Сев за стол, Коллетт взглянула на Хегедуша и Рети. Присутствие Хегедуша понять было легче. Она знала: в том и состояла цель ее возвращения в Будапешт, чтобы с ним встретиться. Другое дело — Рети. В суете последних недель она о нем совсем позабыла.
— Мисс Кэйхилл, позвольте мне познакомить вас с мисс Магдой Лукач, — сказал Хегедуш.
Кэйхилл слегка привстала и протянула руку. Венгерка сначала осторожно притронулась, а потом скользнула своей рукой в раскрытую ладонь американки. Она улыбнулась, и Кэйхилл сделала то же самое. Лицо Магды Лукач было спокойно, однако в глазах ее таился страх. Она не была красавицей, однако Кэйхилл распознала в ней достоинства земной женщины.
— Я упомянул о мисс Лукач во время нашей с вами последней встречи, — напомнил Хегедуш.
— Помню, помню, — ответила Кэйхилл, — только имя ее вы не называли. — Она снова улыбнулась венгерке.
Вот она, значит, какая, возлюбленная Хегедуша, женщина, которая, как прежде истово надеялась Кэйхилл, не помешает ему и впредь снабжать их информацией. Теперь, видя, каким счастьем светится лицо Хегедуша, она радовалась, что он нашел Магду Лукач. Кэйхилл не могла припомнить, доводилось ли ей когда-нибудь видеть его более счастливым и умиротворенным.
Рети же она знала только по фотографиям да по передачам управляемого государством телевидения Венгрии. Барри о нем много рассказывала, но встречаться им до сих пор не приходилось.
— Рада наконец-то увидеться с вами, мистер Рети, — сказала Кэйхилл. — Барри Мэйер так часто и с таким восторгом рассказывала и о вас, и о вашем творчестве.
— Польщен, что узнаю об этом, — откликнулся Рети. — Она была чудесной женщиной и прекрасным литагентом. Мне ее очень и очень не хватает.
Кэйхилл обратилась к Бреслину:
— Джо, зачем мы здесь?
Прежде чем ответить, Бреслин обвел взглядом собравшихся.
— Прежде всего, Коллетт, я должен просить у тебя прощения за то, что сразу не посвятил тебя в то, как будет разыгран сегодняшний вечер. Не хотел портить тебе аппетит за ужином. Судя по тому, что я слышал, тебе и без того тревог в жизни хватало.
На губы Коллетт легла полуулыбка.
— Мистер Хегедуш перешел на нашу сторону.
Коллетт метнула взгляд на Хегедуша:
— Вы сбежали?
В ответ, расплываясь в наивной и глуповатой улыбке, тот выговорил:
— Да, я это сделал. Семья моя в России, а я теперь один из вас. Сожалею, мисс Кэйхилл. Знаю, не того вы и ваши люди хотели от меня.
— Незачем извиняться, Арпад. Думаю, что это чудесно. — Она обернулась к Магде Лукач: — Вы тоже сбежали?
Лукач кивнула:
— Я пошла за Арпадом.
— Разумеется, — согласилась Кэйхилл. — Я уверена, что… — Она резко повернулась к Бреслину. — Но ведь не за тем же мы сидим тут, так ведь?
Бреслин покачал головой:
— Нет, не за тем. Побег уже состоялся. А тут мы сейчас затем, чтобы услышать, о чем мистер Хегедуш и мистер Рети собирались нам поведать. — Джо улыбнулся. — Без тебя, Коллетт, они не желали и слова сказать.
— Понятно. — Кэйхилл устроилась поудобнее за столом и, оглядев всех, произнесла: — Что ж, милости прошу. Я здесь — и я вся внимание.
Поскольку никто не ответил, Бреслин буркнул:
— Мистер Хегедуш.
Теперь Хегедуш куда больше напоминал себя самого прежнего, взвинченного и нервного. Он откашлялся и стиснул руку своей милой. Пальцем прошелся по воротнику рубашки и выговорил с натужным весельем:
— Мы же в баре как-никак, а? Можно чуточку виски?
Просьба его заметно обеспокоила Бреслина, однако он со вздохом поднялся, отправился к двери, открыл ее и сказал сидевшей за баром женщине в алом атласном платье:
— Пожалуйста, не могли бы вы дать нам бутылку вина?
Хегедуш за спиной Бреслина выкрикнул:
— Хотелось бы бурбон, можно?
Бреслин обернулся и впился взглядом в лицо Арпада.
— Бурбон?
