Эту сказку знает каждый ребенок: «Жили-были дед да баба. И была у них Курочка Ряба. Снесла курочка яичко, да не простое, а золотое...».
В марте 1952 года сказка про золотонесушку стала былью. Правда, с грифом «секретно».
Тогда начальник Упоровского райотдела МГБ с громкой по тем временам фамилией Булганин направил в Тюменское областное управление МГБ такое спецсообщение: «Доношу, что 7 марта 1952 года председатель колхоза имени Шверника Красильников привез в РК ВКП(б) пять кусочков металла, по цвету и другим признакам золота, и рассказал, что этот металл добыт из желудков зарезанных петушков и курочек...
Красильников считает, что этот металл (золото) оказался в птицах, потому что летом они паслись на наносном песке речки (ручья) Нерпа.
Против фермы имеется наносной песок, на котором летом паслись общественные куры, а в зимний период времени были случаи, когда брали этого песка с речки и рассыпали в курятнике».
Спецсообщение майора госбезопасности Булганина с приложением 14 кусочков, похожих на золотые самородки, отправили в Тюменский обком ВКП(б) «для принятия мер».
Этот документ сохранился в фондах бывшего партийного архива (сейчас ГАСПИТО – Государственный архив социально-политической истории Тюменской области). Но приложенный к секретной бумаге конверт пуст! И никто не знает, «принимались ли меры» по проверке этой информации, и куда исчез металл «по цвету и признакам золото», добытый из желудков колхозных курочек.
Деревня Новая Нерпа уже не существует. Лишь по торчащим кое-где из земли бревнам, кустам сирени, черемухи и обвивающему их одичавшему хмелю можно догадаться, что когда-то здесь жили добрые и работящие дед да баба.
Речка Нерпа еще течет, лишь песчаные берега, но которым паслись петушки и курочки, сильно заболотились.
По методике кладоискательства любые слухи о спрятанных сокровищах проверяются путем опроса местных старожилов.
Зинаиде Фоминичне Инжаковой за восемьдесят. Живет она в небольшом, но еще крепком двухэтажном доме на краю деревни Нерпа – когда-то ее звали Старой в отличие от Новой. Приехала сюда в 1941 году после окончания второго курса Омского пединститута по распределению, не доучившись, потому что учителя-мужчины ушли на войну.
Школа – через дорогу от ее дома. Размещалась в каменном здании, построенном из кирпичей местного замеса глины зажиточным крестьянином, которого в 30-е годы «раскулачили» и сослали с семьей на Север.
Эти места издревле славились крепкими подворьями. В Гражданскую войну их хозяева поддержали Белое движение, а в 1921 -м дружно выступили против продразверстки (здесь был один из центров крестьянского восстания), за что их кучно поставили перед карательными пулеметами. Уцелевших повстанцев, несмотря на амнистию, добили в 1937-м в тюменском чекистском подвале и тайно закопали вместе с другими жертвами массового террора на окраине городского кладбища.
Мобилизованных в 1941-м на войну упоровских мужиков отправили в Рыбинск на формирование 246-й стрелковой дивизии, которая три раза попадала в окружение на Калининском фронте. Это их непогребенные останки находят в лесах и болотах Тверской области юные тюменские поисковики.
Социальные катаклизмы, политические репрессии, войны и непродуманные экономические эксперименты истощили сибирскую деревню.
Школу закрыли, – грустит старая учительница (она проработала в ней более 30 лет), – потом растащили ее стены по кирпичику. Да и нет в ней сейчас нужды: осталось пятеро школьников, которые учатся в соседнем селе Емуртле.
Мой рассказ о золотоносной речке Нерпе, которую местные жители величали Нерпушкой, не удивил Зинаиду Фоминичну.
Да об этом вся деревня говорила. Из района милиция приезжала. Ходили по дворам, требовали сдать найденное в Нерпушке золото. Все ждали, что здесь фабрику золотодобывающую построят. Не дождались...
9 июля 1954 года в Москве состоялось заседание правительства. В решении было отмечено неудовлетворительное положение с поисково-разведочными работами в Сибири. Министерствам нефтяной промышленности и геологии, Академии наук СССР предложено «рассмотреть существующее положение, дать ему оценку и наметить перспективный план по разведочным работам в Сибири».
