендант Тюмени доносит, что личный состав Камской флотилии по прибытии в Тюмень забрал, презрев его протесты, все пароходы, приготовленные для экстренной эвакуации огромных тюменских складов, нагрузили на них свои команды и поплыли на северо-восток, сделав вывоз имущества невозможным».

23 августа полки 2-й бригады Сергея Мрачковского, входившей в состав сформированной в Тюмени 51-й стрелковой дивизии Василия Блюхера, начали бои за переправы через реку Тобол у сел Южаково и Ярково.

Воспользовавшись ошибкой красных, открывших левый фланг Восточного фронта (район города Туринска) и железнодорожной станции Тавда), белые направили по реке Тавде пароходы Обь-Иртышской флотилии. Всего в состав флотилии входило 15 вооруженных пушками и пулеметами пароходов, 11 буксиров, два теплохода–базы для гидроавиации и одна баржа. Командиром речной флотилии назначен капитан 1-го ранга Феодосьев, начальником 1 -го дивизиона капитан 2-го ранга Гутан, начальником 2-го дивизиона старший лейтенант Гакен.

В монографии «Гражданская война в Зауралье», изданной в 1966 году, известный тюменский историк Павел Иванович Рощевский предположил, что целью секретной речной экспедиции белых по Тоболу и Тавде была высадка десанта в глубоком тылу красных, захват железной дороги на Туринск–Ирбит–Екатеринбург и окружение, таким образом, красных частей 29-й и 51й стрелковых дивизий 3-й армии, наступавших на ялуторовском и тобольском направлениях.

Действительно, колчаковцы 18 августа заняли село Тавдинское (ныне Нижняя Тавда) и станцию Тавда на туринской железнодорожной ветке. Однако провести сложную наступательную операцию силами нескольких буксиров, спешно переделанных в канонерские лодки, и размещенной на них ротой егерей-десантников вряд ли было возможно. Другое дело – отвлечь смелым, по рискованным маневром противника от направления главного удара, напугать. Заставить перейти к обороне.

Озадаченное донесениями разведки о появлении на реке Тавде пароходов противника с артиллерией и пехотой и сосредоточении в селе Тавдинском до 500 солдат (исключительно добровольцы, а мобилизованные все сбежали), четырех пулеметов и батареи командование 3-й армии приказало начдиву 51-й Блюхеру: «Тавдинскому-туринскому направлению придать должное боевое значение... передать в ваше распоряжение бронепоезд, которому приступить к операциям на железной дороге Туринск–Тавда...».

В оценке действий сторон в бассейне рек Тобола, Тавды, Туры доктор исторических наук Рощевский руководствовался военной документацией – военно-оперативными сводками частей и соединений 3-й армии и воспоминаниями непосредственных участников тех событий, нередко субъективных и тенденциозных. Захваченные чекистами при разгроме колчаковщины документы, включая отчеты штабов Камской и Обь-Иртышсжой флотилий, были засекречены и до настоящего времени не введены в научный оборот.

Настоящей же целью секретного рейса колчаковских пароходов «Иртыш» и «Александр Невский» с десантными группами на борту являлось завершение эвакуации военного имущества с Северного Урала на баржах, построенных в селе Жиряково на реке Тавде на верфи братьев Вардропперов. По свидетельству барона Будберга, из-за «самодурства 28-летних генералов из недавних обер-офицеров, очень храбрых в штыковых и конных атаках, неспособных видеть дальше своего юного, очень острого и решительного носа, все маневровые пути, станции и разъезды туринской железнодорожной ветки заняты сотнями локомотивов и 5000 вагонов с очень ценными и нужными нам грузами». Кроме того, отбуксированные к Тобольску крупнотоннажные баржи, превращенные в плавучие артиллерийские батареи, обеспечили бы неприступность белого фронта на Тоболе до наступления зимы.

Сорвать план адмирала Колчака по поддержке сухопутных сил белых судами Обь-Иртышской речной флотилии удалось во многом благодаря восстанию на пароходе «Иртыш».

Тайна парохода «Иртыш»

Модель этого загадочного парохода хранится в фондах Тюменского краеведческого музея. «Иртыш» построен в 1895 году в Муроме. Длина – 65,5 метра, ширина без кожухов колес – 8,41 метра, осадка – 1,5 метра. Машина мощностью 480 лошадиных сил, скорость – 11 узлов. Вооружение – четыре 76-миллиметровых пушки и четыре пулемета. Мобилизован на фронт в июле 1919 года.

