Тюмень без секретов, или Как пройти на улицу Павлика Морозова

После состоявшегося в феврале 1956 года XX съезда КПСС, осудившего культ личности Сталина, в Тюмени переименовали несколько улиц.

Милитаризованное сознание

Первоначально эта улица называлась Солдатской. Здесь у выхода на Сибирский тракт находилось деревянное двухэтажное здание военного присутствия, ставшее после сентября 1919 года военным комиссариатом. С этого места уходили тюменцы на многочисленные войны – сколько их было в истории нашего многострадального Отечества: Отечественная война 1812-го с Наполеоном, Крымская, Русско-турецкая, Русско-японская 1904–1905 годов, Первая мировая 1914-го, Гражданская, советско-финляндская 1939–1940 годов...

Отсюда в Великую Отечественную ушли на фронт свыше 15 тысяч жителей Тюмени, из которых около семи тысяч не возвратились...

О феномене милитаризованного сознания нации написано немного, но именно он являлся той психологической доминантой, по которой сверяло свою жизнь несколько поколений населения Российской империи и Советского Союза. Милитаризованное сознание определяется формулой: «армия есть мобилизованный народ, а народ – отдыхающая армия». Образ врага, каждый раз нового (французы, турки, англичане, японцы, белогвардейцы, поляки, финны, снова немцы...) и каждый раз более опасного, чем предыдущий, подобно маслу, смазывает шестеренки военного механизма, заставляя население страны постоянно жить ощущением войны, явной или скрытой.

Слово «солдат» (от итальянского soldo – монета, жалованье) означает первичное, младшее воинское звание в армиях многих государств. Впервые название «солдат» появилось в XV веке в Италии, где так называли воинов–наемников, получавших жалованье за военную службу. В России оно получило распространение в полках «нового строя» армии императора Петра I и существовало до 1917 года. С созданием Красной Армии ее рядовые бойцы стали называться красноармейцами. В Советской Армии категория солдат введена в июле 1946 года.

В русском языке слово «солдат» используется в более широком смысле: как воин, военный человек в любом звании, возрасте (ветеран – старший солдат).

Такое характерное название улицы в нашем городе надо было сохранить. Тем более что в начале XX века военное присутствие в Тюмени возглавлял подполковник Владимир Яковлевич Куйбышев – отец будущего члена Политбюро ЦК ВКП(б), ЦИК СССР, первого заместителя председателя Совета народных комиссаров СССР (тогдашнего советского правительства) Валериана Владимировича Куйбышева. Он родился в 1888 году в Омске, окончил там кадетский корпус и поступил в 1905-м в Петербургскую военно-медицинскую академию. Тогда же увлекся революционной борьбой с царизмом: восемь раз арестовывался, семь лет провел в тюрьмах и ссылках, дважды бежал. После революции 1917-го возглавил в Самаре Совет рабочих депутатов и комитет большевиков. В годы Гражданской войны – политкомиссар и член Реввоенсоветов красных армий Восточного фронта, выбивших белых из Симбирска (сейчас Ульяновск) и Самары. Внес значительный вклад в осуществление индустриализации страны.

Как вспоминал Анастас Микоян: «...Куйбышев отдавал делу рабочего класса всего себя без остатка в роли солдата революции, как сам себя называл».

Кадровым военным стал его младший брат Николай Владимирович (р. 1893). Капитан старой армии, он добровольно перешел на сторону советской власти. Отличился во время Гражданской войны, командуя бригадой и дивизией, награжден тремя орденами Красного Знамени.

Их отец умер в Тюмени и похоронен на Текутьевском кладбище. Братья приезжали в наш город в 1928 году, когда Куйбышев-младший командовал войсками Сибирского военного округа. Бывали они и в здании городского военкомата на улице Солдатской.

Через год Николая Владимировича перевели в резерв РККА – в комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) он возглавил группу по военно-морским делам.

Тогда же тюменское городское начальство «прогнулось» перед областным (Тюмень входила в состав Уральской области с центром в Свердловске) и переименовало Солдатскую в улицу Шверника, секретаря Уральского обкома ВКП(б).