— Да. Мисс Кэйхилл всегда…
Бреслин покачал головой и сказал женщине в алом:
— Бутылку бурбона. — Затем рассмеялся и добавил: — И еще немного виски и джина. — Закрыв дверь, он обернулся к Кэйхилл: — Пусть никто никогда не говорит, что Джо Бреслин не потчевал перебежчика так же щедро, как и Коллетт Кэйхилл.
— Классный выход, Джо, ты великий мастер сцены, — сказала Коллетт. Взглянув на Золтана Рети, она спросила: — А вы тоже перебежали, мистер Рети?
Рети отрицательно покачал головой.
— А вы были?.. — Прежде чем продолжить, она вопросительно посмотрела на Бреслина. По его ничего не выражавшему лицу поняла, что можно идти дальше. — Вы были вовлечены в наши дела, мистер Рети, через Барри Мэйер?
— Да.
— Вы были контактом Барри здесь, в Будапеште?
— Да.
— Вам она вручала то, что доставляла для нас?
Он улыбнулся.
— Это проходило чуточку сложнее, мисс Кэйхилл.
В дверь постучали. Бреслин открыл, и блондинка в алом внесла поднос с напитками, ведерко со льдом и стаканы. После того как она расставила все это на столе и ушла, Коллетт вскинула голову и прислушалась к звукам рояля и смеху посетителей за стеной. Так ли безопасно это место для разговора, который им предстоял? Ей стало почти стыдно даже за закравшееся сомнение: Бреслин известен как самый осторожный из сотрудников разведки в будапештском посольстве.
— Видимо, этот разговор лучше повести мне, — сказал Бреслин.
Кэйхилл на мгновение опешила, но спорить не стала:
— Само собой.
Бреслин, указывая пальцем через стол на Золтана Рети, произнес:
— Начнем с вас.
И Хегедушу:
— Надеюсь, не возражаете?
Хегедуш, увлеченный наполнением высокого стакана бурбоном, быстро-быстро замотал головой:
— Разумеется, нет.
— Мистер Рети, — продолжил Бреслин, — мисс Кэйхилл улетала в Соединенные Штаты, где пыталась выяснить, что произошло с Барри Мэйер. Не знаю, известно ли вам, но они были закадычными подругами.
— Да, это мне известно, — сказал Рети.
— Тогда вам известно, что мы никогда не верили, будто Барри Мэйер умерла естественной смертью.
Рети фыркнул:
— Ее убили. Только дурак мог подумать другое.
— Вот именно, — подхватил Бреслин. — Одна из трудностей, с которой мы столкнулись, состояла в том, чтобы уяснить, что могла везти Барри такого важного, из-за чего ее убили. Говоря откровенно, до того, как все произошло, мы даже не знали о ее последней поездке в Будапешт. Из Вашингтона мы ничего не ждали. Однако вы явно знали о ее приезде.
Рети кивнул, и его кустистые брови опустились едва ли не ниже глаз.
— Но ведь, — заговорила Кэйхилл, — вас, мистер Рети, здесь не было. Вы были в Лондоне.
— Да, я был послан туда Всевенгерским худсоветом для участия в международной писательской конференции.
— Барри знала, что вас здесь не будет и что вы ее не встретите? — спросила Кэйхилл.
— Нет, у меня не было времени связаться с ней. Я был лишен доступа к любому средству, по которому мог бы выйти с нею на связь до ее отлета из Соединенных Штатов.
— Почему? — Кэйхилл поняла, что перехватила у Бреслина управление ходом встречи. Она бросила быстрый взгляд, проверяя, не сердится ли он. Выражение лица Джо убедило: он не сердится.
— Я, — Рети пожал плечами, — могу только предполагать, что им… правительству стало известно, что мы с нею не просто литагент и писатель.
Кэйхилл вникла в смысл сказанного им, потом спросила:
— И они ничего больше с вами не сделали, кроме как лишили возможности сообщить Барри, что вы ее не встретите? Они знали, что вы замешаны в какой-то деятельности вместе с нами, и всего-то не дали вам позвонить ей?
Рети улыбнулся, обнажив широко посаженные зубы.
— В этом нет ничего удивительного, мисс Кэйхилл, — сказал он. — Русские… и наше правительство… не так глупы, чтобы наказывать таких, как я. Это не слишком хорошо выглядело бы перед всем миром, понимаете?
В его объяснении Кэйхилл видела смысл и все же спросила:
— Тем не менее, если бы Барри все-таки прилетела, то, не найдя вас, что бы она сделала с тем, что везла с собой? Кому бы вручила это?