В ноябре того же года в Москву вызвали специалистов из сибирских трестов и научно-исследовательских институтов для разработки трехлетнего плана поиска нефти в Сибири. Тогда начальник геологического управления Миннефтепрома М.Ф. Мирчинк признал: «Мы в разведочных работах в Сибири встретились с целым рядом трудностей не только организационного порядка. Те данные, которые уже получены в ряде районов, не являются обнадеживающими: это Кузбасс, Минусинская котловина, то же самое и в Восточной Сибири. Есть затруднения и в Западной Сибири... В основе этого лежит недостаточная региональная изученность территории».
Дискуссия разгорелась вокруг доклада главного геолога Главнефтеразведки Миннефтепрома А.Л. Шмелева, который представил итог геолого-разведочных работ в районах Сибири и перспективный план на 1955–1958 годы.
За 15 лет освоения Сибири (до 1954 года) «удалось пробурить 235 разведочных и опорных скважин, их общий объем составил 422 тысячи метров». Под Сибирью подразумевалась территория от Урала до Камчатки. Что касается Западной Сибири, которую выделили отдельной строкой и назвали «молодой впадиной, расположенной между восточным склоном Урала и Енисейским бассейном площадью 2 млн квадратных километров», то здесь два треста – «Тюменнефтегеология» и новосибирский «Запсибнефтегеология» – пробурили 200 тысяч метров, или 116 скважин, из них 17 опорных. Стоимость всех геологоразведочных работ в Сибири составила 1,5 млрд. рублей.
Сибирские чекисты не остались в стороне от поиска «нового яичка» – нефтяного. Назначенный в июне 1954 года начальником Управления КГБ при Совете Министров СССР по Тюменской области подполковник А.Н. Северухин руководствовался принципом: «Нефть есть везде, где ее ищут» (такую же установку он давал и в отношении иностранных шпионов). Чекистским методом поиска полезных ископаемых стали хорошо зарекомендовавшие в процессе выявления и разоблачения «врагов народа и других контрреволюционных и антисоветских явлений» политическая бдительность населения и «внутреннее осведомление».
Для проверки таких «заявок I т нефть и газ» была создана специальная геологическая партия под руководством М. В. Вовка. До марта 1957 года геолога проверили 14 «заявок»: из них 12 на нефть, по одной на газ и железную руду. Все сформулированные в Тюменском УКГБ на основании агентурных донесений и архивных документов «заявки» проверялись, как отмечено в отчете Вовка, «с участием заявителей и представителей общественных организаций».
В качестве примера Вовк привел проверку «заявки» по Кротовскому сельсовету Аромашевского района, суть которой состояла в том, что в некоторых деревенских и лесных колодцах «на воде появлялась жирная нефтяная пленка, вода становилась горькой на вкус, с запахом нефтепродуктов».
В ходе опроса колхозников выяснилось, что из «подозрительных» колодцев воду брали своими ведрами, в которых могли остаться следы горюче-смазочных материалов. Тем не менее в четырех километрах от деревни Кротово одна из геологоразведочных партий треста «Тюменнефтегеология» пробурила колонковую скважину глубиной до 400 метров. Нефти не обнаружили.
Чаще всего за признаки нефти бдительные жители Тюменской области принимали железистую пленку на воде или разлитый бензин – такие сообщения поступали в различные инстанции, в том числе и в областное чекистское ведомство, десятками, если не сотнями. В УКГБ даже памятку разработали, как определить – пленка на болотной или речной водной поверхности нефтяная или нет: «При ударе по пленке палкой, если она разобьется на остроугольные кусочки, и они не будут сливаться вновь, это не нефтяная пленка...». Также рекомендовалось: «Собрать пленку на чистую бумагу или тряпку, и если останется жирное пятно, то она имеет отношение к маслянистым веществам, если грязное или ржавое – пленка не нефтяная».
Сегодня эта чекистская геология кажется наивной. Но если бы на некоторые спецсообщения УКГБ в партийные, советские и хозяйственные органы в свое время обратили более серьезное внимание, это, скорее всего, ускорило бы на 10–20 лет открытие крупнейших нефтяных и газовых месторождений в Западной Сибири.