Только зря старались, потому что к 1930 году Николая Михайловича Шверника перевели с партийной работы на профсоюзную. Хотя профсоюзы называли в СССР «приводными ремнями» партии и «школой коммунизма», но на политической сцене страны они играли декоративную роль. Как «организатор борьбы трудящихся за свои права» Шверник был в советской политической и государственной иерархии фигурой второстепенной, не выходил ни разу на первые места и не пользовался в народе особой популярностью.

Поэтому послушный наместник Сталина в профсоюзной вотчине благополучно пережил репрессии 30–40-х годов. В отличие от Куйбышева-младшего, которого в июне 1937-го срочно отозвали из КПК, присвоили звание комкора (соответствовало генерал-лейтенанту) и назначили командующим войсками Закавказского военного округа. На заседании Венного совета при Народном комиссариате обороны СССР с участием Сталина в конце ноября 1937-го комкор Куйбышев дал убийственную характеристику положению дел во вверенном ему военном округе после необоснованного массового истребления командного состава Красной Армии (стенограмма этого заседания рассекречена).

Куйбышев (Зак. ВО): «...У нас округ был обескровлен очень сильно».

Ворошилов (нарком обороны): «Не больше, чем у других».

Куйбышев: «А вот я Вам приведу факты. На сегодня у нас тремя дивизиями командуют капитаны. Но дело не в звании, а дело в том, товарищ народный комиссар, что, скажем, Армянской дивизией командует капитан, который до этого не командовал не только полком, но и батальоном, он командовал только батареей».

Ворошилов: «Зачем же Вы его поставили на дивизию?»

Куйбышев: «Почему мы его назначили? Я заверяю, товарищ народный комиссар, что лучшего мы не нашли. У нас командует Азербайджанской дивизией майор. Он до этого не командовал ни полком, ни батальоном и в течение последних шести лет являлся преподавателем училища» (Смех).

Голос с места: «Куда же девались командиры?»

Куйбышев: «Все остальные переведены в ведомство Наркомвнудела без занятия определенных должностей».

Продолжая свое выступление, Куйбышев заявил: «Откуда может быть хороший командир Грузинской дивизии Джабахидзе, который до этого в течение двух лет командовал только ротой и больше никакого стажа командира не имеет».

Буденный (замнаркома): «За год можно подучить».

Ворошилов: «Слышите! Семен Михайлович считает, что если ротой умеет хорошо командовать, то и армией может...».

Неудивительно, что после такого критического выступления Куйбышев был арестован 2 февраля 1938 года, а через пять месяцев признан виновным в руководстве диверсионно-вредительской работой и в том, что являлся агентом германской, польской, литовской и японской разведок. Как показала дополнительная проверка в 1956 году, «архивы КГБ при Совете Министров СССР никакими сведениями о принадлежности комкора Куйбышева к разведорганам иностранных государств не располагали». Да они и не могли ими располагать, так как их в природе не было. Но тогда, летом 1938 года, у НКВД СССР тоже не было никаких объективных доказательств, зато имелись «признательные показания самого Куйбышева». А что прикажете делать с признавшимся шпионом разведок четырех государств? Только расстрелять. Что и было проделано в день вынесения приговора Военной коллегией Верховного суда СССР. Возникает вопрос: до какой же степени уничтожения личности надо было довести человека, чтобы родной брат видного и прославленного на всю страну деятеля ВКП(б) и Советского государства – Валериана Куйбышева, крупный военачальник, трижды орденоносец – мог так клеветать на самого себя?

Рекордом шпиономании в Красной Армии можно считать дело одного из самых известных авиационных деятелей середины 30-х годов, командующего воздушной армией комкора Василия Хрипина. Его на Лубянке забили до того, что сам себя признал (а затем и судебное заседание Военной коллегии Верховного суда подтвердило и закрепило в приговоре «Именем Союза ССР» агентом целой кучи иностранных разведок: с 1920 г. – французской, с 1922-го – германской, с 1932-го – итальянской, а также английской, чехословацкой, польской и румынской». Проверка его «признаний» в 1956 году показала, что все это болезненные измышления чекистов и судей. А тогда комкор Хрипни был немедленно расстрелян.

