Уезжают навсегда

Дым к потолку тянулся, окна были завешены.

Три женщины в комнате были моей, три женщины,

с хризолитово-зелеными глазами в прожилках,

с голубыми венами на тонких запястьях,

и ложились на подоконник кружевные снежинки,

и тишина в моем доме становилась частью

бесконечной тишины — той, в которой становишься маленьким,

тишины неживого поля, чернеющего провала.

Первая женщина была одета в пальто и валенки,

прятала руки под пуховым платком и часто вздыхала.

Все пройдет, говорила она, все пройдет, хорошая,

и была она моя тоска, и боль моя, и мое прошлое.

Ветер выл, и звенело на кухне что-то в посуде.

У второй была синяя длинная юбка и полные груди,

сидела за столом, рисовала паровоз на салфетке,

и на плече у нее сидела цветная птица,

и вторая поставила мне незримую метку

против сердца, ту, что вовеки не растворится.

И были веки у нее тяжелые, как у ящера,

и была она моя неизвестность, мое настоящее.

Забирался в мой дом через щели холод осенний,

третья была маленькая девочка с рогами оленя,

с крыльями дракона и сияющим взглядом,

были теплы у нее ладони и ступни босы,

и она взяла меня за руку, и встала рядом,

И она мне сказала: «Ничего не бойся».

И передо мною стала серебряная дорога,

звездная дорога, уходящая через холод,

через темноту и сквозь бесконечно много

черных камней — в светлый небесный город.

И он сиял мне и ждал меня, и дорога текла живая,

и был он, как будущее, неведом и непознаваем.