Военная команда на «Иртыше» состояла из двух офицеров, 20 колчаковских добровольцев и 10 мобилизованных речников.

Каким-то образом среди них оказался большевик Водопьянов. То ли бывший артиллерийский кондуктор или механик-машинист, а может, «старшина по пулеметам».

Якобы во время рейса в верховья Тавды у него созрел дерзкий план перебить колчаковцев, захватить судно и присоединиться к наступавшим на Тобольск частям Красной армии. Замысел Водопьянова поддержали капитан Норицын, его помощник Зубарев, масленщик Виноградов, механик Ларькин, кочегар Корин и другие верные люди.

В ночь на 23 августа 1919 года заговорщики обезоружили часовых, а колчаковских офицеров и солдат заперли в трюме. Подняв на судовой мачте «заранее изготовленный красный флаг» (по другим свидетельствам, «рубаху красного цвета»), восставшие речники направили пароход к берегу, занятому красноармейцами, которые «встретили “Иртыш” криками “ура”». Через два дня на реке Тавде у деревни Смирновой пароход вступил в бой с колчаковской флотилией. «Метким огнем команда “Иртыша” повредила флагман противника пароход “Александр Невский”, а другие суда обратила в бегство». В этом бою погиб Водопьянов...

Эту фантастическую историю изложил, со слов масленщика Виноградова, писатель Павел Бажов в изданной в 1932 году книге «Восстание на пароходе “Иртыш”». Повествование в жанре «Уральских сказов» серьезно сдобрено героико-революционной патетикой.

По просьбе команды «Иртыш» переименовали в «Водопьянов», а «Александр Невский» – в «Блюхер», но уже 3 сентября 1919 года приказом № 20 по 51-й стрелковой дивизии эти суда получили другие названия – «Спартак» и «Карл Маркс».

Считается, что погибший в бою с колчаковской флотилией на реке Тавде Водопьянов похоронен в братской могиле в селе Иевлево Ярковского района. Названную в память о нем в Тюмени 2-ю Овражную улицу, рядом с пристанью, через два года переименовали в улицу Усиевича, возглавлявшего оборону Тюмени в июне-июле 1918-го. Григорий Виноградов, чьи воспоминания о восстании на пароходе «Иртыш» редактировал автор «Малахитовой шкатулки» Бажов, после Гражданской войны был председателем тобольского профсоюза водников и делегатом партийных съездов. В 1938-м его репрессировали, книгу запретили и переиздали лишь в 1957-м. Поэтому осталось непонятным, кто же такой Водопьянов? По воспоминаниям того же Виноградова, «знали о нем немногое: большевик, хорошей души человек, отзывчивый товарищ, бесстрашный борец за революцию. И все!».

Ранее недоступные по идеологическим и режимным требованиям документы свидетельствуют: художественно героизированные писателем Бажовым августовские события на реке Тавде развивались по другому сценарию – чекистскому.

Герой-одиночка

При абсолютном господстве колчаковцев на Обь-Иртышском речном театре военных действий у наступавших на Тобольск красных войск оставался единственный выход: хитростью и обманом захватить плавсредства противника с последующим созданием собственной речной флотилии.

Сиббюро ЦК РКП(б) и Особый отдел ВЧК 3-й армии внедрили в команду колесного буксирного парохода «Иртыш» под видом мобилизованного военного моряка Водопьянова 19-летнего выпускника Рыбинского речного училища Константина Александровича Вронского. Его молодость не вызвала удивления. Командующему красной Волжской военной флотилией, недоучившемуся студенту Петроградского политехнического института Петру Александровичу Смирнову исполнилось тогда 22 года[8].

Первоначально планировалось, что Вронский–Водопьянов выведет из строя двигатель парохода или подорвет его артиллерийский боезапас. Такого рода диверсия готовилась еще на Каме по уничтожению английской канонерки «Кент». Но там заговор был раскрыт колчаковской контрразведкой: сотрудничавшего с большевиками судового механика расстреляли.