Скорее всего, такая же трагическая участь постигла бы и Куйбышева–старшего. Но он в 1935 году умер при невыясненных обстоятельствах (потом в смерти Валериана Куйбышева, Максима Горького и Вячеслава Менжинского обвинили «врагов народа» троцкистов). Самару переименовали в Куйбышев (сейчас этот город, как прежде, называется Самара). Имя Куйбышева носят города в Татарстане, Новосибирской области, мыс в Карском и залив в Охотском морях, площади и улицы во многих городах, включая Тюмень (здесь есть также улицы Горького и Менжинского).

Назначение Шверника в 1946 году Председателем Президиума Верховного Совета СССР (по общемировым стандартам – президентом страны) не прибавило ему авторитета.

Юрий Андреевич Королев, проработавший более сорока лет в аппарате высшего органа государства (если судить по Конституции), в своих мемуарах «Кремлевский советник» утверждал: «...В народе Шверника никто толком не знал. Может, потому что никогда он не выделялся из среды незаметных, а может, потому что сменил на посту непритязательного, но известного всем Михаила Ивановича Калинина, в которого народ еще верил, к кому обращались за помощью, к кому шли ходоки со всей страны».

В марте 1919 года после смерти Председателя ВЦИК Свердлова Калинин по предложению Ленина был избран на пост официального главы государства. Вскоре он отправился в поездку по России, выступал порой по четыре-пять раз в день, встречаясь с самыми разными людьми, вникая во множество дел на местах. Бывал он и в Тюмени, о чем свидетельствовала мемориальная доска на стене железнодорожного вокзала.

Сегодня после того, что мы узнали о прошлом, трудно не признать за «всесоюзным старостой» Калининым значительной доли вины в укреплении сталинизма. Подпись Калинина стоит под самыми жестокими нормативными актами. Это так называемый «закон о колосках», когда за кражу горсти зерна людей отправляли в лагеря на долгие годы. Это постановление о паспортной системе, превратившей жителей села в крепостных. Это указ от 1 декабря 1934 года «О порядке ведения дел в подготовке и совершении террористических актов», ставший основой внесудебных расправ. Введение уголовной ответственности для детей с 12 лет, наказания за прогул, опоздание, самовольный уход с работы... От репрессий пострадала и семья самого Калинина. Просидела 15 лет в лагерях его жена, арестовали зятя, при запутанных обстоятельствах застрелился сын. Безвольный и деморализованный «президент» Калинин был просто видимостью власти в государстве беззакония. Неудивительно, что во время встречи с жителями Мурманска он сказал: «Ничего у меня не просите, я человек безвластный. Обращайтесь к Молотову».

Между тем тюменцы по-прежнему называют жилой массив за железнодорожными путями поселком Калинина (чаще просто «Калинкой»), где расположена и улица его имени. В Тюмени есть Калининский административный округ, но это название сегодня имеет больше территориальный, чем персональный характер.

По постановлению ЦК

Основанием для второго, после 1922 года, массового переименования тюменских улиц послужило постановление ЦК КПСС от 30 июня 1956 года «О работе партии по преодолению культа личности и его последствий».

Партийным и советским органам на местах было рекомендовано отказаться от улиц, носящих имена живых и здравствующих героев войны и труда, государственных, партийных и общественных деятелей.

Образовавшиеся в городской топонимике вакансии предстояло заполнить именами местных советских, партийных, комсомольских, хозяйственных органов и военачальников, необоснованно репрессированных по политическим мотивам.

Поэтому улицу Шверника назвали именем Николая Михайловича Немцова – первого председателя исполнительного комитета Тюменского губернского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (находился в доме купца Колмакова на углу улиц Республики, бывшая Царская, и Голицинской, сейчас Первомайская). После оставления красными Тюмени 20 июля 1918 года Немцов возглавлял горсовет в Туле и партийную организацию в Тамбове, участвовал в подавлении крестьянского восстания, известного в истории как «антоновщина». Немцова расстреляли в 1938 году в Москве, когда он занимал должность заведующего секретариатом ВЦИК СССР.

Улице Бусыгина, стахановца 30-х годов, кузнеца Горьковского автозавода, отковавшего за смену 966 коленчатых валов при норме 675, дали имя Агеева – секретаря Тюменской губернской партийной организации большевиков, одного из руководителей подавления другого крестьянского восстания 1921 года – Западно-Сибирского. Судьба Сергея Петровича Агеева – яркий пример «пожирания революцией своих героев».