— На этот раз, мисс Кэйхилл, Барри не должна была ничего мне вручать.
— Не должна?
— Нет.
— Что же тогда она должна была сделать?
— Должна была рассказать мне кое-что.
— Рассказать?
— Да. На этот раз то, что она везла, было у нее в голове.
— В ее мозге, вы хотели сказать.
— Да-да, в ее мозге.
В комнатушке было жарко и душно, и все же у Коллетт мороз пробежал по коже, заставив ее поежиться и обхватить себя руками. Неужели все оказывалось правдой: Джейсон Толкер, теории Эстабрукса о применении гипноза для создания идеального курьера, программы вроде «Синей птицы» или «МК-УЛЬТРА», якобы давным-давно отправленные в утиль, а на самом деле по сей день целые и невредимые, — все, о чем рассказал ей Эрик Эдвардс. Все до капельки?
Она перевела взгляд на Бреслина:
— Джо, ты знаешь, что́ Барри должна была сообщить мистеру Рети?
Бреслин, только-только раскуривший трубку, выбрался из клуба дыма и бросил:
— Полагаю, да.
Кэйхилл не ожидала утвердительного ответа. Бреслин обратился к Хегедушу:
— Видимо, пришел ваш черед вступить в беседу.
Венгерский психиатр посмотрел на Магду Лукач, ополоснул горло глотком бурбона и сказал:
— Это связано с тем, о чем я вам сообщил в последний раз, мисс Кэйхилл.
Коллетт выговорила тихо, почти в стол:
— Доктор Толкер.
— Да, ваш доктор Толкер…
— И что же он?
Хегедуш попытался что-то сказать — неудачно, потом все же сумел:
— Он передал мисс Мэйер информацию исключительной важности по операции «Банановая Шипучка».
— Какого рода информацию? — спросила Кэйхилл.
— Источник утечки на Виргинских островах, — ответил ей Бреслин.
Кэйхилл от удивления широко раскрыла глаза.
— Я думала, что…
— Я думаю, — пожал плечами Бреслин, — что ты начинаешь понимать, Коллетт.
— В последнюю нашу с вами встречу, Арпад, вы сообщили, что Толкеру не следует доверять.
— Верно.
— Теперь же уверяете меня, будто именно доктор удостоверяет личность того, кто сливает на сторону секретную информацию по «Банановой Шипучке».
— Точно, — сказал Бреслин. — И ты знаешь, Коллетт, о ком речь идет.
— Эрик Эдвардс.
— Именно.
— Смех да и только, — сказала Коллетт.
— Почему? — спросил Бреслин. — С самого начала Эдвардс был главным подозреваемым. Поэтому-то тебя и… — Он умолк. Нарушались правила. Узнай все, что можно, от других, но взамен не сообщай ничего.
Коллетт с трудом сдерживала свои чувства. Она не собиралась со всей страстью бросаться на защиту Эдвардса, ибо это лишь подтолкнуло бы Бреслина на вопрос, а с чего это, собственно, она так старается. Она вынудила себя успокоиться и спросила Бреслина:
— Откуда ты узнал, что за сведения везла Барри? Может, они не имели никакого отношения к «Банановой Шипучке»… или к Эрику Эдвардсу.
Бреслин, не обращая на нее внимания, кивнул Хегедушу, который с сожалением признался:
— Я ошибался, мисс Кэйхилл, насчет доктора Толкера.
— Ошибались?
— Меня ввели в заблуждение — вероятно, преднамеренно — некоторые из моих коллег. Доктор Толкер не нарушал верности вам.
— Только и всего, — сказала Кэйхилл.
Хегедуша передернуло.
— Не такое уж и преступление ошибиться, а? Уж во всяком случае, не в Америке!
Кэйхилл вздохнула и откинулась на спинку стула.
— Коллетт, — обратился к ней Бреслин, — все факты на стене написаны. Барри летела сюда, чтобы…
— Летела сюда, — перебила она, — чтобы передать сообщение, вложенное в ее мозг Джейсоном Толкером.
— Точно так, — сказал Бреслин. — Расскажите ей, мистер Рети.
— Я, — начал Рети, — должен был сказать ей кое-что, когда она прибудет, и фраза побудила бы ее вспомнить сообщение.
— Которое гласило?..
— Что этот самый Эрик Эдвардс на Британских Виргинских островах продает Советам информацию о «Банановой Шипучке».