Так, комендант Красноярского поселка спецпоселенцев Уватского района Т.И. Павлов с 1939 года (!) сигнализировал: «...У берегов реки Алымки нефть выбрасывается на поверхность воды, а также сочится из берегов, откуда попадает в реку и быстро уплывает по течению... нефтепроявления наблюдались и на Красноярском озере».
11 сентября 1956 года Вовк в компании председателя Алымского сельсовета Самолова и бригадира местного колхоза (спецпоселение к тому времени было отменено) Губанова побывали на реке и на озере. Как доложил начальник партии Вовк в марте следующего года на совещании в тресте «Тюменнефтегеология», «они наблюдали ирризирующую железистую пленку и отобрали пробы». Вовк также отметил, что в этом районе работала Уватская нефтеразведка бурила колонковую скважину, но никакой нефти не обнаружила.
Но через 50 лет после совещания в этом «медвежьем углу» в глубоких и потому пока еще малоизученных земных горизонтах нефть нашли. Компания ТНК–ВР добывает в пределах одного Уватского района примерно 1,5 миллиона тонн нефти, и эта цифра, по оценкам геологов, значительно возрастет.
Партия Вовка не проверила в 1956 г. единственную «заявку» о «газовом фонтане» в районе поселка Новый Порт на Ямале. В своем отчете Вовк сослался на то, что «необходимо бурить скважину, а денег на эту работу не было заложено, тем более что в тех широтах геологи треста “Тюменнефтегеология” еще не работали».
Основанием для этой чекистской «заявки» стало обращение в УКГБ пенсионера И.К. Деревянкина, который в 1922 году работал на строительстве дамбы Новопортовского причала. «Бурили воротом шесть человек, в 150 метрах от берега с плавучего плота. На глубине 50 метров случилось что-то необыкновенное в природе. Что-то вроде взрыва: бур наш выбросило, сила газа разбила плот, как простой карандаш, и заработал фонтан газа до 50 метров в высоту, и такое продолжалось несколько суток.
С нашей стороны были вопросы: не является ли это явление признаком нефти и газа, но нам сказали, что в северных широтах по науке не может быть газа, и даже критиковали нас за такие высказывания.
В то время мы были технически неграмотными, но наше начальство – инженеры и начальники – это были люди бывшие, то есть капиталисты и Троцкому друзья.
Я только в 1934 году смог понять: они неправильно нам говорили, что на Севере не может быть нефтяных и газовых месторождений. Тогда нефть нашли на Таймыре, и нам пришлось ее эксплуатировать, когда я работал в Комсевморпути...».
Бдительный пенсионер приложил к письму план местности, где наблюдался выброс газа – южная бухта в районе Нового Порта. А подписался так: «С приветом старый моряк. А что такое газ? Это и жизнь, и культура».
Равнодушное отношение партийного руководства нового административно-территориального образования – Тюменской области – объяснялось отчасти лоббированием строительства Нижнеобской ГЭС, плотина которой, будь она построена у села Нарыкары в Ханты-Мансийском национальном округе (первый вариант) или в районе Салехарда (второй вариант), способствовала бы созданию искусственного моря, по площади в три раза превышающего озеро Байкал. Страшно представить, что случилось бы с поселками, примыкающими к Оби. Под водой оказались бы и будущие нефтяные месторождения.
Северухин, считавший, что «нефть есть везде, где ее ищут», поддержал руководство двух тюменских трестов – «Запсибнефтегеофизика» и «Тюменнефтегеология». Главный чекист края обратился в июле 1956 года в Тюменский обком КПСС с письмом, в котором утверждалось: «начатые в области геологоразведочные работы, их результаты дают основание утверждать, что газом и нефтью будут покрыты энергетические потребности Урала и Западной Сибири... Вопрос о строительстве Нижнеобской ГЭС и других очередей обского каскада гидроэлектростанций следует оставить открытым до завершения нефтепоисковых исследований на затопляемых территориях».
Историю поиска нефти в Зауралье Северухин изложил в докладной записке А.II. Шелепину, назначенному 25 декабря 1958 года председателем КГБ.
До получения притока нефти 350 тонн в сутки из разведочной скважины № 6, заложенной бригадой мастера С.Н. Урусова из Шаимской партии глубокого бурения, оставалось меньше года.