В 1937 году в Иваново, где он возглавлял облисполком, прибыл новый начальник управления НКВД – старший майор госбезопасности (соответствовало армейскому званию генерал-майора) Радзивиловский, которому, как он сам говорил во время публичных выступлений, «лично наркомом внутренних дел Ежовым поручено в кратчайший срок вскрыть и ликвидировать все вражеские норы в Ивановской области».

15 июля Агеева арестовали прямо на заседании президиума облсовета несмотря на то, что, как член ВЦИК и Центральной партийной комиссии, он пользовался депутатской неприкосновенностью.

Через три дня в «Правде» с пометкой «Передано по телефону» было дано сообщение: «...лишь в последнее время в Ивановской области вскрыта часть виновников вредительства в сельском хозяйстве, в торговле, в здравоохранении. Установлено, что контрреволюционная банда вредителей... возглавлялась разоблаченным сейчас предателем, врагом народа Агеевым, бывшим председателем облисполкома».

Первым следственным документом в деле Агеева являются его собственноручные показания, написанные 4 августа. Они начинаются многозначительной фразой (результат 10–дневного пребывания под стражей): «Я решил рассказать следствию о своей контрреволюционной деятельности...». Дальше следовали 24 страницы отпечатанного на машинке протокола допроса, содержание, стиль и лексика свидетельствуют о специальной предварительной заготовке.

Один экземпляр этого документа лег в качестве главного обличающего материала в дело первого секретаря Ивановского обкома ВКП(б) Носова. Характерно, что Носов, член партии с 1905 года, делегат пяти партийных съездов, член ЦК ВКП(б) с 1931 года, лично знал Радзивиловского еще по совместной работе в Крыму и сам рекомендовал его для работы в ЧК.

22 ноября дела Агеева, Носова и других партийных, советских, хозяйственных руководителей Ивановской области рассмотрела выездная сессия военной коллегии Верховного суда СССР. Агеев не признал себя виновным в предъявленных ему обвинениях, отказался от своих показаний, данных во время предварительного следствия, назвав их ложными. Видимо, теплилась еще в нем наивная надежда на объективное разбирательство. Сбыться ей было не суждено: в 33 строчках, написанных крупным почерком на типографском бланке приговора, определено: «Расстрелять». В ту же ночь его расстреляли. Вместе с Носовым и другими безвинными людьми, проходившими по 18 делам.

Установленные для Ивановского УНКВД расстрельные лимиты на 1937 года были перекрыты почти в четыре раза и составили с августа по декабрь 1937-го 2911 человек.

«Стахановец» НКВД Радзивиловский вторым по порядку после наркома Ежова получил из рук председателя ВЦИК Калинина сразу два ордена Красного Знамени (через год с небольшим расстреляли и самих орденоносцев).

Улица в Тюмени, получившая в 1957 году имя реабилитированного партийного секретаря Агеева, долго привлекала внимание правоохранительных органов, потому что здесь находился молельный дом запрещенной в то время секты евангельских христиан-баптистов.

Улицу Кирпичную, где обжигали местную глину, назвали улицей Чаплина. Не знаменитого американского комика с усиками щеточкой, с тросточкой, в котелке, в больших ботинках Чарли Чаплина, а его «однофамильца» Николая Павловича Чаплина, секретаря Тюменского губкома комсомола в 1920 году. После Тюмени и Смоленска он стал Генеральным секретарем ЦК ВЛКСМ. Потом с комсомольской работы сто отправили на хозяйственную – управлять железной дорогой в Белоруссии. В 1936 году Чаплина наградили орденом Ленина, через два года расстреляли за «вредительство», а спустя двадцать лет реабилитировали.

Ни за красных, ни за белых

В феврале 1958 года заведующий партийным архивом Артем Гамбаров по заданию Тюменского обкома КПСС издал в серии «Борцы за победу Великого Октября» брошюру «Лопарев». В ней уроженец села Самарово (ныне Ханты-Мансийск) был представлен как «замечательный военачальник, видный организатор и руководитель партизанского движения на Обско-Иртышском Севере». В Тюмени его именем назвали улицу Эрнста Кренкеля, широко известного в 30-е годы участника экспедиции ледокольного парохода «Челюскин» и совместного советско-германского арктического полета дирижабля «Граф Цеппелин», забытого сразу же с началом Великой Отечественной войны.