— А как мы узнали, что она везла именно это?
— Связались с Толкером, — пояснил Бреслин.
Коллетт покачала головой.
— Если Толкер смог так просто рассказать нам о том, что ему известно про Эрика Эдвардса, зачем ему понадобилось отправлять Барри с сообщением? Почему он просто не пошел с ним к кому-нибудь в Лэнгли?
— Потому что… — Бреслин замолчал, потом продолжил: — Мы поговорим об этом попозже, Коллетт. А пока давай послушаем, чем могут порадовать нас мистер Рети с мистером Хегедушем.
— Ну и… — обратилась Кэйхилл к двум венграм.
— Мисс Кэйхилл, — начал Рети, — прежде всего я не знал, что должна сообщить мне Барри, когда я произнесу условную фразу.
— Что это была за фраза? — спросила Кэйхилл.
Рети бросил взгляд на Бреслина, и тот утвердительно кивнул.
— Я должен был произнести: «Климат стал лучше».
— Климат стал лучше, — повторила Кэйхилл.
— Да, именно так.
— И тогда она открывалась перед вами, словно робот.
— Об этом я не знаю. Я просто следовал инструкциям.
— Чьим инструкциям?
— Мис… — Еще один взгляд на Бреслина.
— Стэна Подгорски, — сказал Бреслин. — Стэн с самого начала был контактом для Барри и мистера Рети.
— Почему мне об этом не говорили? — спросила Кэйхилл.
— Нужды не было. Курьерские обязанности Барри не имели к тебе никакого отношения.
— Сомневаюсь.
— Не утруждайся. Так надо. Прими как должное.
— Арпад, кто помог вам изменить мнение о Джейсоне Толкере?
— Друзья. — Он улыбнулся. — Бывшие друзья. В Венгрии у меня больше нет друзей.
— Коллетт, мистер Рети хотел бы еще кое-чем поделиться с нами, — сказал Бреслин.
Все замерли в ожидании. Наконец Рети выговорил низким, протяжным, монотонным голосом:
— Еще Барри везла мне деньги.
— Деньги? — переспросила Кэйхилл.
— Да, для подкупа одного нашего чиновника, с тем чтобы доходы от продажи моих книг я мог получать в Венгрии.
— Деньги были у нее в портфеле?
— Да.
— Джо, портфель Барри получила от Толкера. С какой это стати он…
— А это не он, — не дал ей закончить Бреслин. — Эти деньги были не из накоплений мистера Рети в Штатах. Это были деньги «Фабрики Засолки».
— Зачем?
— Так было устроено.
— Устроено… с Барри?
— Точно.
— Так ведь у нее были собственные деньги мистера Рети, верно? Зачем ей понадобились деньги ЦРУ?
Бреслин потупился, затем поднял глаза.
— Позже, — сказал он.
— Нет, не позже, — вспыхнула Коллетт. — Почему бы и не сейчас?
— Коллетт, думаю, тебя эмоции начинают вязать по рукам и ногам. Это не поможет хоть что-нибудь прояснить.
— Меня это бесит, Джо.
На самом деле охватившее ее чувство можно было определить как ощущение, что ты женщина, и неприязни к самой себе за это. Бреслин был прав. Он читал ее как открытую книгу: она же не вникала и не вдумывалась в то, о чем говорилось за столом, как положено профессионалу. Она связала себя, защищая человека, Эрика, мужчину, с которым спала и — невероятно — в которого начала влюбляться. Тогда это не казалось невероятным, зато теперь — показалось.
Она обвела взглядом всех сидевших за столом и спросила:
— Есть еще что-нибудь?
Хегедуш, рука которого по-прежнему покоилась на руке его милой, с усилием растянул губы в улыбке и сказал:
— Мисс Кэйхилл, я хочу, чтобы вы знали, как высоко ценю я… как высоко Магда и я ценим все, что вы для нас сделали.
— Я ничего не делала, Арпад, всего лишь слушала вас, вот и все.
— Нет-нет, мисс Кэйхилл, вы не правы. Время, которое я проводил с вами, прояснило мое решение выбраться из-под гнета Советов, облегчило для меня выбор. — Он встал и поклонился. — Буду признателен вам вовеки.
Кэйхилл сочла его поведение оскорбительным.
