Удержать Пасху. Воскресные евангельские чтения всего года

Неделя 25-я по Пятидесятнице Притча о милосердном самарянине

Спасение, которое нам дарует Господь, — это Его безмерная и бесконечная любовь и милость. Она обращена к нам не потому, что мы хорошие или чем-то ее заслужили, не потому, что у нас есть какие-то особенности, отличающие нас от других. Нет, просто мы есть. Мы — Его творение во Христе Иисусе, и этого достаточно, чтобы Божественная любовь изливалась на всех и каждого безмерно. Его любовь, милость, благодать и спасение — синонимы, выражение одного и того же Божественного действия по отношению к человеку.

Притча о милосердном самарянине — это ответ на вопрос, как любить Бога всем сердцем, всем помышлением, всею крепостию, всем разумением, и ближнего своего, как самого себя. На этот вопрос отвечает Христос, когда книжник и фарисей спрашивает Его: кто мой ближний?

Зачем задавать эти вопросы, когда исповедание Бога произошло в любви: возлюби всем своим существом Бога и ближнего своего, как самого себя, — того самого Бога, богатого милостью и щедротами и даровавшего нам спасение? На удивление, как бы эта притча ни была нам знакома и понятна, она совершенно не влияет на нашу жизнь. Мы все время ищем возможность найти кого-то не ближнего.

Чем мы, собственно, отличаемся от других людей? Да ничем. «Ненавистная рознь мира сего» — эти слова произнес преподобный Сергий семьсот лет назад, определив основное состояние мира. А ведь эта рознь явлена миру через нас, христиан! Именно мы, христиане, не умеем и не хотим преодолеть ненавистную рознь мира сего ни в себе самих, ни в мире, ни в Церкви. У нас всегда враги, чужие, у нас всегда есть тот, кому нельзя помогать ни при каких обстоятельствах и кого нельзя принять как своего. Мы, христиане, разделены по всем направлениям, какое ни возьми — обязательно есть какие-то неближние. Церковное направление, политическое, национальное, — мы разделены, как будто идет гражданская война — такая ненависть друг к другу, «свой-чужой», за этих или за тех!

Звучат слова, обращенные к нам, а мы, подобно фарисеям, спрашиваем: так, а это — ближний или не ближний? А с этим можно молиться или нельзя? А с этим можно говорить или о чем-то спорить? А этому надо помогать или не надо? А за таких людей священники могут заступаться или не могут?..

Эта притча звучит каждый год в течение многих столетий, а с нами, христианами, ничего не случается, ничего не происходит. Мы чужды духу Евангелия, нам не по силам любовь, которой Бог возлюбил каждого из нас просто потому, что мы есть, мы Его создания. Нам не хочется, чтобы Бог любил каждого человека той любовью, какой Он возлюбил нас, — ведь если Он любит всех той же самой любовью — тогда все спасутся?! Да нет, эти не могут спастись, потому что они не такие, те — вообще еретики…

В притче на главную роль — роль ближнего — избирается самарянин, человек, чуждый для слушателей и национально, и политически, и, конечно же, религиозно. Самарянин для ветхозаветной Церкви самый страшный еретик, хуже язычника, потому что он еще и предатель веры, предатель народа. И как допустить, что Бог любит всех равно Своей безмерной любовью и нам следует такой же любовью любить людей? Тогда и нам следует обратить взгляд к тем, кто кажется совсем чужим и враждебным. Всех любить, всем помогать, идти к тем, кого мы хотели бы оттолкнуть от себя!

Это самое тяжелое, что есть в нашей вере. Как же нам быть? Есть два пути. Либо идти со Христом — и тогда придется себя преодолевать, работать над своим сердцем, идти наперекор своей внутренней злобе, понятиям о справедливости и разрушать стену, которая мешает нам любить, мешает открыть сердце для тех, кого Бог любит не меньше, чем нас.

Либо сделать вид, что нас это не касается, что Евангелие написано когда-то давно, и мы просто читаем его на службе, потому что так положено, что Евангелие призывает нас быть хорошими и добрыми по отношению к тем, кто к нам хорошо относится и разделяет наши взгляды, — и тогда у нас будет маленький-маленький мир, в котором мы обязательно найдем чужих. Этот мирок будет сужаться, пока я не останусь в нем один.

Каждый раз Господь предлагает выбор: хочешь ли ты идти за Мной? Как Он спросил Петра: любишь ли Ты меня? (Ин. 21: 16). Всем сердцем, всем помышлением, всей крепостию? И если ты готов на этот вопрос ответить: «да!» или «хотел бы, не получается, но очень хочу!» — то надо побеждать ненавистную рознь мира сего воззрением на Бога, Который есть любовь, Который богат милостью и щедротами, для Которого нет чужих, Который каждому из нас — ближний.