По правде, Платон Ильич Лопарев не был ни военным стратегом, ни партизанским вожаком в классическом определении. Он вообще не хотел воевать: ни за царя, ни за белых, ни за красных.

После окончания в 1910 году Омского механико-технического училища Лопарев преподавал в Абатской ремесленной школе. Чтобы избежать призыва на военную службу, он переехал через год в родное Самарово – северян тогда в царскую армию не брали. Но эту привилегию (или ограничение в правах?) отменили в 1915 году после больших потерь русских войск на фронтах Первой мировой войны. Лопарева мобилизовали во вспомогательные строительные части. По дороге на Кавказский фронт (Россия воевала с союзницей Германии Турцией) он дезертировал и возвратился в Тобольск, где занялся кооперацией, а это мясо, рыба, икра, пушнина...

Если бы его не пытались мобилизовать сначала в колчаковскую армию, а затем в красный Северный экспедиционный отряд, Лопарев не сбежал бы в лес возле родного села и не возглавил бы команду таких же, как сам, дезертиров. Назвать такую позицию «протестом против колчаковского режима» язык не поворачивается.

Лопарев отличился в 1921 году при подавлении стихийного повстанческого движения в Среднем Приобье и считался «главным освободителем края от мятежников». Но в июле 1921 года, когда крестьянское восстание было уже подавлено регулярными войсками Красной армии, грозить северянам «расстрелами на месте и выжиганием целых сел» не требовало большой смелости.

В 1938 году Лопарева расстреляли как «ненадежного партизана», но есть версия: от него НКВД пыталась добиться показаний о местонахождении спрятанных колчаковцами при отступлении на север ценностей сибирского Белого движения.

Такова трагическая и таинственная история, связанная с названием улицы Лопарева, протянувшейся за железной дорогой от улицы Конституции до Молодежной.

Без лагерных названий

Эту историю рассказал ветеран тюменского судостроения Федор Сидорович Полевщиков. Избранный в 1967 году от Тюмени депутатом Верховного Совета РСФСР, он приехал в Москву на свою первую парламентскую сессию. При регистрации у него спросили адрес для депутатской переписки.

– Город Тюмень, улица Лагерная, – ответил тюменский депутат.

– Это название от пионерского лагеря?

– Нет, там был другой лагерь...

В декабре 1945 года в Тюмень на судостроительный завод, зашифрованный от вражеских разведок номером 639, прибыл «рабочий батальон» – 982 участника «Армянского национального легиона», сформированного немцами из военнопленных в 1941–1942 годах. Легион принимал участие в боях против Красной Армии под Туапсе и в Крыму, но в связи с ненадежностью переведен во Францию для обороны прибрежных укреплений «Атлантического вала». В мае 1944-го большинство армянских легионеров отказались служить немцам и создали «1-й советский партизанский полк во Франции».

После окончания Второй мировой войны и прохождения фильтрации в немецком городе Цербст полк оказался в «рабочем лагере» на окраине Тюмени.

Депутату Полевщикову предложили в аппарате Верховного Совета РСФСР сменить свой тюменский адрес или... переименовать улицу. С этой проблемой Федор Сидорович обратился к директору судостроительного завода Петру Петровичу Потапову (1918–2002), избранному впоследствии почетным гражданином города Тюмени.

Потапов предложил назвать Лагерную улицей Елизарова. Кузнеца, который переехал в 1928 году из Ленинграда в Тюмень для обучения рабочих местной судоверфи мастерству кораблестроения. По свидетельству очевидцев, Елизаров, подобно сказочному лесковскому Левше, мог «блоху подковать». Тюменский горсовет утвердил новое название «реабилитированной» улицы. Заодно переименовали и другие улицы, в названиях которых звучали ГУЛАГовские мотивы. Колымскую (по берегам этой реки в Магаданской области располагались лагеря заключенных–золотоискателей) назвали именем Мориса Тореза. Это не мать Тереза, являющаяся символом добра и справедливости, а бывший генеральный секретарь французской коммунистической партии (с 1930-го по 1964 г.). К Тюмени Торез не имел никакого отношения и, скорее всего, не знал о ее существовании.

Из всех лидеров мирового коммунистического движения наш тюменский край хорошо представлял себе генеральный секретарь компартии Греции Никос Захариадис.