Почему не прогремел взрыв на «Иртыше»? Потому что красный диверсант во время стоянки парохода в Тобольске влюбился в Нину Савиных, дочь лоцмана на «Иртыше», и не захотел рисковать жизнью будущего тестя.

Тобольский судоводитель Григорий Савиных был знаменит на весь Обь-Иртышский речной бассейн. Мудрый, трудолюбивый, состоятельный, многодетный, непьющий, некурящий и весьма набожный. Среди иртышских речников имел шутливое прозвище «Лампада». В его каюте висели иконы, горели лампады. Перед навигацией и после ее завершения он устраивал на судне торжественный молебен. Не просто было добиться расположения внешне сурового лоцмана. Но речнику–чекисту Вронскому–Водопьянову удалось: Савиных помог ему угнать «Иртыш» в расположение красных войск, а его красивая, умная, начитанная и смелая дочь стала женой героя.

Лже-Водопьянов понимал, что в одиночку и даже при содействии гражданской судовой команды не справиться с двумя десятками вооруженных колчаковских егерей-десантников. Насторожило заговорщиков и появление на Тавде быстроходного товаро-пассажирского парохода «Ласточка» (на нем 29 июня 1914 года доставили в Тюмень в больницу раненого в селе Покровском религиозной фанатичкой Хионией Гусевой царского фаворита Григория Распутина. – А.П.). В очерке Бажова «Восстание на пароходе “Иртыш”» отмечено: «Рано утром на третий день к “Иртышу” без свистков подошел, будто подкрался, небольшой пароход “Ласточка”, поспешно сбросил груз, затем отвалил к “Александру Невскому”, ссадил дополнительную команду во главе с начальником речного боевого участка и сейчас же ушел обратно».

Какой груз «сбросила» «Ласточка» на палубу «Иртыша»? Сейчас известно – ценности Екатеринбургского государственного банка, вывезенные на железнодорожную станцию Тавда недалеко от пристани Каратунка, где стояли посредине реки два колчаковских парохода.

22 августа «Александра Невского» отозвали на Тобол – сорвать переправу красных на правый берег реки. Еще через день им пришлось выдержать тяжелый бой у Березовского Яра и у Иевлева.

И тогда Вронский–Водопьянов решил: «Пора!». Не ночное нападение на часовых, не арест офицеров, не захват парохода с ценным грузом – все это мифологизировано позднее по заказу Уральского областного комитета ВКП(б). Действовали проще, но тоже с риском для жизни: механик Ларькин спустился по течению от нижней пристани до села Тавдинского, занятого к тому времени 455-м полком 2-й бригады 51-й стрелковой дивизии, и предупредил красноармейцев о появлении в их расположении вражеского парохода.

Судовая команда держала такое давление пара, чтобы в любую минуту двигатель мог работать на полный ход. Когда колчаковцы уснули, а часовые дремали на постах, на «Иртыше» выбрали якорь... На тавдинской пристани предупрежденные о заговоре красноармейцы перебрались в предрассветном тумане на борт судна...

Не раскрывая перед речниками своего настоящего имени, Вронский-Водопьянов взял на себя командование пароходом.

Боестолкновения «Иртыша» с колчаковской флотилией на реке Тавде, описанного со слов его участников писателем Бажовым, не было. Находившегося на «Александре Невском» начальника 1-го дивизиона Обь-Иртышской флотилии капитана 2-го ранга Гутана при появлении «Иртыша» ввели в заблуждение развевавшийся на судовой мачте Андреевский флаг и погоны на переодетых в белогвардейскую форму красноармейцах. Пароходы сблизились бортами... Затем абордаж, короткая рукопашная схватка, допрос и расстрел.

Профессор Рощевский не зря сомневался в достоверности воспоминаний участников тех событий. Изучив содержание приказов по 2-й бригаде и 51-й дивизии о переименовании захваченных красными колчаковских пароходов, он правильно заключил, что «Александр Невский» не имел повреждений и находился «в плавучем состоянии».

Единственное настоящее речное сражение между красной и белой флотилиями произошло 14 сентября 1919 года на Иртыше в 20 верстах к северу от Увата. «Александр Невский», переименованный в «Водопьянов», а затем в «Карл Маркс», встретился с двумя пароходами противника – «Алтай» и «Мария», был атакован и затонул.