— Арпад, а как же ваша семья, ваша красавица дочь и талантливый сын? Ваша жена? Что с ней будет? Вам что, доставляет удовольствие бросить их на произвол судьбы, обречь на прозябание, которое, вы же знаете, уготовано им в России? — Он хотел что-то сказать, но она, перебивая, продолжала: — Вы уверяли меня, что больше всего хотите, чтобы вашему сыну повезло и он вырос в Америке. Это что, Арпад, были пустые слова? — Голос Коллетт стал резче, в нем слышался отзвук обуревавших ее чувств.
— Давайте-ка оставим это, — произнес Бреслин тоном, не допускавшим возражений. Коллетт смерила его взглядом, потом сказала, обращаясь к Рети:
— А что с вами теперь станется, мистер Рети? Деньги уже до вас никогда не дойдут.
Рети пожал плечами.
— Сейчас все, как и прежде. Возможно…
— Да?
— Возможно, вы чем-нибудь поможете в этом деле.
— Чем?
— Мы работаем над этим, мистер Рети, — вмешался Бреслин. И уже для Коллетт: — Это один из вопросов, о которых я хотел бы поговорить с тобой, когда мы выберемся отсюда.
— Хорошо. — Коллетт встала и протянула руку Магде Лукач. — Добро пожаловать, мисс Лукач, на свободу. — Хегедуш расцвел и потянулся своею рукой к Кэйхилл. Та, не обратив на это внимания, сказала Бреслину: — Я готова, уходим.
Бреслин поднялся, изучающе осмотрел бутылки на столе.
— Сувениры, а? — спросил он, смеясь.
— Если вас это не обидит, я бы…
— О чем речь, мистер Хегедуш! Возьмите их с собой, — сказал Бреслин. — Спасибо вам, всем вам, за то, что вы собрались здесь. Пошли, Коллетт, ты, наверное, совсем без сил.
— И это, и еще кое-что, — отозвалась она, открывая дверь и выходя в сизый от табачного дыма зал около бара. Леди в алом стояла у дверей.
— Jo ejszakat, — сказал Бреслин.
— Jo ejszakat, — сказала дама, кивая Кэйхилл.
Коллетт произнесла: «Всего доброго» — по-английски, прошла мимо дамы и, выйдя из клуба, остановилась, вдыхая прохладный, освежающий воздух. Подошел Бреслин. Не глядя на него, она предложила:
— Поедем куда-нибудь и поговорим.
— А я думал, что ты совсем разбита, — сказал он, беря ее под руку.
— Наоборот, я полна сил и напичкана вопросами, требующими ответа. Ты это выдержишь, Джо?
— Буду стараться изо всех сил.
Что-то подсказывало ей, что всех его сил окажется недостаточно, однако придется обходиться тем, что имелось.
Они выехали из города, направляясь к Ромаифюрдьо, бывшим римским баням, где ныне располагался один из двух крупнейших будапештских кемпингов. Затянутое тучами небо нависало над самыми головами. Оно вбирало в себя сияние всех огней города, проносилось над ними, розовое, желтое и серое, сплошной маскировочной сетью, натягиваемой невидимой силой.
— Ты сказала, что у тебя есть вопросы, — напомнил Бреслин.
Кэйхилл, открыв окно со своей стороны, смотрела в темноту. Она уронила слова в ночь:
— Всего один, Джо.
— Стреляй.
Обернувшись, она пристально посмотрела на него:
— Кто убил Барри Мэйер?
— Не знаю.
— Знаешь, что я думаю, Джо?
— Нет. Что?
— Я думаю, что все врут.
Он засмеялся.
— Все — это кто?
— Все! Начнем с Рети.
— О’кей. Начнем с него. Про что ему врать приходится?
— Про деньги — это для начала. Я знала, что Барри собиралась, блюдя интересы Рети, дать в лапу какой-то правительственной шишке, но до сегодняшнего вечера не знала, что она действительно везла деньги с собой в исчезнувшем портфеле. Ах да, правда, ты говорил, что попозже мы с тобой обсудим, зачем Компании понадобилось тратить свои деньги на подкуп чиновника вместо того, чтобы пустить в ход часть уже собранных Барри доходов Рети. Попозже настало, Джо. Я готова.
Он внимательно посмотрел на нее со своего водительского места, облизнул губы, потом вытащил из кармана плаща трубку и приступил к раскуриванию ее. Весь этот церемониал был хорошо знаком Кэйхилл: трубка играла роль разменной монеты, на которую покупался приличный кусок времени для обдумывания ответа, — и сегодня он ее особенно раздражал.