Секретный узник ЦК КПСС

Он родился 27 апреля 1903 года в г. Бурсе (Турция) в бедной семье грека–табачника. С ранних лет работал в порту, потом стал моряком. В 1923 году вступил в коммунистическую партию Греции, руководил партийными организациями в крупных городах: Пирсе, Волосе, Салониках... За революционную деятельность подвергался преследованиям. В 1935-м был избран генеральным секретарем КПГ.

Чтобы понять его жизнь, нужно знать некоторые события новейшей истории Греции. В ноябре 1935 года в этой стране была реставрирована монархия. В ответ компартия призвала трудящихся к всеобщей забастовке протеста, которую власти подавили с помощью войск и танков. Несмотря на террор, народный фронт Греции получил на выборах в парламент 15 мест. Захариадис стал депутатом. Революционное движение ширилось. Казалось, достаточно еще одного натиска...

Но за день до намеченного народного выступления генерал Метаксас установил фашистскую диктатуру. Получив от короля Георга II неограниченные полномочия, он ввел в столице осадное положение, распустил парламент и начал массовые аресты коммунистов. Суд приговорил Захариадиса к четырем годам тюрьмы. Выйти на свободу в 1940 году ему не удалось: в Грецию вторглись итальянские и германские войска Муссолини и Гитлера. 27 апреля 1941 года они заняли Афины. Греческая полиция выдала Захариадиса гестапо – так он оказался в концлагере Дахау.

В борьбе с фашизмом греки объединились в 12-тысячную народно-освободительную армию (ЭЛАС). К лету 1943 года она освободила от оккупантов треть материковой территории Греции. На полуостров высадились экспедиционные английские войска. При их поддержке правительство «национального единства» попыталось разоружить ЭЛАС, началась гражданская война. Огонь удалось прекратить только в феврале 1945 года. ЭЛАС была распущена. Однако после очередной реставрации монархии братоубийственная война вспыхнула с повой силой.

Возвратившийся после капитуляции гитлеровской Германии на родину Захариадис возглавил вооруженную борьбу против англичан и монархистов. Организованная им Демократическая армия Греции (ДАГ) контролировала северные районы страны. Казалось, достаточно еще одного удара, и в Греции будет установлен новый строй. Такой, как в СССР... Как в соседних Албании, Болгарии, Югославии... Но Сталин поссорился с Иосипом Броз Тито. Находившийся под сильным влиянием Сталина, Захариадис заявил, что «...предательство Тито создает для народно-демократического движения в Греции серьезные затруднения».

В октябре 1949 года ДАГ прекратила военные действия. Коммунистический режим в Греции не состоялся. Греческий народ устал от длительных и кровавых междоусобиц. Расстрелы не остановили разложение армии. Ее остатки были выведены в Албанию и Болгарию, а Захариадис вылетел в Москву. В октябре 1952 года он с трибуны XIX съезда ВКП(б) заклеймил позором «предательскую клику Тито», за что Сталин выразил генсеку компартии Греции «особую благодарность». Но вскоре Сталин умер, и новое руководство КПСС стало искать пути примирения с Тито.

В 1955 году Хрущев, Булганин и Микоян посетили Югославию и приняли так называемую Белградскую декларацию по сближению двух стран. В этом документе Тито подчеркнул необходимость «...устранить в ежедневной практике все те элементы, которые могли бы воспрепятствовать укреплению нашего взаимного доверия». Захариадиса он не назвал, но его намек, похожий на ультиматум, был понят.

В апреле 1956 года генеральный секретарь компартии Греции Никос Захариадис исчез... Появился Николай Николаевич Николаев... Лицо без гражданства... Директор лесхоза в небольшом городке Боровичи, что в Новгородской области. Кто и как убедил сто сменить имя и скрыться в новгородских лесах? Скорее всего, использовали безотказный, проверенный временем и судебными процессами 30-х годов довод: «Это нужно партии». На деле все оказалось ловушкой. Сменив документы на «вид на жительство», он утратил свое настоящее имя.

В Боровичах Захариадис–Николаев прожил шесть лет. Вел себя тихо, незаметно. Ждал, когда изменится обстановка и его вновь призовут возглавить партию. Авремя шло, и нетерпение возрастало.