Генеральный директор ЗАО «Тюменьподводречстрой» Виктор Савченко собирается поднять этот затонувший пароход и после реставрации поставить у бывшей пристани Тюмень напротив здания конторы «Товарищество Игнатова–Курбатова» по улице Госпаровской, 3 (до 1922 года улица Набережная).

Под чужим именем

Когда «Карл Маркс» шел ко дну, Вронский в вагоне литерного поезда вез в Москву ценности, захваченные им на «Иртыше». Судовой команде сообщили, что Водопьянов погиб от коварного выстрела при захвате «Александра Невского» и похоронен в братской могиле в селе Иевлево вместе с погибшими при переправе через Тобол красноармейцами. Туда же местные жители схоронили выловленные из реки тела расстрелянных на пароходах колчаковцев, включая капитана 2-го ранга Гутана.

Вместо него начальником 1-го дивизиона Обь-Иртышской речной флотилии Колчак назначил старшего лейтенанта Вадима Макарова, сына знаменитого флотоводца вице-адмирала Степана Осиповича Макарова, погибшего в 1904 году в ПортАртуре при подрыве на минах броненосца «Петропавловск»[9].

В Москве на Лубянке, в ведомстве Дзержинского, с нетерпением ожидали курьера Сибчека – об этом свидетельствуют контрольные шифротелеграммы в транспортные ЧК о прохождении поезда, в котором Вронский вез золото. Для содержания разросшейся до четырех миллионов человек Красной армии требовались большие средства, а золотой запас бывшей царской России был захвачен белыми 5 августа 1918 года в Казани и увезен в Самару. Перед отступлением с Волги в Омск, где разместилась ставка Колчака, белые вывезли 8399 ящиков с золотом, 2468 мешков и 18 сумок «звонких монет и драгоценностей».

Сдавшему по описи ценности с парохода «Иртыш» Вронскому дали в ВЧК новое задание: под видом окончившего с отличием в ноябре 1917-го Вторую Омскую школу прапорщиков Константина Карасева внедриться в отдел контрразведки бригады генерал-майора Ивана Красильникова и выяснить речные маршруты эвакуации кладовых Омского государственного банка.

Но пока Вронский–Карасев добирался до Тюмени, колчаковский фронт рухнул, чтобы никогда уже не возродиться. Части 51 -й стрелковой дивизии Блюхера 21 октября заняли Тобольск. 14 ноября 27-я стрелковая дивизия Блажевича вошла в Омск[10]. Потерявший поддержку сибиряков, Колчак сложил с себя полномочия 4 января 1920 года и подписал указ об утверждении генерала Антона Деникина «Верховным правителем Российского государства», а всю полноту власти на восточных задворках Гражданской войны передал атаману Забайкальского и Сибирского казачьих войск.

А еще через десять дней отступавшие по Транссибу белочехи, чтобы отплыть из Владивостока на родину, передали на станции Инокентьевской под Иркутском оппозиционному «Политическому центру» Колчака и председателя Совета министров Омского правительства Виктора Пепеляева вместе с золотым запасом – 5143 ящика и 1678 мешков золота и серебра на 409 625 870 руб. 86 коп.

21 января «Политцентр» передал все полномочия и ценности Иркутскому военно-революционному комитету, который принял решение: Колчака и Пепеляева расстрелять, а «золотой эшелон» возвратить в Омск.

17 апреля 1920-го Сибревком шифровкой запросил Ленина: «Прибыл из Иркутска в Омск эшелон с золотом. Сообщите, куда его направлять – в Москву или Казань. Отвечайте срочно!».

Ответ также шифром: «Предсибревкому – Смирнову. Все золото в двух поездах, прибавив имеющееся в Омске, Тобольске, Томске, немедленно отправьте с безусловно надежной охраной в Казань для передачи на хранение в кладовых губфинотдела. Предсовнаркома Ленин».

21 апреля в Кремль ушла еще одна шифровка: «Вне очереди. Тов. Ленину. Эшелон особой важности № 10950 вышел из Омска в 20 часов московского времени на запад».