Тем не менее она не мешала, не пыталась ускорить церемонию. Терпеливо дождалась, когда табак в трубке занялся красноватым жаром и Джо сделал хорошую затяжку. И лишь тогда напомнила:
— Деньги Рети. Почему Компания?
— Чтобы быть уверенными в том, что он знает, кому обязан, — ответил Бреслин.
— В этом нет никакого смысла, — сказала она. — С чего он вообще кому-то обязан? Это его деньги. Его книги их заработали.
— Это он так говорил, но мы его просветили. Он — венгр. Его большие деньги зарабатываются за пределами страны. Тяжело ему, так? Нам только и оставалось что наладить систему, которая поможет ему прибрать к рукам хотя бы часть денег.
— При условии, что он играет в наши игры с нами.
— Само собой. Он считал, что Барри позаботится об этом как его литагент. — Бреслин улыбнулся. — Разумеется, он не с самого начала узнал, что она работает на нас и будет делать то, что мы ей скажем. Мы обтяпали маленькую сделку. Рети сотрудничает с нами, а мы следим за тем, чтобы он получал достаточно денег и жил тут как король.
— До чего же это… чертовски несправедливо? Он зарабатывал те деньги.
— Я считаю, это несправедливо тогда, когда не имеешь дело с социалистическим писателем и капиталистическим литагентом. Брось, Коллетт, ты, черт возьми, отлично знаешь, что нет ничего справедливого в том, чем мы призваны заниматься.
— «Призваны заниматься». У тебя это звучит столь возвышенно!
— По необходимости. Может, тебе так приятней.
Она сделала долгий, злой выдох.
— Перейдем к Хегедушу и Джейсону Толкеру. Почему ты принимаешь на веру то, что Хегедуш сменил мнение о Толкере?
— А почему бы и не принять это на веру?
— Почему нет? Джо, тебе не приходило на ум, что Арпад к нам перешел, может, затем, чтобы скормить нам дезинформацию? А что, если Толкер сотрудничает с другой стороной? Удобно получается: дать Хегедушу уйти и развернуть нас в другую сторону. Нет, не могу, не верю. Когда Хегедуш говорил мне, что Толкеру не стоит доверять, он был искренен. В том, что он говорит сейчас, нет искренности. Он лжет.
— Докажи это.
— Как докажешь хоть что-нибудь в этой идиотской игре?
— Точно, не докажешь. Смотришь на все, что тебе в руки попало (а набирается всегда чертовски мало!), прислушиваешься к тому, что нутро подсказывает, потом слушаешь, что разум шепчет, — и делаешь свои выводы, свои решения принимаешь. Каков мой вывод? Мы заполучили перебежчика — отменного. Слов нет, мы все предпочли бы, чтобы он оставался на своем месте и продолжал снабжать нас сведениями изнутри, но и сейчас, когда он при нас, все о’кей. Он по маковку загружен пониманием того, что творится в советско-венгерском психологическом братстве. Ты сделала отличную работу, Коллетт. Обратила его на славу. Он доверился тебе. Все довольны тем, как ты с ним управлялась.
— С ума сойти! Почему же ты мне не доверяешь?
— А?
— Почему ты ни в грош не ставишь то, что мое нутро чувствует и мой разум нашептывает? Он лжет, Джо. Может, чтобы уберечь свою семью там, в Советском Союзе. Может, разыгрывает свое понимание патриотизма. У тебя не возникает вопрос, почему Советы дали ему с крючка сорваться? Считалось, что его отправляют обратно в Россию, потому как не доверяют. В Россию он не едет — и без шума и хлопот сбегает. Он лжет. Его внедрили прямо в гущу к нам, и одна из его задач — вывести Толкера из-под колпака.
— Голые рассуждения, Коллетт. Боезапас нужен. Дай мне что-нибудь осязаемое, чтоб подкрепить разговоры.
Она развела руками:
— И рада бы дать, да нечего. Но знаю, что я права.
— А Рети как же? — спросил Бреслин. — Ему-то что врать?
— Не знаю. Только не забывай: он был в Лондоне, когда умерла Барри.
— И сие означает?
— И сие означает, что, может, он ее и убил, зная, что ее портфель набит наличностью.
— Его наличностью. К чему из-за нее убивать Барри? — Трубка во рту и долгая, неторопливая затяжка.
— Он знал, сколько она ему везет?
— Не уверен. Возможно, не знал.
— Может, мистер Рети прикинул, что мы никогда не рассчитаемся с ним сполна. Может, решил, что ему обломится лишь маленький кусочек из того, что везла Барри. Может, он хотел заполучить деньги, будучи за границей Венгрии, и припрятать их там.