В мае 1962 года он заявил о своем намерении выехать за границу – в партийных и чекистских органах («Николаева» держали под административным надзором) возник переполох. Было решено поменять ему место жительства на более отдаленное – в Сургут. Там, протестуя против вечной ссылки, «сибирский узник ЦК КССС» (по донесениям Тюменского КГБ он проходил под кличкой «Бывший») покончил жизнь самоубийством 1 августа 1973 года. Сплетенная им самим удавка – такой во время гражданской войны в Греции приводили смертные приговоры – мгновенно перехватила горло.

В Тюменском ЗАГСе зарегистрировали его смерть «от сердечной недостаточности» и тайно похоронили на Червишевском кладбище под чужим именем Николая Николаевича Николаева. Только в начале 90-х, когда тайна Захариадиса перестала быть таковой, останки этого бескомпромиссного коммуниста, бесстрашного борца с немецким нацизмом и итальянским фашизмом его сыновья перевезли из Тюмени в Афины.

Реабилитации подлежат

Вакцинизация массовых переименований тюменских улиц в 1922 и 1957 годах выработала у Тюмени иммунитет против рецидива этой болезни в 90-е годы. Последней в череде смены названий стала в нашем городе примыкающая к «тюремному замку» (сейчас здесь следственный изолятор) улица Исправительная. Символично, что она получила имя Владимира Галактионовича Короленко, общественного деятеля и журналиста, выступавшего против мерзостей самодержавного судопроизводства. На своем пути гонений, арестов и ссылок он прошел через Тюмень до тобольской каторжной тюрьмы. После революции «совесть русской литературы» Короленко, потрясенный ужасом «красного террора» Гражданской войны на Украине, умер в декабре 1921 года.

В отличие от Москвы и других областных центров Тюмень оставила «советские» названия улиц, хотя призывы к их переименованию звучали и все еще периодически раздаются.

Очередное празднование годовщины Великой Победы, почти единственного события прошлого века, которым страна и народ могут безоговорочно гордиться, вновь обострило проблему советского и коммунистического наследия в топонимике наших городов. Одних Советских улиц по стране восемь с половиной тысяч. Советской власти нет, а Советские улицы повсюду. Улиц Ленина – пять тысяч шестьсот. И потом, есть просто чуждое – улицы Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Сакко и Ванцетти... Что сделали они для России? Возвращенный Тобольско-Тюменской епархии Свято-Троицкий монастырь стоит на улице Коммунистической (до 1922 года она называлась Большой Монастырской). Какое отношение имеют к Тюмени Моисей Маркович Володарский (настоящая фамилия Гольдштейн), главный цензор Советской России? Или Моисей Соломонович Урицкий, председатель Петроградской ЧК? А утопивший в Туре епископа Тобольского Гермогена Хохряков все еще герой революции и Гражданской войны.

Топонимика является важной частью идеологии государства – большевики это прекрасно понимали, поэтому переименовали более 90 % исторических мест. Метили по-своему пространство, показывая, кто в стране хозяин. Ну куда мы уйдем с Лениным, Свердловым, Розой Люксембург?..

Возвращение к прежним названиям – это не обращение к монархии, а к своим истокам, ведь улицы и переулки Тюмени были связаны с особенностью и местности, и промыслов, и вероисповедания.

Реабилитацию улиц в Тюмени можно продолжить в трех направлениях. Во-первых, помещать, как уже делается, ниже официального названия улицы ее прежнее наименование: Красина – Телеграфная, Кирова – Войновская, Орджоникидзе – Ишимская, Комсомольская – Тобольская, Осипенко – Томская, Дзержинского – Садовая, Советская – Серебряковская... Во-вторых, возвратить названия улицам, где стоят (или стояли) православные храмы: Ленина – Спасская, 25-го Октября – Ильинская, Володарского – Знаменская, Урицкого – Архангельская, Луначарского – Никольская, Хохрякова – Успенская, Коммунистическая – Большая Монастырская, Димитрова – 1-я Монастырская... В-третьих, убрать самые одиозные имена – типа анархистов–уголовников Сакко и Ванцетти, возвратив их прежние названия – Большая Разъездная и Малая Разъездная. И еще: присвоить новой, пока еще безымянной улице нашего города, название Солдатская. А на месте бывшего военного присутствия – военного комиссариата Тюмени установить памятный знак. Потому что бывших солдат не бывает.