Владимиру Ильичу не сообщили, что эвакуированные в сентябре 1919-го из Тобольска по Иртышу и Оби в Томск ценности сибирского Белого движения и драгоценная церковная утварь тобольских православных храмов не прибыли из-за ранних холодов до места назначения и затерялись в лабиринте многочисленных речных притоков. Тогда Сибчека еще надеялась разыскать золото – этим занимался комиссар Томского отделения районной транспортной ЧК Вронский. Не зря он старательно заучивал в ноябре 1919-го подробности короткой жизни прапорщика Карасева, расстрелянного в чекистском подвале. Эта легенда спасла Вронского в одной из его секретных командировок по сибирским рекам. В июле 1920 года участники Колыванского восстания (по названию села Колывань, расположенного на Чаусе, левом притоке Оби, всего в 45 километрах от Новониколаевска – сейчас Новосибирск) захватили на пристани Дубровино двухпалубный пассажирский пароход «Богатырь», на котором плыли Вронский и председатель Томской губчека Александр Шишков.

Ваше благородие господин... чекист

Как только матросы сбросили с борта «Богатыря» на глинистый берег дощатый трап, так из-за домов, плетней и других укрытий на пароход внезапно ринулись повстанцы отряда бывшего надзирателя томской тюрьмы Яковлева – Северского. Ворвавшись на палубы и в каюты, они начали грабить пассажиров и команду. Опознали и расстреляли Шишкова. Назвавшийся Карасевым Вронский выдержал допрос с пристрастием – свое служебное удостоверение он предусмотрительно выкинул за борт.

Содержание и направленность допросов приведены в книге «Были об омских чекистах» (1968) Михаила Бударина, собственного корреспондента газеты «Известия» по Омской и Тюменской областям (с 1944 по 1955 год), ставшего видным специалистом по истории Сибири.

Оказалось, что допрашивавший Вронского-Карасева «начальник штаба Колыванской народной армии» Забельский тремя годами раньше окончил ту же Омскую школу прапорщиков.

– Кто был в Омске начальником вашей школы?

– Полковник Жарков.

– Кто присутствовал на выпускных экзаменах от штаба округа?

– Штабс-капитан Нерчинов.

– Кого вы знали из командования Омским гарнизоном?

– Войскового старшину Волкова. Он командовал парадом при выпуске из военных училищ Омска.

– В какие увеселительные заведения ходили омские юнкера?

– На Скорбященскую, на Бутырки, на Мокрый форштадт...

– В армии Верховного правителя вы где служили?

– В отделе контрразведки при штабе бригады генерал-майора Ивана Николаевича Красильникова.

– Где в Омске размещался штаб Верховного главнокомандующего?

– В здании коммерческого училища.

– А где стояла бригада генерала Красильникова?

– В главном корпусе сельскохозяйственного училища. В Старой Загородной роще.

– Куда вы доставляли особо опасных арестованных? Где размещалась контрразведка Верховного правителя?

– В здании кадетского корпуса.

– А где был секретный отдел контрразведки?

– На улице Тарской в трехэтажном особняке. Рядом с четырехэтажным складом сельхозмашин фирмы «Мак-Кормика»...

– А не припомните ли вы, как генерал Красильников встречал обычно новоиспеченных офицеров? Какой своей любимой фразой?

– Помню. Он говорил обычно в этом случае: «Здравствуй, здравствуй, погон атласный».

Знание таких деталей военной подготовки и службы в армии Колчака удовлетворило бывшего штабс-капитана Забельского.

Но главарь колыванских повстанцев Яковлев–Северский, объявивший себя «полковником», приказал назначенному командовать повстанческой ротой Вронскому-Карасеву утопить ночью в Оби запертых в трюме «Богатыря» председателя Дубровинского волревкома Гавриила Глушкова и других местных коммунистов.

Воспользовавшись этой ситуацией, чекист и речник Вронский предложил капитану «Богатыря» Пленкову разоружить охрану, освободить арестованных и повернуть пароход на Томск.

– Вы забыли, – возразил капитан. – У мятежников есть еще четыре захваченных парохода: «Барнаул», «Ермак», «Мельник», «Киргиз». Буксир «Мельник» уже подошел к Дубровино, другие – на ближайших пристанях. На берегу пулеметы, конница. Река петляет. Всадники догонят нас и обстреляют. Убьют в штурманской рубке меня и помощника. Кто судно поведет?

– Я поведу – окончил Рыбинское судоходное...

– А если внизу на Оби встретятся еще суда, захваченные бандитами?