— Интересные вопросы.
— Да, разве не так?
— А как быть с Хаблером в Вашингтоне? Ведь ясно как Божий день, что Рети его не убивал, Коллетт.
— Он мог и подстроить это, если Хаблер знал, что произошло. Советы могли это сделать. Опять же, может, это было просто совпадением и к Барри не имело никакого отношения.
— Может быть. Еще какие-нибудь версии у тебя есть?
— Не отмахивайся от моих слов, Джо. Не обращайся со мною как со школьницей, что блюет заговорами после плохих фильмов, которых она насмотрелась по телевизору.
— Э-э, Коллетт, осади! Я ведь из своих буду, я в белой шляпе хожу, не забыла? Я — друг.
Ей захотелось спросить, а так ли это, но она сдержалась. Вместо того попросила сигарету.
— Ты ж не куришь.
— Баловалась когда-то, когда школьницей была и смотрела плохие фильмы по телевизору. Есть закурить?
— Ага, возьми в бардачке. Время от времени и меня тянет на сигареты.
Она открыла бардачок, пошарила внутри, нашла помятую пачку «кэмела» и вытащила из нее сигарету. Бреслин поднес ей огонь. Она закашлялась, выпустила дым, сделала еще затяжку, швырнула сигарету в окно и спросила:
— Ты считаешь, что Эрик Эдвардс двойной агент?
— Да.
— Думаешь, он убил Барри?
— Велик шанс, что он.
— Зачем ему это понадобилось? Он ведь любил ее.
— Свою шкуру спасал.
— Что ты имеешь в виду?
— Барри знала, что он двойной агент.
— Потому что ей об этом Толкер сказал?
— Нет, потому что она об этом сказала Толкеру. — Джо перегнулся через сиденье и взял Коллетт за руку.
— Скажи, Коллетт, ты способна спокойно перенести кое-что по-настоящему крутое?
— Крутое? Прошедшая неделя не очень-то меня ласкала, Джо, как думаешь?
— Думаю, что не очень. — Он помолчал, вновь с помощью трубки оттянул несколько секунд, потом сказал: — Твоя подруга Барри сведения тоже сдавала.
— Сдавала? Ты это о чем? Сдавала кому?
— Противнику. В этом она была с Эдвардсом заодно.
— Джо, знаешь!..
— Эй-эй, ты хоть по крайней мере дослушай меня.
Кэйхилл, и не подумав дослушать, тут же выпалила:
— Если в этом она была заодно с Эдвардсом, тогда зачем ей понадобилось отправляться в Венгрию, чтобы засветить его?
— Доводилось слышать про отвергнутую, униженную женщину?
— К Барри это не относится.
— Почему же?
— Потому что… она ничего такого не сделала бы.
Теперь уже в ее словах таилась лишь малая толика уверенности. А в голове же крутилось одно: какого рода контроль способен некто вроде Джейсона Толкера установить над таким хорошим объектом, как Барри Мэйер. К этому добавлялось и прочитанное в книге Эстабрукса об изменении «визуальности» для того, чтобы заставить людей совершать поступки, чуждые их природному характеру и морали.
— А что, если Толкер запрограммировал ее явиться с рассказом об Эрике Эдвардсе из-за… ну, не знаю, из-за ревности, злобы, из-за того, чтобы себя обезопасить? Может, Толкер двойной агент и использовал Барри как прикрытие. Может, он натравил Барри на Эдвардса.
— Ага, Коллетт, может. Кто натравил тебя на Толкера?
— Я не…
— Или другими словами: с чего это ты стеной стоишь, защищая Эдвардса?
— И этого я тоже не делаю, Джо.
— А я думаю, что делаешь.
— Еще раз подумай — и перестань считать меня истеричкой, защищающей своего любовника не на жизнь, а на смерть. Я женщина, Джо, и я агент ЦРУ. И знаешь, я хороша и в этом, и в другом.
— Коллетт, может быть…
— Ничего не может быть, Джо. Вы со Стэном упаковали все, как вам кажется, аккуратненько — ни тебе свисающих концов, ни тебе сомнений. Почему? Почему так чертовски важно разобраться с убийством Барри, переложив вину на Эдвардса? — Он вскинул брови, будто говоря: «Опять ты за свое». Коллетт покачала головой. — Меня это не устраивает, ничуть не устраивает, Джо.
— Крайне досадно, — тихо произнес он.
— Почему?