– Тогда и мы поднимем на мачте бело-зеленый флаг. Обманем мятежников. Ближе к делу! Около острова Талого бросаем якорь и захватываем пароход.

Вронский знал: в случае провала конвой расстреляет не только его, но и весь экипаж. Две палубы: на нижней восемь бандитов, остальные девять – на верхней. Один на носу, другой на корме, двое при выходе на палубу слева и справа. Остальные пятеро спят на скамьях. Вронский и старший помощник капитана Скоробогатов приблизились к часовому. Чекист ударил его ломом по голове. Старпом взял винтовку Оружие пятерых спящих отдали матросам. Те обезоружили и связали остальных. Ликвидировали часовых у трюма, вывели пленников в коридор. Пересчитали всех охранников: убитых и связанных шестнадцать, семнадцатого так и не нашли.

– Катать якорь! – приказал капитан Пленков. Загремела якорная лебедка, зазвонил телеграф в машинное отделение. Лево на борт! Полный вперед! Выложить все!

«Богатырь» устремился вниз по Оби. На берегу разгадали маневр и открыли огонь. На «Мельнике» организовали погоню. По дороге вдоль реки неслась повозка с пулеметом. Рядом всадники размахивали винтовками. Обстрел продолжался до села Вятский Камешек. Потом погоня отстала.

15 июля 1920-го начальник районной транспортной чека (РТЧК) Сибири и Омской железной дороги Июнин доложил полномочному представителю ВЧК по Сибири Павлуновскому: «От начальника Томской ОРТЧК получена телеграмма. В Томск прибыл пароход “Богатырь”. Командированный в Барнаул на том пароходе тов. Вронский спас от верной смерти 52-х товарищей членов исполкома и коммунистической ячейки из села Дубровино и ближайших сел... Прошу присвоить пароходу “Богатырь” новое название – “Дзержинский”» (что и было сделано. – А.И.).

Спасенный Вронским руководитель дубровинских коммунистов Глушков вспоминал: «...Мы ему доверились. А ведь он был совсем еще мальчик, юноша двадцати лет. Внешне необыкновенно симпатичный, обаятельный. Для меня остаются загадкой два момента. Как Вронскому удалось войти в доверие к офицерам, главарям бандитов? Ведь предводители мятежников были людьми образованными, опытными. И как никто его не выдал из членов команды парохода “Богатырь”? Кстати, в суматохе, когда мы посадили бандитов в трюм за решетку, один из повстанцев все-таки спрятался на корме. Это был наш дубровинский житель, бывший матрос царского речного флота Егор Чугуночкин... И вот когда на буксире “Мельник” погнались за нами, он прыгнул с “Богатыря” в Обь и поплыл. С “Мельника” его увидели, подняли к себе на борт, и от него узнали подробно, что же произошло у нас на пароходе... Много я видел смелых людей в Гражданскую войну и позднее в Великую Отечественную. И среди них достойное место занимает Константин Александрович Вронский. Я видел этого человека только два дня полвека назад. А запомнил его на всю жизнь. И еще он очень любил и умел петь...».

После подавления в Сибири мятежей и крестьянских восстаний Дзержинский, возглавлявший тогда одновременно ВЧК – ГПУ и Наркомат путей сообщений, счел более разумным использовать Вронского по его первому профессиональному предназначению – речному[11].

Дальнейшая жизнь Константина Вронского сложилась трагически. Капитаном парохода «Катунь» он участвовал в знаменитой Карской экспедиции – экспортно-импортных операциях Северным морским путем через устья Оби и Енисея. В 1924 году, возвращаясь в Омск в конце навигации из Обской губы Карского моря, когда уже шла по реке шуга, он сильно простудился и скончался в омской больнице водников.

Похоронив мужа, Нина с грудной девочкой отправилась к родителям в Тобольск, и при переправе через только что замерзший Тобол они провалились в полынью...

По гудку

В таком режиме, по гудку – заводскому и фабричному, паровозному и пароходному, жили тюменцы и вся страна в 30–40–50-е годы.

Ветеран речного флота, кавалер орденов Октябрьской революции и «Знак Почета» Владимир Петрович Белоглазов рассказал, что в пору его учебы в Омском речном училище у курсантов особым шиком считалось угадать название приближавшегося к пристани судна по его голосу: «5-й Октябрь», «Усиевич», «Володарский», «Калинин», «Карл Либкнехт», «Жан Жорес...».

Константина Вронского на капитанском мостике речных пароходов сменили его братья: Осип, Владимир, Виктор. Помощниками капитана и механика стали Александр и Анатолий.

Из династии судоводителей Вронских тюменцам старшего поколения больше известен Виктор Александрович. Всю войну он ходил капитаном построенного в 1928 году в Германии парохода «Жан Жорес». За выполнение мобилизационных заданий награжден боевым орденом Красной Звезды. Выражаясь языком православия, это судно можно считать самым намоленным: с 1941 -го по 1944 год «Жан Жорес» доставил с Ямала и Югры в Омск на сборный пункт «Чернушки» около 17000 северян. Пароход проклинали и молили: верни домой с победой отцов, сыновей, братьев, сестер...

И этот день настал. Капитан «Жана Жореса» вспоминал: «...45-й год, поздняя осень, последний рейс на Север. В Омске на причалах столпотворение – солдаты, кто выжил на войне, спешат домой. На “Жорес” погрузили четыреста человек – максимум возможного, а людей на берегу не убавляется. Все, нельзя больше. Поднялся в рубку отдать команду к отплытию. И тут рубку штурмуют фронтовики. “Что, – кричат, – Берлин взяли, твой пароход, капитан, не возьмем?!”. В общем, принял на борт 1200 пассажиров. При этом судовая команда приняла все меры предосторожности, проявила настоящее судоводительское мастерство – рейс закончился благополучно».

В 1968 году Владимир Александрович Вронский переехал из Омска в Тюмень, водил рефрижераторы «Тюменский нефтяник» и «Нефтяник», судовладелец – ремонтно-эксплуатационная база флота Главтюменнефтегаза. За работу в мирное время отмечен орденом Трудового Красного Знамени и медалью «За трудовое отличие». После выхода на пенсию в 1971-м увлекся моделированием речных пароходов – успел изготовить шестнадцать моделей судов. Копии четырех судов переданы им в Тюменский краеведческий музей.

– Пароход «Святитель Николай» вез в минусинскую ссылку Ленина. Построили судно в Тюмени на Жабынском заводе в середине 60-х годов XIX века. Мог перевозить людей, всевозможные грузы, таскать баржи. Энергию машине давал уголь в отличие от большинства пассажирских и буксирных пароходов тех лет, которые топили дровами (модель этого судна размещена в витрине музея «Торговый дом Колокольникова» на улице Республики, 20, напротив университета. – А.П.). Вот пароход «Володарский», – продолжал Вронский. – Был построен в 1905 году тем же Жабынским заводом (теперь Тюменский судоремонтно-судостроительный) и первоначально назывался «Иван Игнатов» – по имени хозяина. Имел ряд преимуществ по сравнению со «Святителем Николаем»: комфортабельнее, сильнее – мощность машины увеличена до четырехсот лошадиных сил, иная конструкция гребных колес. Соответственно и скорость побольше...

Виктор Александрович скончался в 1996 году. Но остались выполненные им модели речных судов. Собирая материалы о династии речников Вронских, я узнал, что внучатым племянником Виктора Александровича Вронского был автор и ведущий популярных в конце 80–начале 90-х годов в Тюмени телерадиопередач «Пять+» и «Репродуктор» безвременно ушедший из жизни Валентин Кологривов.

Носителями нашей памяти являются документы, свидетельства очевидцев и названия. Названия улиц и пароходов. Их часто переименовывали, проклиная одни имена и прославляя другие.

Владимир Маяковский посвятил свое стихотворение «Товарищу Нетте, пароходу и человеку». Напомню, что этот дипломатический курьер погиб на территории Латвии в коридоре поезда, отстреливаясь от напавших на него белогвардейцев и защищая вверенную ему советскую секретную почту.

Свой разговор с пароходом «Теодор Нетте» поэт завершил такими словами:

Сегодня многие дела того героического и трагического прошлого подняты из секретных архивов и пересмотрены.

Часть этих дел с позиции общечеловеческой нравственности признана преступной. Стали известны судьбы исторических деятелей, чьи имена красовались на бортах и колесных кружалах пароходов. Но уже никто не узнает, когда и в каких затонах закончились их речные маршруты.