— Потому, что такое отношение помешает тебе выполнить следующее задание.
Она недоуменно уставилась на него и в конце концов выговорила:
— Какое задание?
— Ликвидировать Эрика Эдвардса.
Кэйхилл открыла было рот, но не могла вымолвить ни словечка.
— Ты, надеюсь, понимаешь, о чем я говорю?
— Ликвидировать Эрика? Убить его?
— Да.
Дальнейшее едва ли не выразило то, что было у Кэйхилл на уме, тем не менее это случилось, она разразилась хохотом. Бреслин тоже расхохотался, заливаясь до тех пор, пока она не умолкла.
— Они требуют этого без шуток, — сказал он.
— Они?
— Наверху.
— Они… они велели тебе дать мне задание убить его?
— Угу.
— Почему мне?
— Ты можешь приблизиться к нему.
— То же может и бездна других людей.
— С тобой, Коллетт, все легче и аккуратнее.
— И как «они» предлагают мне это сделать?
— Выбор твой. Утром отправляйся в техотдел, выбери себе оружие.
— Понятно, — сказала она. — И что потом?
— Ты про то, что после того, как дело будет сделано?
— Точно.
— Ничего. Дело кончено, двойной агент «Банановой Шипучке» больше не грозит, а мы можем возвращаться к нормальной жизни, что получится не очень скоро. «Банановая Шипучка» вот-вот хлопнет пробкой.
— Для меня возврат к нормальной жизни имеется в виду здесь, в Будапеште?
— Если захочешь. По традиции всякий, кто проводит мокрое дело, получает право выбрать последующее занятие по своему усмотрению, вплоть до отпуска с отстранением от дел — оплаченного, разумеется.
— Джо, ты прости, но… — Коллетт снова зашлась в хохоте, однако веселья не получилось, и на сей раз Джо ее не поддержал. Вместо этого он запыхал трубкой, дожидаясь, пока уляжется ее нервическая — абсолютно необходимая — реакция.
— Они всерьез, Коллетт.
— Что они всерьез, я уверена. Это мне все хиханьки. — Помолчав, она спросила: — Джо, ведь это они яхту рванули, да? — И, не получив от него ответа, добавила: — Эрик знал об этом.
И опять Джо ничего не ответил.
— На той яхте я была, Джо.
— Это не наша работа.
— Я тебе не верю.
— Это советские устроили.
— Зачем им это понадобилось, если он был на их стороне?
Плечи Бреслина дернулись.
— Может, он стал больше денег требовать. Может, они решили, что он им плохие сведения поставляет. Может, им не понравилось, что он кутит напропалую с прелестным агентом ЦРУ.
Кэйхилл медленно покачала головой:
— Ты знаешь, в чем вся прелесть, Джо?
— В чем?
— В том, что «они» означает одних и тех же людей… Советы, ЦРУ… все едино: та же мораль, та же этика, те же игры.
— Избавь меня от речей о моральном сходстве, Коллетт. Для меня они звук пустой, и ты это знаешь. Наше дело — оберегать систему, которая добра и порядочна. Их система есть зло. И вот что я тебе скажу. Хочешь на это дело по-своему смотреть — держи это между нами. Больше никому. За такое по головке…
— Да пошли они к черту!
— Как знаешь. Я передал тебе задание. Принимаешь?
— Да.
— Слушай, Коллетт, ты отдаешь себе отчет?..
— Джо, я же сказала: сделаю. Речи больше не нужны.
— Ты и впрямь это сделаешь?
— Да, я и впрямь сделаю это.
— Когда?
— Завтра отправляюсь.
— У меня такое чувство…
— Джо, отвези меня домой.
— Коллетт, если у тебя есть хоть какое-то сомнение, советую тебе выспаться и решить на свежую голову.
— Так и сделаю. Спать я буду просто превосходно.
— Отчего?
— Что отчего?
— Отчего вдруг желание убить Эдвардса?
— Оттого… Я кадровая. Работаю в ЦРУ. Делаю что велят. Совершенно ясно, что это на благо страны, моей страны. Кто-то должен это сделать. Поехали.
Бреслин остановил машину возле ее дома и сказал:
— Заходи утром, поговорим.
— Зачем?
— Еще немножко потолкуем об этом.
— Нужды нет. Предупредишь техотдел, что я зайду?
Вздохнув, он выговорил:
— Да.
— Хочешь знать, Джо?
— Что?
— Впервые с тех пор, как в ЦРУ пришла, я чувствую себя игроком в команде.